Хозяйка Велена.

      Гаэтан пытался влить в рот Ламберта какое-то снадобье. Волк закашливался, выплевывая кровь вместе с эликсиром. Большая часть эльфского отряда погибала от ран и переломов. Пространство заполняли крики и стоны умирающих. Филавандрель, скрежеща зубами от боли, пытался вытащить из плеча обломок стрелы. Исенгрим лежал рядом с обессилевшей Фионой без сознания. Морвран освободился от хватки своих соотечественников и поднялся на ноги, от серьезных повреждений его сохранили добротные черные доспехи. Он тряхнул головой так, будто хотел вытрясти из нее что-то ненужное, недоуменно озираясь вокруг. В таком же недоумении находилась пришедшая в себя Кейра, стараясь спрятать в разорванное платье медленно возвращающуюся в прежние размеры грудь. Увидев, что Гаэтан хлопочет над Ламбертом, она вскочила на ноги и подошла к ведьмакам. — Ты в порядке, Кейра? — спросил Гаэтан, положив руку на плечо чародейки. Ведьмачье чутье безошибочно говорило ему, что разум овладевший Кейрой более не держит ее под контролем. Мец не ответила. Она была бледна, ее руки подрагивали, а в глазах стояли слезы. На всклокоченных соломенных волосах висели кусочки грязи и травы. Разорванное платье и растерянный взгляд подчеркивали подавленность и уязвимость некогда уверенной в себе женщины. Кот отошел от Волка, предоставляя ей возможность принять участие в лечении друга. Чародейка склонилась над умирающим ведьмаком и начала шептать заклинания, держа руки над грудной клеткой Ламберта, но ничего не происходило. Она пыталась снова и снова, но безрезультатно, магия отсутствовала. Гаэтан бросил взгляд на восток, где небо уже полностью заволакивали черные густые тучи, закрывая свет восходящего солнца. Милка висела высоко над землей, широко раскинув руки, ее длинные каштановые, стоящие дыбом волосы казалось вот-вот сольются с тьмой, надвигающейся на Коломницу. Но в сердце Кота не было тревоги, скорее наоборот, он впервые за многие годы ощущал себя в безопасности, под защитой. Это странное почти забытое с детства состояние никак не совпадало с происходящим вокруг острова. Ведьмак напряг свое нечеловеческое зрение. В Кривоуховых топях бушевал пожар. Черный дым клубился над болотами. Порывы ветра разносили языки пламени, увеличивая площадь возгорания. Гаэтан увидел стаи птиц, летящих с востока. Молния ударила посреди скопления пернатых, и большая часть их попадала наземь замертво. Кот подумал, что надо хватать Ламберта, Кейру и всех, кто еще остался в живых, грузиться на лодки и грести на запад, чтобы спастись от надвигающейся стихии, но даже не двинулся с места. Чутье говорило ему, что нужно оставаться здесь потому, что здесь безопасно. Гаэтан еще раз вгляделся в хрупкую фигурку ведуньи, заметив почти невидимое свечение, исходящее от нее, и окутывающее Коломницу. Отряд нильфгаардцев полностью пришел в себя. Все воины, включая генерала были на ногах и вооружены. Морвран подошел к Филавандрелю и направил на него свой меч. — Я требую объяснений! — хмуро сказал он. — Вы пытаетесь возродить ту, что насылает Белый хлад? — Только губители миров боятся Белого хлада, человек, — ответил гордо эльф. — Народ Aen Seidhe отрекся от разрушительной политики своих предков Aen Undod, которые, перескакивая из одного мира в другой, оставляли за собой лишь камни. Лицо Воорхиса искривилось в недовольной ухмылке. Видимо, он не был столь глубоким знатоком эльфской истории, чтобы понять Филавандреля. — Нам повезло, наш мир сейчас живет в счастливое время Меча и Топора, когда все живое конкурируя и воюя друг с другом, стремительно развивается, — подала голос Фиона, с трудом отрывая голову от земли. — Потом настанет час Белого света. Климат изменится на более теплый, но вместе с этим начнутся стихийные бедствия: ураганы, пожары, землетрясения, наводнения. Потом станет еще жарче: обмелеют реки, моря станут слишком солеными для проживания в них живых существ, начнут свое наступление на плодородные земли пустыни. Все живое будет ожесточенно бороться за выживание. У разумных существ возможностей выжить куда больше, чем у не разумных, поэтому Мара уравняет шансы. У нее нет задачи сохранять чью-то великую цивилизацию, она должна отобрать самых биологически сильных особей. Серп Смерти станет сводить разумных существ с ума, заставляя их сражаться друг с другом. Мои предки называли это время часом Безумия. Затем начнется Сопряжение сфер, другие планеты затмят нам солнце. Внезапно похолодает — это час Волчьей пурги. Danamebi ляжет спать, а значит больше не будет цветения, и урожая тоже не будет. Тогда Caed ard rhena образует на земле области, в которых живые смогут обрести спасение — места силы. Только доберутся до этих мест далеко не все. А те, кто доберется должны начать заботиться друг о друге, презрев вражду, гордость и высокомерие, чтобы выжить. Так проходит час Презрения. Когда планеты сойдутся, в местах силы откроются порталы и те, кто остался в живых смогут покинуть мир, погружающийся в Белый хлад на многие тысячелетия. Но вот в окутанный сном мире появляется Ласточка, Живия просыпается, лед тает. Сквозь землю начинает пробиваться травка, цветут цветы, простейшие существа начинают плодиться и размножаться, возрождая жизнь. Во время следующего Сопряжения сфер наша планета закроет солнце другой и примет выживших из другого мира. Условия для их проживания уже готовы. И снова начнется счастливое время Меча и Топора. Любое нарушение этой цикличности ведет к безвременной гибели одного или сразу нескольких миров, к часу Конца. Каждый из периодов цикла имеет свои временные пороги, иногда это миллионы лет. — О циклах Великого солнца известно каждому нифгаардцу, — сообщил один из офицеров. — Но ни о каких Danamebi и Caed ard rhena в священных книгах не говорится. — Это богини равновесия, они есть в каждом из миров, — ответила Фиона. - У каждой есть своя миссия. Caed ard rhena способна обмануть Смерть, которую несет долгая зима и сохранить этот мир живым с помощью Белого хлада. Эта магия разрушительна для существ со сложной структурой, но спасительна для простых. Они не погибают, а всего лишь погружаются в долгий сон. — Моего далекого предка императора Торреса, который впервые серьезно расширил границы империи, прозвали Черным солнцем. Он притягивал к себе подданных, как планета, которая закрывает солнце другому миру, и притягивает к себе жизнь из него, — отозвался Морвран. — Оказывается на месте того, другого мира, с которого бегут живые создания, в определенное время может оказаться наш собственный? — Не просто может, а обязательно окажется, — пояснила недоэльфка, улыбнувшись. — Кстати, императору Торресу я прихожусь родной дочерью. Воорхис вопросительно посмотрел на Филавандреля, беловолосый многозначительно кивнул, отметив для себя, что он впервые полностью поддерживает свою племянницу. Нильфгаардцы переглянулись и все как один убрали мечи в ножны. Морвран присел на корточки рядом с сидящей на траве Фионой, намереваясь выслушать все, что она скажет. Наблюдая за происходящим, Кот подумал, что сознание людей, наверное, так устроено, что они заняты исключительно своими сиюминутными проблемами, не замечая ничего, что творится вокруг них. Кейра, кое-как перевязав Ламберта отодранными полами своей юбки, кинулась к реке, чтобы набрать из воды магии, но не смогла пересечь береговую линию, наткнувшись на невидимый купол. Она попробовала в другом месте, и снова стена. Гаэтан, обратив внимание на Ламберта, заметил, как небольшие раны на теле его друга начали затягиваться сами собой. Кот предположил, что это действует эликсир, который он старательно вливал в друга, но скоро усомнился в своем выводе. Немногие эльфы, что остались в живых, перестали хрипеть и вскрикивать, их лица порозовели, они перебрасывались фразами и даже шутили. Странным образом на поляне, где всюду валялись трупы и пахло свежей кровью, вдруг воцарилась умиротворяющая доброжелательная атмосфера. Раздосадованная Кейра вернулась к Ламберту и села рядышком, взяв своего любовника за руку. Волк еле заметно улыбнулся. — Когда-то, очень давно жил народ Aen Ziriael. Все они были эльфами Старшей крови, все свободно перемещались в пространстве и времени, исполняя свой долг, — рассказывала недоэльфка Морврану. — Они спешили на выручку находящемся в оледенении мирам. Это было испытанием, которое должны были пройти молодые, чтобы вступить во взрослую жизнь. Но вот настало время, когда все больше и больше эльфов стало замерзать, попадая в объятия Белого хлада потому, что в их сердцах не было любви. Мертвые сердца, как сказала ведьма, овладевшая разумом Кейры. Терять молодое поколение народу Aen Ziriael не хотелось, вскоре они забыли о своем предназначении спасать миры, и медленно превратившись в их разрушителей. Эльфы блокировали и порабощали богинь равновесия, полностью разрушая природу, а потом переселялись на другую планету. Aen Undod, потомки Aen Ziriael, уже не могли свободно путешествовать в пространстве и времени, но среди них все еще сохранялась одаренная группа Знающих. Задача Aen Saevherne сводилась к тому, чтобы к окончанию периода Белого света переселить эльфов в более благоприятные условия. Воздействовать на Danamebi и Caed ard rhena Знающие уже не могли, а вспоминать, что они по сути своей Ласточки не хотели. Aen Undod разделились на народ ольх и народ гор, разойдясь по разным мирам. Aen Seidhe отреклись от разрушительной политики своих предков, и это не просто слова! Народ гор признал этот мир своим домом, и решил пройти свой путь вместе с ним до конца, в любви и заботе о его природе. Знающие не нужны Aen Seidhe потому, что мой народ не собирается никуда уходить. А вот Aen Elle продолжили курс Aen Undod. Их Знающие путем скрещивания и искусственного отбора среди эльфов вывели Лару Доррен, в надежде, что Старшая кровь перебросит их прочь из мира, в котором час Белого света заканчивается, но они опоздали. Само существование Дикой охоты свидетельствует о начале часа Безумия. Скоро Aen Elle начнут убивать друг друга. — Уже начали, — безрадостно констатировал Филавандрель. — Мертвое сердце! Теперь я кажется понимаю, что Дикая охота намеревалась сделать с Цири, — проговорил задумчиво Воорхис, разглядывая лицо Фионы. — Они не просто хотели получить девушку Старшей крови и заставить ее рожать, им нужно было с помощью насилия и унижений убить в ее сердце любовь, чтобы она не стремилась исполнить свое предназначение. Только в этом случае она согласилась бы реализовывать их планы. А что это за ведьма, завладевшая разумом Кейры и девочка, летающая над островом? — Старуха Пряха и девочка Милка — это части одной из богинь равновесия, Caed ard rhena. Мы пришли помочь ей собраться воедино, — ответил Филавандрель. — Мы не хотим гибели этого мира! — Есть еще черная кобылица! Это она подняла ураган и спасла нам с Ламбертом жизнь, — добавил Гаэтан, подойдя к собравшимся. Фиона кивнула, подтверждая причастность кобылицы к богине, а Кот продолжил: — Молнии сверкают, а грома мы не слышим. Лес горит, но запах гари едва ощущается. На берегу ветер гнет деревья к земле, а здесь на острове все спокойно. Раненые восстанавливаются сами собой, а Кейра не смогла подойти к воде. Что происходит? Нильфгаардцы начали нехотя озираться. — Мы под защитой, — отозвалась недоэльфка. — Поэтому ведем себя так спокойно, я бы даже сказала расслабленно. Милка создает место силы, ее магия охватывает, я думаю, весь остров. Но, ты прав, нам необходимо начать двигаться. Мы должны идти к гробнице Канахана. — Это то полузаброшенное святилище на востоке? — уточнил Морвран. Фиона снова кивнула, а потом повернулась к Исенгриму, который просто лежал на траве и блаженно разглядывал ее снежные волосы. — Вставай! — строго сказала она, поднимаясь на ноги. Все, кто еще остался жив стали, кряхтя и охая вставать с земли. Оказалось, что даже Ламберт, большая часть костей которого была переломана, способен двигаться. Кейра помогла ему подняться, подставив плече: — Эта магия, — пробормотала чародейка. — Она сильнее, чем я думала. Она здесь везде и в нас тоже. — Кто бы мог подумать, что эта деревенская девчушка, часть одной из богинь равновесия, — проговорил Гаэтан, подхватывая Волка, с другой стороны. — А то, что ведьма с Кривоуховых топей тоже ее часть, ты мог подумать? — поинтересовалась Мец, скорчив недовольную мину. — Знаешь, я еще никогда в жизни не ощущала себя настолько беспомощной! Сначала одна часть богини раздавила мою волю, а теперь другая не дает мне колдовать. — Полагаю, нам повезло, что Цири убила двух сестер Пряхи, — предположил Гаэтан. — Нет, не повезло, — отозвался Филавандрель. — Каждая из ведьм имела свои способности и свою волю. Они далеко не всегда были согласны друг с другом. На этом можно было лавировать. Когда две сестры погибли, Пряха получила всю их силу в полном объеме. — Мда, — протянула Фиона подойдя к трупу Крега. — Мальчик принял на себя всю силу Нави и не подчинился ей. — Милка говорила, что у Крега сильная воля, — вспомнил Кот. — Когда я увидел этого паренька впервые, то сразу ощутил чудовищность его натуры, но не убил потому, что Милка взяла с меня обещание, что я не убью никого. Она боялась Крега и защищала его одновременно. — Девочке Милке, которая начала читать мысли молодого маньяка было чего бояться, — пояснила недоэльфка. — Но спящая в ней Богиня Жатвы всегда знала, что рядом с ней ее верный союзник и хранитель. — Ничего себе, хранитель! — удивился Гаэтан. — Такой же хранитель, как и ты, только с сильной волей! — резко ответила Фиона. — Его стоит похоронить достойно, когда все закончится. — Интересно, а Пряха вышла из Аард Цербина? — спросил Филавандрель у племянницы. — Не знаю, — задумчиво ответила Фиона, вглядываясь в висящую в небесах девочку. — Думаю, что теперь, когда Явь обрела свою силу у Нави нет особого выбора. Или сидеть в убежище и нос наружу не казать потому, что везде ее магии будет дан отпор, либо снова стать молодой, как она мечтала. Небольшая группа эльфов и людей медленно двинулась в сторону святилища. На Коломницу со всех сторон начали плыть и лететь живые существа со всего Велена. За границами острова их жег огонь, душил угар, на реке сдувал порывистый ветер, били молнии, хватали и тащили на дно утопцы. С неба повалились куски кореньев, дохлая рыба, ошметки плоти чудовищ и все, что вобрал в себя смерч на болотах, но дождя не было. Все, кто достигал острова легко преодолевали невидимый магический барьер и начинали быстро восстанавливаться. — Значит приплыть или прилететь на остров можно, а обратно хода нет, — заметила Кейра, склоняясь под тяжестью облокотившегося на нее Ламберта. — Смотри! Они не жрут друг друга! — заметил Гаэтан, увидев несколько волков проходящих мимо стайки вылезающих на берег зайцев. Чем дальше на восток, тем больше животных, чудовищ и людей было на острове, и все они как завороженные смотрели вверх на витающую под тучами Милку. По реке плыла лодка, на которой сидел безухий староста и его семья: женщина и трое ребятишек разного возраста. Семеро обезумевших людей пытались вылезти из воды и взобраться на лодку. Судно раскачивалось. Староста пытался отбиваться веслом, но не помогло. Лодка перевернулась. В этот момент подлетела гарпия и выхватила из воды девочку, видимо дочку старосты. Гаэтан оставил Ламберта и Кейру, схватившись за меч, но гарпия, влетев на остров, поставила плачущего ребенка на берег, и направилась к небольшой группе своих собратьев. Девочка с криком бросилась обратно к воде, но не смогла преодолеть невидимого барьера. Она беспомощно стояла и смотрела, как ее родные отчаянно борются за жизнь. Ей было на вид лет десять. Светлые кудрявые волосы облепляли маленькую детскую головку. Из-под льняной рубахи торчали худенькие ножки, на одной из которых виднелся еще свежий багровый шрам. Девочка плакала, размазывая слезы. Ее отцу на голову пытался вскарабкаться енот, вцепляясь острыми, как бритва когтями в лицо и глаза. Мужчина отбивался, но енота сменил захлебывающийся медвежонок. Матери удалось вынырнуть из-под перевернувшейся лодки, тогда ее начали топить собственные дети, которые в панике цеплялись за женщину и лезли ей на голову. Больше никто из семьи старосты не добрался до Коломницы. Рыдающая девочка нехотя отошла от берега и внезапно успокоилась, уставившись, как, впрочем, и все, кто достиг острова, на висящую над землей ведунью. Первым остановился Морвран и нильфгаардцы, чуть погодя эльфы. Филавандрель, как и прочие, замерев, устремил остекленевшие глаза вверх. Кейра положила хромающего на обе ноги Ламберта и села рядом с ним. Только Гаэтан и Фиона продолжили пробираться к святилищу, стараясь не на кого не наступить. — Это что, какая-то завораживающая магия? — спросил Кот, бережно перешагивая через лисий хвост. — Это магия очищения, — пояснила недоэльфка, озираясь. — Те, кто добрался до острова сильнейшие, им суждено возродить эту землю. Посмотри назад. Стихия добралась до деревни Рудник. Там настоящее месиво на реке. Кот уже не мог обернуться. Он видел светящийся на земле знак вокруг алтаря и полуразваленный амфитеатр, который был до отказа заполнен людьми, животными и даже чудовищами. Все смотрели вверх, не обращая друг на друга никакого внимания. Если бы у самого Гаэтана спросили, что он чувствовал в эти минуты, о чем думал, то он вряд ли бы смог ответить на этот вопрос. Он просто шел вперед, медленно обходя всех, кто стоял вокруг сияющего синим светом символа, выложенного камнями на земле, а некоторые очень маленькие создания: мыши, сурки, белки, разбегались в стороны перед ним. — Не бойся, — послышался голос Фионы за спиной, — это Радогост, он зовет все живое к себе. Иди к алтарю! Гаэтан ступил в синее сияние, и медленно пошел в центр, положив руку на алтарь. Вдруг с чернеющих небес на востоке выскочила кобылица, на спине которой сидела страшная старая долговязая ведьма. Из ноздрей кобылицы вырывался пар, ее красные глаза сверкали, как два огня в черных клубах, раздвигающихся перед ней туч. Ведьма истошно смеялась, размахивая длинными когтистыми руками. Ее хохот разносился по округе вместе с раскатами грома. — Пусть закончится испытание! — выкрикнула недоэльфка, которая тоже подошла к алтарю и положила на него руку. Кобыла взбрыкнула на полном ходу, и Пряха полетела, оказавшись лицом к лицу с Милкой, которая сомкнула свои руки, обняв ведьму. Вдруг кобылица начала преобразовываться, вобрав в себя часть тьмы с небес, превращаясь в высокую абсолютно черную женщину с очень длинными черными волосами. Женщина подплыла к Милке и Пряхе, обхватив их руками и ее волосы окутали их. Дождь хлынул стеной. Алтарь засветился, наполнившись до отказа магией. Гаэтан и Фиона оторвали от него руки и обернулись к окружающим, которые так и стояли завороженно, глядя куда-то в небеса. Фиона, переполняемая магией, взмахнула руками: — Идите! Люди, звери, эльфы, чудовища развернулись в разные стороны и пошли с острова на сушу, пересекая реку прямо поверх глади воды. Их поливал дождь, медленно смывая магическое оцепенение, наложенное Марой. Гаэтан тоже медленно приходил в себя. Он сложил ладони и набрал в них дождевой воды, умыв лицо. Его медальон сходил с ума от силы, исходящей от алтаря, поэтому он отошел и сел в первый ряд опустевшего амфитеатра, уставшая Фиона последовала за ним. — Все получилось, — печально сказала она, указывая в светлеющее на глазах небо. — Богиня возродилась. — И что теперь? — Не знаю.