Сколько хочешь уходи за мой фарватер —
Волны принесут тебя обратно.
номер скрыт
Входная дверь тихо хлопнула, на деревянную прихожую тут же легла связка ключей. Арсений разулся, отмечая на обувной полке туфли отца. «Значит, уже вернулся с работы», — немного разочаровано подумал Арсений, проходя в квартиру. В последнее время они совсем плохо ладили: отец, и без того строгий и душащий его гиперопекой, стал невыносим примерно год назад. И примерно тогда же жизнь Арсения начала постепенно, но неумолимо меняться. Оставалось только затаиться в засаде и ждать, когда наступит пиздец. То есть переломный момент, конечно. Арсений очень интеллигентный и не ругается матом (но как же его всё заебало).
В последний месяц душу грела единственная радость: сдаст сессию и будет свободен. Отец обещал умотать куда-то с той самой причиной, появившейся год назад, в отпуск. Летняя свобода, сбитый режим дня, отдых от преподавателей и практик, ночные прогулки, масса свободного времени… прекрасно до слёз. Единственную преграду — сессию — Арсений успешно преодолел и надеялся, что вот теперь-то он заживёт!
Однако отец Арсения, Сергей Александрович, обладал исключительно тонким чутьём и чаще других любил забирать у него последнюю надежду на радость. Каждый день с ним превратился в хождение-скольжение по льду, где любой неверный шаг — и ты либо навернулся прекрасным лицом на этот самый лёд, либо упал под него в отрезвляющую воду реальности. Пороховая бочка? Тоже подходит, но метафора со льдом Арсению нравилась больше: никаких громких скандалов в их семье не происходило ни когда мама ещё была жива, ни после её смерти. Сергей Александрович, как истинный дипломат, решал вопросы быстро, тихо и с минимальными (как ему казалось) потерями.
«Что день грядущий мне готовит?.. Точнее, вечер», — думал Арсений, проходя в гостиную, чтобы поздороваться с отцом.
Сергей Александрович сидел на диване боком, вытянув ноги, на которых стоял ноутбук. Плазменный телевизор работал на фоне в беззвучном режиме. Увидев сына, он снял диоптрические очки в металлической оправе и сложил их на журнальный столик рядом. Ноутбук отправился туда же.
— Привет, пап.
— Привет. Как раз звонить тебе собирался. Ты где был?
— Отмечали окончание сессии с друзьями.
— Где? И почему ты меня не предупредил?
— Пап, прекрати. Мне третий десяток уже, сколько можно.
— Третий десяток, — Сергей Александрович хмыкнул и потёр глаза, зачесал назад густые чёрные волосы, начинающие светлеть у висков, и вздохнул: — Пил?
Арсений сморщил нос. В дверях гостиной стоять надоело, и он шагнул внутрь, усаживаясь на кресло справа от дивана. Так, чтобы отец его видел.
— Ты же знаешь, что я не пью.
— Это-то меня и пугает, — пробормотал Сергей Александрович.
В годы Арсения (двадцать один пусть и можно назвать «третьим десятком», но звучит это смехотворно) он напивался в университетском общежитии, хватал Машек за ляжки, блевал в и без того грязном сортире и на спор выкуривал полторы пачки сигарет за раз (и не важно, что у него так и не получилось, попытки же были). Понимание того, что дальше никто не поможет, пришло со смертью родителей. Пришлось браться за голову, искать чудом не пропитые мозги и становиться человеком.
Арсений в свои годы от общежитий воротил нос и не заглядывал туда под страхом смерти (допустим, ему-то повезло, и родился он сразу в Москве, на всё готовое: и квартира есть, и университет под боком), а на людей, употребляющих алкоголь и курящих сигареты, смотрел как на челядь. Когда пил чай, непременно оттопыривал мизинец, и получалось у него это естественно и незаметно для самого себя. Со стороны выглядело смешно, но привычка — вторая натура.
Арсений в свои годы мог бы доставить радость любому родителю только тем, что вот он весь такой: умница и молодец, школу закончил всего с тремя тройками, в ВУЗ поступил на бюджет, а там уж каждую сессию закрывает на «отлично», получая повышенную стипендию. Не пьёт. Не курит. Рос и вырос красивым мальчиком. Девок странных в дом не водит и никогда не кричит на родителей. Возмущается исключительно тихо, но со всем драматизмом, выгибанием бровей и руками у сердца.
Со стороны Арсений казался идеальным сыном, а на деле… как только он закончил школу и вдруг запел песню о карьере актёра, Сергей Александрович резко застопорился. Это где же он так проглядел, когда его сын вдруг вместо натоптанной отцом колеи экономиста, где цифры решали всё, имея свой строгий порядок, решил пойти по тропе
войны наибольшего сопротивления?
«Сколько этих актёров сейчас? Все сцене не нужны, будешь одним из, получишь это образование и потратишь напрасно четыре года, чтобы потом идти на работу кассиром в какой-нибудь магазин». «А экономистов не меньше, что ли? Всем они не нужны!» Спор этот продолжался всё лето, пока Арсений не объявил, что он прошёл творческое и профессиональное испытание во МХАТ и его приняли.
Так Сергей Александрович стал одним из тех отцов, чьи дети делали больно уже тем, что выбрали другой путь, не тот, который готовили для них родители. Арсений оскорблялся неверием отца в него, но понимал: отец хотя бы не стал объявлять бойкотов и смирился с его выбором, а мог и надавить, но не делал этого, предвидя очевидную реакцию сына: «А мама бы поддержала».
Действительно. Полина сына обожала и целовала его ладони вплоть до тех пор, пока не умерла от рака, когда Арсений как раз переходил из девятого класса в десятый. Полина единственного сына поддерживала во всех — порой даже откровенно провальных — начинаниях. Но Сергей не Полина, в нём больше рациональности и тревоги: а вдруг действительно не получится из него актёр? Каждый год их штампуют, много ли после этого в люди выбиваются? Разочаруется ещё, придётся переучиваться, где-то работать «не по душе». За строгостью и не поддержкой отца Арсений не видел (и не хотел), что за ними на самом деле скрывается волнение за будущее.
Спокойствия не прибавляло и то, что Арсений абсолютно ровно относился к девушкам в романтическом плане (а они с Полиной поженились как раз в его возрасте). Девочки — единственные друзья Арсения, он знал каждую по имени, знал их родителей, знал, кто чем занимается и как часто они видятся. В этой чисто женской компании из четырёх человек его Арсений очень вряд ли был королём. Скорее, одной из богинь. Не ровен час, когда Сергей спросит у него, мол, Арсюш, когда девочку приведёшь знакомиться? А Арсюша посмотрит на него со снисходительной улыбкой и ответит: «Пап, ну какую девочку? Хочешь, мальчика приведу?».
Чтобы до «мальчиков» не дошло, Сергей Александрович решает, что каких-то вещей ему лучше не знать. Тем более пока эти вещи его не касаются.
— Па-а-ап, — Арсений поправил свои узкие красные джинсы («Серёжа, успокойся, так сейчас все мальчики ходят») и нахмурился. — Ты чего завис?
Сергей Александрович поднял взгляд: сын улыбался немного напряжённо и выжидательно.
— Да так. Думаю, как тебе новость преподнести.
— О нет, — Арсений закинул ногу на ногу и утонул спиной в мягкой спинке тёмно-синего кресла. — Говори сразу.
Капризность и избалованность в Арсении — тоже привет от Полины. Зацеловала-залюбила его и бросила Сергея одного справляться с этим всем… надо теперь сидеть и слова высчитывать правильные, чтобы вдруг этот актёр мхатовского разлива со своей ранимой душой не подумал вдруг, что его предают.
— Ты знаешь, что мы с Евой летим на Кипр через неделю. Тебя я одного дома оставлять не хочу.
— Это ещё почему? — Арсений сощурился. — Я что, не проживу один этот несчастный месяц? Я, по-твоему, совсем беспомощный?
— Арсений, мы оба знаем, что деньги ты растратишь в первую же неделю, сколько бы я тебе ни оставил, питаться будешь исключительно готовой едой и прокутишь все со своими подружками. В этом вопросе ты ещё какой беспомощный. У тебя было время доказать мне обратное, но ты так и не смог этого сделать.
Арсений скрестил руки на груди, но молчал. Правда глаза резала, а деньги всегда жгли ляжку: зачем они вообще нужны, если их не тратить? На это он всегда вспоминал дельную строчку из песни: «Годы как деньги — если они есть, трать».. Вот он и тратил. И деньги, и годы. Хотя годы он проживает очень даже хорошо (если не брать в расчёт гиперопеку со стороны отца).
— Ну и что молчим?
— А что я тебе скажу?
— Ладно, — Сергей Александрович сел на диване, спустив ноги на пол. — У Евы в Хорватии живут родители. Они готовы тебя принять на этот месяц. Антон тоже там будет.
— Чего? — Арсений выгнул бровь.
«Ну началось, — подумал Сергей Александрович. — Через пять реплик схватится за сердце и будет говорить, что я его предал».
— Выбора у тебя нет, зато виза есть. Ты знаешь, что мы с Евой собираемся съезжаться осенью, а ты с Антоном до сих пор даже не виделся, хотя целый год прошёл. И зря, между прочим. Толковый парень, на лингвиста учится.
Начинается. Всегда лучше всех вокруг дети папиных подруг…
— Возможности не было.
— Была у тебя возможность. Ты думаешь, я не знаю, что ты специально какие-то дела всегда находишь, когда мы совместные ужины устраиваем? На этот раз шанса отказаться у тебя нет. Я тебе и так много времени дал, чтобы свыкнуться с мыслью, что у меня новая женщина. С Антоном тебе в любом случае придётся познакомиться, потому что в дальнейшем мы будем жить все вместе.
Арсений стиснул зубы. Непонятно, что его бесило больше: недоверие отца, желание отправить его в другую страну к чужим людям или то, что он нашёл новую женщину. После смерти Полины Сергей Александрович особо не стремился найти себе женщину. Ева нашла его сама: на одном из совместных корпоративов между сотрудничающими фирмами. С тех пор прошло уже больше года, но Арсений продолжает делать вид, что в их жизни ничего не изменилось.
— В общем, билеты я уже купил. Первого июля уже будешь в Слано, правда, аэропорт в соседнем городе, но тебя всё равно встретят. И, пожалуйста, веди себя прилично, не позорь меня.
Арсений оскорбился ещё больше:
— То есть обычно я веду себя неприлично?
— Ты понял, что я имею в виду.
— Нет.
— Ладно. Я имею в виду твой характер. Будь добр, спрячь его, свои капризы и плохое настроение. Считай это заграничным отпуском.
Арсений встал с кресла и молча ушёл в свою комнату, всем своим видом показывая, как сильно он оскорблён и недоволен. Сергей Александрович подумал о том, что в ближайшие пару дней сын ему и слова не скажет, а, может, и до самого отлёта не скажет, до которого, кстати, оставалось меньше недели. А сразу после этого он уедет с Евой на Кипр в долгосрочный отпуск, и там они как следует расслабятся вдвоём, чтобы потом начать обдумывать переезд.
Оказавшись в своей комнате, Арсений, не переодеваясь, свалился на леопардовое покрывало, застилающее кровать, и принялся строчить в беседу с подругами свежие новости. Телефон в руках тут же начал вибрировать, отдавая в пальцы дрожью.
Ну конечно отец его ни о чём не спросил. Что-что? Учитывать желания взрослого сына? Нет, что вы, это слишком демократично, его отец на такое не способен. Он способен только командовать и ждать, когда эти команды выполнят.
Да, он действительно за всё это время, пока отец встречался с Евой (как-её-там-по-отчеству) ни разу не видел Антона. Оно ему надо? Он и с Евой виделся нехотя, когда отец приводил её домой на ужин с ночёвками, которые, кстати, в последние три месяца только участились. Антона Арсений избегал: не хватало ему ещё этого. Он и Еву-то эту не особо любил, скорее, даже терпел, ещё и с «Антошей» нянчиться? Который (на минутку) на три года его младше. Ну и что с ним делать?
Арсений загуглил город, в который его сплавляет отец. Население меньше пятисот человек. Это даже не город, а какой-то посёлок в жопе мира. Замечательно. Грешным делом мелькнула мысль порвать загран, но основной проблемы это не решит: даже если его поездка накроется медным тазом, Ева с Антоном всё равно переедут к ним.
Внутри себя Арсений вопил, как морской котик, выброшенный на берег и застрявший своими скользкими, подсыхающими под горячими лучами солнца боками меж острых камней. А на деле Арсений решил, наконец, найти страницы социальных сетей этого Антона. Найти оказалось легко: через его мать во «ВКонтакте». А там уже и ссылка на инстаграм прилагалась.
На стене «вк» у Антона практически перекати-поле: запись с каким-то говнястым рэпчиком и один репост из «MDK». Антон упал в его глазах ещё больше: интеллектуальные люди не слушают всякое такое и уж точно не читают подобные паблики. В «инсте» не лучше: шесть публикаций, подписей к фото никаких, лайков по минимуму. «Те самые три друга, которые лайкают твои фотки».
Фотки, кстати… тощий и лопоухий. Везде улыбается, нет ни одной фотографии с серьёзными щами. Мда. И ему с этим жить. Целый месяц. У чёрта на куличках. Замечательнее не придумать.
