Бунтарка
Я проснулась только под вечер. Лучи заходящего солнца, проникающие через пустые оконные проёмы, уже не могли помешать мрачным теням собираться по углам. Попыталась встать, но меня ощутимо качнуло в сторону: сказывались продолжительные рыдания, нервы и сон на солнцепёке. Собравшись с силами, я сделала пару неуверенных шагов и сразу зацепилась за торчащую арматуру, ту самую, на которую хотела напороться ещё несколько часов назад. Ойкнув, я неловко взмахнула руками, стараясь удержать равновесие. С грехом пополам мне это удалось, но сразу вспомнилось, почему я сейчас здесь. Может, действительно стоило свалиться на неё и сдохнуть? Чушь, просто чушь! Яростно встряхнув головой, я постаралась прогнать отвратительные мысли и остатки тяжёлого сна, но лишь ощутила новую вспышку боли. Но лучше боль, чем эта дурь, лезущая в голову. Когда ты одна против всех, не стоит делать остальным одолжения и сдаваться. Если решили объединиться против меня — я уж точно не стану помогать. Хотите сделать Двачевскую виноватой? Флаг руки, барабан на шею, электричку навстречу! А я и без вас разберусь. Валявшийся рядом обломок кирпича показался вполне удачным кандидатом на роль громоотвода для моих мрачных эмоций, и я пнула его что было сил, о чём тут же пожалела: мало мне было головы, так теперь болела ещё и нога. Чудесно! В бессильной злобе я плюнула на своего обидчика и, матерясь сквозь зубы, побрела к выходу. Что за дерьмовый день? За что мне всё это? Всё начиналось так хорошо, впереди маячили новые возможности, но снова жизнь повернулась ко мне жопой. Была подруга — нет её. Была путёвка — отнимут ведь. Хромаю на правую ногу, голова раскалывается. Мало мне этого, так ещё вся в слезах, соплях и в грязи как свинья вывозилась. С утра собиралась перестать огорчать мать — в этом направлении явно продвинулась! Она будет рада видеть дочь такой… Я застыла как вкопанная. Действительно. Мама. Мама, которая всегда кормила, стирала, заботилась, старалась устроить мою жизнь. Вот и устроила. Было всё хорошо, нет нужно было влезть с этим сраным клочком бумаги! Может, стоило спросить, а хочет ли Алиса куда-то ехать?! А нужно ли это Алисе?! Вот была у меня подруга, единственная, между прочим, а будет шиш с маслом! Мама подсобила, спасибо, блин, большое, благодаря тебе подругу на путёвку сменяла! Зато теперь у меня будет этот чудо-лагерь, пропади он пропадом, сгори он в синем пламени! А потом что?! Вернусь и буду одна! Вернусь в школу, где все будут знать, что ДваЧе крыса, которая мало того, что подругу облапошила, так ещё и парня её отбить хотела?! Очнувшись от своих мыслей, я поняла, что стою на месте и не приблизилась к выходу ни на шаг. Снова тряхнув головой и проигнорировав новую вспышку боли, я поспешила вперёд. Злоба придала сил. Выбравшись из заброшки, я направилась в сторону дома. Внутри всё бурлило. Во всех проблемах виновато вечное желание взрослых управлять твоей жизнью. Почему они не могут обойтись без этого? Лезут, лезут, лезут так, словно всё понимают. А на деле — пшик! Пусть мать хотела как лучше, но ничего ведь не вышло! А страдать теперь приходится мне! Руки непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладонь, оставляя кровавые полумесяцы. Узкую улицу заливал кроваво-красный свет заходящего солнца, дорожная пыль, поднимаемая ногами — словно алый туман. Мне казалось, что похожий стоит перед моими глазами. С обеих сторон на меня пялились темные глазницы окон, словно выражая своё мрачное, молчаливое одобрение. Ноги сами несли меня вперёд, а я продолжала бубнить, словно безумная бабка-пенсионерка, которая одновременно пугает и смешит дворовых ребят. Попытки сосредоточиться на чём-то одном ни к чему не приводили. Воспоминания, переживания и былые обиды переплетались, роясь словно мерзкие насекомые. Я практически видела, как завтра в школе меня встретят шушукающиеся и перешёптывающиеся одноклассники, тыкающие пальцем в мою сторону, словно я отвратительный уродец. Внезапно мне на плечо ложится рука. Это завуч. Ехидно улыбаясь, она во всеуслышание заявляет, что я никак не могла получить эту путёвку, это просто ошибка. Только не такая бестолочь! Звучит жутко унизительно, но пёс с ним! Даром мне эта путёвка не нужна. Только вот дружбу с Олей уже не вернуть, она больше никогда не окажется рядом, коротая со мной длинные вечера или нудные школьные дни. Бывшая подруга теперь смотрит на меня злобными глазами, с чувством собственного превосходства, бормочет гадости сквозь зубы. А завуч увлекает меня за собой под смешки одноклассников, тащит к кабинету директора, словно муравей дохлую гусеницу. Там уже ждёт мама, и спустя пару минут мы остервенело ругаемся, не обращая внимания на окружающих. Мне так плохо и больно, так хочется, чтобы рядом оказался кто-то, например отец, которого так не хватает. Почему-то кажется, что он бы обязательно встал на мою сторону, защитил, оправдал. Только вот откуда я могу это знать… Он же бросил меня, бросил так же, как Оля. Как бросил меня тот, кто клялся, в вечной любви, а потом обматерил, когда «не дала». Все они окружили меня и... Горькая желчь неожиданно подступила к горлу. Я резко остановилась и кинулась к обочине в кусты, где обессилено упала на колени. Меня вырвало. На глазах вновь навернулись слёзы, я закашлялась и чуть не поперхнулась остатками нехитрого школьного обеда. Подождав, пока желудок не перестал болезненно сокращаться, я наконец разогнулась, вытерла рот, попыталась отряхнуть одежду, но быстро оставила эту бесполезную затею и побрела дальше, сплевывая тягучую, противную на вкус слюну. Слава богу, никто не видел этого унизительного происшествия, хотя было бы что терять… Мысли продолжали путаться, я шла не разбирая дороги. Ноги понесли меня кратчайшим путём, какими-то огородами и задворками, по дороге почти никто не встретился. Редкие прохожие смотрели как на сбежавшую из дурдома, только вот мне было всё равно. Медленно, но верно, я двигалась к своей цели. Не успело солнце окончательно сесть, как я оказалась перед домом. Наверное стоило дать мыслям улечься, подумать, о чём именно говорить с мамой, взвесить всё, что знала, но я, не дав себе передышки, рывком открыла дверь подъезда и окрылённая новой волной злобы, взлетела по лестнице на пятый этаж. Стоило открыть дверь, как я лицом к лицу столкнулась с мамой. — Алис ты чего топочешь… — начала она улыбаясь, но заметив в каком я виде, изменилась в лице, — Алиса! Что с тобой такое? — А что со мной? Разве что-то не так? — съязвила я, непроизвольно стараясь накрутить её как накрутила себя. — Да ты себя вообще видела? Ты же чёрт-те на кого похожа! Что случилось? С этими словами она схватила меня за руку и попыталась затащить в квартиру. Но я вырвалась, испытывая какое-то извращённое наслаждение. — Пусти! Я сама. Чуть ли не оттолкнув её, я буквально ворвалась внутрь и хлопнула дверью. Не разуваясь, быстро прошла на кухню и плюхнулась за стол. Мама влетела следом уже порядком на взводе. — Дочь, ты чего? Тебя обидел кто? — в её глазах мелькнул страх. — Обидел? — я сделал вид, что задумалась, — да, знаешь было такое! — щелкнув пальцами я указала на неё, — Ты! — Я? Да ты в своём уме? — мама отступила на шаг назад и в её глазах мелькнуло что-то, на секунду заставившее меня усомниться в том, что я делаю. Но останавливаться мне не хотелось. Молчать надоело. — Алис, давай умойся, переоденься и поговорим, — она снова сделала шаг ко мне, — я не знаю, кто тебя обидел, но мы разберёмся во всём. — Ты меня совсем не слушаешь, да? Не хочу я переодеваться! — Да не хами ты матери! — сорвалась она, — Нормально можешь говорить?! — А ты можешь нормально что-то делать? — съехидничала я в ответ. — Алиса Викентьевна! Ты сейчас нарываешься! И говорю я с тобой только потому, что вижу: ты не в себе! Успокойся! Сейчас сядем и во всём разберёмся. Сядь, сядь… Я нехотя подчинилась. — Разберёмся… А может, можно думать сперва, тогда и разбираться не нужно будет?! — А ну, потрудись объясниться! — мама уперла руки в бока. — Чего объяснять? Ты вечно ко мне лезешь! Все вы ко мне лезете! — я стукнула кулаком по столу, — Вот ты нафига путёвку эту достала? — Не знаю, кто там к тебе лезет, а я не лезу. Я забочусь. Я твоя мать, если ты забыла — отчеканила она, — Чем тебе путёвка не угодила? Хороший лагерь, хорошо проведёшь лето… — Она мне подруги стоила! — я не дала ей договорить и вскочила из-за стола, — Единственной подруги! Нахера мне теперь этот «Совёнок»?! — При матери не выражайся! Ясно?! — закричала мама в ответ. — Ах не выражаться? Не выражаться?! Ты понимаешь, единственной подруги!!! У меня теперь никого нет! — Алиса, я пока ничего не понимаю, но если Оля… — Что «Оля»?! — я уже кричала, наплевав на всё. Меня не волновали последствия, её чувства, то, что она — моя мать. Меня понесло: — Оля мне всё рассказала! Это ей путёвку должны были дать, а не мне! Ты правда кому-то заплатила? Нафига?! — Слушай, я не знаю, что наплела тебе эта дура, но успокойся и послушай меня, — мама заговорила тише, словно стараясь передать мне частичку своего спокойствия, — никому я ничего не платила. Тебе льготную путёвку дали, Оля тут вообще ни при чём! — Да к чёрту твою льготу! — взорвалась я, — Какая льгота, на что льгота? Я и так не нужна была никому, а теперь и вовсе одна осталась! Я ударила рукой по холодильнику и ваза, стоявшая на нём, опасно покачнулась. — Алиса, дочка, послушай, — мама сделала шаг ко мне и протянула руку, постаравшись коснуться, — послушай меня, ты не одна совсем… Я отскочила в сторону, словно ошпарилась кипятком. — Я одна, нет больше никого, понимаешь ты или нет?! Кто у меня есть? Ты? Ты хочешь чтоб у меня никого не было, как у тебя? Чтоб меня все бросили, как отец нас… — Замолчи! — мамино терпение лопнуло, но я чувствовала себя правой как никогда. Казалось, что она взаправду, как и все вокруг, против меня и нарочно разлучила с единственной подругой. — А что, разве отец не… — Пошла вон, — мама тяжело опустилась на стул. — Ты сама… — Вон пошла! — она закричала так громко, что я невольно отшатнулась назад, зацепив стол, с которого на пол полетела чашка. Осколки брызнули во все стороны, но мама сидела молча, сгорбившись, не поднимая глаз. Я поднялась и направилась к двери. — Ну и уйду! — бросила я из прихожей, но никакого ответа не последовало. Демонстративно хлопнув дверью, я кубарем скатилась по лестнице, и оказалась на улице. Солнце окончательно село, всё вокруг погрузилось в сумрак, а я снова осталась одна. «Пошла вон!» А что мне, собственно, терять? Друзей больше нет, в школе теперь житья не дадут. Оля показала себя, теперь стопудово настучит, а значит от учителей понимания не жди. Ну, и мама уже сказала всё, что могла. Вот только куда идти? Оглядевшись вокруг, я попыталась решить, как быть дальше. Ничего путного не получилось: мысли всё ещё путались. Я попыталась успокоиться, закурив, но после первой затяжки меня опять чуть не вырвало, и сигарета тут же полетела в кусты. Никогда раньше мне бы не пришла в голову мысль курить перед подъездом: могла заметить мама в окно, могли заметить соседи и настучать ей. Но сегодня явно был особенный день. А может уехать далеко? По-настоящему далеко, в другой город. Страна большая, каждому место найдётся. Да и может к лучшему это, у нас и ловить в городишке нечего. Разве что на завод работать идти, только надо ли мне оно? Плохо, конечно, без аттестата, в ВУЗ нельзя, но где наша не пропадала. Вывернусь! И без высшего обойдусь, у нас в городе вообще институтов нет, и ничего, живём как-то. Мысль казалась действительно захватывающей, и я начала мерить шагами асфальтовый пятачок у подъезда. Можно поехать в большой город. В Москву, в Ленинград или в Свердловск. Там молодежи много, легче будет и работу найти, и от глаз посторонних укрыться. А там — кто его знает, поработаю где-то и, чем чёрт не шутит, может со временем смогу мечту исполнить: музыкой заняться! Цой ведь кочегаром работал, а вон как всё повернулось! И я, если начну с чистого листа… Наверное, это были слишком смелые фантазии, но я ухватилась за идею и, окрылённая возможными перспективами, заспешила в сторону городского вокзала. Вокзал, конечно, громко сказано, одно название. Кассы да платформа, где останавливались в основном пригородные электрички. Но стоило покинуть круг света возле подъезда и сделать пару шагов, как стало понятно, что я кое-что забыла. Плечи мои поникли, я чертыхнулась и замерла на месте. Куда это ты собралась без вещей и денег? У меня ни черта при себе не было, даже сумку бросила в прихожей. Грязная школьная форма — не самый лучший комплект для начала новой жизни. Нужно было собрать вещи и достать где-то денег на билет. Да и на новом месте они лишними не будут. Вариантов было немного. Воровать не хотелось, а значит денег могла взять только дома, у мамы из заначки. Это, конечно, тоже смахивало на воровство, но я быстро убедила себя, что это вынужденная мера, и вообще, всё верну со своей первой зарплаты. Оставалось понять, как попасть домой, но не попасться на глаза матери. Не хотела я видеть её, после тех самых слов. Самый верный способ — пробраться в квартиру, пока та будет на работе. Для этого нужно было где-то переночевать, но где? Родственников у нас в городе не было. Мысль о друзьях промелькнула в голове, и я издала нервный смешок. Представила вдруг, как сейчас звоню в дверь Ольке и прошусь переночевать. Ну и что прикажете делать? Можно было попробовать переночевать на вокзале, но там всегда дежурила милиция. Поёжившись, я представила себе их реакцию на школьницу в грязной, рваной форме со следами рвоты, растрепанными волосами, чумазым, заплаканным лицом и глазами, покрасневшими от слёз. А на улице ночь, между прочим! Нет уж, спасибо. Не хватало еще, чтобы меня мать из отделения забирала. Подумав о милиции, я воровато огляделась по сторонам и поспешила уйти подальше от света фонарей, скрывшись в тени деревьев. Можно было попробовать переночевать в парке, но там страшно — мало ли кто там по ночам шатается. Могли посочувствовать бедной девочке, спящей на лавочке, и опять же вызвать милицию. А могли и чего похуже… Меня передёрнуло. Решение пришло неожиданно, и я направилась в сторону заброшки, где была днём. Людей я там никогда не видела, значит, никто переночевать не помешает. А утром уже сделаю всё, как решила. Стараясь избегать освещенных улиц и дорог, я пробиралась дворами сколько могла. Но в одном месте дома замыкались, образуя некое подобие буквы «П». Обойти их можно было только по одной из примыкавших улиц. Выругавшись сквозь зубы, я осторожно вышла на тротуар, предварительно осмотревшись. Никого. Но только стоило пройти совсем немного по улице, как ночную тишину нарушил шум мотора. Молясь, чтобы это было такси, я оглянулась назад. Машина пока была далеко, виден был только жёлтый свет фар. Сердце забилось быстрее, потом и вовсе заметалось словно птица в клетке, на лбу выступил пот, голова судорожно соображала. Бежать? Или постараться не привлекать внимания? Времени оставалось всё меньше, я рыскала глазами вокруг, ища укрытие, а машина стремительно приближалась. Тут мой взгляд зацепился за черневший впереди козырек подъезда. До него было метров сто. Отбросив сомнения, я бросилась вперёд, молясь, чтобы дверь оказалась открыта. Шум мотора становился все громче, но я бегала быстро. Добежав, я изо всех сил рванула дверь на себя, и та неожиданно легко подалась. Успела! Я буквально ввалилась внутрь, и дверь за мной захлопнулась, жалобно крякнув. Привалившись к стене спиной и тяжело дыша, я прислушивалась к шуму автомобиля, ожидая пока тот проедет мимо. Вокруг меня была темнота и затхлый запах. Ни одной лампочки не горело. Через пару минут, решив, что бояться уже нечего, я медленно выглянула на улицу. Вроде никого. Озираясь по сторонам, я добралась до конца дома и, не спуская глаз с улицы, спиной вперёд, нырнула в спасительную темноту двора. Спасена! Моему ликованию не было предела, как вдруг сзади раздался строгий мужской голос: — Ты от кого прячешься? Я оглянулась и увидела в нескольких шагах от себя милиционера. Сердце ушло в пятки, и не до конца понимая, что делаю, я ткнула в себя пальцем, словно спрашивая, ко мне ли он обращается. — Конечно, ты, тут нет никого больше. Мама позвонила в милицию, меня ищут. Точнее уже нашли. А машина была милицейской, это наряд. — Тебя как зовут? — милиционер сделал шаг в мою сторону. Но вроде он один… Может, и не за мной. Плевать. За мной или нет — попадать в отделение, слушать потом нотации матери и получать дополнительную выволочку в школе в мои планы не входило. Фигушки! Была не была! И я рванула в сторону газона, стремясь скрыться среди деревьев, растущих во дворе. — Стой! Дура! Я кому говорю, стой! — глаз на спине у меня не было, но понятное дело, он бросился в погоню, — Стой! Ничего я тебе не сделаю, стой! Ага, держи карман шире. Просто поговорим, ты расскажешь мне смешной анекдот, стрельнешь сигарету и разойдёмся. Фигушки! Я с вашим братом общаться не собираюсь! Перескочив через невысокий заборчик, отделявший тротуар от газона, я принялась лавировать между деревьев. Второй раз за вечер мне пригодились мои быстрые ноги. Ничего так не помогает развить скорость, как бегущий за тобой милиционер. Крики потихоньку стали отдаляться, но только я уверовала, что оторвалась от погони, как темнота, которая так хорошо помогала укрыться от преследователя, сыграла со мной злую шутку. Споткнувшись о какой-то корень или корягу, я шлёпнулась на землю, растянувшись во весь рост. Искры посыпались из глаз. Пока я прохлаждалась на земле, мой преследователь оказался рядом. — Ты чего, рехнулась?! — милиционер тяжело дышал, уперев руки в колени, — А ну, вставай! Ночная пробежка явно не привела его в восторг. Попытка подняться не увенчалась успехом — закружилась голова, и я плюхнулась обратно на землю. — Ты пила что ль? — милиционер присел на корточки рядом со мной. — Нет, — пробубнила я. — А ну, дыхни! — он наклонился к моему лицу. Я нехотя дыхнула, он принюхался и мотнул головой. — Вроде нет… Тебе плохо? — Да… немного… — Давай помогу, — он явно видел в темноте лучше меня, потому что сразу же ухватил меня за руку и помог встать на ноги, — идём-ка к свету сначала. Ладони саднило после падения, еще я здорово ударилась коленкой и поэтому прихрамывала. Вроде и убежала недалеко, но, пока шли к фонарю, мой провожатый измучил вопросами. Сначала я отмалчивалась, потом начала нехотя отвечать. — Так чего бежала-то, раз не пьяная? — допытывался милиционер — Или украла чего? Я обиженно засопела, но гордо промолчала. — Чего молчишь? Или действительно украла? — Нет! — зло бросила я. — Ну, а если ничего не натворила, чего в молчанку играешь? Я ж не фашист какой-то. — Хм… — неопределенно промычала я в ответ, не решившись заявить, что кому ж хочется с милицией то разговаривать. — Ладно, разберёмся… — начал было милиционер. Вот еще! Ещё один разбираться собрался! Все взрослые — одинаковые! Я так разозлилась что рванула руку пытаясь освободиться. — Ты чего?! — хватка у мужчины была железная — Опять бежать? Не набегалась? Я промолчала. Наконец мы выбрались на улицу и дошли до фонаря. — Ё-мое! — воскликнул милиционер, когда рассмотрел меня на ярком свету — Что с тобой случилось-то?! Где ж ты так вывозилась? На тебя напал кто-то? В свою очередь и я рассмотрела его наконец-то как следует. Он оказался довольно молодым и вполне симпатичным парнем. Я помотала головой. — А что ж ты такая… красивая-то? Слушай, ты не из дома сбежала часом? Угадал со второго раза, надо же! — Нет. — Документов нет, конечно? Паспорт у меня был, но дома. А сейчас это всё равно, что на Луне. — Есть… дома, — я отвернулась в сторону. — Что ты нос воротишь, ты можешь со мной нормально поговорить? Я ж с тобой по-хорошему? Ты боишься чего-то? Натворила что? — Нет, ничего… — Вот и хорошо. Как тебя зовут? — Лена, — соврала я, не моргнув глазом, — Лена Унылова. Лена Унылова была соседкой по двору, к которой я не питала особой любви. Неестественно милая, стеснительная девочка, постоянно сидящая на лавочке около дома с какой-нибудь девчачьей книжкой. Впрочем, была очень популярна среди парней района, желавших почувствовать себя отважными рыцарями. Вряд ли моя ложь причинила бы ей какие-то неприятности, всё встало бы на места, если бы начали разбираться. Так или иначе, но именно её имя пришло мне в голову первым в этот сложный момент. — Паспортистка ошиблась или в роддоме перепутали? — Чего? — в недоумении спросила я. — Да так, ничего, — хмыкнул милиционер в ответ, — И где ж ты живёшь, Лена? Я решила продолжить врать, надеясь выпутаться из этой ситуации с минимальными потерями. Домой мне возвращаться совсем не хотелось. — Третья улица Строителей, дом… — Дом двадцать пять, я понял. Квартира двенадцать, я правильно понимаю? — парень улыбнулся и подмигнул мне. Мне оставалось только потупиться. — Послушай, Лен, как ты думаешь, в чём состоит моя работа? — он снял фуражку и постарался заглянуть мне в глаза. — Ну, вы милиционер, — я окинула взглядом форму. Звёздочки на погонах сообщили о том, что предо мной младший лейтенант. — А делаю я что? — продолжал допытываться он. — Бандитов ловите? — Ну… это тоже, конечно. Но всё-таки не это главное, как думаешь? — Служите Советскому Союзу? — предположила я. — Людям помогаю, Лена. Людям… — он задумчиво вздохнул, — Ты себя в зеркало видела? — Нет… — Видок у тебя еще тот, конечно. Но я всё равно вижу, что ты нормальная девчонка, так ведь? Я кивнула. — Рассказывай уже, что случилось. Может, помогу чем. Обещаю, хуже не сделаю. Я вздохнула. Не особо верилось очередному взрослому. Но у него уже уже было достаточно причин тащить меня в отделение, а он всё равно продолжал со мной говорить. — С подругой повздорили. — Хреново… Ой, извини, в смысле хорошего мало в этом. Но бывает. Поругались — помиритесь ещё. Я решительно покачала головой. —Что, всё так серьёзно? — улыбнулся он — Ну… а если так, может и не подруга она тебе была? Я усмехнулась. — Может… А может, это я ей не подруга? — И такое может, — кивнул он и уставился в небо, — но тут уж тебе виднее. Я ж не Шерлок Холмс. Это она тебя в грязи валяла, так? Не очень хотелось рассказывать ему, кто из нас кого валял, вряд ли это прибавило бы мне очков. — Я на земле спала. Мы поругались, я домой не пошла, пошла в заброшку — одной побыть хотелось, на Кирова, завод старый. И уснула. Всё это действительно звучало сбивчиво и нелепо, хоть и было чистой правдой. Почти. — Не дело это — девчонке по «недостроям» лазить. Тем более спать, да еще и на голой земле, — он вздохнул и нахмурился, — Ладно, ты это, продолжай. Он неопределённо крутанул рукой в воздухе. — А чего продолжать? — нехотя спросила я, но всё же подчинилась, — Домой пошла. По дороге стошнило. Дома с мамой поругалась, она меня из дома выгнала. Милиционер присвистнул. — Ничего себе?! Это что она тебя, за форму так? Или еще что было? — Ну-у-у, не совсем, — протянула я. — А что же? Действительно, и что же? Пытаясь решить, как это рассказать незнакомому человеку, я поняла, что повела себя, как полная скотина. Теперь, успокоившись, я не могла найти слов, чтобы оправдать своё поведение даже перед собой, не говоря уже про моего нового знакомого в милицейской форме. А он пристально смотрел на меня своими синими глазами, словно оценивал, правдиво ли я отвечу ему на этот вопрос. — Я злая была очень, ну и… ну и нахамила ей. Сильно. Правда сильно. — А мама заслужила это, Лена? — Нет, — коротко ответила я и снова уставилась в землю, — совсем не заслужила. Теперь, говоря об этом с незнакомым человеком, я действительно поняла, что нет. Понимание это пришло совершенно неожиданно, будто уже давно было где-то в голове, но боль и отчаяние не давали ему выйти наружу. Злоба и гнев лишили меня разума. Я даже не подумала о том, что Оля сама повела себя паскудно. Просто обвинила во всём того человека, который никуда бы от меня не делся. Да и Оле я уже ничего не могла сказать, не стала бы она меня слушать. А вот мама... Мама дело другое. Она всегда была рядом, когда мне было тяжело или плохо, всегда старалась поддержать. А я её даже не выслушала. Даже слова не дала сказать, вместо этого поверив в бред, который Оля несла за школой. А потом еще и ударила в самое больное её место. Мы ведь всегда срываемся на самых близких, испытывая их любовь и терпение. Какая же я мерзкая тварь! Мне было неописуемо стыдно, но это были мелочи в сравнении с пониманием того, что я теперь посмотреть на неё не смогу, не то что заговорить. — Я такое наговорила… Я… я плохой человек! Очень плохой! Слёзы снова побежали по щекам. — Ну-ну, Лен, не плачь! У меня и платка-то нет! Он развёл руками и сделал настолько беспомощное и комичное лицо, мол «ох уж эти женские слёзы», что я невольно засмеялась. Неожиданно я поняла, что мой странный собеседник очень красив. — Так гораздо лучше! Вот что, давай-ка я провожу тебя домой. Уже темно, нечего школьнице ходить в такое время, да еще в таком виде. —Не… не надо… я сама дойду. —Не могу я тебя одну отпустить, служебный долг, сама понимаешь, — он снова развёл руками и улыбнулся. Было в его улыбке что-то обескураживающее, располагающее и подкупающее. Наверное девушки были от него без ума. Но сейчас меня больше волновало другое. Сержант увидел мои сомнения и покачал головой. — Не бойся, до квартиры не пойду. Ничего твоя мама не узнает. Доведу до подъезда и всё, обещаю. Слово советского милиционера! Я кивнула. — Пойдёмте, только давайте дворами, а то увидят под конвоем, трепаться начнут… — Добро, веди! Милиционер пошёл чуть позади меня, словно позволяя остаться наедине со своими мыслями. До подъезда мы добирались в молчании, благо идти нам было совсем недалеко. Свет в наших окнах не горел, но что-то подсказывало мне, что мама не спала. — Ну, я пойду, товарищ милиционер? — неуверенно спросила я. В глубине души я не верила, что так легко отделаюсь. Казалось, что сейчас он сбросит маску дружелюбного понимающего парня и поступит как положено, сдав меня на руки матери со всеми вытекающими. А то не служба, а свидание какое-то. — Иди, Лен, — он было развернулся, а потом снова повернулся ко мне. У меня душа снова ушла в пятки, но зря. — Лен, ты мне скажи. А куда ты путь держала? — Ну, я… Он ободряюще улыбнулся. — Да ладно тебе, ты мне такое рассказала, что думаю не удивишь уже! И правда, чего мне от него скрывать? Планы, которые теперь и значения не имели? — Я в Москву поехать хотела. Или в Ленинград. Работать, а потом может этим… — я замялась — Музыкантом стать. Вот. Я покраснела. Когда произнесла это вслух, прозвучало по-детски и смешно. Милиционер присвистнул, но не засмеялся. — Ну, думаю у такой пробивной многое могло получиться. Но вот у тебя нет ни вещей, ни паспорта. Денег ни копейки с собой, подозреваю. Как до Москвы ехать? Ты же не дура, точно должна была обдумать. — А кричали, что дура, — улыбнулась я. — Это я так, образно. Ну так что? — А вам зачем? — Интересно же! Не каждый день ловишь школьницу, которая в столицу едет! — Издеваетесь? — Ни в коем случае. — Ну-у-у… — я мялась, но потом решила быть честной до конца, этот парень мне ничего плохого не сделал, а во многом даже помог, — я хотела утром вернуться домой, когда мама на работу уйдёт, собрать вещи и… и взять деньги из её заначки. Милиционер ничего не сказал, но я сразу начала оправдываться, мне самой не нравилось, как это звучит. — Я бы с зарплаты вернула! Без этого никак, нет у меня никого! — с вызовом выпалила я и уставилась в землю. А миллионер засмеялся. — Дурёха ты всё же, — абсолютно беззлобно объявил он, — и не потому, что денег взять хотела. — А почему? — я недоверчиво посмотрела на него. — Ты правда думала, что мать утром спокойно на работу пойдёт? После того, как тебя ночь дома не было? На глазах навернулись слёзы и я отвернулась в сторону. Действительно, как я могла подумать, что мама просто уйдёт на работу, словно ничего не было? — Знаешь, она поймёт. Мамы всегда понимают. Ты только извинись и всё объясни. Тебе ведь действительно жаль что так поступила? Я кивнула и грустно улыбнулась. — А по поводу подруги, — продолжил он, — помнишь, как у Высоцкого про горы? Высоцкого я знала хорошо, любила и уважала.Если друг оказался вдруг И не друг, и не враг, а — так, Если сразу не разберешь, Плох он или хорош, Парня в горы тяни — рискни! Не бросай одного его, Пусть он в связке в одной с тобой Там поймешь, кто такой.
Пропела я тихонько охрипшим от слёз голосом. Милиционер кивнул. — Да, эта. Только я про второй куплет. Ты подумай, может это не ты плохая, а подруга твоя из тех кого «вверх не берут, про кого здесь не поют». Я пожала плечами и отвернулась. — Может. Он пристально посмотрел на меня, потом кивнул, взял под козырёк и пошёл прочь. Я постояла пару секунд, потом окликнула: — Это… Я — не Лена! Я Алиса, Алиса Двачевская. Сержант обернулся и кивнул с улыбкой: — Очень приятно, Алиса. А я Вячеслав Сычев. Бывай. И растворился во тьме, оставив наедине с моими мыслями и переживаниями. Наверху ждала мама, к которой было так страшно идти, но идти было нужно. И если она меня простит, то впереди меня ждёт лето, впервые за долгие годы обещавшее что-то хорошее.Сыч
Когда я проснулся, уже стемнело. Мой день начался во тьме, во тьме ему предстояло закончиться. Единственным источником света служило грязное марево за окном, которое не давало городу полностью погрузиться во тьму. Свет множества фонарей, фары машин, никогда не гаснущие вывески торговых центров, манящие прохожих словно болотные огни незадачливых путников, и окна тысяч и тысяч квартир, за каждым из которых была человеческая душа. Я был одной из этих душ, но чувствовал себя одиноким, словно в пустоте открытого космоса. Интересно, сколько я спал? Сейчас мог быть вечер, могла быть ночь, а может, уже начинался новый день. Невозможно было исключить и то, что минуло больше суток, и теперь за окном был вечер совсем другого дня. Да какая в сущности разница? Каждый следующий день был точной копией прошедшего. Разговоры затворников про пресловутый «день сурка» давно набили оскомину, но поверьте, это важный критерий, достигая которого, человек понимает, что жизнь его окончательно лишилась смысла. Ведь такая «одинаковость» — терминальная стадия застоя. Равнодействующая сил равна нулю, мира нет для тебя, а тебя нет для мира. В каком-то смысле это хуже смерти. Самое настоящее ничто. Я поднялся с кровати и понял, что чувствую себя на удивление неплохо. Даже хорошо, как ни трудно в это поверить. Слегка размяв кости, я направился на кухню, дабы налить себе чашку бодрящего кофе. Там меня встретил привычный беспорядок. Закурив сигарету, я принялся рыться на полках, а потом вспомнил, что утром оставил банку на столе. Торопиться было некуда, поэтому сперва я, как цивилизованный человек, налил воды в фильтр, а не сразу в чайник. Фильтрация обещала увеличение мягкости, уменьшение накипи и открытие пути к вратам Эльдорадо, но я сомневался, что годовалый картридж сделает что-то полезное. Скорее всего он настолько забился всяким дерьмом, что портит относительно чистую воду из столичного водопровода. Но что поделать — как и туземные племена, я был последователем пресловутого карго-культа. Пока чайник закипал, я осматривал окружающую разруху, размышляя о том, не стоит ли сделать уборку. Тут мой взгляд зацепился за настенные часы, сообщившие, что сейчас семь часов. Утро это было или вечер — "хронометр" стыдливо умалчивал. Но не ночь, уже хорошо. Конечно, я бы мог сходить за телефоном и все узнать наверняка, но было в моем неведении что-то цепляющее, тянущее, некий налет декаданса и разложения, который ужасал, но вместе с тем был приятен какой-то извращённой части моей души. Забыться и не знать, на дворе ещё «вчера» или уже «завтра»… Было что-то в этом ощущении «вне времени и пространства». Щелкнувший чайник прервал мой поток мыслей, который совершенно нехарактерным для меня образом закручивался, завивался и всячески ветвился. Налив кипяток в кружку, где уже были две ложки дрянного растворимого кофе, я вяло помешал жидкость чайной ложкой, отхлебнул и поморщился. Дежавю. В темноте минувшего утра я стоял точно так же, пил эту дрянь и думал о собственной ничтожности. Так не годится! К чёрту! Я решительно выплеснул черную жижу в раковину, забитую грязной посудой, и принялся рыться в шкафчиках. Сахара не было, а пить чёрный чай без него я, увы, так и не научился. Хорошо бы было найти зелёный чай, если повезёт — с жасмином. Если дважды повезет — листовой. Правда, заварочного чайника у меня не было уже пару лет. Как-то я обнаружил в нём «колонию» плесени и выронил от отвращения. В результате пришлось собирать по всей кухне эту самую плесень и чаинки. Ну что ж, обойдусь как-нибудь. Но это всё лирика. Любой уважающий себя холостяк знает, что чай можно заварить просто насыпав в кружку. А процеживание — вообще для неженок. Никто не умирал от пары листочков, застрявших в зубах. Где-то на самой верхней полке одного из трёх настенных шкафчиков, между полупустыми пачками макарон и древними коробками от сухих завтраков, среди рассыпанных специй, мертвых мух и тараканов, моя рука наткнулась на жестяную коробочку. Разглядеть, что это, не получалось и схватить я её не мог — не доставал совсем чуть-чуть. Надо было бы сходить за стремянкой, но я выбрал «простое, доступное неправильное решение», а именно: не нашёл ничего лучше, чем встать на стол возле раковины, ухватиться рукой за нужный мне шкафчик, и начать шарить в нём. Дальше случились два события: хорошее и плохое. Хорошее заключалось в том, что коробочку я ухватил и даже успел порадоваться своей ловкости. Плохое было вполне ожидаемым: шкафчик скрипнул, треснул и отделился от стены. Я не успел ничего подумать и полетел вниз, увлекаемый тяжеленной дурой из ДСП. Удар. Боль. Тьма.***
Я стоял посреди дороги. Это не было похоже ни на что, виденное мной до этого, но не вызывало никакого удивления. Вокруг было лето, а иначе и быть не могло. У меня было совершенно четкое чувство, что другого времени года в природе вообще не существует. Вокруг были изумрудно-зелёные луга, неподалеку качались деревья, это было бы практически природной идиллией, но все портили типичные российские ЛЭП и асфальтовая лента дороги, словно убегающая в бесконечность. Всё вокруг дышало теплом, жизнью и светом. Я сделал несколько шагов, и сзади раздался шорох. Стоило мне обернуться, как что-то сверкнуло перед глазами, и я полетел в пустоту. Окружающий мир был словно скатерть, которую ловкий фокусник выдернул из-под тарелок. Только вместо стола под ней была тьма. На прощание я услышал голос: — Семён, ты пойд…***
Глаза открылись и я обнаружил, что лежу на полу. Первым делом не без радости отметил, что жив. В противном случае было необходимо не только признать существование загробной жизни, что претило такому прожженному материалисту как я, но и допустить, что ад (ну, или чистилище, на рай я не рассчитывал) выглядит в точности как моя кухня. Вторым был тот факт, что бардак на моей кухне превратился в настоящий разгром. Создавалось твердое ощущение, что тут либо взорвалась граната, либо прошел концерт «Секс Пистолс». Возможно, всё сразу. Потрогав голову, я нащупал шишку, увеличение которой, казалось, можно было ощутить в режиме реального времени. Прямо как рост госдолга извечного вероятного противника. Шишка расположилась симметрично месту дневного удара, с другой стороны многострадальной головы. Годовой запас удачи можно было считать исчерпанным: судя по всему, от верной гибели меня спасло то, что, покачнувшись, я полетел слегка в сторону, разминувшись с падающим шкафом. Шкаф, точнее его древесно-стружечные останки, валялся по левую руку, а в правой… В правой я сжимал злосчастную банку чая. Рассмеявшись, я приложил некоторое усилие и, почти сломав изрядно отросший ноготь, открыл её, просыпав часть содержимого на пол. Впрочем, ему уже ничего было не страшно. Листовой. С жасмином. Всё таки я был не прав: осталось ещё немного везения! Как ни в чем не бывало, ступая среди разбитого стекла и сиротливо разлетевшихся макарон, я подошёл к столу, прикоснулся к чайнику. И отдернул руку — ещё горячий. Видимо в отключке я провалялся всего ничего. И действительно — часы всё ещё показывали семь. Чертовщина какая-то! Почесав затылок и ойкнув, налил в чашку кипяток и сыпанул пригоршню заварки. Не знаю, как это ощущалось на самом деле, но мне запах показался абсолютно божественным. Ложка затерялась где-то среди последствий падения, но все мы знаем, что столовые приборы - стереотип, навязанный западом. Как и лимон. Как и чайник. Пока чай заваривался, я размышлял о том, что видел во время вынужденного "сна". Толком ничего не помнил, только голос, вроде девичий, который то ли звал, то ли просил. Только вот куда? Или что? Помотав головой, я решил плюнуть на это дело — толку от моих размышлений было чуть. Привиделось что-то, подумаешь! Меня, конечно, слегка волновало то, что эта девушка зачастила в мои сновидения. Вот до чего доводит одиночество! Конечно, какому сычу не захочется, чтобы его звали, чтобы его ждали? Только это всего лишь сон. Никто меня не звал, никуда я не пойду. Даже на пресловутую встречу мне идти расхотелось. Лучше я тут сам, по старинке. Взяв со стола кружку с ароматным горячим чаем, я направился в комнату. Впереди ждал очередной вечер за компьютером. Или не вечер. Усевшись за стол, я нажал кнопку на системнике и принялся ждать пока загрузится операционка. Компьютер был одним из немногих, кто никогда не подводил меня. Пара минут — и браузер запущен, закладки открыты. Не то чтобы там было что-то мне неизвестное, но это было частью ритуала. Кто-то каждое утро встаёт на работу, а я вот закладки перед каждым новым сеансом просматриваю. Как и следовало ожидать, ничего необычного там не обнаружилось. Обычная вереница сайтов сомнительного содержания, дорогие сердцу имиджборды, пара форумов, фейковая страница в соцсети. Зайдя на почту и убедившись в отсутствии новых заказов, я понял, что весь вечер не вспоминал о собеседовании. Будто и не было его, лишь неожиданная прогулка ранним зимним утром. Затянувшийся поход за пивом, если угодно. Кстати о пиве. Чай я допить не успел, но… Пошарив рукой в темноте под столом, я открыл рюкзак и извлёк на свет пластиковую полторашку. Дешёвое пойло, годное только на то, чтобы залить плохое настроение. Вкус — так себе, головная боль на утро почти гарантирована. Но нищие, как известно не выбирают. Отодвинув в сторону полупустую чашку, я привычным жестом скрутил пробку с бутылки. Сделал большой глоток, поморщился и задумчиво уставился в монитор. Сначала решил было посмотреть какое-нибудь аниме. «Баблгам Кризис», например. Но теперь настроение куда-то пропало, из головы не шли мысли о работе, а точнее об её отсутствии. Приложившись к бутылке ещё разок, я принялся искать музыку. И хотя логичнее было бы найти что-то веселое для поднятия настроения, я решил отдаться меланхолии полностью. Выбор мой пал на ребят, которые не знают мажорных аккордов: из колонок заиграла «Карма Полис», а я откинулся на спинку кресла и с наслаждением закурил. Уже было понятно, к чему всё идёт. Напившись под грустную музыку, я погружусь в пучину тоски и отчаяния, снова проведу вечер в бесполезных воспоминаниях и безудержном использовании сослагательного наклонения. А что было бы, а как бы повернулась жизнь. «Бы, бы, бы…» Если бы мне платили рубль каждый раз, когда я представлял себя в «другой шкуре» — у меня давно был бы дом на тропическом острове. Похоже, прошло где-то с полчаса моих упражнений по созданию альтернативных реальностей, когда стало понятно, что даже моя любимая игра меня не увлекает. Почему-то мозг упорно хотел анализировать сегодняшнее собеседование и то, как я на него попал. Иногда сложно контролировать свои мысли. Невозможно, наверное. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как вернуться к размышлениям об утренних событиях. Я провалился, в этом не было ничего нового. Был ли у меня шанс? Скорее всего, нет. Я объективно не подходил на эту должность, да и не настолько хотел её получить, чтобы изображать компетентного специалиста. Если не кривить душой, то мне было обидно и неприятно: ситуация в очередной раз оказалась не в мою пользу. Но сказать, что я удивился? Моя жизнь не состояла из сплошной череды отказов по той лишь причине, что я не особенно искал предложения. Но было что-то ещё, что-то из-за чего я упорно не хотел возвращаться к осмыслению этой темы. Не моя обычная инертность и пассивность, а… И тут я понял, что не хотел думать об этом по простой причине: я злился на Борю. Именно он выдернул меня из моего привычного мирка, заставил вылезти из скорлупы, подарив мне надежду. А надежда — очень сильная штука. И когда она не оправдалась, я просто предпочёл задвинуть это чувство подальше. Не думать о том, что снова «не смог». В который раз моей жизни происходило подобное? Если честно, я сбился со счёта. Каждый раз кто-то кидал мне спасательный круг, а я всё равно умудрялся утонуть. Люди жали плечами и уходили в закат, а я продолжал погружаться всё глубже на социальное дно. Я верил, что они искренне хотели помочь. Вот только кому? У меня складывалось чёткое ощущение, что помогали они себе, а не мне. Они просто хотели почувствовать себя благодетелями, меценатами, которые протягивали руку помощи бедному, заблудившемуся отшельнику. А тот сначала отворачивался, потом плевался ядом, а в итоге просто упускал все возможности. — А вас кто-то просил об этом? — спросил я у комнаты в голос. Ничего удивительного, но мне никто не ответил. Это определённо было плюсом: не хватало чтобы к фантазмам добавились разговоры с невидимыми собеседниками. Хотя, если биться головой так часто, как я сегодня… На самом деле, я часто разговаривал с пустой комнатой. Если мне что-то не нравилось, кто-то подводил меня или банально грубил в магазине — я приходил домой и выяснял отношения с пустотой. Никогда мне не хватало сил и уверенности в себe для того, чтобы ответить «обидчику» на месте. Зато дома я представлял себе, как ловко я умудряюсь переспорить его, показав насколько сильно тот не прав. Это был уже не бокс по переписке, а какой-то новый вид ментального онанизма… А почему бы мне не позвонить Боре и не высказать ему всё? Хоть раз не комнате рассказывать про то, что «я никого не просил о помощи», что «мне ничего не нужно от вас, и вы ко мне не лезьте», а человеку, который потревожил мой покой. Я достал телефон и открыл список вызовов. Боря значился там первым, кто ещё мог позвонить мне за такой короткий промежуток времени? Даже в конторе мне сразу отказали, никаких вам дежурных «мы вам перезвоним». Через минуту бездействия экран смартфона погас, и я отложил его в сторону. Потом. Почему «потом»? Потому что я не знал, что говорить. Сегодня я уже успел почувствовать себя жалким, два раза за день слишком даже для меня. Кроме того, в моей жизни мне очень нравилось отсутствие необходимости решать проблемы. И речь не о бытовых вещах, вроде необходимости покупать еду или лечить простуду. От этого освободит только смерть. Часто думалось, что моё положение избавляет от огромного количества неурядиц и конфликтов, возникающих при общении людей. Поэтому я не очень хотел начинать такой конфликт, лишая себя тех немногих преимуществ, которые приносил мой «хикканский» образ жизни. Сколько времени обычный человек переживает о проблемах на работе? О неурядицах и недопонимании с друзьями? О чувствах своей «второй половинки»? Люди сходятся и расходятся, делают друг другу больно, бросают обвинения и претензии, оставляющие на сердце шрамы на долгие годы. Каждый из них является узелком в бесконечно большой паутине, и каждый раз, когда тянут за нить, которая, казалось, никак не связана с тобой, ты чувствуешь это влияние. Когда рвутся нити, связывающие тебя с близкими людьми — это может стать настоящей катастрофой. Сейчас думая о том, что единственные близкие люди, которые есть у меня — мои родители, стареют с каждым годом, и могут умереть уже в обозримом будущем, я не испытывал боли или даже неудобства. Я давно не общался с ними, родители стали для меня практически абстрактным понятием. Не хотелось думать, что я не люблю их, но как долго можно испытывать чувства к тем, кого так давно нет рядом? Когда мне становилось очень уж тоскливо и грустно, я размышлял о том, что чувствует муж, потерявший любимую жену. Уверен, его страдания не окупит та любовь, которая их объединяла. А вот я был лишён таких «слабых мест». И вот сейчас, стоит только позвонить Борису, как я снова стану узлом в этой паутине. Войду в конфликт, а значит, и в отношения с другим человеком. Я отпил ещё пива, свернул браузер и принялся рыться в аудиозаписях. На смену «Радиохеду» пришла «Нирвана», правда, не раскрученная американская команда, а более ранняя и менее известная британская. Их музыка была мне ближе и милее, по крайней мере в подобные моменты. Я прикрыл глаза, чувствуя лёгкое опьянение, и отдался во власть мелодичного прог-рока шестидесятых годов. Музыка — великая сила. Незаметно я отвлёкся от своих деструктивных размышлений и вернулся к спокойному сёрфингу по просторам Сети. В такие моменты казалось, что Интернет — единственная сеть, в которой я хотел оказаться. Она выгодно отличалась от сети человеческих отношений тем, что от неё можно отключиться просто выдернув шнур, а потом так же легко вернуться назад. Сегодня объектом моего внимания стали гитарные форумы. Когда-то я хотел научиться играть на гитаре и даже сделал определённые шаги в этом направлении. Шаги, правда, были традиционно неуверенными, и путь мой быстро закончился. Если не вдаваться в подробности — гитары у меня не было. Зато за годы я стал знатным диванным теоретиком в вопросе электрогитар и с огромным удовольствием был готов спорить о превосходстве «Стратокастера» над «Лес Полом» для исполнения легкого джаза или «отвратительном сустейне болчёного грифа». Пролистав несколько тредов о выборе инструментов и не найдя ничего кардинально нового, кроме старого доброго «б/у японца за пятьсот баксов», я полез в раздел объявлений. Я постоянно мониторил этот раздел, думая о том, что неплохо было бы прикупить себе недорогую гитарку и простенький усилок. Найдя несколько интересных объявлений, я снова погрустнел. Как обычно всё упёрлось в отсутствие лишних денег даже на самого дешёвого «китайца». Ноу мани — ноу хани. А нет работы — нет денег. И снова мои мысли вернулись к собеседованию. В душе боролись непримиримые стороны. Одной не хотелось ничего менять, не хотелось совершать движений, которые снова могут принести обиду и расстройство. Другая хотела чего-то нового, и мне становилось всё тяжелее отказывать ей, держать её в клетке из запретов и ограничений. В такие моменты я чувствовал себя шизофреником. С одной стороны, я убеждал себя в том, что жизнь прекрасна, менять ничего не нужно, я независимый человек, надёжно защищённый от всех жизненных неурядиц отсутствием этой самой жизни. Как там говорят? «Отсутствие секса — самый надёжный метод контрацепции!» С другой стороны, я чувствовал, что в некоторые моменты мне не хватает то живого общения, то банальных материальных благ, которые можно получить только работая с людьми и на людей. Понятное дело, можно было стать крутым программистом и работать удалённо. Тогда можно было бы решить хотя бы материальный вопрос. Вот только стоило признать, что я слишком туп для этого. Или ленив. Я много раз пытался, но так и не смог превзойти тот уровень, на котором находился сейчас. Не было сил, не было мотивации, не хватало знаний и навыков, а чтобы их получить нужны были силы и мотивация. Замкнутый круг, который вынуждал меня оставаться в положении, когда денег хватало на квартплату, еду, зубную пасту и туалетную бумагу. Бывало, в такие моменты я думал о суициде. Не столько от отчаяния, одиночества или боли, сколько от банальной неспособности что-то изменить. Я существовал, и большую часть времени меня это устраивало. Но порой становилось настолько тошно от себя, своего окружения и полной неспособности что-то сделать, что я не видел иного вывода разорвать этот порочный круг. А очень хотелось. Но я был слишком труслив, слишком нерешителен, да и не хотел этого по-настоящему, скорее всего. Просто пораженческие мысли. «Нирвану» сменила «Гражданская Оборона», первую бутылку пива — вторая. Чай так и стоял недопитым, давно остыв и подёрнувшись радужной плёнкой. Часы сообщали, что уже час ночи. Я снова сидел с телефоном в руке и тупо пялился в экран, вновь и вновь зажигая его каждый раз, как тот гас. Боря сейчас, наверное, спал. С женой или с девушкой. Что если всё же позвонить ему? Вырвать его из привычной жизни, как он вырвал меня. Конечно, он может просто не взять трубку посреди ночи, а может просто послать меня на хер. В целом, он будет прав. Мне стоило так поступить, когда он звонил, но не смог. А теперь я был пьян и явно хотел сделать глупость. Как ещё любой нормальный человек расценит ночной звонок с претензиями, что он был не прав пытаясь помочь с работой своему знакомому? Наконец я набрался смелости, а может градус алкоголя в крови стал достаточным, и набрал номер. Долгая серия гудков, настолько долгая, что я вновь закурил, выдохнул дым практически с облегчением, и уже собрался класть трубку. Но тут мне ответили. — Алло, кто это? Голос был сонным, а значит, я почти угадал. — Это Семён, не спишь, Борь? — я изо всех сил старался говорить внятно, хотя язык заплетался после трех литров пива, которые я выпил на голодный желудок. — Какой Семён? — он явно не совсем разобрался в ситуации. — Персунов, ты мне звонил по поводу встречи, потом по поводу работы говорили. Забыл, всё как всегда. Делай добро и убегай, ядрена вошь. — А, Сёмка! — в голосе послышалось узнавание, — Прости, спросонья не узнал, богатым будешь! Чего случилось? Богатым мне скорее всего не быть, но меня удивило то, что я ещё не был послан за звонок среди ночи. — Ничего, что так поздно? — издевательским тоном спросил я. — Да не, нормально, — ещё больше удивил меня Боря, — как прошло? — Херово прошло, скажу я тебе. — А чего так? Прям херово? Сказали перезвонят? — Нет, какое там, сразу отказали. — Блин, это грустно. Я не думал, что так получится. Прости, чувак, мне действительно жаль. Голос его прозвучал так искренне, что я оказался просто обезоружен. Я собирался позвонить ему, устроить пьяную истерику, выговорить ему за бесполезные предложения и ложные надежды. Не столько те, что дал мне он, сколько за все те, что были раньше. А теперь, услышав обычные человеческие извинения, я устыдился своего поведения. Устыдился того, что намеренно выдернул человека среди ночи и пошёл на конфликт с ним. И из-за чего? Из-за того, что решил, что он просто тешил своё эго, помогая мне. Я ведь толком не знал его, а судил о действиях, будто мысли читал. — Сём, ты тут? Не слышно тебя совсем! Боря выдернул меня из размышлений, напомнив что он всё ещё тут. — Да, прости, просто задумался. — О чём? — удивился тот. — Да так, просто… Слушай, прости, что побеспокоил, извини, если жену разбудил. — Да ничего, я быстро засыпаю, — он засмеялся в трубку, — А жены нет у меня, тебя обманули. Так чего звонил? Как же глупо. Нарисовал себе в голове портрет и ошибся буквально во всём. — Поблагодарить хотел. Спасибо за возможность. — Да ладно, не вышло же ничего. Прости, что время потратил. — Пустое, у меня его валом, поверь. Теперь настал мой черёд засмеяться. — А раз валом — не забудь про встречу нашу! Приходи обязательно, я может, ещё чего тебе подыщу к этому времени! Несколько часов назад я сказал себе, что никуда не пойду. Но теперь не хотелось ему отказывать, и как бы странно это ни прозвучало, хотелось увидеть этого человека. И вообще людей. — Хорошо, увидимся, Борь. Я приеду, обязательно. — Рад слышать! Бывай, Сёмка! Я положил телефон и откинулся на спинку кресла. Этот разговор был самым странным, что случалось со мной за долгое время. Даже мои яркие сны не шли ни в какое сравнение. Внезапно столкнувшись с простым человеческим отношением, я почувствовал себя иначе, почувствовал себя… человеком? Мысленно я похвалил себя за то, что вовремя закусил удила и не успел ему нахамить. Ну, только если совсем немного… Монитор и тёмная комната слегка плыли перед глазами. Я понял, что сижу и глупо улыбаюсь в ночи. Я допил остывший чай, кинул окурок в бутылку из-под пива и выключил компьютер. Завалившись на продавленный диван, я закинул руки за голову и уставился в потолок. Интересно, сегодня мне снова приснится та девушка? Может, эти сны, как и звонок с приглашением на встречу — какой-то знак? Может я не настолько пропащий, может, это мой шанс что-то изменить? Засыпая, я думал о том, что хорошо бы снова увидеть лето…