Секреты лесной сторожки, или Гнездо Королька

      — Следующий! Buyurun (Войдите– тур.) — очередной, похоже, сороковой по счёту мобилизованный входил в кабинет доктора Кямрана.       Едва в стране объявили мобилизацию, как в больницу зачастили посетители из числа запасников и резервистов. Жалуясь на какой-либо недуг — реальный или вымышленный, они пытались получить заключение врача, а проще говоря, справку о негодности к военной службе. Эти люди уже когда-то отслужили положенные сроки в армии. Однако теперь, по объявлению войны, их находящихся кто в запасе, а кто в резерве призывали на военные действия. Выходило что, не все поддались на громогласную пропаганду правительства. Кямран их вполне понимал. По сути дела, своим заключением «Не годен» он спасал этих мужчин от гибели на поле боя. И за что? За амбиции *трёх пашЕй — германофилов, которым лишь бы воевать?! Мало им было позорных войн в Италии на Балканах, теперь шлют этих бедолаг гибнуть за Германию! А ведь народ поверил было их обещаниям о нейтралитете в этой войне, что объяла уже полмира! * тройка высокопоставленных чиновников Османской империи, в чьих руках находилась власть в стране в 1914 гг, Талаат-паша, Энвер-паша, Джемаль-паша       Кямран давно для себя решил, что в случае чего, не станет бросать семью и рисковать своей жизнью из-за интересов политиков, и своих, и, тем более, германских. Отец Фериде, офицер Османской армии, погиб в Ливии несколько лет назад. Кямран чётко помнил, как это горе принес в дом посыльный офицер, передав парадный мундир Низаметдин бея. Королёк никогда так и не оправилась от этого удара. Разве может он теперь нанести ей ещё один не менее сильный, если и сам сгинет на войне?! Конечно нет! Ради Фериде, ради их ребёнка, родителей, семьи, он останется с ними. Не имеет права поступать иначе! Да и что это за война такая? Немцы своими уловками разожгли войну с Англией, Францией и Россией, втянули туда Австро-Венгрию, а теперь ещё и турок! И за чьи интересы, спрашивается, они призывают народ воевать? К сожалению, простые люди в большинстве своём легко велись на пропаганду правительства младотурков о том, будто идти воевать с русскими это священная обязанность каждого турка ради спасения родины. От кого её спасать то? Вроде, пока никто не напал, не пересёк границу страны. Однако, эшелоны с мобилизованными Мехметами шли на восток — в Карс и Эрзерум, в суровые районы Восточной Анатолии. Разве что образованным людям вроде него самого было ясно как белый день, что дело не в спасении родины, а в мутных интригах мировой политической элиты, для которой народ является не более чем человеческой массой, средством достижения целей. В любом случае, он будет честно выполнять свой долг медика, как бы ни сложилось, где бы ни пришлось оказаться из-за этой войны, будь она неладна! Пока же помог брату-Юсуфу — не тот случай, чтоб, упаси Аллах, оставить Мюжгян без мужа, а Али без отца!       Работы прибавилось. И физически, и морально выматывала бесконечная череда таких посетителей. Каждый не столько рассказывал о своём недуге, сколько норовил выложить всё о своей семье, пожаловаться на тяжелую жизнь и почему он не может оставить их на произвол судьбы и уйти воевать в непонятной войне. Исключительно дома вечерами можно было расслабиться, отдохнуть от тяжелых дум и эмоций дня, погрузиться в домашний уют, вопреки всему царивший в их особняке. «Ягнёночек мой, покушай-ка сютляч! Гюльмисаль-калфа специально для тебя приготовила!» «Ах, Фериде, оставь эту корзину! И не вздумай поднимать тяжелое! А ты, Сютлю, куда смотришь? Неужто сама взять не можешь?» «Нет, нет, Королёк! Не пойдёшь с нами на базар! Побудь дома, отдохни! Мало ли, что не устала! Всё равно, отдохни!» Дома все носились с Фериде, как с хрустальной вазой. Лишнего шагу не давали ступить. Свекровь, бывало, раз десять на дню справится о самочувствии невестки. — Ах, Бесиме-ханым, оставьте! Всё со мной в порядке. И не устала я вовсе! Хочу вам помочь. Поймите вы, что я беременна, а не больна! — Нет уж, моя сладкая, справлюсь и без тебя, — Бесиме на всякий случай старалась поберечь невестку. Мало ли чего! В доме есть кому потрудиться.       А ещё так и норовили накормить её повкуснее да побольше. Надо сказать, что в условиях ограниченного выбора и дороговизны уже не было прежних разносолов, но Фериде, любимицу дома всегда старались побаловать чем-то особым.       Кроме того, все женщины особняка во главе с хозяйкой усердно принялись за пошив приданого малышу (или малышке?). Из сундуков достали детские вещички Фериде — многие едва ношеные — всё такое крохотное, милое, само-собой, предназначенное для девочки. А если, всё же будет сын? Потому-то готовилось всё с запасом, не только как для дочки, а вдобавок и в цветовой гамме, подходящей для мальчика. Мама Кямрана сама выбрала в лавке мужа несколько отрезов бязи, штапеля и фланели на детскую одежонку. Дильбер и Гюльмисаль старательно кроили и строчили из них чепчики, ползунки и распашонки. Бесиме ханым тем временем вязала уже третьи носочки будущему внуку (пусть это будет мальчик!) — Внучка-то у меня уже имеется — Асу, принцесса моя растёт, хвала Аллаху! И Мунисе, славная девочка, есть у нас. Смею надеяться, Всевышний пошлёт мне внука, а моим детям — наследника. Ох, какой же необыкновенной красоты это будет ребёнок! Разве может быть иначе от таких-то красивых родителей?! Высокий и статный в отца, с белой кожей и лучезарной улыбкой — в мать! Inshallah! — мечтала Бесиме.       Кямран в глубине души тоже предпочитал, чтобы первенцем был сын. Нет, не то, чтобы он не хотел дочку! Вовсе нет! Разумеется, он был счастлив независимо от пола ребёнка. Однако, если быть до конца честным, то если уж выбирать между мальчиком и девочкой, он бы выбрал первого. Хоть ему и совестно было в этом признаться даже самому себе. Наверное, в нём говорил какой-то средневековый консерватизм общества. А кроме того, мальчик был ему как-то понятнее, что ли. Когда подрастёт, разделит с ним увлечения — рыбачить в заливе, играть в шахматы и футбол. И конечно, продолжатель рода! И пусть бы рос «сорви-головой», как его мать в детстве — всё лучше, чем быть «неумехой»!       Королёк никогда не испытывала интереса к рукоделию. В детстве она всеми правдами и неправдами избегала это кропотливое и невыносимо нудное занятие. И сейчас держалась от него в стороне. К чему, если и без неё нашьют столько, что хватит и тройню нарядить! А там и Мюжгян обещала поделиться! Аллах-Аллах, они все с ума посходили с этой беременностью!       Зато у неё проснулся интерес к домоводству. Руки чесались переделать свою бывшую комнату в детскую. Неугомонная Фериде деловито руководила перестановкой — её старую кровать и шкаф вынесли до поры до времени в чулан. Вместо них знакомому столяру свёкра была заказана детская кроватка и шкафчик. Старые тёмные шторы было решено заменить на более лёгкие мятно-зелёного цвета, опять же из лавки Сейфетдин бея — они уже были в работе. Пока комната пустовала, самое время было освежить потолок и перекрасить стены. И ковёр обновили. Фериде не могла допустить, чтобы в комнате малыша лежал пусть красивый, но всё же не новый, а местами даже потертый ковёр. Она не придавала этому ни малейшего значения, пока сама была хозяйкой комнаты, только у её нового обитателя всё должно было быть новое и светлое. К тому же, старый ковёр и по цвету не подходил ни к новым весёлым шторам, ни к зеленоватому колеру стен. Массивным старинным часам также пришлось уступить место на стене пейзажу с птичками. Не хватало, чтоб они своим боем будили маленького! Да и ни к чему такие часы в комнате младенца. В их с Кямраном спальне она тоже навела порядок. Пока муж пропадал в больнице, проверяя мобилизованных на годность к службе, Королёк перебрала содержимое шифоньера и комода, избавилась от всего лишнего, нелюбимого и того, чем больше не собиралась пользоваться. Разве что в книжном шкафу мужа остереглась хозяйничать.       Вся эта суета хоть как-то отвлекала семью от происходящих в стране и мире событий. Похоже, они специально так погрузились в эту приятную подготовку, дабы таким образом отогнать от себя страх перед будущим. Уйдя с головой в домашние хлопоты, и Фериде, и остальные пытались убедить себя, что никакая война не придёт в их город, не сможет остановить их привычную жизнь, что они, несмотря ни на что, они сумеют сохранить счастье в своём доме. Да и попросту боялись думать о плохом, раз уж не уехали. Ведь если уезжать, то всем вместе. И речи не могло быть о том, чтобы сбежать самим хотя бы в Испанию к брату Сейфеттин бея, но при этом оставить слуг, что за десятилетия успели стать членами семьи.       Кямран приветствовал такое отношение домашних к ситуации и каждый вечер спешил с работы домой — что сегодня новенького устроили женщины и чем особенным порадуют к ужину.       Однако, больше всего его тянуло к жене. Фериде округлилась и поправилась, как и полагалось в её состоянии. Из стройной стремительной девушки она за несколько месяцев постепенно превратилась в румяную дамочку с обольстительными формами. Кямрану ужасно хотелось её такую, аппетитную и манкую, заобнимать и затискать, помять все её спелые округлости. А охотнее всего — затолкать в комнату, наскоро запереть дверь, повалить на постель и любить по-всякому — и не важно, в какое время дня. Хотя, по-всякому уже не особо получалось — живот мешал, но зато какая изумительныя грудь выросла! Скоро в его широченной ладони помещаться не будет! Ему, по правде говоря, нравились полногрудые женщины, да в общем, разные нравились, не сказать, чтоб для него был архи важен размер бюста. Однако, всё равно, такая Фериде стала для него ещё притягательнее. Он особо и не сдерживался. Когда рядом никого, то Кямран был бы не Кямран, если бы при любой удобной возможности не зажимал жену там, где застал её — в коридоре ли, в гостиной, а то и кухне, коли дело поздно вечером и слуги уже убрались восвояси … и не целовал бы её взасос, запустив руку под юбку, а другой наминая ей грудь. Словно шайтан в него вселился! А Фериде и сама была не против необузданных притязаний мужа! Он и без того был всегда любвеобильным, а теперь и вовсе ей проходу не давал. И такое положение вещей, надо отметить, Корольку немало льстило. Это новое состояние словно раскрыло в ней женское и чувственное — то, к чему они постепенно шли вместе. Будто бутон цветка, который согласно циклу, заложенному природой, и не без помощи старательного садовника, раскрылся во всей красе в положенное время. У неё словно глаза раскрылись и что-то поменялось в сознании: «Так вот что это такое!». Лишь сейчас, будучи в положении она поняла смысл слов Кямрана, тогда давно в сторожке: «Мне так хотелось бы, чтоб ты стала женственнее …со мной, конечно. Ярче, веселее! С ума меня должна сводить!» Так мужчина пытался донести до девушки с характером сорванца, что означало быть притягательной для него. Кямран, в свою очередь, ликовал, что наконец, сама природа пришла ему на помощь. Лучшей жены он не мог и желать! Эх, ну почему, почему эти счастливые дни они проживают в такое лихое время? И в самом деле, неуемное вожделение порой застило Кямрану разум! Как наваждение. Ни о чём невозможно было думать, кроме как о том, каким образом он будет обладать женой, вернувшись из больницы. — Ах, Кямран! Опять ты! — с деланным кокетством, пыталась как бы для порядка образумить мужа Фериде, когда тот сперва погладил, а потом крепко сжал её половинку по пути в столовую. — Лучше бы тебя съел! — отвечал тот, не убирая руки с мягкого места беременной жены. — Прошу тебя, Фериде, давай быстрее отужинаем и пойдем к себе. — С чего это мы будем торопиться? Калфы старались для всех. Разве можно проявлять неуважение? — Фериде решила подразнить озабоченного мужа. — К тому же я что-то проголодалась. Кажется, целый казан плова съем! За нас двоих! — и погладила себя по животу. — Ты для меня вкуснее самого изысканного ужина! Ты и есть мой лакомый кусочек! И не представляешь, Фериде, насколько красивой ты стала! Никак не могу я тобой насытиться! Весь день только о тебе и мечтаю! Веришь? С ума по тебе схожу! Что-то говорю, делаю, лечу людей, а в голове только ты, и как мы с тобой вместе… Тут он притянул жену к себе и коротко, но очень горячо поцеловал в губы.       В ответ Фериде с дразнящей улыбкой окинула мужа игривым взглядом женщины, полностью уверенной в силе своего воздействия на мужчину. Быстро оглядела его с ног до головы, красноречиво задержав взгляд на самом интересном месте. Ей ли не знать, что Кямран ни капельки не обманывает, и будь они в особняке одни, он овладел бы ею тут же на лестнице, даже не доходя до спальни.       За столом, как водится, наряду с обсуждением домашних дел, шли пересуды о войне, о политике, о чём пишут в газетах, о чём толкуют на базаре, в лавке, в больнице. Тяжело и страшно всё это, однако уже стало привычным. Человек ко всему привыкает. Родители делали вид, что не замечают красноречивых переглядок супругов. Они давно уже поняли, что в спальне у тех ох, и жарко бывает. Да не только ночами! — Eline sağlık (Здоровья вашим рукам — тур.)! — Кямрану не хотелось засиживаться за ужином и наедаться. Он ещё с порога предвкушал, как они с любимой уединятся в спальне. — Кямран, ты уже? Неужели и кюнефе (турецкий десерт) не попробуешь? Мне сегодня очень захотелось, и Дильбер-калфа приготовила по моей просьбе. — И я, и я хочу кюнефе! — обрадовалась Мунисе, — я тоже уже покушала! — Фериде, мы можем поесть сладкое потом. — Что ты выдумал, Кямран? Почему потом? — Сейчас! Сейчас! Я хочу сладкое сейчас! — Мунисе по обыкновению поддержала приёмную мать. Кямран закатил глаза, — «Терпения мне!» — Хорошо, я ж не против. Сютлю, свари мне кофе, пожалуйста.       Фериде прекрасно понимала намерения мужа, чьи повадки она изучила весьма неплохо. В этот вечер ей овладело игривое настроение, и ей вздумалось над ним немного поиздеваться, как в былые годы. Пусть помучается!       Кямран пил уже вторую чашку кофе, а Фериде всё смаковала десерт. Муж еле дождался момента, когда она неповоротливо вылезла из-за стола (наконец-то!). Галантно подал руку, намереваясь сопроводить в спальню.       Сейфеттин бей наблюдал эту ситуацию за ужином и тщетно пытался скрыть улыбку, благо за его пышными усами было не так заметно. Он прекрасно понимал состояние сына — сам был таким же в своё время… Ох, времечко… Летит времечко! Ему ль не знать про уловки Фериде! Ишь ты, как мужем крутит! Узнаю, узнаю, нашу Чалыкушу. — Çanım (душа моя — тур.), подожди! Мне надо уложить дочку спать. — Пусть бабушка уложит! Пойдём уже — я заждался! — Кямра-а-ан? — Фериде недоуменно вскинула брови, дескать «В чём дело?» Мужчина присел на корточки перед дочкой, погладил её по головке, — Мунисе, детка, сегодня бабушка Бесиме тебе почитает книжку на ночь, хорошо? — Девочка охотно закивала головкой — она ничуть не возражала. И это было Кямрану на руку. Доктор взял жену под локоток и подтолкнул к двери спальни. Но не тут-то было! Фериде резко, насколько это было возможно с её теперешними габаритами, развернулась и возразила: — А не рановато ли идти спать? — С чего ты взяла, что я собрался спать? — взмолился Кямран. — Так всё равно, дома ещё насидимся за зиму! Не лучше ли пойти в сад, подышать свежим воздухом? Ты же знаешь, что я теперь редко куда выхожу. Давай, а? Пошли, посидим в беседке пока не похолодало? И пока в городе относительно спокойно, а то кто знает, сможем ли мы скоро вообще высунуть нос из дома… Любой каприз беременной жены — это закон для любящего мужа! А впрочем, идея не так и плоха — разнообразие никогда не помешает. — Ну, идём! Только плед захвачу. — Мы погуляем в саду! — нарочито громко объявил Кямран из предосторожности, дабы никто не вздумал шастать возле дома и мешать их уединённой прогулке. Впрочем, прислуга и без того давненько уяснила, что лучше держаться от молодых подальше, чтоб лишний раз ненароком не попасть в неловкую ситуацию.       Ночь выдалась звёздная и лунная — даже деревья отбрасывали тени, почти как при солнечном освещении. Романтично, красиво и таинственно! Если б не война, то можно было бы назвать вечер идеальным. Супруги устроились в беседке в дальнем конце сада. Сидели в обнимку, укрывшись одним шерстяным одеялом, как когда-то в промозглой сторожке, спасаясь от преследователей. Те события казались им далёкими-далёкими, словно из какой-то другой жизни. Любящие супруги отыскивали знакомые созвездия и вглядывались, не упадёт ли звезда, чтоб загадать желание. Откровенно говоря, желание у Кямрана на тот конкретный момент было всего одно.       Фериде положила голову на грудь мужа. Он плотно прижал жену к себе и ласково гладил её тело — большой упругий живот — святая святых, объёмные полушария — те, что не давали ему покоя ни днём, ни ночью. Отработанными движениями умудрился расстегнуть пуговки лифа и проникнуть под бельё — вот умеет же! Непередаваемое ощущение нежности кожи и тепла женского тела, особенно на контрасте с холодным осенним воздухом! Фериде очень возбуждали теплые мужские ладони — сильные и ласковые, как они сжимали каждую грудь и играли с сосками. Кямран повернул её лицо к себе, легко приподняв за подбородок и начал основательно целовать каким-то поглощающим поцелуем, будто и в самом деле собирался съесть … Долго целовал, умело, очень обстоятельно и старательно, как он умел, полностью отдаваясь страсти и любви. Не прерываясь на слова, распалил желание близости в жене. Он часто признавался ей в своих чувствах, что день ото дня становились всё сильнее, и доказывал это своими делами и заботой. А тут и не до слов уже было… Совсем ошалевший, он выпростал полные груди из лифа, полюбовался ими, помял и уткнулся лицом в это тёплое толстое вкусное сокровище. И их зацеловал.       Пара знала, что никто не застанет их в этом укромном уголке. Только, поди пойми, как в этой беседке удобнее пристроиться… Кямрану не с руки было возиться со всеми юбками и панталонами. Позвольте, а зачем усложнять, когда самые откровенные и соблазнительные части женского тела и так перед ним — грех не воспользоваться! И под его рост всё подходит. — Ты сиди, сиди…       Будущий отец встал лицом к жене, с шумным сопением расположил свой орган между увесистых налитых грудей… не с каждой женщиной ему выпадало такое удовольствие… Сжал шикарные полушария обеими руками и поимел удовольствие. Несмотря на выпирающий живот, вышло ладно, и жене удобно. Если кто-то их и услышал — это вовсе не важно. Он вправе любить свою жену как хочет и где хочет. Кямран застегивал брюки, Фериде обтирала платочком бюст, шею и подбородок. «Вот бы в следующий раз не вытирала, а размазала рукой», — про себя пожелал Кямран на будущее. При этом они заговорщицки как нашкодившие дети, улыбались друг другу. — Самая желанная женщина, не холодно тебе? — Разве может быть холодно рядом с самым желанным мужчиной? — Всё равно, пожалуй, пойдём в дом. — На сей раз — прямиком в спальню! — после всего Фериде не намеревалась остаться этим вечером без очередной порции «десерта» — Слушаю и повинуюсь, моя Султанша! — слово жены в положении — закон для влюбленного и любящего мужа!