***
— Ты мог бы попросить у меня работу. Мог бы. Но чёрта с два я сделал бы это. — Чем плоха подработка почтальоном? — в сотый раз спрашиваю у отца, но успешнее будет поговорить со стеной. Вообще не понимаю, к чему эти разговоры за ужином, которые ни к чему не приводят. Лучше бы спокойно поели в тишине. Единственное моё самостоятельное взрослое решение, которым я чертовски горжусь, смешивается с дерьмом, и меня это выводит. Не всем быть докторами, пап. Не все знают, кем они хотят быть ещё в седьмом классе, как ты. Далеко не всем так везёт. — Она не плоха, любая работа важна. — Пиздёж чистой воды. Он ни капли не верит в то, что говорит. — Просто то время ты мог бы потратить с большей пользой, помогая мне в больнице. — Пап. Я не хочу быть врачом. Знаете, в фильмах ужасов про психушку часто бывает такой момент, где пациентам крутят одну и ту же пластинку. Чтобы свести их с ума ещё быстрее. Эти разговоры за столом напоминают мне такие пластинки. Одно и то же. Снова и снова. — Ужасно видеть, как ты весь свой потенциал смываешь в никуда. Ты же не глупый мальчик. Я киваю, а сам в этот момент нахожусь очень далеко отсюда. И, тем не менее, свою подработку не бросил. Чисто из вредности. Она мне даже начала нравиться. Ходишь себе на свежем воздухе, рано утром, когда большая часть города всё ещё спит, никто тебя не задалбывает и самое главное. Это было моё решение. Первое, не долгосрочное, но моё. И мне нравилось это чувство. Помимо этого, я частенько заходил в ту кафешку, где работал Ричи Тозиер. Если быть совсем честным, я ходил туда почти каждый день. Как-то само собой получилось. Просто брал с собой книжки или комиксы, иногда альбом, в который рисовал всё, что вижу вокруг. Художник из меня, как балерина, но не в этом же суть. Из всех мест здесь мне почему-то уютнее всего. Хоть целый день сиди, никто к тебе не прикопается. — Знаешь, между собой мы уже называем твоё место «столик Каспбрака», — Стэн, мой одноклассник и по совместительству официант на это лето, подходит, чтобы обслужить меня. За всё время Тозиер принимал у меня заказ всего пару раз, и я не параноик, но мне кажется, что он сбагривает меня Стэну. Хотя это не имеет особого значения. Просто забавная странность, которая никак меня не задевает. Вообще. — Значит, ты уже должен был выучить мой заказ, — усмехаюсь. Стэн неплохой. Немного язвительный, но в целом это даже его плюс. Если ему что-то или кто-то не нравится, он юлить не будет. Хотя ему по профессии как бы положено иметь улыбку до ушей. Клиент же всегда прав, даже если он мудила последняя. У официантов очень тяжёлая работа. Исходя из моих наблюдений за все часы просиживания здесь, они герои. Со стальными нервами. — Если метеорит на Землю не упал, и ты не изменил своих привычек, то, скорее всего, большой латте. Который я, кстати, понятия не имею, как ты пьёшь в такую жару. Он ради галочки записывает заказ в блокнот и приподнимает брови, ждёт, хочу ли я что-нибудь ещё. — Ты очень внимательный. Прирождённый официант. Стэн шутливо перекрещивается. — Это только на лето. Я ещё не сошёл с ума, чтобы остаться тут надолго. Краем глаза вижу, как Ричи подносит кофе за соседний столик. Уже четвёртый за утро. Только мой обходит десятой дорогой. Ладно, может каплю меня это и задевает. Я что, чумной какой-то? — Шею себе не свернёшь? — поднимает одну бровь. Я прослушал, что он говорил. Но делаю невозмутимый вид. — Да-да. Большой латте. Угадал. Урис закатывает глаза, но ничего не говорит по этому поводу. Ещё он тактичный. Насколько умеет. Он из тех людей, кто сделают вид, что не заметил, как кто-то пролил соус на скатерть, или как там было у Чехова? Воспитанный. — Подождёшь меня сегодня? Я свалю пораньше, Ричи согласился подменить меня вечером. У нас есть безмолвная традиция, появившаяся в это лето. Раз уж я здесь тусуюсь с утра до ночи, то вечером мы со Стэном уходим вместе, когда он закрывает кафе. Поначалу это было чистой случайностью, потому что я досиживался допоздна и не хотел возвращаться домой, а потом я просто привык к его компании. В школе же мы никогда не были особо дружны, сам не понимаю, как меня угораздило подружиться с Урисом. Его гундёж порой невыносим. Но он искренний. Всё что в голове, то на языке. Мне это дико нравится. Сам такой вольности я себе позволить не могу по длинному ряду причин. — Мне кажется или ты ездишь на шее у этого Ричи? Он уже третий день подряд за тебя впахивает, — хитро щурю глаза. — Не заметил, чтобы он жаловался. Тем более, вечером чаевые всегда больше. А он говорил, что ему нужны деньги, — пожимает плечом Стэн и уходит к кофе-машине. Окей, последний шанс. Я просто хочу утолить своё любопытство и проверить теорию о том, что Ричи просто в наглую меня морозится. Пока Стэн занят приготовлением кофе, кроме Тозиера заказ принять некому. Сейчас он меня не сплавит. — Ричи, можешь подойти? Я хочу добавить кое-что к заказу. Тозиер поворачивает ко мне голову, затем оборачивается на Стэна. Кажется, я загнал его в угол. — Да, одну минуту. Я постукиваю пальцами по столу, сам не зная от чего нервничаю. В голове пустота, даже не могу сообразить, что ему заказать. Тут дверь на кухню открывается и полный мужчина, судя по форме грузчик, окликает Тозиера: — Примите заказ, машина подъехала. Совпадение? Не думаю. Но я сдерживаю лицо, чуть не расплываясь в улыбке. Вот же блядский блядь. Ричи останавливается на полпути ко мне, разворачивается и идет в сторону кухни, на ходу бросая Стэну: — Обслужи «столик Каспбрака», я товар приму. — Ты чего хотел-то? Стэн ставит кофе, а я не сдерживаю разочаровывающего хмыка: — Уже ничего. Передумал. Именно из-за таких клиентов, как я, у официантов нервишки и сдают, но я не специально. Точнее, издеваться ни над кем я не хотел. — Эдди, можно кое-что сказать? — Стэн наклоняется ко мне чуть ближе, — оно тебе не надо. Я включаю любимый режим - деревенского дурачка. Он у меня очень натурально выходит. — Что не надо? — Пусть всё идет своим чередом. Надеюсь, ты меня понял.***
Может Стэн прав. Чего я пристал, как банный лист? Это всё пройдет, когда начнётся школа. Мне будет чем заняться, и я перестану маяться ерундой, перестану таскаться в это злополучное кафе и выискивать взглядом кого-то, кому вообще начхать. Я бросил свои попытки как-то привлечь внимание Ричи и просто спокойно занимался своими делами, пока он на другом конце заведения мотался ураганчиком, только и успевая принимать заказы. К концу лета кафе процветало. Если раньше я находил его уютным именно из-за того, что мало людей о нем знает, то сейчас я уже видел половину своей школы здесь. Причем не самой лучшей половины. Это несколько убивало домашнюю атмосферу, которая царила здесь, но я всё равно заглядывал сюда. Видимо, просто привык. Однажды, войдя в кафе, я очень удивился, когда увидел на входе огромного бугая с именем на традиционной темно-синей форме заведения. Кто-то нанял охрану. Но зачем? — Генри Бауэрс, — только и сказал мне Стэн. Он делал несколько дел одновременно, невероятно зашиваясь, так как сегодня суббота. Людей до пизды. Внутри сразу напомнил о себе рвотный рефлекс. У меня всегда такая реакция на этого товарища и его компашку. Я против насилия, но его давно пора изолировать где-нибудь в очень далеком месте, чтобы это агрессивное животное ни до кого не добралось. Стэн искоса кидает взгляд на Ричи, который стоит поодаль, и когда он оборачивается, понимаю, что Урис имел в виду. У Ричи ярко-фиолетовый синяк на пол-лица. Взгляд потухший, хоть и натянута маска вежливой куклы. — Блять. — Только не спрашивай у него ничего, понял? Нам тут и так хватило зрелищ. Ощущение, будто меня схватили за горло и сдавливают всё сильнее и сильнее. Дышать резко стало тяжело. — Что случилось, Стэн? — Я сам до конца не понял. Вообще за Ричи такого поведения раньше не наблюдалось. Он как с катушек слетел, хотя всегда такой пофигистичный. — Генри как-то его спровоцировал? — Уж не знаю, что конкретно он ему сказал, меня не было рядом, но первым ударил именно он. И Ричи в долгу не остался. Бауэрс - сволочь редкостная, и если он зацепился за тебя, то по гроб жизни будет ебать мозг. Ричи нажил очень неподходящего врага. — Ему просто повезло, что его не уволили. Его симпатичная мордашка привлекает сюда много клиенток, поэтому он отделался выговором. — Ему повезло, что Бауэрс его не убил, — тихо поправляю я Стэна. На Генри управы в городе нет толком никакой. У него отец - шериф полиции, поэтому попробуй написать заявление на его сынка, посмотрим, кого ещё кинут за решётку. Он был психом, сколько себя помню. И как-то реагировать, а тем более отвечать ему той же монетой, может стоить тебе жизни. Ричи должен это знать.***
Я не следил. Честно. И у меня есть железное оправдание – я разносил почту, а это моя работа. Но возле дома Тозиеров я оказался первый раз, так как им нечасто кто-то пишет. Несмотря на то, что они здесь уже три месяца, я вообще родителей Ричи больше толком не видел. В маленьких городках всегда все на ладони, и соседи порой знают, больше, чем положено, но здесь это не работает. Они не особо настроены на то, чтобы подружиться с кем-то. Может, не планируют задерживаться надолго. — Я, правда, не знаю, что с тобой делать, Ричи. Ты как будто специально издеваешься над нами. Уже почти нажал на дверной звонок, но тут рука замирает. Сейчас, наверное, не самый удачный момент. Похоже, что они в разгаре ссоры. — У тебя всегда есть твой любимый выход из ситуации. Снова собираем вещи и уезжаем? Тебе уже стыдно смотреть в глаза соседям? Ричи не кричит, но яда в его голосе больше, чем в любом злобном крике. Оставь почту на крыльце и сваливай. Это не твоё дело. — Я действительно устала от твоих выходок. Так больше не может продолжаться. — Почему ты думаешь, что это я виноват? Ты даже не спросила, что случилось! Его мама прыскает, и даже сквозь дверь могу себе представить, как она закатывает глаза. Моя делает точь-в-точь. — Конечно, ты никогда не виноват. Всегда жертва обстоятельств. Ты серьёзно меня за дуру держишь? Каждый божий раз, куда бы мы ни приехали, именно с тобой что-то не так, и... и ты ещё смеешь мне усмехаться? Слышу, как что-то хлопнуло, и на секунду сердце у меня ушло в пятки. Я подумал, что она его ударила. Но после того как раздался шум по ступенькам, понял, что Ричи, скорее всего, поднялся к себе и громко хлопнул дверью. Я с ними не нахожусь, но как будто смотрю на себя со стороны. У меня не было такой же ситуации, как у него. Мы никогда никуда не переезжали, и вряд ли моя мама планирует покинуть своё насиженное гнездо. Я никогда не ввязывался в драки. Но этот тон, которым миссис Тозиер брызгала на Ричи, мне так хорошо знаком, что меня едва не стошнило. Она даже не дала шанса объяснить, что на самом деле произошло в кафе и откуда у него этот фингал. Я просто оставляю на пороге письма, так и не нажав на звонок. Не хочется встречаться с ней лично, не думаю, что смогу сдержать лицо.***
Помню, однажды, когда я был совсем мелким пиздюком и не осознавал многих вещей, у меня был друг по песочнице, как я его называл. Детям вообще нужно очень мало, чтобы подружиться. Пару пластиковых ведёрок и лопаток, которыми кто-то не прочь поделиться. Мы часто придумывали разные игры, вволю давая разгуляться воображению. Один день мы рыцари, в другой - искатели сокровищ. Было здорово иметь возможность побыть кем-то ещё. Сбежать в свой собственный выдуманный мирок. Особенно, когда его есть с кем разделить. Особенно, когда твой настоящий мир полный набор пиздеца всех цветов и оттенков. Не все в детстве ты понимаешь, но многое уже начинаешь прочувствовать на своей шкурке. Всего однажды меня пригласили к ним поиграть, потому что на улице шёл ливень. У него был огромный, шикарный особняк, в котором, будучи пятилетним ребёнком, я чувствовал себя муравьём. Как-то я спросил у него, не боится ли он потеряться в таком большом доме, на что он заливисто проржал. Его отец был судьёй. Тогда для меня это вообще ничего не значило, кроме того, что он носил смешной парик и стучал в молоток. Я не думал о том, что он, грубо говоря, решает, кому жить, а кому умереть. Но к нему в доме было особое отношение. Все на цыпочках ходили перед ним. Лишний раз вдохнуть боялись, если он в комнате. И этот мужчина внушал мне страх. Потому что все остальные его боялись. В тот день его как раз не было дома, и мне казалось, что ничего страшного в нашей игре не будет. Мой друг часто слышал, как его папа рассказывал о своей работе, поэтому естественно, пятилетний ребёнок захотел поиграть в судебное заседание. Всё бы ничего, но мы вошли в кураж. Для создания образа нам не хватало парика и мантии. И когда тайком мы пробрались в его кабинет, взяли недостающие элементы «игры», я не обратил внимания, как зацепил рукой ебучую статуэтку Фемиды. Грёбанная богиня правосудия была сделана из золота и значила слишком много. Когда отец моего друга зашёл в комнату, мне показалось, что температура сразу понизилась на несколько градусов. Он кричал так громко, что меня просто парализовало. Мне безумно хотелось оказаться как можно дальше от этого человека, от этого дома в целом. Но он стоял в дверях и звериные, агрессивные глаза метали молнии, не давая возможности убежать. Когда он спросил, кто разбил Фемиду, я указал на его сына. Мне так сильно хотелось домой. Но я боялся сдвинуться с места, боялся разгневать ещё больше. Никакая статуэтка, пусть она хоть миллион раз сделана из золота или бриллиантов, не стоит того, что случилось после. Он бил его так сильно, даже не стесняясь меня, не останавливаясь, когда прибежала прислуга и мама этого мальчика. У него была пелена перед глазами. Что-либо кому-то доказать было просто невозможно. И самое ужасное. Никто и не пытался. Мой друг даже не стал что-либо опровергать или оправдываться. Хотя мы оба знали, чья была провинность. Я редко вспоминаю этот эпизод, потому что до сих пор за это ощущаю вину. А ведь если задуматься, я даже не помню имени этого мальчика, так давно это было. Они переехали спустя очень короткое время из-за работы его отца. Больше мы не встречались. Мне действительно хотелось бы увидеть его хоть раз. Просто, чтобы извиниться. Потому что, мне кажется, он помнит об этом эпизоде, точно также как и я. Такие вещи навсегда оставляют отпечаток.