In unseren Schatten

      Седеющие брови мужчины, застывшего перед ней, ползут на лоб, поднимают волны морщин. Сам он пятится и отходит внутрь домишки, пропуская её. Она переступает через прогнивший порог, входя из темноты огромной в темноту малую, зажатую деревянными стенками. Дверь позади со скрипом закрывается.       — Ч-чего вам надо?        Хриплый голос, перепуганный. Короткий выдох, и кинжал покидает ножны. Ткань вскидывается, следуя за рукой. Мужчина не успевает заметить блеска лезвия. Кровь горячими пятнами ложится на её левую щеку, окропляет голову, стекает по голому черепу. Справа доносится крик. В углу на старой кровати сжимается женщина. Седые пряди выбились из-под косынки и плетями мотаются взад-вперёд за её головой. Ненужный свидетель. Два шага, ещё один стремительный удар в горло. Перчатка промокла и липнет к руке. Женщина успевает схватиться за шею, прежде чем упасть на кровать, но чёрное пятно быстро расползается по ветхой ткани.        Тело позади наконец перестаёт хрипеть. Она отступает на шаг, разворачивается, спешит к двери, но та открывается первее.       — Мама?!       В проходе стоит парнишка со светильником. Тощий, на голову ниже неё, но успевший сменить голос и обрасти нелепой щетиной. Он смотрит ей между глаз, он смотрит ей в ноги, где лежит первое тело, и заключённый в железо огонь летит в лицо. Вторая её рука успевает перехватить запястье на излёте, пока мокрое лезвие находит щель между его рёбер.        Светильник падает, звякает по полу и гаснет. Третье тело оседает на землю. Она вытирает кинжал о его одежду. Она вытирает со своего лица схватившуюся тонкой плёнкой кровь, и темнота малая передаёт её темноте огромной. Дверь позади со скрипом закрывается.        Взгляд замечает под невидимым потолком движение. Чёрные волны прокатываются по сводам и исчезают во мраке. Алое свечение зарождается где-то под толщей вод, собравшихся над её головой, и сверху срывается несколько горячих липких капель. Она не успевает и моргнуть, как кровавое море разверзается и втягивает её, отрывая от каменного пола. Стремительный подъём ощущается падением, тёплая жидкость заливается в уши, ноздри, за шиворот. Последний глоток воздуха твердеет в лёгких камнем, и она закрывает глаза.       Руки нашарили что-то большое, плоское и твёрдое, покрытое мерзкой слизью.        Камни?       Сири поджала к груди ноги и толкнулась, выныривая на поверхность. Взгляд успел поймать отдалённый свет уличных фонарей и россыпь звёзд над головой, прежде чем её отвлекло течение. До дна было не достать, и пришлось по-звериному извиваться, чтоб удержаться вверху под весом брони и напором холодной воды. Хоть ленивые волны несли никак не кровь, ощущение из видения не отпускало. Сердце колотилось, оглушая, и кое-как наладившееся дыхание уже срывалось на хрип, но громкий всплеск за спиной прервал панику.       — Твою мать! Нарис?!       Тараэль телепортировался всего несколькими секундами позже, но быстро разобрался, где дно, и, судя по всему, ему хватило роста, чтобы не плескаться сейчас, как она. Ткань на его лице вымокла, лишив любой возможности дышать и вынуждая наконец стянуть повязку на шею. Узор из шрамов на щеках скривился, и он спрятал лицо в ладонях, сдерживая сухой кашель.        — Ты тоже эту херь видел?! Я там задохнулась почти!        Он кивнул, не отнимая рук, а Сири наконец зацепилась носком сапога о подходящий выступ на дне и глянула на место, куда их забросило.        По правую руку высилась статуя, закреплённой на каменном островке, берег впереди был выложен светлыми плитами, а слева, выше по течению, реку схватывали мостики, освещённые слабыми уличными огоньками. Выходит… Она обернулась. Её собственный дом темнел провалами окон в скале, что преграждала путь лунным лучам к их скромной заводи. Сири уже было дёрнулась в его сторону, как её прервал хриплый голос нанимателя.       — Нужно валить. Они скорее всего смогут отследить прыжок…       — Как? Сначала придётся разбирать завалы. — Она присмотрелась к мостам. — Сейчас только стражников опасаться нужно — в реку здесь лезть нельзя.        Тем временем мысли со скрипом завертелись в уже начавшей звенеть голове. Если его сейчас повести к себе, вопросов не оберёшься. Ралаим нанимает в Подгороде женщину, которая внезапно для него располагает не самым маленьким домом в лучшем квартале Арка. Абсурд. Сири крепко зажмурилась, мысленно укоряя себя за недальновидность. И чем она только думала, стараясь днём запомнить как можно больше деталей именно своего балкона?..       Глаза открылись, и взгляд ещё раз пробежался по округе. По дальнему мостику прошёл одинокий стражник с фонарём, донёсся весёлый гомон с рынка, и залаял где-то пёс. Квартал Знати никогда ещё не был так пустынен. Наверно, было бы здорово устроиться на городской стене и смотреть, как внизу проходит празднование. Ясная погода в последние дни стала ощущаться прямо-таки королевской роскошью. Но едва ли наниматель согласится торчать на улице, да и в мокрой одежде сидеть приятного мало, не говоря уже о холоде. И если к себе домой этого гостя она вести не готова… Взгляд поймал тёмную громаду ворот в скале справа.       — Идём, я знаю, где можно…        — Нужно вернуться в Подгород, — возразил Тараэль, пока они подгребали к дальнему берегу.       — Как ты это представляешь? Мы в квартале Знати. Через толпу на рынке не протолкнёшься, да и идти я… Я устала, в общем. — Она перевалилась через резное ограждение следом за ним и, с трудом встав на ноги, махнула рукой в сторону ворот. — Это бани и они сейчас закрыты. Влезем через окно…       — В бани?..       Тараэль развернулся к Сири, пристально щурясь. Сиреневые глаза уже не просто блестели, но слезились, будто он поймал лицом пригоршню песка.       — Что с тобой? — решилась спросить она. — Это из-за прыжка?        Он бегло оглянулся и зажмурился, потирая веки.       — Блядский дым…       — Дым?        Сири в непонимании выгнула брови. Наниматель застыл на миг, будто сообразив что-то быстрее, и ухватил её за локоть, увлекая с мостовой в тень ближайшего дома.       — Что ты видела?       Ну конечно.       Если она видела что-то, что узнать не смогла…       — А ты?       Тараэль поджал губы.       — ...Костры. Людей в красном. Ветер нёс дым на меня… — Он прервался, поперхнувшись. — Я не мог двигаться, пока они меня не заметили.       Выходит, предположение подтвердилось. Наполовину её кошмар, наполовину реальность далёкого прошлого. И это значит, что… Что сейчас придётся недоговаривать.       — Я видела кровь, — начала Сири. — Море крови, прямо под потолком огромной пещеры. Оно меня втянуло, или я в него упала… В общем, то был мой кошмар. А это, видимо, твой?..       Судя по колючему взгляду и тяжёлой складке, в которую в очередной раз сошлись его брови, Тараэль пытался определиться, верить ли ей. Лучше бы поверил. Ему незачем знать всё. Не сейчас. И возможно, ни когда-либо вообще. Говорить, как посчастливилось побывать в его шкуре и вырезать целую семью, казалось худшей идеей из возможных, пусть это мог быть и обычный кошмар…        Наступившее молчание затягивалось, оседая давящим грузом на и без того ослабевших плечах.        — Как так вышло? — перевела тему Сири.       — Я не знаю. — Тараэль выдохнул и наконец прикрыл глаза. — Может, я вытащил что-то лишнее.        — То есть, ты таки влез ко мне в голову?       — Как ты думаешь, как тогда мы оказались здесь? — Он раздражённо фыркнул. — И это сложнее. Но если хочешь — да, я влез тебе в голову. И использовал твои ресурсы для прыжка.       Картинка перед глазами поплыла, всё будто накренилось влево, но он поймал Сири за плечо.       — Пройдёт через сутки.       — Мне нужно вино… Будь добр…       Она перехватила его руку и направила в другую сторону, разворачивая лицом к стене с высокими витражными окнами. Тараэль глянул на неё, выражая всем своим видом немое неодобрение, но подтянулся и забрался на подоконник.        Вскрыть простой замок не составило труда — хватило разок ковырнуть засов ножом, который наниматель выудил откуда-то из одежды. Через миг его силуэт пропал в тёмном проёме.       — У тебя манеры через раз срабатывают? — недовольно заворчала под окном Сири.       Ответа не последовало, только едва слышно заскрипели доски пола где-то внутри. Счёл её на данный момент бесполезной, должно быть. Смысла не лишено, но… Она вздохнула и кое-как забралась на подоконник следом. Мышцы заныли, как после утомительного дня тренировок, а голова буквально затрещала, не справляясь с усилием.       — Или ты меня отсюда снимаешь, или я валюсь вниз, и свои истории послушаешь в лучшем случае завтра, — проговорила она куда-то в темноту слева.       — Слезай.       Не было слышно, как Тараэль подошёл, но что-то коснулось ноги. Сири прикрыла глаза и спрыгнула вниз. Он поймал её под руку, помог вернуть равновесие и тут же запер окно.        — Там слева…       — Я уже видел.       — Что ты видел? Там слева сесть можно, говорю, и развороши очаг, его с улицы не видно будет, а свет пригодится…       Как обычно, внутри было жарко и сыро от пара звёзднинских труб, что подавали горячую воду. И непривычно темно. Она медленно прошла к залитой лунным светом стойке, справляясь с головокружением, и наугад вытащила одну из бутылок, что теснились в аккуратных деревянных ящиках, — креплёное вино первого отжима, урожай тридцатого года. Такая стоила бы порядка сотни монет в обычный день, но сейчас, стоя ровным счётом ничего, она откупорилась как самый обычный сидр.       Терпкий вкус вермута был приторно сладок и быстро разлился теплом по телу, сразу приглушив писк в ушах. Неожиданно резко и неприятно почувствовалась прилипшая к рукам рубаха, а в сапогах захлюпала вода. Захотелось поскорее избавиться от мокрой одежды, и, захватив с собой ещё одну бутылку, Сири углубилась в здание, где уже слабо подмигивал искрами огонь очага.        Тараэль сбросил капюшон и уселся в дальнем правом углу, куда почти не добирался трусливый свет. Мечи улеглись на столе перед ним вместе с отрезом ткани, который служил маской.        — Покажи, что успела ухватить.       Сири подошла и поставила на соседний столик бутылки с вином.        — Зачем это?       — Разговор, чувствую, будет долгим. Мне херово, тебе, подозреваю, тоже. Днём помогало, когда я пыталась «прыгать», а у тебя глаза как у кота блестят, — пожала она плечами и полезла под нагрудник. — Наверное же в Ралате вином лечиться не учат?       — ...Нет.       — Ну вот и проверишь, если захочешь. Тебя, кстати, тво… — она осеклась, — там внизу не хватятся?       Он поднял к ней голову.       — Не хватятся.       — Славно…       Сири протянула ему промокшую книжонку и прошла к лестнице вниз. Вид, как обычно, заставил на момент застыть: полумрак, клубы пара над водной гладью, массивные каменные ступени, спускающиеся к бассейну, высоченный потолок… Здесь было хорошо и необычайно спокойно. Самим своим естеством это место внушало ощущение безопасности, постепенно остужая разум. Передёрнув плечами и выдохнув, она подошла к полкам, где между деревянных ширм обычно оставляли сменные вещи. И действительно, несмотря на время, кое-что всё равно нашлось. За резным перекрытием сбоку зашипело. Сири поддела деревяшку носком сапога и отодвинула в сторону, чтоб обнаружить трубы с горячей водой — отлично, можно будет бросить сушиться броню.        — Что ты делаешь?       Тараэль подошёл ближе к огню и с прищуром уставился, как она отлепляла от кольчуги кожаную куртку.       — Здесь безопасно, а сидеть в мокром я не собираюсь. Сам как хочешь, конечно. Если что, сухая одежда тут тоже водится, голым задом тебя смущать не буду.       — Ты останешься беззащитной.       — А ты думаешь, пара стальных звеньев да слой кожи тебя спасут, если сюда заявится Отец с компанией?        Он шумно выдохнул носом, присел к очагу и уставился в мокрые странички. Сири подошла и заглянула ему через плечо: местами подтёкшие записи, выведенные витиеватым почерком, складывались в ровные столбики из пометок.       — Похоже на какой-то список.       — Да. Раса, возраст, дата… И они идут подряд. Период от двадцати до десяти лет назад. — Наниматель качнул головой. — Или это документация прибытия, или смертей детей, или ещё какая очередь…       Тараэль попытался перелистнуть страницы, но грубые кожаные перчатки стесняли движения, и он с раздражением стянул их, помогая себе зубами. На кистях успелось заметить несколько белых полосок и размашистые ожоги, прежде чем она отошла обратно к полкам, — сетка шрамов с лица будто прерывалась на острой линии челюсти и продолжалась на руках.        Интересно.       Кольчуга звякнула о деревянную перегородку, а та, в свою очередь, скрипнула под её скромным весом. Перевязь с кинжалами удобно перехватила грубоватую льняную рубаху и свободные тёмные штаны. Сири вылила из сапог остатки воды, опёрла их халявами о трубы и, ухватив с соседних полок пару кубков, вернулась к столам в углу.       — Да, это даты смертей, — пришёл тем временем к выводу наниматель.       Он долистал до конца и обернулся, услышав, как она наполняет кубки вином. Обритая голова склонилась набок, но вместо возражений Тараэль подошёл к высокому столу с посудой за одним из подсвечников. Через несколько секунд довольный жёлтый свет уже играл на лезвиях его мечей, а их хозяин опустился рядом с Сири.       — Всегда мечтала о романтическом вечере при свечах в компании славного рыцаря, — проговорила она, потянувшись за своим кубком.        Тараэль пропустил колкость мимо ушей, не отвлекаясь от изучения ветхого дневника.       — Как ты понял, что это о смертях?       Он откинулся на спинку скамьи и закинул ногу на колено. Мокрая кожа сапог противно заскрипела о прошитую вставку.       — У меня есть некоторые основания полагать, что Отец принял меня за переводню арорма. Единственному арорма здесь тринадцать зим. Меня похитили в десять. И рядом со мной в списке одни эндеральцы.       — А должны быть?..       — Если бы это был список прибывших... два эндеральца, две киранийки, — он замолчал на момент. — И килеец.        Сири заглянула в дневник и нашла нужную строчку.        — «Арорма, тринадцать зим, первое Отбытия, 8222 год». — Из груди вырвался смешок. — Забавно.       — Что?       — Ровно двенадцать лет, как ты мёртв. Что ж, Тараэль Нарис. Поздравляю с Днём смерти!         Она приподняла свой кубок. Аккомпанируя ей, лунный свет слева захлебнулся в алом, и где-то снаружи глухо загремело. Тараэль дёрнулся за мечами.       — Фейерверки, — благодушно объяснила Сири. Он нахмурился, бросил книжонку на стол, взял кубок и покачал его в руке. — А насчёт арорма — может быть, действительно.        — Ты знаешь о них?       — Я из Нерима. Довелось поколесить по Срединным и Южным землям до восстания Наратзула, видела всякое. Те арорма не выглядели как ты.       Тонкие брови вопросительно дёрнулись. Сири отхлебнула вина, отставила кубок и присмотрелась к его лицу. Света свечи едва хватало, чтобы взгляд мог выдернуть из полумрака все мелкие детали, но… Вроде как она уже отмечала про себя, что рожей он вполне себе вышел. Хоть и было это в более... напряжённой обстановке. К тяжёлому лбу, вполне свойственному его породе, круто выгнутой линии бровей, и глубоко посаженным глазам, что сейчас внимательно изучали её в ответ, она, признаться, уже привыкла. Сейчас же можно было без проблем всмотреться и в острый подбородок, и в сжатые в нитку губы, и во впалые щёки, разрисованные шрамами. Захотелось коснуться их, проверить, каково оно на ощупь, но вместо этого она придвинулась ближе и взяла его за руку. Тараэль едва заметно напрягся, но позволил ей поднять ладонь к глазам.       Кожа оказалась холодной и грубой. Тёмные вены, костлявые запястья… Ожоги и шрамы плясали под пальцами, в некоторых местах сплетаясь так туго, что напоминали её собственные. Сири отпустила его руку под весом настороженного взгляда и потянулась за кубком.       — Если твою кожу я могу назвать сероватой, то их — цвета теневой стали. Глаза обычно красные, но я видела всего нескольких. Не самые общительные ребята. Забавно, я как первый раз тебя на арене заметила, подумала, что ты излишне одарённый маг, потому что никогда не видела таких глаз у аэтерна. А среди твоей родни, похоже, затесался кто-то голубоглазый. — Она прервалась, чтобы допить и долить себе вина. — Иначе не представляю, откуда у тебя такие зенки.       Тараэль отставил свой всё ещё полный кубок на столик и присмотрелся к руке, сжал в кулак пальцы, расправил ладонь.       — Кстати, о родне… — скосила на него взгляд Сири. — Что с ними случилось?        Показалось, уголок его рта дёрнулся.       — С ними? Не имею представления. Они от меня избавились, как только я смог выговаривать собственное имя не по слогам.        — Ты имеешь в виду?..       — Да. — Тараэль прекратил исследовать свою руку и подхватил кубок. — Выставили вон, выбросили в канаву, оставили умирать. Именно это я и имею в виду.        — Что за бесчеловечность…       — Необходимость, не более. Бесчеловечны такие мрази, как Калиан, причиняющие ненужные страдания, и как Отец, шагающие по трупам детей ради своих «религий». А эти — обычные обыватели Подгорода. Не хватило духу меня придушить — так хоть как-то с лишним ртом разобрались. Да и я не помню их. Мне было года четыре.        Он пригубил вино, разбирая вкус. Голова снова закружилась, отказываясь принимать подобное за обыденность. Подгород, безусловно, был жестоким местом, но выгонять собственного ребёнка на улицу не стали бы даже в заброшенных кварталах рабочих Остиана.       — А… дальше?       Тараэль скосил на неё взгляд.       — Зачем тебе это?       — Да низачем. Мне любопытно, мне интересно... Как ещё это назвать?       — Любопытно и интересно... Ладно, что оно изменит, когда жить осталось пару дней.        — Что?        — Думаешь, Отец проигнорирует произошедшее? Решит, что разрушения естественны? Если так, то нам необыкновенно повезёт.       — Ты… драматизируешь.       — Если бы. — Он хмыкнул и опрокинул свой кубок. Кадык плавно двинулся под кожей. — Мы в полной жопе.       Ты драматизируешь.       Пусть слава Отца и вселяла страх в умы столь многих, где-то должен был наступать предел любым силам, и в его возможность отследить их сейчас не верилось абсолютно.        Она допила своё вино, и голова опять пошла кругом. Похоже, в этот раз уже из-за напитка, а не из-за странной лихорадки. Сири заёрзала на месте, пытаясь сесть поудобнее, но рука опёрлась на мокрые и холодные доски у самого её бедра.       — С тебя тут уже лужа натекла. Заржаветь не боишься, рыцарь?       Он будто забыл, что сидит в промокших вещах. С любопытством глянул на свои ноги, повёл плечом, звякнув кольчугой. Затем ухмыльнулся и мотнул головой, будто не соглашаясь с собой, но поднялся и направился к лестнице, захватив мечи.        Сири проводила его взглядом, наполнила их кубки и беззвучно рассмеялась, сопротивляясь воспринять происходящее. Выпивать с ралаимом в банях квартала Знати. Да не с простым, а с одним из самых важных, по словам Надменности. А сейчас он ещё переоденется, чтоб обстановка стала совсем уютной и домашней… Голос Отца, видимо, на этот вечер решил замолкнуть?       Тараэль вернулся через минуту ровно в такой же, как на ней, одежде, только оставил на левой руке наруч и застегнул светлую рубаху под самое горло. Сири взяла со столика кубок и подвинулась, уступая ему место. Он тоже подхватил свой и выпил пару глотков.        — Помогает?       — Не знаю, но какая уже к чёрту разница. — Он откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Ты видела второго ребёнка в клетке. Рядом со мной.        Сири кивнула.       — Это был Лето. Мой брат.       — Брат?       — Не по крови.        — ...Понимаю. И Лето был с тобой в приюте?       — Он был со мной всегда. Подобрал меня, когда «родители» меня вышвырнули, заботился как мог, хоть ему и самому было лет шесть. Едва ли ты представляешь, как сложно выживать сиротам в Подгороде. Не понимаю, каким чудом мы справились и дожили до приюта. Все три года до этого я висел гирей на его шее. Слабый, вечно больной, распугивающий даже заражённых личинками своим кашлем. — Он выдохнул и улыбнулся краем рта. — И тем не менее, он никогда не сдавался. Упорно выживал и тащил меня следом. Я не знаю зачем. Но я живу благодаря ему.        — Даже в Подгороде люди знают, что такое сострадание? — спросила она, отпивая вино.       — Это не сострадание, это безрассудная глупость, — горько усмехнулся наниматель. — Да и я тогда не особо думал об этом. Я просто был благодарен еде, которую он оставлял мне, и спальнику, которым он делился. Но как только я дорос до понимания, чем я ему обязан, я осознал, что ни за что в жизни не оставлю его. Это был единственный человек, который был без корыстных побуждений добр ко мне. Любил меня. И я любил его. Брат, семья, да и вообще всё, что у меня когда-либо было — он… И Отец отнял его у меня. — Тараэль глубоко вдохнул, раздув ноздри. — Я начал думать как к нему подобраться с момента, как очнулся на куче мёртвых тел в могильнике и не нашёл рядом с собой Лето. Я научился обращаться с мечом, и с четырнадцати зим я дрался на арене. Я ломал кости, резал глотки, убивал со всей возможной жестокостью и хитростью, лишь бы меня заметили. И старания мои оправдались.        Он дёрнул бровями и глянул вверх, указывая на метку Раласа на лбу.       — А… приют? Ты не думал туда вернуться, когда очнулся?        — Чтоб эта старая пизда мигом доложила Ралате, что они меня не добили? Мне было тринадцать, не шесть. — Он прервался, чтобы допить. — Но да, я действительно бывал рядом. Подбирался, чтоб меня не видели, наблюдал. Пару раз даже видел эту мразь Калиана.        Сири удивлённо выгнула брови.       — Этот ублюдок работал в приюте и помогал ралаимам нас скручивать и грузить в телеги. Он заслужил свою смерть, и ему ещё повезло подохнуть быстро. — Под его скулами едва заметно заиграли желваки, прежде чем он шумно выдохнул и перевёл взгляд куда-то вдаль, на огонь. — Он мог делать вид, что раскаивается в зверствах, что сотворил на Фермерском побережье, но ни капли сожаления у него не было относительно нас, таких же детей.       Сири озадаченно покачала уже опустевший кубок в руке.       — И ты взял на себя обязанности Трибунала?       — Что мне на это ответить? Кто-то должен?        Она отвела взгляд.       — Есть в этом правда… Кто-то должен.       Тараэль откупорил вторую бутылку ножом, который вытащил откуда-то из-под наруча, отпил из горла и передал ей.       — Что ещё ты видела?       — Ты… Ты спрашивал у Лето, когда вернётся Лина. А он сказал, что она «счастлива» и ещё что «он сделает и нас счастливыми» и «надо только подождать».       Тараэль натянуто улыбнулся.        — Да, это Лето. До конца верил в лучшее... Лина была одной из близняшек, которые исчезли из приюта за полгода до нас. Видимо, в лабораториях мы и встретились снова. — Он закинул ногу на колено и расстегнул пуговицу под горлом. — И ведь никто из нас ничего не заподозрил, когда они пропали. Ша’Гун, настоятельница, не сказала ни слова, будто их никогда и не было. А на следующий день сирот Подгорода опять собрали перед приютом и зачитали список на очередь. Их койки быстро заняли.         Новое вино оказалось слаще, и запах полыни от него был сильнее. Сири отпила пару глотков и вернула бутылку на стол.       — В Остиане тоже был приют, но дети сбегали оттуда вместо того, чтобы ждать своей очереди на заселение. Похоже, вам не так плохо жилось.        — Жизнь не была простой. Мы работали, стирали, занимались садом... Но да, это единственное мирное и даже приятное время, что я знал.       Она поджала губы.       — Неуместно будет сказать «повезло», зная всё остальное, так ведь?       — Не мне решать. — Он приподнял брови и потянулся за бутылкой.       — И ты не нашёл никого после?        — Нет. Я искал их многие годы. Но никто никогда не слышал ни о Лето, ни о других детях. Я даже возвращался в «Прибежище», как только меня возвели в сан Голоса. Когда Ша‘Гун доконали личинки, приют закрылся. Детей разогнали, а само «Прибежище» приспособили под кладбище — стаскивали туда трупы поражённых чумой. Я пробрался туда лет шесть назад, нашёл её дневники. — Он скосил на Сири взгляд. — По тысяче за голову. Старая шлюха растила нас на убой. За аэтерна, кстати, на сто монет больше — тела предрасположены к магии.        Тараэль усмехнулся, отпил вина и повёл свободной рукой в воздухе.       — Представь здесь гром и молнии. Оправдываю свою цену?       Шутить в ответ совершенно не хотелось. Прошло, наверное, четырнадцать лет, как у неё едва получилось улизнуть из Остианского приюта, избегая подобной участи. Вот только за детей там даже не платили, потому что растили не на убой, а рабов для местных толстосумов.       — Торговля людьми не может быть оправдана ничем. Но если тебя так волнует именно магия, то ты, вроде как, и без неё достаточно умеешь.       Молодец, это звучало как лесть.       Он прикрыл глаза.       — Это подтвердится, только когда Отец умрёт. Рассказывай дальше.       — Да... Конечно... Я видела разговор двоих, Провидца и... Оба в одинаковых одеждах, но на втором была маска. Будто куски сшитой плоти. — Сири передёрнула плечами, отгоняя мерзкий образ.       — Отец.        — Да, я догадалась. Они говорили, что пока нет удовлетворительных результатов и нужно готовить двадцать первого вместо двадцатого, потому что тот ещё слаб. Ещё Отец сказал, что рассвет наступает.       Тараэль выглядел озадаченно.       — Видимо, если все видения были связаны со мной, то они решили брать первым Лето. Про рассвет ничего не могу сказать. Наверно, спустя двадцать трупов детей он решил себя так подбадривать. И судя по ещё тридцати записям об умерших — весьма удачно.        Сири покосилась на дневник, который лежал на краю стола, и зябко поёжилась. Какие эксперименты могли стоить за полсотни жизней?..       — А про Лето нет записей?        — Там пять килейцев подходящих возрастов до меня, так что есть, наверно. Даже если я наугад выберу запись именно о нём, ничего не изменится.       Бутылка вина стала ещё на несколько глотков легче и снова сменила хозяина.       — Каким он был? — осторожно поинтересовалась Сири.       — ...Другим, — решился на ответ наниматель. — Он никогда не упоминал, как остался сам, но... Слишком честно он пытался играть. Думаю, его отправили в Подгород с поверхности. Общий язык с другими беспризорниками он находил быстро, но они, скорее, боялись его.        — Да уж. Здоровый был малый.       Тараэль хмыкнул.       — И ещё глаза. Твои похожи на его. Только у килейцев таких не бывает. Ещё и я хвостом за ним бегал, тоже из «странных»... В общем, другие дети нас не особенно доставали — опасались. Предрассудки под землёй множатся на два.       Сири отпила вина, передала ему бутылку и продолжила:       — Потом я снова видела тебя, но уже одного. Ты сидел и плакал, но не слезами, а чем-то синим и светящимся. И глаза такие же были, синие и светящиеся, совсем без зрачков. Я подошла к тебе, но потолок начал обваливаться и ты-настоящий меня оттянул. А, и ещё кое-что…       Она могла бы объяснить и словами, но внезапно захотелось ещё раз коснуться его кожи, проверить, везде ли она такая же холодная и жёсткая, как на ладонях. Сири развернулась к нему лицом и поджала ногу под другую, усаживаясь удобнее.        — Разреши…        Она взяла его за правую руку, развернула ладонью вверх. Тараэль смотрел, не сопротивляясь, но в напряжении замер, когда пальцы скользнули под ткань.       — Что ты делаешь?        — Хочу кое-что проверить, — проговорила Сири, закатывая рукав его рубашки. Внутренняя часть предплечья оказалась гладкой и почти тёплой. Под ладонью ощущались бугорки шрамов, затерявшиеся между выпирающих вен, по два пальца между каждым соседствующим. — Ты помнишь, откуда они?       — Нет. Они появились после… Когда я думал, что Ралата продала нас в рабство, я решил, что какой-то ублюдок тушил об мою руку окурки. Распространённая практика среди старых мешков с дерьмом из верхнего города. Некоторые даже приплачивали за такое шлюхам из «Облака». Немногие соглашались.       Мелькнула мысль с долей иронии поинтересоваться, откуда ему известно, что там да как в «Облаке», но ответ был слишком очевиден. Для бойцов арены не бывает «завтра», для ралаимов — тем более. Получить всё и сразу за горсть монет всегда проще, чем тратить дни с неделями на плетение словесной паутины вокруг выбранной жертвы.        — …Когда я выяснил, что это оказалась не торговля людьми, мне было не до шрамов. А про синее свечение ничего не могу сказать. Глаза мои никак не изменились.        — Эти ранки я видела на тебе в лаборатории. На маленьком тебе, точнее.       — Я уже понял.       Кажется, он не замечал, что Сири всё ещё держала его за предплечье. Возле самой кисти последний круглый шрам пересекал другой, белой полосой охватывающий запястье. Она провела по нему большим пальцем. Тараэль скосил взгляд и освободил руку.        Точно.       — Я видела похожие на Нессе! Она потеряла перчатку и…       — И сказала тебе своё имя.       Сири поджала губы. Он отставил бутылку на стол и развернулся к ней, смеряя подозрительным взглядом.       — Голоса не говорят Спящим свои мёртвые имена без необходимости.       — …Я спросила, и она ответила.        — Допрашивала её?       — Ты бы поступил иначе? У меня были вопросы…       Она замолкла на середине предложения, озадаченная его реакцией. Сиреневатый блеск, что был почти незаметен в своём расслабленном мерцании всё прошедшее время, сейчас жёгся раскалёнными углями. Волоски на шее зашевелились.       — Что она про меня рассказала? — отчеканил Тараэль.       — Откуда?..       — Ты могла бы спросить о Ралате у меня, но не сделала этого. Значит, спрашивала про меня.        — Уверяю тебя, я спрашивала о Ралате и об экспедиции.       Его брови дёрнулись. Сири заёрзала на месте, пытаясь незаметно отодвинуться.       — Но про тебя тоже спросила, ладно. Но в первую очередь про Ралату.        Ещё несколько секунд Тараэль внимательно всматривался в неё, но затем отвёл взгляд и тяжело выдохнул. Уже начавшее звенеть в воздухе напряжение спало.       — Я… На самом деле я не поступил бы иначе. Что она рассказала?       — ...Не так много полезного. Отца будет сложно убить. Если с ним Горесть будет, то ещё сложнее.       Он кивнул и потёр прямой нос. Краткий момент испуга завершился, но слегка разошедшийся пульс Сири пришлось успокоить вином.       — Ну и ещё дала тебе такую рекомендацию, что хоть в Хранители Печати записывайся, — продолжила она. — И дела решаешь, и вылазками управляешь, и учишь даже… Кстати! У тебя там была критика относительно моих боевых навыков?       — Была и есть.       — Я внимательно слушаю.         — ...Сейчас?       — Боюсь, в ближайшем будущем времени у тебя для частных уроков не будет.       Сири встала на ноги и вышла на площадку перед почти погасшим очагом, где обычно крутились танцовщицы. Шкуры, раскиданные по полу, приятно мялись под босыми ступнями, отвлекая от остатков гнетущей скованности.       Тараэль усмехнулся и откинулся на спинку скамьи.       — Ты собралась со мной на кулаках драться?       — Я…        Рука привычно хлопнула по бедру, но не нашла эфеса. И когда только успелось отстегнуть ножны?.. Тем временем наниматель нашарил на скамье кинжалы и сейчас рассматривал их, прицениваясь к стали.       — Слишком лёгкие.        — Под мою руку.        — Нет. Вес оружия должен чувствоваться. Как ты передаёшь импульс?       Он встал и бросил ей оружие.       — Нападай.       — Но где твои мечи?        — Ты собираешься меня ранить?        — Нет, но…       — Нападай.       Тараэль остановился от неё в нескольких шагах и завёл правую руку за спину. Его самоуверенность только раззадорила и без того поддавшийся хмельным парам разум, и Сири не смогла отказать себе в удовольствии. Правая рука плавно направила лезвие вперёд, останавливаясь у самой его шеи и заставляя приподнять подбородок. Он лишь слегка улыбнулся, и в следующий миг волчий мех уберёг её от болезненного столкновения с полом.        — Совет первый: не играй с едой, — зазвучало почти весело из-за спины.       Сири подскочила на ноги, борясь с подобравшимся головокружением. Второй кинжал пропал с бедра и теперь радостно поблёскивал в его руках.       — Злорадствуешь, еда?       — Отнюдь. Скорее сочувствую.       Она злобно выдохнула сквозь зубы и ударила с оборота, прицеливаясь к его боку, но Тараэль вывернулся под рукой и успел задеть локтем её рёбра. Хоть встречи с полом удалось в этот раз избежать, больно было сильнее, спасибо уязвлённой гордости.       — Совет второй: не ведись на провокации, — продолжил он, возвращаясь в исходную позицию и разглядывая её кинжал. — Сколько за них отдала?       — Не твоё дело, — процедила Сири, потирая бочину свободной рукой. Он хмыкнул и перевёл взгляд на неё.       — Ещё раз, только ниже локоть и не выворачивай стопу.       — Как магистр изволит!       Она попыталась закрутиться в сложном выпаде, вняв при этом его совету, но что-то скрипнуло под ногой, и одна из шкур скользнула под весом в сторону. Тараэль воспользовался заминкой, перехватил её кисть и завёл за спину. Со следующим ударом сердца второй кинжал оказался вжат в горло, а сама она — в деревянную перегородку лицом.       — Совет третий и последний: не хватайся за оружие, выпив, — самодовольно прошелестело у самого уха.       От жара его дыхания по бедру пробежала волна мурашек. Вспомнилось, что Джеспар говорил этим утром. И, чёрт побери… Похоже, он оказался прав? Такой «трофей» действительно смотрелся бы среди остальных достижений неплохо. Да даже если не как трофей, но как весьма интересная компания на этот вечер…        Он больно сжал её запястье, и кинжал, зажатый в руке, упал куда-то на шкуры.        Этот на полку не станет, говоришь?       Тараэль ослабил давление, и у неё вышло вывернуться к нему полубоком, снова случайно подставив ухо. В этот раз вместо мурашек ощутилось жгучее тепло, разлившись краской по лицу и шее. Голова пошла кругом.       — Ладно, сдаюсь, — вкрадчиво проговорила она и высвободила руки. — Хватит на этот раз, дай только советы твои запишу на потом, пока не забыла.       Он отошёл обратно к столику, подхватил вино и опёрся плечом о деревянную колонну.       — Может, протрезвев, ты и вспомнишь, как пользоваться оружием…       — Ты сам что, не пьянеешь?       — Пьянею, — почти смеясь ответил он и протянул ей вермут.       Сири потёрла всё ещё ноющую кисть, прежде чем подойти и принять бутылку. Он сложил руки на груди и лениво изучал её взглядом, вздёрнув бровь. Свеча на столе почти догорела, и отсветов умирающего пламени уже недоставало, чтобы рассмотреть все неизвестные символы, что складывались в пугающую татуировку на лбу напротив, но сам факт её наличия только подстегнул. Брат Гнев, мать его. Голос Отца. Чёрт знает что чёрт пойми откуда с идеальным планом самоубийства. Сири отпила вина, пряча за стеклом ухмылку, и присмотрелась внимательнее. Блеск в его глазах больше не был нездоровым. Он был весёлым, задорным даже. Ралаим остался где-то под землёй. Сейчас перед ней был обычный Спящий. Пусть всё ещё опасный, но заснувший обратно всего на один-единственный вечер. Выходит, времени больше не будет.       Действуй.       — ...Ладно. Хорошо. У меня есть предложение, от которого ты можешь отказаться.       — Чего ты хочешь?       — Тебя.         ...Нет, ему не могло послышаться. Голова, пусть и изрядно потяжелевшая от вина, была всё ещё ясна. Или ему просто хотелось так думать? Происходящее и так с трудом воспринималось как что-то реальное и скорее забавляло. Какие-то надушенные тряпки, дорогие вина, бани, где откисают Хранители, сбросив свои сияющие панцири... Сюр. Но вот он сам вполне настоящий, и дерево под спиной твёрдое и такое же настоящее, и женщина перед ним тоже настоящая. Значит, и слух не подвёл. Выходит, это и есть цена? Столько стоит её преданность? Она так и не заикнулась о плате за спасение в прошлый раз. Забыла? Или в её проклятом Нериме вещи устроены как-то иначе, чем здесь?        — Зачем ты спасла меня?       — ...Что? — Она отбросила плавным движением подсохшую чёлку с глаз и вопросительно приподняла брови.       Даже не придала этому значения.        — Это... то, что люди делают? Помогают, когда могут помочь?       Это именно то, чего люди не делают.       Ладно, растерянность на её лице выглядела более чем искренне. Значит, и порывов подобных она ранее не испытала? Пёс с ним, если в ней достаточно нахальства, чтобы спрашивать подобное в лоб…       — Давно?       — Что давно?       Он вздёрнул бровь. Наёмница прыснула и закатила глаза.       — Как же ты усложняешь... Нет. Минут десять? — Она передала ему бутылку. — Ты же понимаешь, что твоя задача граничит с самоубийством? Понимаешь гораздо лучше меня. Через самое малое сутки мы отправимся в мерзлоту гор, в места, откуда живыми не возвращаются. И судя по нашему чудесному опыту почти помирать или захлёбываться при каждой новой встрече… Я не могу уже даже предполагать, что будет потом и будет ли это «потом» вообще. Ты, сдаётся мне, тоже планов не строишь? — Она хитро прищурилась. — А настоящий момент и его возможности вполне реальны. Быть может, на сегодня оставишь Ралас где-то за дверью?       Как будто бы Ралас не был «где-то за дверью» все эти годы… Идеально заученные строки, собранные из поначалу абсолютно непонятных слов, понадёрганных со всех языков Вина, давно вросли в память цепкими корнями. Но он не позволил им пустить яд. Да и наёмница была права. При всём нежелании признавать это, она была права. Тараэль за последнюю неделю уже чуть не умер раз, когда подземные воды решали их судьбы, второй, когда слепая крыса услужливо подсунула ему свои книжки, третий, когда им едва удалось сбежать из лабораторий пару часов назад… И четвёртый непременно настанет. И если не на него, то на какой-то уж точно получится… Мужество это или всё же безрассудство, когда заранее знаешь, что проиграл? Когда наперекор всему всё же берёшься за дело и идёшь до конца?.. Горло снова обожгло, когда рука сама поднесла вино к губам. Какого чёрта нет? Что это решит? Он и так уже доверил ей слишком многое.       — Допустим, оставлю.       Она даже не пыталась скрыть довольную улыбку. Подошла на шаг, забрала из руки бутылку и отставила на стол с посудой.        — Допустим?       Он почувствовал, как левый уголок рта дёрнулся вверх. Годы, проведённые без спиртного, явно давали о себе знать. Всё в очередной раз слегка закружилось и размылось, когда он едва заметно кивнул. Наёмница подошла ещё ближе. Тёплая рука скользнула вверх по челюсти на шею, касаясь уха, протёрлась по бритому затылку и надавила, заставляя склонить голову. Серебристый блеск мелькнул перед самыми глазами, отражая бледные огоньки. Острый нос вжался в щеку, и горячее прижалось к губам. Он ответил.       Брат Гнев, что ты делаешь?       Вторая её ладонь легла на шею, почти повторяя движения первой, и теперь поглаживала большим пальцем скулу.        Брат Гнев?..       Он беззвучно рассмеялся, ударившись своими зубами о её. Какой абсурд. Бред. Нонсенс.        Она отстранилась.       — Что такое?       Действительно. Когда за долгие годы впервые предложен выбор, внезапно оказывается, что решать он разучился?        Он положил руку на рёбра наёмницы. Тепло ощущалось непривычно обжигающе даже через плотную ткань. Она коротко взглянула на неё, но не двинулась с места и, вздёрнув брови, уставилась ему в глаза. Ждёт? Хочет, чтобы он сам определил, что делать дальше?        Брат Гнев?       Рука будто сама потянула её к себе. Тело послушно поддалось, выгибаясь, и прижалось к нему. Тараэль выдохнул. Если сегодня он имеет краткую возможность решать сам, что есть и будет, если ему хоть ненадолго вернули контроль… То немногое, что предлагала ему судьба в таком скромном виде, значило в разы больше.       Шею обдало жаром, по левому боку пробежал озноб, перекинулся на бедро. Как в старые, давно забытые времена, когда он только учился справляться с холодом и сыростью храма. Но здесь было тепло. И вроде как безопасно. Пламя лениво затрещало где-то слева, доедая поленья. Он опустил глаза и встретился с наёмницей взглядом, всё ещё прищуренным в ожидании его действий. Всё это время он так и стоял, прижимая её к себе одной рукой.       Чёрт с ним.       Вторая рука опустилась ей на пояс. Наёмница хмыкнула и уткнулась ему в шею, опять поднимая мурашки на бедре. Было почти щекотно. Ладонь влезла под его рубашку, ловко расстегнув пуговицы, и исследовала бок, перебирая пальцами по старым шрамам. Чужое тепло не тревожило больше те тёмные мысли, что прятались где-то на илистом дне разума. Алкоголь благодарить за это или тающие перспективы успеха его предприятия — он не знал. Но заметил, что рука была на удивление мягкой. Никакие мозоли не царапали кожу, хотя у умелого воина они должны были быть. Любопытство шевельнулось и заставило его нашарить застёжки на её рубашке. Пальцы не желали слушаться, справляясь со своей задачей до неловкого долго, но вещь наконец соскользнула, обнажая круглые плечи и прямую линию ключиц. Единственный тонкий шрам спускался с одной из них вниз, под ткань, которую она придержала на груди.       — Сними это.       — Отдаёшь приказы?       Наёмница блеснула зубами, не дожидаясь его ответа, и рубашка упала на пол. Шрам заканчивался у самого соска. Она проследила за его взглядом.       — Давняя история, потом как-то расскажу… Так и будешь стоять и смотреть?       Он почувствовал, что отвлёкся, но не смог вспомнить, от чего. Правы были Провидцы со своими лекциями и наставлениями. Впасть в искушение, поддаться греху вожделения — и свет истины потерян, пока не очистишь разум молитвами и медитациями, часами просиживая в кромешной темноте общих залов храма.       …Или пока не возьмёшь что хочешь.       Он привлёк её ближе, подхватил под бёдра. Ноги крепко сжали его, а сама она коротко засмеялась. Да, наверно это весело. Он и сам усмехнулся, усадив её на высокий стол, ненароком свалив на подушки ту проклятую бутылку вина вместе с несколькими глухо звякнувшими подсвечниками.       Брат Гнев?!       — Тараэль?       — ...Что?       — Там на шкурах помягче будет.       — К чёрту.       Ещё один весёлый смешок.       — Мне определённо это нравится, — проурчала девчонка.         Она стянула с него рубашку, пока Тараэль помогал ей избавиться от оставшихся вещей, и отбросила её куда-то вбок. Следом на пол полетела задержавшаяся на столе посуда. Наёмница уселась перед ним поудобнее, совершенно голая, бесстыже заглядывая в глаза и скаля зубы. Он оскалился в ответ. Зашевелились воспоминания о девках из «Облака», чьими услугами пользовались поголовно все боевые крысы из подвалов арены. Шлюх там брали чуть ли не насухо, мало беспокоясь о чём-либо вообще — звонкая монета сглаживала многие неудобства и обеспечивала какую-никакую актёрскую игру. Он научился отличать на слух фальшь без любых усилий ещё с первого своего знакомства с ремеслом блуда. Но сейчас всё было совершенно иначе. В её взгляде, в её движениях, её поведении фальши не было. Всё было настоящим до звенящего головокружения. Или это звякнули пряжки его ремня, когда она справилась с последней застёжкой?..       Женщина закинула ногу ему на пояс и откинулась назад, потянув его с собой за локоть. Он подался вперёд, но натолкнулся на сопротивление сжавших его бёдер.        — Не спеши.       Она надавила ему на спину икрами, заставляя до раздражающего томления медленно толкнуться внутрь. В спину впились ногти, а ему внезапно стало жарко. Жарко от тесноты и тепла её собственного, от скользкой влажности и ощущения живого человека под ним, и он подумал было отстраниться, но тело воспротивилось, продолжая подчиняться её движениям. Его тело, самое верное его оружие, закалённое годами утомительных тренировок и жестокой практики, ни разу не подводило его, и он поддался. Поддался и дожал, упёршись о незримую преграду, оказавшись внутри почти полностью.        Снова стало горячо. Горячо и тесно. Тесно настолько, что потерялось на миг ощущение края собственной плоти и начала чужой. Он почувствовал, как ногти оставили пекущие росчерки и переместились на шею и затылок. Не то чтобы его могло беспокоить такое неудобство, но Ралата бы не простила ему следы, которыми Спящие порой марали отцовых агнцев, отбившихся от стада. И едва ли у него было время объясняться и замаливать грехи, равно как у них — прощать, когда Вознесение было так близко. Он приподнялся и перехватил одной рукой тонкие запястья, завёл их ей за голову и прижал к столу. Наёмница даже не попыталась возразить. Блестела на него хитро искрящимися глазами и выгибала спину, когда он нашёл опору и исследовал второй рукой её бок. Под гладкой кожей на животе переливались мышцы, тонкими бугорками скакали венки. Почти как у него самого. Действительно, иметь такое тело, быть в нём сейчас — роскошь после девок «Облака». Сильное, упругое, гибкое и в то же время мягкое и податливое, выгибающееся за его ладонью, прося больше. Рука скользнула с рёбер выше, к концу шрама, белой полосой стекающего с ключицы. Она прерывисто вздохнула и прикрыла глаза. Давление её ног наконец ослабло, и он двинулся обратно, всё так же медленно, с интересом наблюдая, как меняется лицо напротив. Чёрные брови сошлись на переносице, она зажмурилась и сцепила зубы, по-звериному скалясь. Больно? Но почему тогда не пытается высвободить руки? Тараэль замер. Её глаза приоткрылись.       — Дразнишь? — едва слышно шепнула девчонка.       Снова направляющее давление и снова волна жара. Наёмница сдавленно застонала. Где-то в затылке глухо отозвался пульс, становясь всё громче с каждым новым движением. Громче становилась и женщина под ним. Наконец перестала сдерживать его, позволив быть резче и порывистее, подстроилась под его ритм и больно цепляла ногтями руку. Пришлось отпустить, и она тут же привлекла его к себе, вжимаясь, жаля опять своим теплом. Её дыхание скорым тактом щекотало ухо, стоны казались уже слишком громкими, и он приподнялся и закрыл ладонью её рот. Пальцы провалились внутрь, и очередная волна жара накрыла с головой. Слух притупился, картинка перед глазами поплыла, её нутро сжалось, и зубы сомкнулись. Он зашипел и отдёрнул руку. Вспышка боли ненадолго вернула ясность, но не сумела заставить его прерваться. Потому что ему нравилось. Ему, чёрт возьми, нравилось. Нравилось, как спрятались где-то под ресницами зрачки её глаз, как она прикусывает губу, пытаясь сдерживаться и вести себя тише, вняв его посылу, как ритмично колышется её грудь. Рука потянулась к ней, но женщина снова привлекла его ближе, сжала бёдрами, заставляя двигаться быстрее. Он почувствовал, как задрожали её ноги, как тёплое коснулось его уха, услышал, как она попыталась что-то прошептать… Он не смог разобрать, что. Ей перестало хватать воздуха, и кожей шеи ощущалось теперь только сбившееся дыхание. Всё внутри неё сжалось ещё крепче, когда он опять ускорил темп, плечо укололо, и подскочивший пульс оглушил звоном. Последняя волна жара поднялась обжигающим валом и ослепила, яркими кругами пульсируя где-то на дне глаз.         Воздух снаружи был холодным и до скрипа сухим. До рассвета оставалось ещё несколько часов, судя по ещё даже не начавшему сереть небу. Восточный ветер срывался с гор над городом колючими порывами, вынуждая потуже затянуть ремешки на всё ещё тёплой броне. Народ с рынка уже успел разбрестись по домам, и сейчас не видно было даже зазевавшихся стражников. Тараэль шёл немного впереди, украдкой поглядывая на чернеющую махину Храма Солнца, застывшего над ними.        — Так что дальше? — обратилась к нему задумчиво Сири.        Он поправил повязку на переносице.       — Жди вестей. Ралата достанет тебя даже из погребального костра, если им потребуется. Найди меня, когда они дадут о себе знать.        — А если не дадут?       Он задержался на середине дощатого моста и глянул на Ларкс, мерно журчащий под ногами…       — Должны.       Она с любопытством посмотрела на нанимателя. Даже в лунном свете снова стала заметна усталость, свернувшаяся тяжёлой темнотой под его глазами. Всего каких-то несколько часов назад он был обычным человеком, позабывшим мирские проблемы, но отдушина захлопнулась так же скоро, как и открылась. Хмель выветрился из головы, оставляя Сири зябко ёжиться — сейчас уже некуда было деться от всего им рассказанного.       — Я могу спросить?       Он скосил на неё взгляд и кивнул.       — Ты говорил об этом с кем-то ещё? О Лето?       — Говорил или нет, какая разница?       В его голос вернулась привычная холодность, а сам он поглубже натянул капюшон и двинулся с места.       — Ты, получается, всё время был сам? Ни друзей, ни…увлечений или чего серьёзнее?        Тараэль коротко рассмеялся.       — «Увлечения» с друзьями. Когда я могу сдохнуть в любой момент, в том числе и из-за них, или из-за меня могут сдохнуть они... Да — если ты всё ещё ждёшь ответ. Я сам, и так проще. Я сам, и это правильно.        — Но… ты уже не сам?       Он остановился на лестнице под каменной аркой и обернулся к ней, внимательно вглядываясь.       — О чём ты? Если ты решила вкладывать какой-то смысл в…       — Нет, — перебила его Сири. — Было и было. Забудем.       Тараэль медленно выдохнул, но не отвёл настороженный взгляд.       — Что тогда?       — Мы теперь в одной упряжке, как ты ни выкручивайся. Если тебя прижмут, то и до меня дойдёт. — Она спустилась к нему на пару ступеней. — Да и я тебе не друг, конечно, но союзник. И интересы твои теперь и мои интересы тоже.       — Ты, помнится, сказала мне, что тебя интересуют деньги.       — А ты мне, помнится, всего и не рассказывал? Хватит на меня зубы скалить, будь добр?        Он сузил глаза и набрал в грудь воздуха, чтобы в очередной раз возмутиться, но где-то вверху послышались шаги.        — Сигрид?!       Голос показался до звона знакомым. Она обернулась, и арка тотчас озарилась сиреневым от яркой вспышки. Сири прикрылась от света ладонью, опуская вторую руку на оружие. Шаги зазвучали уже ближе, и когда зрение вернулось, фигуры её спутника рядом уже не оказалось. Но была другая, застывшая на верхнем пролёте лестницы. Человек стянул с головы намотанный шарф.       — Джеспар?..       — Джеспар. Как прогулялись?       Светлые волосы на его голове тут же потревожил ветер, но он даже не шевельнулся.       — Я не…       — Я догадался, кто это был, не втирай мне чушь.       Сири растерянно оглянулась.       — Но…       — Только запахло жаренным, и твой ралаим свалил, — чуть ли не по слогам произнёс  Джеспар, спускаясь к ней. — И, дай угадаю, ты всё ещё готова подставлять за него шею?       Он звучал как совершенно чужой человек. Он даже выглядел так. Немного надменный взгляд, без какого-либо интереса блуждающий по её лицу, самодовольная ухмылка, застывшая маской, слегка вздёрнутые брови... Казалось, от её друга в этом человеке не осталось ничего.       — Молчишь? Пусть так, принимаю за «да».        — Ты… что тут делаешь?       Он сбросил с плеча сумку и протянул ей. Спустя миг колебаний Сири приняла вещь.       — Теперь катись ко всем чертям, милая леди, — проговорил наёмник с обаятельной улыбкой и не оглядываясь спустился по лестнице мимо неё.        Сердце гулко ударилось где-то в висках. Она не смогла найтись, что ему сказать, и пришлось провожать тёмный силуэт взглядом, пока он не скрылся за поворотом дороги. Да и было ли, что сказать?.. Ладонь до боли в костяшках сжала бесполезный кинжал. Сири глубоко вдохнула, безуспешно пытаясь успокоиться, и расцепила пальцы, чтобы открыть его сумку.        Внутри оказался тугой свёрток плотной тёмной материи. Она вышла из тени арки и расправила ткань. Под лунным светом заискрилась бледным золотом вышивка на канте плаща Грандмастера Святого Ордена.