In unseren Schatten

      Вино действительно помогало. Но оно же в том числе заставило схватиться за голову, как только Тараэль успел заметить привычные очертания хлама своего укрытия. Определённый дискомфорт проявился ещё когда он засмотрелся в воду на мосту, но сейчас череп будто бы сдавило колючим ржавым обручем.       Тараэль опустился на ближайший ящик, массируя виски. Возможно, так даже лучше. Не пришлось шагать добрые полчаса до главного входа в Подгород. Все ходы, кроме заброшенного восточного канала, были под внимательным надзором Ралаты, а изобретать новую историю у него не было ни сил, ни желания. И пусть в голове звенит из-за очередного длинного прыжка, такая предосторожность не могла быть лишней. Кто окликнул девчонку, его волновало мало. Разберётся как-то сама со своими знакомцами. Человек, спустившийся по лестнице, не должен был его разглядеть или запомнить, и это главное.        Кожа головы отозвалась глухой пульсацией под давлением пальцев, и он опустил руки. В то, что наёмница внезапно решила проникнуться его историей, едва ли поверилось. Но и врать ему она не пыталась. Вроде как. Конечно, нелепая попытка раздуть собственную значимость в его глазах и не могла вызвать ничего, кроме раздражения, но доля смысла в её словах была. Если его прижмут, то действительно дойдёт и до неё. Культ не поверит, что кто-то может не понимать, против чего полез, да и дела им до этого не будет. Но если ей и подарят быструю смерть, то сам Тараэль рассчитывать на такое не мог.        Он шумно выдохнул и поднялся на ноги. Невозможно было не думать о худших исходах, особенно теперь. Отец уже наверняка знает об обвале. Значит, нет другого выбора, кроме как возвращаться с рассветом в храм и отдаться судьбе в руки. Надеяться на лучшее уже не имело смысла — будь что будет.       Тараэль подошёл к дальним ящикам, где была свалена в кучу броня Голоса. Под жилетом обнаружился увесистый мешок монет — проблема, о которой успелось позабыть за прошедший день. Но проблема, стоит отдать ему должное, почти решённая. В мешке лежала большая часть суммы, которую уже вторую неделю ждала Ралата от Раши. Что именно звёздница провернула со ставками, его не волновало, но деньги она ему сунула ещё до заката и чуть ли не подскакивая от радости. И ведь не зря. Сегодня ему пришлось бы отправить кого-то из громил пересчитать рёбра её отцу, и пересчитать очень тщательно. А завтра… Завтра должность одного из распорядителей боёв вполне могла бы освободиться, а яма Невезения — принять в свои липкие объятия относительно свежую душу…       Он снял перчатки и занялся кольчугой. До возвращения в храм оставалось ещё несколько часов. Необходимо было вернуться к работе, которой он должен был посвятить всю ночь — блуждать по баракам у старых водохранилищ, нагоняя благоговейный ужас на местных обитателей и распугивая зазевавшихся беспризорников. Без какой-либо системы понатыканные домики бедняков давали идеальную возможность затеряться в извилистых улочках, и найти его там было бы крайне сложно. Однако это всё ещё не могло его устроить.        Тараэль успел стянуть подкольчужник и рубашку, уже прикидывая, где придётся пошуметь, чтоб заявить о своём присутствии этой ночью, когда заметил на коже плеча тёмное пятно. В висках коротко ударил пульс, и боль снова пронзила голову. Он скривился — в двух небольших и свежих кровоподтёках с лёгкостью угадывался след зубов. Всё действительно произошло взаправду. Какая-то его часть всё ещё сопротивлялась принять это, но пальцы уже нащупали несколько почти затянувшихся царапин на спине.        Гордись собой теперь.       …Нет, права была девчонка, забыть будет правильнее всего. Следы сойдут с кожи быстро, голова тоже очистится, пусть и позднее. Сейчас не время обдумывать уже случившееся. «Было и было?..»       Волчий клык занял своё место, зажав последнюю застёжку жилета. Впервые за долгие годы в форме Голоса стало чуть ли не мерзко, особенно после нагретых на паровых трубах вещей. Ощущение прошло за секунды, но незримый осадок липкой плёнкой осел где-то в нутре. Тараэля замутило. Головная боль никак не проходила, и пришлось откупорить одну из немногих оставшихся бутылок с питьевой водой — ралаимская фляга, что обычно крепилась на поясе, была пуста ещё со вчера. Он стянул маску до подбородка и поднёс к носу горлышко. Пахло паршиво, да и на вкус оказалось не лучше, но хорошую воду можно было достать уже только в храме. Медленно выдохнув, Тараэль, чуть ли не заставляя себя, выпил ещё пару глотков, поправил маску и покинул своё укрытие.         Предрассветный час в Подгороде чаще всего проходил тихо, особенно в жилых бараках, подальше от главных улиц. Сегодняшнее утро не стало исключением, и тишину тревожил только далёкий скрип водяных колёс и размеренный плеск.        Казалось, покой был сейчас везде, кроме головы Тараэля. Обычно затихающие со временем после прыжка шум и лязг в этот раз только крепчали и наконец заставили его остановиться и привалиться плечом к дощатой стене переулка. К застывшей в ушах какофонии примешались ещё и не пойми откуда разогнавшийся пульс и тошнота. Дышать становилось всё труднее, и он оглянулся и опустил маску под горло. Спящих опасаться причин не было, но нарваться на ещё один оказавшийся здесь же патруль, уже замеченный им, никак не хотелось. Потому Тараэль позволил себе только три вдоха и натянул прошитую материю обратно на нос.        Вообще, присутствие ещё двух Голосов стало только плюсом — его видели именно там, где он должен был быть, и именно те, кто должен был об этом знать. Он и сам частенько забредал со скуки в кварталы соседствующих патрулей, так что проблемы, в принципе, и не было. Если бы не чёртово недомогание…        Ноги сами вынесли его к водному каналу. За гнилыми перилами шумел один из многих рукавов Ларкса, срываясь с самого широкого колеса и распыляясь ледяными брызгами. Тараэль подошёл ещё ближе и снова стянул маску. Холод воды едва цеплял кожу, но помог немного успокоить голову. Но только он успел выдохнуть, как приступ тошноты заставил перегнуться через перила.       Как же ты жалок.       Пришлось стащить перчатки, чтоб умыться. Хорошо хоть сюда даже нищие забредали редко. Он выругался сквозь зубы. Действительно, на что ещё можно было рассчитывать, заливая в себя алкоголь с непривычки и на голодный желудок. И если часть его тело только что радостно выдало обратно, то остальное наверняка уже в крови, если голова не проходит. Вот же идиот.        Тараэль ещё раз набрал в рот воды и сплюнул. По старой памяти помнилось, что пить здесь никак не стоит, так что придётся дождаться сигнала о наступлении утра и идти в храм.        Звон главного колокола заставил себя ждать ещё час. Гулкий раскат прокатился по пещерам, знаменуя начало нового дня и поднимая Спящих со зловонных коек. Себя же Тараэль поймал на мысли, что неплохо было бы прилечь, свернуться в клубок и зажать коленями уши, если дотянется. Дребезжащее эхо до зубной боли растрясло голову, вынуждая замереть на месте и зажмурить глаза, пока перед ним не заплясали зелёные искры. Он успел только медленно выдохнуть и разжать кулаки, как его окликнул тревожный голос:       — Брат Гнев!       Его догнала низкая женщина в броне Голоса и остановилась отдышаться.       — Сестра Трусость? Ралата’Шера.       Грузная, совершенно не сложенная для боя, Трусость едва ли могла постоять за себя на словах, не говоря уже о возможных нападениях и стычках с отчаявшимися Спящими. Но она была бесконечно предана Раласу, фанатично впитывала абсолютно всё, что вкладывали им в уши Провидцы, и добросовестно, хоть и с малым успехом, размахивала мечом на нечастых его тренировках, так что Зависть быстро определила её в патруль вместо кого-то из отряда Наглости. Вот только толку от Трусости на улицах Подгорода быть не могло. Значит, сейчас прозвучит просьба.       — Ралата’Шера, брат. Там Спящие сказали, шумело что-то ночью в криптах, будто обвалилось. Проверить надо сходить, но…       — Но сама ты лезть к заблудшим не хочешь?       Тараэль воспользовался заминкой и привалился спиной к стене, прижавшись к холодному камню затылком в надежде унять остатки болезненной пульсации. Обвалы в криптах случались довольно часто, но Спящие лишь изредка тревожили этим Ралаимов. Разве что когда уже полезет в могильник нечисть, но не сейчас, так сразу…       — Ралас говорит, что…       — По-твоему, я не знаю, что говорится в Раласе? Когда это было?       — Прости, брат. До полуночи. Мне вот только сказала какая-то мелюзга...        — Идём.        Он даже не стал раздумывать лишний раз. Отец не обустроил бы свои лаборатории слишком далеко от храма — это не имело смысла. А внутренняя система катакомб Ралаты только росла за все сотни лет её существования, и как Тараэль помнил по попавшимся ему однажды ветхим картам, к криптам вели как минимум пять давно заброшенных ходов. Место предположительно могло совпасть, время — тем более. И если Отцу каким-то чудом ещё не известно об обвале, то Тараэль сам станет тем, кто расскажет о плодах трудов своих культу. А телесная слабость — ничто, когда снова виднеется возможность взять под контроль хоть часть происходящего.        Трусость семенила следом, тяжело пыхтя. Отпустить её он уже не мог — нужен был свидетель, так что придётся тащиться с ней в хвосте. С другой стороны, если там действительно доведётся разбираться с ожившими трупами, в этом состоянии ему не помешает даже такая поддержка. В голове снова зазвенело, подтверждая его мысли, и быстрый шаг вскоре ещё раз дал знать, что с решением он несколько поторопился. Пульс снова забился в ушах слишком часто, дыхание сорвалось, и маска вымокла изнутри буквально за пару неосторожных выдохов ртом. Узкие щели трёх вертикальных прорезей почти не помогали, так что ему пришлось оттянуть ворот. Хорошо хоть Трусость плетётся сзади и не видит — слушать нравоучения на эту тему он не испытывал никакого желания. А ведь позже утром ещё вести тренировку с Аколитами…        В могильнике было почти привычно мерзко и спокойно. Щеколды входа в крипту оставались задвинуты, да и за дверью вроде как никто не шаркал. Тараэль приблизился и прислушался внимательнее.       — Так там тихо? Пойдём тогда в храм? — подала полный надежды голос Трусость.       — Дай послушать, — процедил он. Культистка нервно переступила с ноги на ногу и отвернулась. — Ничего не слышу. Идём.       — Вот и хорошо, как раз к первой трапезе вернёмся, — пробубнила она себе под нос и уже было бодро зашагала прочь от двери, но резко остановилась, когда под руками Тараэля заскрипели засовы.       — Не ты ли мне сказала, что нужно проверить?        — Но… Да, брат, конечно. Предупредить угрозу будет правильно. Третья Провидица нам так и говорила…       Вне храма и вдали от живых людей Трусость целиком и полностью оправдывала своё имя. Если так пойдёт и дальше, такой «свидетель» обернётся только боком, если не спиной и сверкающими пятками.        — Мудрость Провидцев безгранична и всеобъемлюща, сестра, ты знаешь это. Мы поступим так, как говорила Провидица, и свет истины воссияет перед нашими душами ярче, обозначив верный путь в день Вознесения.        Она развернулась к нему и захлопала ресницами.       — Ты хочешь сказать?..       — Лишь испытывая нашу преданность и веру, мы крепчаем в ней. Твои превозмогания своих пороков не останутся без внимания Провидцев, сестра.        Сработало на отлично. Женщина нахохлилась, как обозлённая курица, перехватила ножны и двинулась к нему, выпятив грудь.        — Ты прав, брат. Пойдём.       Он распахнул тяжёлую дверь. Пахнуло пылью, вязкой сыростью и едва различимым запахом гниющей плоти — в самые дальние залы с поверхности всё ещё подкидывали свежие трупы, наплевав на любые указания их проклятого Ордена. Снова очнулась тошнота, живо реагируя на новые ароматы. Тлен и разложение могильника удалось каким-то образом проигнорировать. Здесь же пришлось крепко ухватиться за край дверного проёма, пытаясь вернуться в чувства.        — Брат?.. — окликнула его культистка.       Тараэль мотнул головой, отцепил себя от щелявой рамы и захлопнул за ними дверь. Трусость уже спустилась по лестнице, но замерла перед проходом в первый зал.       — Что?       — Я… Я никогда здесь не была.        Он догнал её и первым проскользнул мимо вывернутой из петель скрипучей решётки.       — Где Спящие слышали грохот?       — Воронов квартал, получается.        — Придётся выйти ко входу Красных. Прямо, налево, прямо, направо, прямо, налево. Запоминай дорогу. И дай света.       Женщина прижала к шее кулак и отдёрнула руку. За ладонью последовала белая искра, разрастаясь настоящим пламенем, свёрнутым в шар. На этом, вроде как, навыки Трусости в магии заканчивались, но на зрение рассчитывать тут обычно почти не приходилось, так что её присутствие оказалось весьма кстати.       — А где… Где заблудшие?        — Я отправлял сюда отряд неделю назад.        — Так значит…       — Молчи, сестра. Я должен слушать.       Он бы расслышал приближение опасности сквозь её галдёж без любых проблем, но тишина была сейчас единственным доступным ему благом. А «сестра» не обидится — слишком фанатична и труслива, чтобы устраивать сцену и перечить ему, особенно здесь.       Относительно неблизкий путь преодолели быстро — крипты только в далёком юношестве казались ему адским лабиринтом, полным чудовищных тварей. Только тварей тогда было штуки две и лабиринт закончился для Тараэля на третьем зале — испугался звона ледяных кристалликов духа-стража. Но ушёл он ровно с чем и рассчитывал — отнял у мёртвых два не приглянувшихся мародёрам меча. Да что уж, даже ему они показались паршивее некуда, но проход на арену имел свою цену. Распорядители хотели только одного — зрелищ, так что пропускали марать кровью пыль только тех, кто способен был хоть как-то эту кровь пролить. Правда цель у Тараэля была тогда совсем другая.        Первый серьёзный бой для «мяса» был отборочным — до последнего выжившего из стаи. Вооружённые чем попало, голодные и озлобленные, дети кидались на огромного аразеальца со страшной секирой, крича и толкая друг друга под лезвие. Умелый воин раскидывал их буквально шутя. Как Тараэлю тогда удалось остаться тем самым, последним, он не мог вспомнить даже спустя годы. Воспоминания обрывались на моменте, когда после очередного взмаха топора ему в лицо влетели ошмётки чьего-то нутра. Очнулся он, наверно, через несколько минут. Из раны поперёк груди лилась резвыми ручейками кровь, странным теплом обволакивая живот, аразеалец с любопытством разглядывал глубокую царапину на латной рукавице, а правая рука Тараэля сжимала сломанный под самую гарду меч. Второй могильным крестом торчал из груди распластавшейся рядом девчонки.        Его тогда пригласили выйти на самый центр кровавого поля и назвать своё имя. И он пошёл. Пошёл, избегая смотреть под ноги и не выпуская из руки эфес. Пошёл по трупам. А толпа приветствовала своего нового любимчика радостным рёвом, поднявшим волосы на загривке дыбом.        Та рана затянулась быстро, наградив его огромным шрамом и заставляя помнить то, чего он вспомнить не мог. И что запомнил вплоть до хруста чьих-то костей под рваным сапогом, до нелепого взмаха рукой в попытке вернуть себе равновесие, поскользнувшись на лохмотьях плоти, до хрипа в пересохшем горле, наотрез отказавшемся крестить убийцу детским именем.        Распорядители спросили ещё раз. Он снова не смог ответить, и Арена нарекла его Безымянным. И он не смел перечить, потому что не заслуживало имени то, чем он собирался стать.        Снова и снова он выходил на грязный песок, сдабривая землю кровью. Нередко и своей собственной. За два года тело покрылось шрамами от пят до самой макушки. Даже раз успел выскочить против Гура, того самого аразеальца. Секира подарила ему ещё один шрам, протянувшийся немногим ниже своего старшего брата. Кажется, наёмница ночью спрашивала, откуда они, когда…       — Брат Гнев?        Тараэль тряхнул головой. Трусость замерла перед последним поворотом. На дальней стене заиграли отсветы чужого огня, и послышался размеренный топот двух пар ног.        — Говорить буду я. — Он отстранил её и вышел вперёд, сжав рукоять меча.        — Именем Мальфаса, назовите себя и сложите оружие! — донеслось басом из соседнего коридора.       В проход вышли Красные, круглолицая женщина, наверно на две головы ниже его, и мужчина со светильником, тяжёлый и изрядно поседевший. Белое пламя Трусости ярко отсвечивало на его шлеме, и Тараэлю пришлось перевести взгляд на стражницу.       — Культисты, значит… — протянул мужчина.        — Чего Спящим с поверхности нужно под землёй?        — А вы зачем к мёртвым из своей норы вылезли? — спросил в ответ стражник.       Что-то смутило Тараэля в этой маленькой стражнице, что-то неуловимое, и при этом неподъёмно-тяжелое, и он развернулся обратно к её спутнику.        — Ночью был обвал.        Мужчина опустил глаза и почесал седую бороду.       — ...И мы тут за тем же. Громыхнуло знатно, конечно.       — Обвал был ещё до полуночи. Или дети солнца забыли, что под землёй его не бывает, и решили дождаться рассвета по привычке?       — Ты кто такой будешь, чтоб упрекать, а? — фыркнул седой. — Ночью праздновали, да и без знающего лезть не хотелось…       Стражница слегка улыбнулась и пожала плечами. Знающая, значит… Тараэль только сейчас заметил, что она была безоружна.        — И как давно Орден набирает себе на службу некромантов?       — Как вас зовут? — спросила женщина в ответ, выйдя вперёд.       Трусость за его левым плечом шумно втянула носом воздух. Делиться мёртвым именем и ему не особенно хотелось, но если уж придётся возиться с Красными…       — Тараэль.       — ...Бэт, — донеслось спустя миг сзади.       — Я Анн, это — Гунтрам. Мы здесь по одной причине, Тараэль и Бэт, так что предложу идти вместе.        Маленькая стражница снова слегка улыбнулась, а он почувствовал, как тревожно прижались к голове уши. Потратив ещё миг, чтобы всмотреться, Тараэль наконец понял, что с ней было не так помимо вещей, не различимых по определению. Её глаза были полностью чёрные, темнее, чем у любого звёздника. Возможно, это было следствием «знаний»… А возможно, это всё же не должно было его сейчас занимать.       — Обвал произошёл ближе к Воронову кварталу, вы идёте не в ту сторону.        — Так веди, умник, — подал голос стражник, видимо, согласившись с идеей спутницы.       Тараэль нахмурился. Не было смысла с ними спорить или завязывать драку. Крипты всегда оставались «ничьей» землёй, вынуждая обе стороны играть в перемирие. Ралата запрещала Голосам задевать Красных, а Орден приказывал своим не лезть к ралаимам, так что люди душили свою взаимную неприязнь и старались игнорировать нечастое присутствие друг друга. Однако бывали и ситуации, подобные этой, когда появлялась нужда решать проблемы общие и решать их вместе. Года два назад Тараэлю пришлось кромсать восставшие трупы бок о бок с двумя Хранителями — очередной обвал открыл проход в забытые южные коридоры. Тогда ему и довелось убедиться, что дерутся воины Мальфаса совершенно иначе, чем принято под землёй, и что переходить им дорогу ему не очень-то и хотелось бы. Но сейчас, не зная толком, что произошло и что оттуда может полезть, Орден отправил вместо паладинов не просто стражников, а старика и крошечную женщину?       — Там может быть опасно.        — Как заботливо с твоей стороны, — буркнул седой и приподнял светильник.       — Меня заботят только интересы Ралаты. Вы будете мешать.        — Не будем, — легко ответила черноглазая.       Тараэль передёрнул плечами. Если женщина — действительно некромант, то мешать, скорее, будут они с Трусостью. И всё же он предпочёл бы обойтись без компании Спящих... Но на самом деле ни одна из сторон не могла предложить разобраться с вопросом самостоятельно всерьёз. Что у Ралаты, что у Ордена были чёткие указания на этот счёт — если есть своя голова на плечах, то уж будь добр своими глазами убедиться, даже если не своими руками сделать. Перемирие перемирием, но о доверии речи не шло никогда.        Он кивнул влево.       — К вашему выходу, потом направо.        Женщина поправила тёмную прядь волос стальным когтем перчатки.        — Там и шумело, Гунтрам?       — Чтоб я знал… Ну пойдём, черти.       Тараэль вышел вперёд, Трусость проскочила мимо Красных следом, и свет кома белого огня снова бросил на стену справа его тень. Шли молча, пока запах пыли не победил преобладающую сырость.        — Что-то слышишь, Тараэль? — обратилась к нему стражница.        — ...Нет.        Разумеется, заимев в «отряде» аэтерна, его сразу определили охотничьим псом. Так происходило любой раз, когда опасные дела приходилось решать не в одиночку. Но если более «молодые» Голоса осмеливались только обернуться к нему, ожидая одобрения и знака, что всё действительно тихо, то наглость Красной его даже несколько позабавила. Но он не соврал. Он снова почти ничего не слышал, кроме проклятого звона, который вернулся со сменой запахов. Хотелось натолкать в маску мха, грязи, да чего угодно, что попадётся, — лишь бы пахло одним и тем же хотя бы до возвращения в храм…       ...И какого хрена она сама не чувствует нежить?       Коридор резко ушёл вниз через десять шагов. Свежая пыль налипла на пол и стены, окрасив привычную мрачность в буро-серый.        — Пришли, — подытожил старый стражник.       Тараэль кивнул Трусости и поднял руку. Огонь послушно сменил хозяина, проплыв пару ярдов и замерев над его ладонью.        — Стражница?       — Анн.       — Пойдёшь со мной вперёд. Сестра, оставайся со Спящим.        — Ну и семейка, ты посмотри… Того и гляди, действительно решу, что сплю, — хрипло усмехнулся мужчина. — «Cестра», а где твои уши?        — Мои уши на моей голове, Спящий, — гордо ответила Трусость и заглянула Тараэлю в глаза, явно ожидая одобрения. Он слегка кивнул, отвернулся и зашагал по коридору вперёд. Стражница поравнялась с ним.       — Почему ты не чувствуешь заблудших? — спросил он негромко.        — Здесь фонит старой магией. Думала, ты тоже…       — Нет.       — Ладно, поняла.       Женщина замолкла и повернула голову, внимательно его разглядывая. Послышалось, как она набрала в лёгкие воздуха, явно собираясь что-то спросить, но её перебил грохот — где-то впереди сорвался вниз фрагмент пола.        — Этот коридор был завален последние годы, там нет захоронений…       — Знаю.       — Ты собрался идти дальше?       Тараэль не ответил. Провал чернел уже в нескольких шагах от его сапог. Кромешная темнота впереди не давала разглядеть ничего, не помогал даже огонь Трусости. Он махнул рукой, стряхивая ком пламени куда-то вниз. Тот лениво последовал заданной траектории и исчез у него под ногами. Тараэль обернулся.        — Сестра!        Трусость, оставшаяся позади, подняла руку.       — Дай больше света!        Рассмотреть с расстояния было сложно, но она, должно быть, сжала кулак, потому как прибавившегося свечения хватило. Хватило с лихвой, и он даже отшатнулся, прикрывшись рукой. Боль снова пронзила голову, когда удалось наконец заглянуть вниз, чтобы разглядеть груды камней.       — Стражница?        Маленькая женщина как раз перестала мяться и подошла.       — Какую магию ты почувствовала?        — ...Запрещённую Орденом. Она старая. Лет двадцать, наверно. Псионика, энтропия…       Полностью подходило под лаборатории Отца. И при этом она не почувствовала ничего нового…       — О, кажется, виднеется что-то.        Стражница прищурилась и подняла руку. Через миг её собственный маленький огонёк подсветил дальнюю стену образовавшейся пещеры. Между камней торчал фрагмент ржавой решётки.        Тараэль выдохнул и прикрыл глаза. Сомнений теперь быть не могло. Оставалось лишь убедиться, что нет никаких следов. Правильным было бы прыгнуть сквозь пустоту вниз, посмотреть внимательнее, но он был не один, а Трусость, и Ралата, соответственно, не поняла бы подобного рвения. «Свидетель» обернулся совершенно неожиданным боком… С другой стороны, Тараэль же был абсолютно убеждён, что Отец уже в курсе. И что изменилось, что он уцепился за призрачную надежду об обратном?.. Отец точно был здесь.       — Обвалим потолок.       — Что сделаем? — не поняла Красная.       — Обвалим потолок, чтобы он не обвалился сам.       — Прости, но… Он уже обвалился? А вверху, над нами, стоит город.        Действительно.       — Тогда подтяни сюда камней, закроем проход.        Не имея других вариантов, Тараэль теперь был вынужден работать «по протоколу». Обрывающийся провалом коридор представлял опасность. Опасность должна быть устранена. Всё просто.        — Позови свою спутницу, будь добр. Работы тут не на раз плюнуть.       — Она не… а ладно. Сестра! Подойди.       Короткий и тучный силуэт Трусости встрепенулся и отделился от длинного и такого же тучного силуэта стражника с фонарём. Тот двинулся за ней следом, что-то пробурчав.       — Да, брат? — Женщина подошла к нему и с любопытством заглянула в провал.       — Телекинезом владеешь?        — Э-э…       — Сейчас научится, — обернулась к ним уже подтянувшая первый камень стражница. — Такой здоровенный светляк не может быть единственным твоим талантом, правда.       Трусость подобралась возразить, но замялась, не найдя в Тараэле поддержки.       — Слушай Спящую, сестра. — Он скрестил на груди руки. — Мы предупреждаем опасность.       —...Да. Хорошо, — глухо промямлила Трусость и приблизилась к стражнице.       Сам он отошёл дальше в коридор к спокойному свету светильника, что держал старик.       — Ну и дела. Бабьё камни ворочает, а мужики… Ладно я-то, пень уже, а ты? И как такое вышло, что ушастый и не колдует, а? — донёсся хрипловатый голос.       — Я не имею на это ответа, Спящий, — процедил Тараэль сквозь зубы.       — Да что ты заладил, «спящий» да «спящий»?       — Приходи к нам в храм, Спящий, и тебе будут даны ответы, если твоя воля к познанию истины Раласа так велика.       — Тю. Да я к скорее к шлюхам в «Облако» схожу. Еретики чёртовы, — выпалил стражник и отвернулся.        Тараэль привалился к стене и закрыл глаза. Сил и желания пререкаться с кем бы то ни было у него уже точно не осталось. Да и голова работала всё хуже и хуже. С каждым приступом боли мысли будто ржавели и вертелись все неохотнее. На момент даже показалось, что он не может ответить себе, зачем пришёл. Ещё и тошнота снова подобралась под горло…       Он открыл глаза и уцепился взглядом за танцующее пламя. Отец знает, Отец явно уже видел это всё. Он должен был. Он, возможно, не знает, что стало причиной и кто был здесь в последние минуты. А Тараэль станет тем, кто сообщит о новом обвале в криптах и что рассматривать там уже нечего. Трусость подтвердит его слова. Всё просто. Если бы Отцу нужно было разгрести эти завалы, здесь бы трудились люди. Сейчас, в этот момент. Значит, он признаёт место ненужным и естественность разрушений его не беспокоит. Значит...        Импульсивность решения только на миг показалась истерической агонией. Ведь то, что они делают, действительно правильно по мнению Ралаты и заслуживает одобрения Провидцев… Он усмехнулся под маской.        Убеждаешь себя, как убеждал Трусость?       В висках зашумел пульс, подхватив неровный такт скрежета и стука камней. Захотелось воды, а мерзкий привкус во рту ещё сильнее раздразнил тошноту. Поскорее бы вернуться в храм…       — Ну, готово, — вырвал его из мыслей голос стражницы. — Оно водой заполняется, камни мокрые все. Но тут сверху не город, нет. Вода солёная. Если прикинуть, мы уже под Святой скалой. Около порта, наверно. Так что пусть останется как есть.       Тараэль поднял глаза на появившуюся справа стену. Выглядело весьма убедительно.        Вот и точка в твоих похождениях?       К нему подошла донельзя довольная собой Трусость, прилаживая на место пузырьки в перевязи.       — Теперь можем идти, брат?       Он кивнул.       Пришлось идти с Красными до главного зала. Стражница что-то сказала им на прощание, но Тараэль уже не слушал. Мотнул головой куда-то в их сторону и развернулся прочь. Трусость едва поспевала за его широким шагом, но не отваживалась завести разговор до самого выхода из могильника.        — Я вообще думала, что мы с Красными не друзья… В Раласе говорится…       — В Раласе? «Друзья» и «не друзья»? Сестра, что ты несёшь? Сунься на поверхность — и посмотрим, как они по-доброму пригласят тебя на плаху, — перебил он бессмысленную болтовню. — Помимо Раласа есть вещи, которым ты обучишься только на улицах Подгорода. И если ты и дальше будешь носить броню Голоса, скоро поймёшь, зачем она необходима, и что есть то, от чего за ней не спрячешься.       Трусость замерла как вкопанная и уставилась на него. Он обернулся, устало выдохнув.        — Пойдём. Нас уже час как ждут в храме. Я доложу сестре Зависти о произошедшем. И третьей Провидице тоже. Отец будет гордиться нами.       И снова сработало. Женщина не ответила, но кивнула и двинулась с места. Хоть Провидице Тараэль ничего докладывать и не собирался, удобнее было соврать, чтоб вернуться быстрее. Каждая минута неизвестности давила на уставшую голову всё сильнее и сильнее.        На входе в храм никто не заинтересовался им больше обычного. Пара кивков, пара ударов кулаком по груди, пара почтительных замираний перед несколькими Провидцами. В храме никогда не наступало утро. Отсутствие солнца давало отличную возможность организовать день таким образом, что сон и бодрствование не прерывали устоявшийся ход вещей. Даже приёмы пищи потеряли названия и сохранили только порядковые номера. И на первый Трусость всё ещё надеялась успеть, судя по косым взглядам, что она бросала на восточную лестницу за водопадом.       Тараэль остановился перед входом в северную башню.       — Иди, сестра. Я доложу сам.        Женщина поморщилась, стряхивая капли воды с бритого черепа, пробубнила дежурное «от крови к свободе» и поспешила скрыться за покатой стеной. Сам он глубоко вдохнул, ступив в темноту главного зала.        — Брат Гнев? Что-то случилось? — Зависть мгновенно среагировала на чужое присутствие и вышла из-за полки со свежими архивами.       — Ралата’Шера, сестра. Да, можно так сказать. Во-первых, вот часть дани с арены. — Он вытащил из перевязи тугой мешок монет и бросил на стол. — Во вторых, в криптах новый обвал. Я был там с сестрой Трусостью, опасность устранили, заблудших нет.        — С сестрой Трусостью? — переспросила Зависть, склонив голову набок. — Возможно, стоит в таком случае перевести её…       — Нет.       — ...Ожидаемо. Что с обвалом? Уже второй за месяц.        — Этот меньше предыдущего. Ближе к Воронову кварталу, пещеру уже подтопило. В конце коридора, так что отсекли проход и всё.        — Красные? — безучастно спросила она, занявшись учётной книгой.       — Были, двое. Проблем не возникло.        — Хорошо, брат.        Вот так просто?       Где-то в глубине скалы что-то тихо звякнуло. Зависть отвлеклась от письма.        — Тебе пора проводить тренировку с Аколитами, но так как ты опаздывал, тебя подменяет брат Горесть. Поспеши.       Тараэль приложил к груди кулак и отвернулся. Ему с Трусостью потребовалось даже меньше времени, чем он думал. Киранийские тлеющие часы роняли по железке на поддон каждые шестьдесят минут. И если сейчас только семь утра, то выходит, что в покое его оставят через пять долгих часов. Но хорошо хоть Горесть займёт этих криворуких на первое время…       Оставив за спиной башню, он последовал за Трусостью. Есть не хотелось совершенно, но раздобыть воды стало уже не просто навязчивым желанием, а необходимостью.        Да и похоже, что Отец не осведомил своих агнцев вообще. Но если прошлые выводы были верны, то твари под маской и незачем было этого делать. Значит, или Тараэля самого позже выцепит Первый Провидец, чтобы привести к Отцу лично… Или всё же обошлось?.. Но загадывать было непозволительно, так что единственным выходом оставалось продолжать покорно ждать.        Тараэль тяжело выдохнул. Не он один на его памяти пытался влезть в секту, имея совершенно иные, противоположные идеям Отца, намерения. Люди приходили сюда мстить, люди точно так же хотели отплатить смертью за смерть. Но люди те не шли ни в какое сравнение с ним. Некоторые держались недолго, не в силах справиться с весом нового знания, что взваливала на них секта, некоторые же попадались на мелочах, которые мог заметить только опытный и натренированный глаз знающего ралаима. Ралата отправила в небытие, кажется, уже троих благодаря Тараэлю лично.        Культ доверял ему, культ полюбил его по-своему, своей гнилостной и омерзительной любовью, которую Тараэль оплачивал остатками того человеческого, что не перемолола арена. И любовь эта накинула плотный матрас на постель из игл, что он заботливо выкладывал себе годами, упорно и бережно прилаживая остриё к острию с каждым новым украденным листком старых записей, с каждым неоправданно рисковым решением, как, например, поход в Прибежище многие годы назад. И как безрассудная авантюра, которую он устроил этой ночью.        На одну иглу больше.       Когда-то они проткнут зловонный матрас, иначе быть не может. Но пока… Пока он будет образцом, он будет лучшим. Он будет верным псом у ног того, кому положено перегрызть горло. Он будет тем, кем он был. Ровно до того момента, пока мразь за маской не повернётся к нему спиной. И судя по нарастающему с каждым днём гулу и беспокойству в чёрном муравейнике, ждать ему осталось не так долго.