Рыжий.
Это был Чак. Он был жив. Все его тело было обмотано бинтами, где-то просматривался гипс, но он был живой, это его пульс сейчас считывали приборы. Его рыжие, слегка потускневшие, волосы были разметаны по подушке. На мертвенно бледном лице была дыхательная маска, что обеспечивала подачу кислорода. Его зеленые глаза были закрыты. Впалые щеки выглядели странно. Спокойное, умиротворенное выражение лица создавало впечатление, что он на пару лет моложе чем было на самом деле. Глядя на Чака без всех его закидонов и привычной Райли агрессии, его начало клонить в сон. Он так и заснул, свесив руку в его сторону.***
Райли выписывают через несколько дней, с обязательством регулярно отчитываться и после явиться на снятие швов. За те долгие и откровенно говоря скучные дни, что он провел в больнице, Беккет все время следил за Чаком. К нему заходил Герк, регулярно проверяли медсестры, и за все это время он ни разу не пришел в себя, не открыл своих глаз, не посмотрел на Райли с яростью и не послал его куда подальше со своим жестким австралийским акцентом. Он просто лежал, изо дня в день, в одной позе, сверкая белесым лицом. Тем временем в Шаттердоме все вставало на круги своя, даже иногда казалось, что ничего не случилось. Не было ни взрыва, ни погибших, ни победы. Но это было не так. Теперь к Геркулесу стоило обращаться не простым «Герк», а суровым «Маршал Хенсен». Малышка Мако уже была на пути в Токио, где, Райли надеялся, она сможет быть счастлива и обретет новую жизнь. Ее несомненно будет не хватать, но хоть там с ней все будет хорошо. Но кое-что не давало Райли покоя больше всего – отсутствие Хенсена младшего. Райли не хватало его грубости, его вечных почти-обидных упреков и шуток и матюков, которые он вставлял и к месту и нет, но сильнее всего его пугало то, что ему хочется повторить тот неловкий целомудренный поцелуй, что застал его врасплох тогда. Райли хотел чувствовать эти губы, хотел видеть веселую усмешку на лице Чака, ощущать горячую кожу под своими ладонями. Но его пугало все это. И Беккет все никак не мог найти в себе сил зайти в палату Хенсена, теперь уже одноместную, по требованию Геркулеса. Он то и дело, задумавшись, ходил по коридорам Шаттердома, всегда случайно находя себя прямо напротив комнаты Чака. Райли боялся увидеть его под призрачно-белыми больничными простынями, боялся взглянуть ему в лицо, что по цвету не сильно отличалось от них. И поэтому смотрел через крохотное оконце в двери, оглядывая лишь малую часть палаты. А через пару дней Чаку становится хуже. Сердце останавливается. Крики врачей, шум приборов, безумный писк кардиомонитора, Герка почти за шкирку тащат из палаты, и все будто в замедленной сьемке, безумный стук сердца Райли отдается у него в ушах, и вдруг ничего… а затем первый удар, второй, третий… он в норме. Гребаный Хенсен тот еще живучий засранец, думает Райли, приходя в себя.