Секреты лесной сторожки, или Гнездо Королька

Королёк тотчас же признала мужа в высоком незнакомце с едва отросшей бородой. — Ты всё-таки приехал!!! — ахнула Фериде. Дуги бровей выгнулись над широко распахнувшимися глазами. Она была готова броситься ему на шею и прилюдно задушить в объятиях прямо на улице. Однако, промелькнувшее в глазах Кямрана осуждение и подозрительность остудили её пыл. — Как видишь! Кямран кидал прожигающие взгляды попеременно то на жену, то на её спутника и не мог сообразить, что всё это значило. Фериде на отдыхе посвежела, похорошела. Золотистый загар делал её ещё привлекательнее и выгодно оттенял коралловые губы. Она была вся такая сочная, аппетитная, будто спелый абрикос — светилась изнутри молодостью, здоровьем и спокойным счастьем. Ису бея в парусиновом костюме и шляпе он узнал не сразу. «Это ещё кто такой? И почему она с ним разгуливает, пока меня нет?» — С приездом, Кямран бей! — офицер миролюбиво протянул руку для рукопожатия. — А мы вот с Фериде ханым случайно на почте повстречались и решили немного пройтись. — Благодарю! — Кямран переложил букет в другую руку, уже державшую докторский саквояж, и с плохо скрываемым раздражением крепко сжал протянутую ему ладонь. «Так это ты, служивый! Опять объявился?! Подсуетился, нечего сказать — меня нет, а этот хлюст тут как тут! Ну конечно, случайно мимо проходил!» — Вот здорово! Кямран! Я так соскучилась! — Фериде чуть не подпрыгивала от нечаянной радости. Её лицо словно солнышко озарило. — Да? Похоже, тебя и без меня тут неплохо развлекают. — Кямран нервно вертел букет в руке. Приходилось сдерживаться, чтобы этими же цветами не отхлестать по щекам того, кто посмел занять место рядом с его Фериде. С этой фразой будто тёмная туча затмила солнце, всего минуту назад освещавшее лицо Королька. «Что он такое говорит?! Чего это он про меня подумал?! Как до такого додуматься-то можно?! Или это такая проверка — написать, что не приедет, а самому без предупреждения появиться?! Неужели он мне настолько не доверяет?!» Тут и Фериде разозлилась почём зря. Иса понял, что влип и, без вины виноватый, стоял и судорожно соображал, как бы спасти положение и не допустить чтоб у этой чистой прекрасной молодой женщины из-за него возникли проблемы. Да и самому не хотелось «попасть под раздачу». Он уже на давнем ужине у тёти уяснил, что доктор ещё тот ревнивый гусь, и с него станется. «Явился — не запылился! Как бы чего не устроил! Мне лучше уйти — пусть сами разбираются? Или лучше остаться — ведь при посторонних этот ревнивец не будет скандалить, а потом, глядишь, поостынет и сам всё поймёт?» Неожиданно резко дунул ветер со стороны бухты, и платье Фериде захлопало подолом, прижалось к коленям и резко очертило соблазнительную женскую фигуру. — Фериде, пойдём домой! — Кямран властно взял жену за руку и повлёк её за собой прочь, даже не удосужившись попрощаться с офицером. — Да, это тебе, — протянул он цветы жене. — Спасибо… Такие красивые… «Зачем я обижаюсь на него попусту?! Ведь не стал бы он покупать цветы, если бы приехал чтоб меня проверить! Нет! Кямран не такой! Стыдно так про него думать! Пусть так... Но тогда как он смеет во мне сомневаться?! Как допускает мысль о том, что я способна заводить интрижки с мужчинами, пока его рядом нет? Неужели он до сих пор меня не узнал?!» Вот этот последний довод и был для Королька самым обидным. Недоверие! И это после всего, что они вместе пережили?! Как не понимает, что для неё других мужчин просто не существует и не может быть, когда у неё есть Кямран?! — До свидания, Иса бей! Нам надо идти. А вы до отъезда обязательно должны прийти к нам в гости! — Корольку было неудобно за поведение мужа. «Ведёт себя как неотёсанный нахал!» «Она ещё и в гости его зовёт?!». Кямран шумно выдохнул. Верно говорят, что «умные учатся на чужих ошибках, а дураки — на своих». Прежний молодой Кямран скорее всего, в этой ситуации применил бы букет не по назначению, развернулся и первым же пароходом уплыл бы обратно, оставив любимую страдать. А Кямран теперешний, пусть всё такой же импульсивный, однако наученный горьким опытом, хоть и с трудом, но совладал с собой, подавил приступ ревности и решил не пороть горячку, а во всём разобраться. Не пропали даром уроки прошлого. Супруги молча зашагали по направлению к дому тёти. Неясность ситуации, ревность и обида погасили всю радость встречи и породили напряжение. Не так они представляли своё долгожданное свидание! И сейчас каждый в душе винил другого в том, что ожидания не оправдались. — Canım (душа моя — тур.), да что с тобой? Ты будто и не рад меня видеть? — Рад. Просто не хочу на улице это обсуждать. Дома разберёмся. — Разберёмся!!!??? В чём же ты намерен разбираться? А?! По-твоему, что я такого сделала, что это требует разбирательства? Скажи на милость?! Или ты приехал сюда затем, чтоб устроить мне негласную проверку? А если ты до сих пор сомневаешься во мне, то… То знаешь что? — Фериде захлестнула обида, смешанная с негодованием. — Какую проверку? Что ты выдумываешь? — Кямран поморщился. — Удалось вырваться на два денька, и я сломя голову примчался сюда, а ты тут… — Что я тут? Что? Знаешь, если мы с тобой когда-то и расстанемся, то это будет из-за твоей неуместной дурацкой ревности и недоверия! И не заметили, как дошли до тётушкиного дома. — Всё! Потом поговорим. Ведём себя будто ничего не было. —Они лишь успели обменяться гневными взглядами.       Тётя Айше потеряла дар речи и только и смогла, что всплеснуть руками, когда увидела племянников на крыльце. — Вай-вай-вай! Мои вы хорошие! Как же так? Кямран, сынок! Да тебя и не узнать! Проходи, проходи! Как раз к обеду поспел. То-то я всегда говорю: «Хлеб-соль манит!» Да если бы я знала, манты бы приказала приготовить в честь твоего приезда! Çok Şükür! (Хвала Всевышнему! — тур.)       Мунисе на радостях скакала возле Кямрана и недолго думая залезла к нему на руки. Хозяева и выбежавшая на минутку из кухни домработница Зейнеп наперебой расспрашивали его про вспышку дифтерии, о которой вовсю писали газеты. Фериде между тем занялась цветами. Она аккуратно подрезала стебельки, убрала лишние листочки снизу, поставила букет в вазу и расправила так, чтобы каждый цветочек был на своём месте, не закрыт и не спрятан за соседом. Вазу водрузила на обеденный стол. Мюжгян только что уложила сынишку спать и теперь помогала накрывать обед. От неё не утаился не очень-то мажорный настрой сестры. С чего бы это? Радоваться надо! Не она ли ждала — не могла дождаться Кямрана? От чего ж теперь грустит? Hair dır? (К добру ли? — тур.) — Фериде? Всё в порядке? — Всё хорошо, милая. — Фериде попыталась ответить, как ни в чём ни бывало. Но не очень-то получилось. Мюжгян уловила фальшь в ответе. — Точно, всё хорошо…у вас с Кямраном? — Я же говорю, всё нормально! Что с нами может быть не так? — Чалыкушу ответила с деланным равнодушием, а у самой глаза были на мокром месте. «Повздорили что ли? Когда успели-то?», — проницательная Мюжгян почуяла наладное.       За обедом не стали засиживаться — настроение было не то. Да и аппетит пропал. «Поклевав» чуть-чуть с тарелки, Фериде вышла из-за стола, сославшись на усталость после прогулки. Кямран за ней. Сотрапезники из чувства такта не стали их удерживать — дело молодое, пусть голубки побудут наедине, помилуются — уж наскучались-то! Кямран нагнал жену у двери в предназначенную им спальню, схватил за руку и втолкнул в комнату. — Зайди. Нам надо поговорить, — сухо сказал Кямран, запирая дверь. — Ты знаешь, у меня нет желания говорить с тем, кто на пустом месте придумывает всякую чушь про свою жену и сам же в это верит! — Ну, всё! Прекрати уже! Ничего я не придумывал! — Да, да! Прямо так и видно было по тебе! Не Кямран, а султан Мурат кровавый! Я думала, ты бедного Ису на дуэль вызовешь! Видел бы ты себя со стороны! — Ты же знаешь, что я за тебя волнуюсь. — Прекрати, Кямран! Ты меня обидел своими подозрениями, и говорить на эту тему я больше не желаю! — категорично заявила Королёк и попыталась отпереть дверь. — Постой! — Кямран сжал её предплечье. — Ты можешь обижаться и дуться на меня сколько угодно, но я приехал ещё и затем, чтобы осмотреть тебя…как врач.... и убедиться, что ты здорова и всё идёт, как положено. — Это обязательно? — с высокомерными нотками ответила Королёк. — Да! Я обязан тебя осмотреть! Я, между прочим, тебе не только муж, но и твой доктор. И что бы между нами не происходило, мне не безразлично здоровье твоё и … нашего ребёнка. — Не стоило беспокоиться. Я прекрасно себя чувствую! — Это замечательно, но врач должен знать состояние своей подопечной. Только не спорь, Фериде! Пойми ты: так как мы с тобой родственники, то могут возникнуть разные проблемы. Кстати, я читал тут — вполне возможно и поэтому тоже у нас так долго не получалось. Даже рассказывать тебе не хочу, какие вещи случаются с беременными, если что-то пойдёт не так. — Кямран намеренно сгустил краски, как только заметил тень тревоги и сомнения на лице жены, дабы убедить её в важности врачебного осмотра. Для пущей убедительности он три раза плюнул и со словами «Упаси Аллах!» дотронулся до мочки уха (*турецкий традиционный жест в такой ситуации). Фериде, снисходительно соглашаясь, пожала плечами. Для неё здоровье будущего ребёнка было превыше всего. — Пожалуйста, расстегни платье. — Кямран? — Тебе помочь? — Кямран заметил уже, что одежда теснее прежнего сидит на Фериде. А костяные пуговички спереди платья прям-таки еле сдерживают увеличившийся бюст. — Спасибо, я справлюсь, — и изящные пальчики начали выковыривать пуговку за пуговкой из петелек, постепенно высвобождая на волю вольную два полушария, пока ещё скрытые батистовой нижней сорочкой белейшего цвета. — Лучше вообще его сними. — Всё снять?       Фериде осталась в одном нижнем белье — лифе на тонких бретельках и панталонах с кружевными оборками. Произведение французских белошвеек Кямран когда-то лично приобрёл для неё в Париже. В Стамбуле такие модели пока не вошли в обиход. Сам-то он предпочитал видеть на своей султанше шёлковое белье с кружавчиками и завязочками (их так интересно развязывать), желательно цветное — красный очень шёл Фериде, оттенял белизну кожи, да и цвет топлёного молока тоже неплохо на ней смотрелся. Чёрный она почему-то считала слишком мрачным и поэтому не любила, хотя по мнению Кямрана, он придавал ей загадочности. Фериде, помнится, настояла, что в простом батистовом ей будет удобно жарким летом. Ну, удобно, так удобно. Даже в таком незамысловатом неглиже королева его сердца возбуждала мужское желание. Особенно, как только из-под лифа сорочки показались груди — налитые, спелые, явно побольше, чем Кямран их помнил — тут ему и подавно стало всё равно из какого материала сшито да чем разукрашено её бельё. Соски тоже увеличились и потемнели. Кямран сглотнул слюну и облизнул губы.       С серьёзным видом эскулапа он пощупал помял каждую грудь. Тело Фериде мгновенно откликнулось на прикосновения любимых рук, несмотря на то что Кямран пытался предстать перед ней в роли доктора, а не мужа. Соски затвердели и встали торчком. Кямран заметил, как она приоткрыла пухлые губы. — Угу… — Кямран-доктор был доволен ходом осмотра — отклонений он не заметил, всё, как и должно было быть у ожидающих матерей, слава Аллаху! — Приляг пожалуйста, чтобы я и живот мог посмотреть. Он деликатно помог Фериде улечься на кровать (новую, недавно привезённую, ещё не опробованную). Сам сдвинул вниз панталоны. Животик только-только начал намечаться. С сосредоточенным выражением лица наш врач расположил обе ладони снизу. И так, и сяк гладил его, нажимал по бокам, что-то прощупывал, поглаживал сверху вниз, а затем и с набольшим нажимом по кругу, пока не почувствовал небольшой комок. Фериде показалось, что он специально слишком долго её наглаживает. Её тело, заждавшееся мужской ласки, отзывалось на все прикосновения. — Ну что? Чего молчишь? Всё нормально со мной? — Всё хорошо. Ты расслабься и дыши, как обычно, — с этими словами он ввёл два пальца в неё, а второй рукой чуть сильнее нажал на живот. — Фериде сладко простонала и качнула бёдрами. Она старалась следовать совету мужа (на данный момент врача) и дышать ровно, только не особо получалось, когда пальцы любимого медика дразнят тебя в том месте, которое давно уже просит более острых ощущений. «Интересно, сколько женщин от уже таким же образом проверил? А им это так же нравилось, как и мне? Наверное, нет. Ведь для них он только врач, чужой мужчина, а для меня —sevgilim (любимый — тур). Хотя, кто знает… Всякое может быть…» (Ах, Фериде, меньше знаешь — крепче спишь). — Nasıl? (Как? — тур.) Не молчи! Я же тоже волнуюсь!       На ощупь всё соответствовало срокам, что не могло не обрадовать Кямрана-врача. Кямран-мужчина и вовсе ликовал. Уж он-то с удовольствием задержался бы там и подольше. «Не отвлекайся! Сперва закончи дело!» Он расстегнул ещё одну пуговицу рубашки. Сплошной покров чёрных волос на груди контрастировал с белизной лёгкой ткани и, как всегда, вызвали у Фериде желание запустить руку в этот пушистый ворс. — Подожди. Сейчас самое главное, — с этими словами он достал из саквояжа трубку — акушерский стетоскоп и приложил широким раструбом к животу, прислушался. — Ты в самом деле там что-то слышишь? Кямран приложил палец к губам, призывая жену к тишине. — Тс-с-с! Кажется, сердечко уже прослушивается. Действительно, если сосредоточиться, то можно было уловить тихие короткие стуки недавно зародившейся новой жизни. — Правда? Неужели слышно, как бьётся его сердечко? Я тоже хочу послушать! — Ты скоро и так всё услышишь и почувствуешь, птичка моя. Невероятно! Счастье-то какое! — он отложил стетоскоп и нежно и с любовью поцеловал животик. — Ну вот, теперь мы знаем, что с нашим ребёночком, и с тобой всё хорошо, и я могу быть за вас спокоен.       Кямран вздохнул с чувством выполненного долга и начал постепенно превращаться из Кямрана-доктора в Кямрана-мужчину. Он был зачарован полуобнажённой, а от того ещё более манящей, женщины, чьё тело и лицо источало любовное желание, в то время как его собственное дыхание учащалось, а взгляд туманился любовной дымкой.       Фериде не меняла положения — она ожидала действий от Кямрана. В конце концов, он в первую очередь, её мужчина, а уже потом лекарь. Её возбуждал даже запах, исходящий от мужа — вот что творит порой природа с женским организмом! Когда бы это ей нравился запах мужского пота? Но это же был не какой-то там незнакомый вонючий мужик, а её лев! Даже усталый и вспотевший с дороги в жаркий день, он был для Королька самым желанным — одновременно уютным и брутальным. И этот запах будоражил всё сильнее — до лихорадки. Почему поцеловал только живот? Она не чаяла, чтоб тот расцеловал бы её везде, кусал, терзал и наконец-то протаранил бы своим толстенным и отлюбил по-дикому! Уже и забыла, как испугалась этой штуки в их первую ночь. Все обиды и недомолвки ушли и с чего-то стали казаться какими-то надуманными и незначительными мелочами. Попросту не до них было сейчас.       Дальше сдерживаться было не под силу. Жар желания продолжал разгораться. Не отводя взгляда от жены, Кямран присел рядышком на кровать. Артистичным движением длинных, но отнюдь не худых пальцев расстегнул до конца изрядно измятую рубаху и сбросил её на пол. Фериде залюбовалась обнажённым торсом, широкими плечами и литыми бицепсами. Молодец всё же Кямран! Кто, как не медик, чьё призвание — нести людям здоровье, должен вести здоровый образ жизни? Ещё в юности увлёкшись физкультурой, он никогда не оставлял это увлечение. Как бы ни был занят, а всегда находил хоть полчаса для упражнений, разве что последние недели совсем не до себя было. Дополнительным бонусом к здоровью шло дамское восхищение, плюс ловкость и выносливость в постели. Поначалу ради этого и не бросал, а потом вошло в привычку, которую он намеревался во что бы то ни стало передать сыну. Сыну? Конечно, у него родится сын! И не один! Он из них футбольную команду сделает!       Как был, в брюках, он прилег подле жены. Они повернулись лицом друг к другу и будто сговорившись, принялись целоваться легко и нежно, будто пробуя на вкус забытое лакомство. Всё глубже, всё дольше, всё требовательнее и пламеннее становились поцелуи, пока не дошли до совсем безумной истерии. Руки, истосковавшиеся по любимому телу, жадно принимали каждый его изгиб и не хотели отпускать. Чёрно-синие с блестящим отливом волосы мужа, длиннее, чем она когда-либо помнила, упругие, волнистые, они так и манили запустить в них всю пятерню и погладить их, взъерошить. — Кажется, я схожу с ума… — Фериде прижалась к мохнатой груди, провела рукой по шерсти, что завились колечками, поскребла ноготками. Лев довольно заурчал в ответ.       Сами того не заметив, одурманенные страстью, они остались без одежды. Пока горячая мужская ладонь мяла все аппетитные выпуклости, женская смело обхватила когда-то неслыханно смущавший, а теперь весьма привлекавший её орган, красивый и идеальный — под стать своему хозяину, который всегда умело им пользовался («дело мастера боится»!) Нежные пальчики забавлялись с мужским достоинством, то скользили, то сжимали так, что от их переборов и манипуляций ревнивый доктор позабыл не то, что сцену на набережной, а и кто он таков есть. «Ох-ох-ох! Кому-то меня очень не хватало!» — возликовал Кямран. Он знал, что не ошибся в жене, что та готова не только принимать, но и щедро дарить любовь и ласку. Фериде уповала на то, что муж её наконец-то возьмёт, но прогадала. Тот, как опытный любовник (и врач), верно уловил настрой своей женщины и воспользовался её податливостью. Всё легко читалось по её глазам — каре-зелёные, словно морская пучина, в которой постоянно тонул Кямран, они потемнели затуманились и красноречиво передавали всё состояние Фериде. Не дав ей опомниться, Кямран расположился совсем близко к её лицу. — Оближи! — прозвучало настойчиво, тоном, не допускающим возражений. Фериде безоговорочно приняла вызов. Она готова была выполнить любую просьбу и прихоть своего мужчины — запретов и непристойностей для неё сейчас не существовало. «Вкусный мой! Самый-самый! Мой любимый мужчина… Дам ему, всё, чего он достоин. Если бы ты знал, как Королёк по тебе соскучилась!» Bal dudak (медовые губки — тур.) дарили супругу самые откровенные и смелые нежности, а сама будущая мать упивалась восхищением от того, что её действия творят с мужчиной. Её заводило всё, начиная от вида напряженного мужского тела на грани экстаза, и заканчивая взглядом из-под полуприкрытых длинных ресниц — невидящим, устремленным не на нее, а куда-то внутрь души. «Пожалуй, так меня надолго не хватит…», — Кямран поменял диспозицию на более привычную. — Можешь меня исцарапать… Фериде вцепилась в его плечи и задвигалась в такт. Спустя всего несколько мощных и глубоких движений, последовало неожиданное: — Прости, я сейчас один разок быстро, а потом всё для тебя, ладно? Пожалуйста, Фериде… Не могу больше… Вдох-выдох… Вдох-выдох…  — Senı çok sevıyorum, Feride! (Очень тебя люблю, Фериде! — тур.) — Неумеха! — Что? — Что слышал: «НЕ-У-МЕ-ХА!» — в голосе Фериде легко угадывалось разочарование неудовлетворённой женщины. Выходит, зря старалась? — Вот как?! Я хотя бы раз в жизни не сдержал обещание? — О! Кто-то представил себя на дуэли с Исой беем и поспешил выстрелить первым? — ох уж этот острый язычок Королька!       Фериде отвернулась к стене и накрылась одеялом. Её желание никуда не делось. Оно клокотало и рвалось наружу. Кямран немного отлежался и отдышался, а потом, не откладывая в долгий ящик, прижался к ней сзади. Всего чуток надо был передохнуть и собраться с силами. Он бережно одну за другой вытащил все заколки из её волос, и мягкие каштановые локоны упруго разметались по плечам. Уткнуться в эту волну и вдохнуть аромат — вот чего так не хватало ему в разлуке. Откинул локоны от спины и расцеловал белую шею. Несмотря на золотистый загар, покрывший лицо и руки по локоть, плечи Фериде оставались атласно белоснежными и чуть прохладными. И им досталось много поцелуев — сочных и влажных, как Фериде любила. — Только не напоминай мне больше об этом прохвосте! Кстати, с чего это он отирался рядом с тобой? — О-о-о, какие мы ревнивые, — ответила Чалыкушу с лукавинкой во взгляде. — Разве такую обольстительную жену можно не ревновать? — А нужно? — Нужно! Обязательно нужно! Запомни — ты только моя! Парируя, Кямран не прекращал ласкать её разгорячённое трепещущее в ожидании самого главного действа тело. Игривая перепалка длилась недолго. Стоило ему слегка потереться восставшим членом об упругие половинки, как вновь нестерпимо захотелось обладать своей возлюбленной. К тому же носить титул «Неумехи» в постели, даже в шутку, было для Кямрана недопустимо. Не меняя положения, гордость турецкой медицины одним толчком вошёл в жену со спины. Та грациозно выгнулась и задвигала тазом, попала в ритм. После недолгой волнообразной раскачки, под томные женские всхлипы и поскуливания он, не разжимая кольца рук, перевернул их тандем так, что жена легла спиной на его живот. «Пока не очень тяжёлая». Кямран обнял любимую, стиснул в ладони грудь, аккуратно, но чувствительно, потеребил, покрутил соски. Другая рука проникла туда, где партнёрше сейчас было необходимо больше всего для полноты ощущений — будто её мысли прочитал. Вот что значит «свой» мужчина. Над Фериде долго трудиться не пришлось. Благо, успел рукой зажать ей рот — самой же не понравится, если об их утехах узнают посторонние. И кто тут Неумеха?       После всего как-то сразу полегчало. И на душе тоже. Расхотелось подозревать, обижаться, упрекать. Всё это больше не имело значения. Самое главное было то, что они опять вместе, рядом. Бесконечно счастливые, крепко обнявшись, будущие родители задремали — сказался стресс и перипетии суетного дня. Очнувшись ото сна, они ещё долго миловались и ворковали, ведь столько нужно было друг другу рассказать, в письмах-то всего не опишешь — что всё это время делал, о чём думал, поделиться с родной душой и наглядеться друг на друга. Лишь к ужину они выбрались из своей комнаты. К тому времени вся семья была в сборе, включая мужчин. — Hoşgeldiniz, abi! (Добро пожаловать, брат! — тур.) — поприветствовал шурин Юсуф. — Hoş bulduk! (типичный ответ на «добро пожаловать» — тур.) — сверкая широкой улыбкой абсолютно счастливого человека, ответил гость.