-1-
30 июля 2019 г. в 00:32
– Я люблю тебя.
Молли не нажимала на кнопку сброса. Телефон отключился сам. А может, это Шерлок закончил свой эксперимент. Еще несколько минут, или много минут, Молли стояла, прижав телефон к губам, и ни о чем не думала.
Удивительно, но у нее получалось ни о чем не думать. Все ее чувства вдруг разом атрофировались, и она впала в какой-то летаргический сон или кому, даже не приняв горизонтального положения.
Первым вернулось обоняние. Она почувствовала запах лимона. Потом глаза выхватили кружку с выдавленным лимонным соком, в который она не успела залить кипятка. Следом вернулась способность мыслить.
Первой мыслью отчего-то было сожаление о том, что она не записывала их с Шерлоком разговор. Ей показалось, что ничего этого не было. Всего разговора не было совсем.
Он не говорил ей этих слов. Это не могло быть правдой.
Но это и не была правда. Эксперимент.
– Я люблю тебя.
Пусть проклятый эксперимент. Пусть!
Он сказал.
Он ей сказал. Сказал так, что она поверила.
Поверила.
Теперь надо выдумать причину, по которой они не могут быть вместе, и успокоиться. Нужно успокоиться. Но Молли не могла успокоиться.
Она резко оторвала руку с телефоном от лица, но швырнуть телефон как хотела сразу не смогла, мягко положила его на столешницу. Достала из ящика сигареты и зажигалку, но не закурила. Раскрошила несколько сигарет прямо на пол. Взяла в руки телефон и положила его обратно.
Потом долила остывшей уже воды из чайника в стакан и, не перемешав, залпом выпила.
Кислота лимона заставила ее скривиться, отчетливо доказывая, что Молли еще может чувствовать.
И мыслить.
Вдох. Выдох.
Как тяжело дышать. Никогда не было так тяжело дышать. Даже, когда она еще студенткой бегала на износ и задыхалась после. Даже тогда, когда она оказалась в горящем доме, где совсем нечем было дышать.
Никогда не было. Так. Тяжело. Дышать.
Вдох. Выдох.
Успокоиться.
– Успокойся, Молли Хупер! – громко сказала она сама себе. Но когда было так легко следовать приказам рассудка, когда последнее спокойное место для сердца было вырвано из груди и выброшено.
И не осталось ничего. Ни крошечного оплота спокойствия.
Ни крошечного огонька надежды.
– Потому что это правда…
Зачем, Молли? Почему просто не сказать три слова… так словно это ничего не значит. Просто сказать, как сказала бы – не раздумывая – попроси ее Ватсон или Майкрофт, или даже Грег.
– Я не могу… ты знаешь почему…
– Идиотка, Молли Хупер! – прошептала Молли и открыла второй ящик стола. Там лежали лекарства и одна единственная ампула с незапрещенным наркотиком. Или не совсем не запрещенным. Но она ведь была врачом. Она знала, где раздобыть дозу. И эта доза лежала здесь несколько лет. Для такого случая.
Может, уже испортилась. Но какая теперь разница?
Ему можно гробить свою жизнь и здоровье, а ей нет? Вот уж нет!
Удивительно, но руки ее не тряслись, когда она проверяла пузырьки в шприце и снимала колпачок с иглы. Она не достала ни спирта, ни ваты, только жгут, чтобы туго перетянуть руку.
Интенсивно сжимая руку в кулак, чтобы нагнать кровь, она уже ни о чем не думала. И ни о чем не жалела.
В конце концов, он сказал ей эти слова.
И все равно, что это не было правдой.
Все равно.
Главное, это было.
– Я люблю тебя.