Миг бесконечной привязанности

— Я хочу рассказать дяде. Жулань говорит это однажды, когда провожает Сычжуя из Башни Кои до ближайшего города. Ему не нужно добавлять, чтобы Сычжуй понял, но он все равно делает это. — О нас. — Ты уверен, Цзинь Лин? — Нет, — Цзинь Лин чуть качает головой. — Но он имеет право знать. Однажды они вместе посетили могилы семьи Юаня в Цишане. И Жулань догадывался, что Вэнь Нин тоже знает. Пару раз они даже охотились втроем, но Цзинь Лину все еще было сложно находиться рядом с Призрачным генералом, хоть он и принял его как дядю Лань – Вэнь – Юаня. И уж конечно, Лань Ванцзи с Вэй Усянем те, кто были в курсе практически с самого начала. Несмотря на тайность их отношений, Цзинь Лин хочет признания со стороны своей семьи тоже. Несколько раз он приводит Сычжуя в зал, где хранится прах его родителей. Они никогда ничего не говорят вслух и молча подолгу сидят у их гобелена. — Твоя мама была очень красивой, — говорит Сычжуй однажды. — У тебя ее глаза. Он замолкает, запоздало вспомнив, что Цзинь Лин ненавидит, когда его сравнивают с девушками. — Вряд ли твоя была хуже, — в ответ на это фыркает Жулань, пряча смущение. — У нее ведь как-то появился ты. Сычжуй не сдерживает смешка, но тут же благодарит его, и он действительно рад этим словам. Юань не помнит своих родителей, даже каких-то общих очертаний. Воспоминания о них вытеснили воспоминания о времени, проведенном в Илине вместе с Вэй Усянем, тетей Цин, дядей Нином и бабушкой. Слышать о них хорошие вещи спустя годы — неожиданно и приятно для него. У Цзинь Гуанъяо не было могилы, где можно было бы поговорить с ним и попросить благословения. Но это не значит, что Цзинь Лин не пытается. Пусть теперь он никогда не узнает, что на самом деле творилось в душе этого человека, он все еще оставался его дядей, под присмотром которого он рос много лет. И в конечном итоге среди числа мертвых родственников Цзинь Лина выделялся только один, живой. Проблема с воспитанием детей у Цзян Чэна была только одна: он довольно смутно представлял себе, что они такое и как с ними обращаться. С женщинами дело обстояло примерно так же. — В твоем возрасте некоторые представители кланов уже создают семьи. Я понимаю, что ты еще совсем дурной щенок, но на твоем месте я бы уже задумывался о поиске невесты. Как-никак, на твоих плечах будущее двух именитых орденов. — Если кому и говорить мне о поиске невесты, то явно не тебе, дядя, — заявил в ответ оскорбившийся на «дурного щенка» Цзинь Лин, тем самым задев больную для Ваньиня тему. Цзян Чэн грязно выругался, и спустя пару минут адепты Юнмэн Цзян лицезрели, как глава их ордена гоняет племянника по полю с Цзыдянем наперевес. Это продолжалось до тех пор, пока Цзинь Лин всерьез не начал кричать, что еще немного, и это будет расцениваться как покушение на убийство главы ордена Ланьлин Цзинь. Забот у Цзян Чэна и так хватало по горло, поэтому ноги наглеца в этот раз остались целы. О невестах, впрочем, он с ним больше не говорил. Цзинь Лина это полностью устраивало, и втайне он надеялся, что они больше никогда не поднимут эту скользкую тему. Однако теперь он сам же и намеревался вернуться к ней. — Дядя, мне нужно с тобой поговорить. Без лишних свидетелей, — с порога начинает он, как только получает разрешение войти в комнату, которую глава Цзян использует в качестве рабочего кабинета. Цзян Ваньинь смотрит на него привычным «что ты на этот раз натворил» взглядом, но все же приказывает находящимся в комнате адептам выйти и заняться другими делами. — В чем дело? — осведомляется он, когда кабинет пустеет. Цзинь Лин считает про себя до пяти, прежде чем снова открыть рот. — Некоторое время назад Лань Сычжуй отдал мне свою налобную ленту. Он специально придерживается очень расплывчатых формулировок, чтобы потом не пришлось объясняться еще и в том, почему он скрывал их отношения так долго. Когда Цзян Чэн встает, Жулань испуганно замолкает, не зная, какой реакции от него ожидать, вплоть до реальной угрозы смертоубийства. Сохранение самообладания — еще одна сторона, в которой его дядя по матери никогда не был силен. Цзян Чэн опирается руками о стол, смотрит исподлобья и выдает короткое: — Ты?.. Вместо ответа Цзинь Лин закатывает рукав, демонстрируя повязанную на руке ткань с вышитыми на ней облаками. Он видит, как по лицу Ваньина пробегает тень. — Дядя, — нерешительно зовет Жулань. Но тот молчит, все еще опираясь руками о стол. А потом просто берет и уходит, оставив племянника наедине с самим собой, стоящим в центре комнаты. Когда на следующий день Цзян Чэн все еще отсутствует в Юньмэне, Цзинь Лин начинает паниковать. Мало ли что этому старому дураку в голову взбредет. Вдруг он пошел и вздернулся, не пережив такого позора. Или решил выследить Сычжуя и зверски замучить, как множество пойманных им темных заклинателей до возвращения Вэй Усяня. — Глава Цзян предупредил, что будет отсутствовать какое-то время, — оповещает его один из адептов. Убедившись, что дядю можно не ждать, Жулань проверяет Сычжуя, в попытках успокоить свою внутреннюю паранойю. Но тот жив, здоров и с Цзян Ваньинем последнее время не сталкивался. Остается надеяться, что и не столкнется. — Похоже, я его разочаровал, — убито произносит Цзинь Лин, когда Сычжуй осторожно спрашивает, как все прошло. Юань нежно касается его плеча в попытке ободрить, но Цзинь Лин отстраняется. — Я пока вернусь в Ланьлин. А ты... держи при себе Призрачного генерала. Его даже дядя так легко не одолеет. — Я не думаю, что глава Цзян... — О, ты плохо знаешь моего дядю, — саркастично усмехается Цзинь Лин. Сычжуй протягивает руку, неосознанно пытаясь снова дотронуться до Жуланя, но, помедлив, он опускает ее, думая о нефритовой бабочке, которую прячет под слоями одежд. — Я только хотел сказать, что если бы он хотел что-то сделать со мной, то уже бы это сделал, — спокойно заключает он. Это звучит разумно, поэтому Цзинь Лин поддается этому внешнему спокойствию, но на всякий случай еще раз повторяет, чтобы Сычжуй ближайшее время не путешествовал один. Тот, похоже, и вправду не считает, что ему угрожает опасность, но не спорит. Каждый адепт знает, что Саньду-Шэншоу под горячую руку лучше не лезть. Жулань едва успевает прибыть в Башню Кои, как получает распоряжение от Цзян Чэна вернуться на пристань. На этот раз глава Цзян разгоняет всех посторонних еще до того, как Цзинь Лин успевает что-то сказать. — Мне нужно было все осмыслить, — говорит Цзян Чэн после недолгой паузы. — Понимаю. Между ними воцаряется неловкое молчание. Разговоры по душам никогда не были отличительной чертой их взаимоотношений. Сказать по правде, Цзинь Лину гораздо проще было услышать от дяди очередной поток угроз в свой адрес и в адрес Вэй Усяня, возможно, получить по хребту или уползти отсюда с переломанными ногами. — Этот сопляк по фамилии Лань... — Лань Сычжуй, дядя. У него есть имя. По лицу Цзян Чэна пробегает волна раздражения. — Лань Сычжуй. Ты ведь не думаешь, что у вас получится держать все в секрете? Или ты хочешь заявить о своих пристрастиях в открытую? У вас у обоих будут большие проблемы. И в первую очередь — у тебя. Дядя озвучивает его собственные тревоги. Но, как ни странно, когда Жулань слышит это из его уст, то это вызывает в нем упрямое желание бороться за свое право быть с Сычжуем. Даже если это желание действительно безрассудное. — Мы... попробуем, — говорит он твердо. Это то, что сказал ему Вэй Усянь, когда Цзян Чэн заявился к нему с намерением обломать об него меч, а ушел только после нескольких кувшинов Улыбки Императора. «Пусть попробуют». — Ты уверен, что оно тебе надо? Посмотри на Лань Ванцзи с этим полудурком, они... — Счастливы, — Цзинь Лин вздыхает. — Дядя, я буду с тобой откровенен. Я не знаю, что будет в будущем. И я не знаю, к чему нас всех приведет это решение. Но сейчас это выбор, который я сделал осознанно. И даже если тебе он не по нраву, я бы хотел, чтобы ты поддержал меня. Цзян Чэн смотрит на него. Очень долго и пристально. Цзинь Лин под этим взглядом выпрямляется, боясь посмотреть в сторону. Но Ваньинь первым отводит взгляд, трет висок, а затем снова смотрит. — Хорошо. Будь по-твоему, — говорит он крайне неохотно. — Правда? — неверяще переспрашивает Жулань. — И ты не собираешься от меня отказаться? — Ты что, совсем идиот? — отвечает Цзян Чэн вопросом на вопрос, глядя на него, как на умалишенного. — Цзинь Лин, ты мой единственный наследник. Иногда ты бываешь таким идиотом, что мне хочется запихнуть тебя обратно в живот твоей матери. Но ты по-прежнему моя семья, ею и останешься. А теперь вали отсюда, мне надо возвращаться к работе. — Дядя... — привыкший к ласковым объятиям Сычжуя, Цзинь Лин практически готов полезть к нему обниматься. Но догадываясь, что дядя не оценит его порыва, он лишь сдержанно складывает руки перед собой. Сначала он берется за очередное письмо, но очень быстро понимает, что в этот раз ему недостаточно просто выразить все на бумаге. Поэтому, игнорируя ворчание старейшин по поводу его постоянных отлучек, Цзинь Лин направляется в Облачные Глубины. Где Сычжуя не оказывается. — Если юная госпожа пришла миловаться со своим принцем, то он отбыл за пределы Гусу, — фыркает Цзинъи и едва успевает увернуться от выпада Суйхуа. — Сражаться запрещено! — выкрикивает он, нарушая тем самым другое правило. Прав был дядя. Как тут остаться незамеченными, когда половина заклинателей уже прекрасно осведомлена об их чувствах друг к другу. — Если хоть одна живая душа по твоей милости прознает о чем-то, о чем знать не должна, я тебя на дереве подвешу! — Это на том, с которого ты слезть боялся? — Не испытывай судьбу, Лань Цзинъи. Цзинъи показывает ему язык, но, после нескольких взаимных попыток ткнуть в друг друга лезвием меча, перестает подшучивать и называет место, куда направился Юань. — Я рад, что все разрешилось благополучно, молодой господин Цзинь. Надеюсь, что вам тоже теперь будет спокойнее. Сычжуй тепло улыбается ему. Так же, как и всегда. Но ему не достаточно просто видеть его улыбку. Цзинь Лин обнимает его, утыкаясь губами в полоску белой кожи между шеей и ключицей, не скрытой траурными Гусу Ланьскими одеждами. «Дядя взял с меня обещание, что мы будем осторожней», — напоминает Жулань сам себе, несдержанно вздыхая. Любой случайно проходящий мимо заклинатель может увидеть их. Они и так слишком часто рискуют в последнее время. И все же... Отправляясь в Облачные Глубины, Цзинь Лин наивно полагал, что стоит ему увидеть Юаня, и все, о чем он так хотел ему рассказать, само собой соберется в слова, а те в связные предложения. Но в действительности все оказывается совсем не так. Наоборот, чувствуя, как Сычжуй бережно прижимает его к себе, никак не комментируя это практически прилюдное проявление чувств, Жулань все меньше и меньше способен к тому, чтобы адекватно сформулировать даже то, о чем уже успел попытаться написать ранее. Он закрывает глаза в попытке сосредоточиться, но так выходит еще хуже. В конце концов он сдается, облекая все свои эмоции в одну единственную словесную формулировку. — Я люблю тебя, — говорит Цзинь Лин и поражается, насколько это, оказывается, просто. Сычжуй молчит. Слишком долго, и это начинает нервировать. Прежде он много раз говорил Цзинь Лину смущающие вещи, так почему же теперь он ничего не говорит в ответ? — Лань Юань... — он замолкает, когда слышит сбивчивый всхлип над ухом, — … ты что, плачешь? — Нет... Я просто немного разволновался. — То есть ты плачешь, — растерянно заключает Жулань, поглаживая его волосы. Сычжуй в ответ сгребает его, сжимая в руках так, что Цзинь Лин издает сдавленный писк. После чего поспешно отпускает, извиняясь и ощупывая с ног до головы. Он выглядит таким до трогательности растерянным и сконфуженным со все еще слезящимися слегка покрасневшими глазами. — Ты похож на кролика, — выдает Цзинь Лин, не подумав. Сычжуй поднимает на него удивленный взгляд, из-за чего становится похож на кролика еще больше. Не в силах сдержать улыбку, Жулань касается его щеки, стирая слезы. — Ты уже закончил все свои дела? Если да, я могу проводить тебя до Гусу. Юань чуть наклоняет голову. Цзинь Лину не видно выражения его лица, но он чувствует, как тот берет его за руку. — Давай пройдемся немного вот так. Пока мы еще не дошли до города, — это больше звучит не как вопрос, а как утверждение. И даже если так, Сычжуй очень редко просит его о чем-либо. Должно быть, поэтому Жулань соглашается. А может быть, потому, что ему и самому хочется того же. Тонкие пальцы Сычжуя сжимают его собственные, когда они неспешно двигаются вперед по тропинке. Возможно, даже слишком неспешно. Воздух пахнет закатом и высушенной травой. Лето в самом его разгаре. — Красиво, — говорит вдруг Юань, указывая на ветви дикой глицинии, чьи цветы свисают густыми гроздьями, разросшись без людского вмешательства. — Красиво, — соглашается Цзинь Лин. — Красиво, — повторяет он тихо, глядя в лицо Сычжуя, который все еще не отрывает взгляд от деревьев. И чувствует, как тот почти невесомо поглаживает его ладонь, уловив-таки на себе его взгляд. Оказавшись в Гусу, они оба не сговариваясь идут к ближайшей гостинице. — Уже поздно, — говорит Сычжуй, словно извиняясь. — Уже поздно, — соглашается Цзинь Лин, игнорируя факт того, что ночью они путешествуют гораздо чаще, чем днем. У них разные комнаты, но Жулань даже не заходит в свою, вместо этого располагаясь на коленях у сидящего на полу Юаня, который даже теперь сидит с идеально прямой спиной, отложив в сторону гуцинь. — Сыграешь мне? — зачем-то спрашивает он, вспомнив их совместную практику. В отличие от самого Цзинь Лина для своего возраста Юань всегда был весьма искусен в музицировании. — Тогда тебе придется встать, — мягко улыбается Сычжуй, касаясь его волос. Цзинь Лин недовольно ерзает, не двигаясь с места, что Юань расценивает как отказ. Сказать честно, он не сильно расстроен. Чувствовать вес Цзинь Лина, лежащего на его коленях, гораздо приятнее, чем вес циня. — Эй, — добавляет Жулань, о чем-то задумавшись, — у твоего гуциня есть имя? Сычжуй неожиданно краснеет. — Если молодой господин позволит, я бы предпочел оставить его в тайне. — Это почему? — озадаченно моргает Цзинь Лин, наблюдая, как Юань застенчиво отводит взгляд. — Я что, что-то личное спросил? — Жулань. — А? — «Жулань» — имя моего гуциня, — едва слышно произносит Сычжуй. Несколько секунд Цзинь Лин тупо смотрит на него, а затем его щеки заливает краской. — Ты... — Эт-это... — поспешно начинает Юань, опасаясь гневной реакции, — просто... совпадение. Я думаю... Учитель Вэй говорил когда-то в прошлом, и оно неосознанно всплыло в голове. — Лань Цзинъи знает о нас. — Да... — Если он знает, могут узнать и другие. Что ты будешь делать тогда? — Помнишь, я ответил, что если ты неожиданно встанешь на стол и начнешь кричать, что ты обрезанный рукав, я встану рядом? Цзинь Лин пихает его в бок, отворачиваясь. Сычжуй склоняется над ним, целуя раскрасневшуюся щеку. Даже не глядя на него, Жулань знает, что он улыбается. Повернувшись, он находит его губы своими, обняв за шею и не позволяя отстраниться. — Сыграй, — просит он еще раз, поднимаясь с чужих колен. И вздрагивает, когда Сычжуй вдруг целует его в шею чуть пониже затылка. Цзинь Лин резко оборачивается, но тот уже берется за гуцинь, пряча смущение за обманчиво спокойным видом. И, возможно, он бы и казался таким недосягаемым и невозмутимым, если бы не припухшие после поцелуев губы да покрасневшие кончики ушей. А затем он начинает играть.