***
В помещении было по крайней мере тепло. Они долго сидели молча: Валера на полу, на куске матраса, а Борис на маленькой табуреточке, подсовывая дрова в печь. Как позже он объяснял, домик этот один из нескольких уцелевших в покинутой деревне. Её название Валеру удивило, он ничего не сказал, но прикинул, когда успел так сильно отклониться от намеченной тропы. Как гид, его новый знакомый, отлично бы справился со своей работой: речь его была грубоватой, напористой, но понятной. Борис довольно быстро сориентировал его на местности, коротко отругал за попытку спуститься с насыпи и обойти бревно, на этом прекратил говорить и отвернулся. Инструктор он был занятный, но как собеседник — никакой. — Ты правда меня издалека… услышал? — прервал молчание Легасов. Приятно потрескивала старая печь, мягко освещая комнату, руки грела кружка с напитком. Грядущая гроза с ливнем уже не казались концом света, а широкая спина нового знакомого внушала некоторое чувство… безопасности? Борис кивнул, не отвернувшись от печи. По желвакам скользнула тень. Злится? — Тут уже третий день. Я вообще химик, защищаю магистерскую, интересно стало, вот. Ну, как тут на самом деле всё. Хотел один пойти, а разрешение только группам выдают. Так-то не страшно вроде, справлялся, пока в лесу на волка не набрёл. Так побежал, что не заметил, как рюкзак свалился, а там все записи, дрона жалко… — Справлялся? — хохотнул Борис и потёр переносицу. — Да ты даже! Ты посмотри на себя! Валерий покрепче сжал кружку и снова уставился на свои ботинки. — Кто ж, бля, в таком дерьмище в походы ходит? Кроссовки? Целлофановый дождевичок? А это что? — наклонившись, Щербина без особого труда схватил студента за ворот рубашки. Несколько пуговиц, как стая птичек, брызнули в разные стороны. Одна упала в кружку. Оба мужчины уставились в содержимое, в котором слегка просматривался пластиковый кружочек. Валерий округлил глаза, свободной рукой убрал очки на край пыльной столешницы. Рука Бориса на секунду ослабила хватку, затем снова сжала. Валерий заметил в глазах мужчины секунду смятения, а затем пришла новая волна раздражения. — Ты… сидишь в мокрой одежде. Даже… обувь не снял, — цедя слова, снова потянул на себя ворот Борис. Легасов громко вдохнул, положил руку на чужое предплечье, собираясь разразиться гневной тирадой. Но тут же одернул пальцы. Кожа собеседника буквально обожгла их. В неверии, он снова тронул подушечками район запястья и наконец заметил, что обувь Бориса, пара носков, куртка и толстовка аккуратно висят на импровизированной сушилке справа от печки. Он совсем не помнил, когда тот умудрился их снять и повесить. Но, видимо, Борис уже успел обсохнуть и согреться — кожа у него была неестественно горячей. — Не смотри так на мою руку, она пока что не светится. Это ты холодный, как пень в лесу. Хотя, почему как. Тот тоже своими корягами за все цепляется, блин, — Легасов в первый раз заметил, как мужчина улыбается. Его ворот, как оказалось, давно отпустили. Всё это время он крепко держал чужое расслабленное запястье на весу. По-видимому, мужчина нашёл в ситуации что-то исключительно смешное, потому как покачал головой, хлопнул второй рукой по плечу Валерия и прыснул: «Не сейчас, у меня голова болит». Легасов не понял. Щербина хихикал, подливая ещё воды в чайник.***
Когда Валера проскакал к началу просеки из-за куста, он буквально врезался головой в дерево, как он подумал изначально. Оказалось, это было плечо человека. Молодой мужчина был выше, сильно больше в плечах и руках. Объема добавляла грязно-серая армейская одежда. Во время удара тот даже не ойкнул, в то время как Легасов завалился на зад, сбив своей же рукой очки с носа. Темнело, так что он не увидел, что конкретно мужчина завел за спину, но подумал почему-то про пистолет. «Вот же черт, рюкзак, записи, а теперь это. Ну, зато полицаи с комфортом вывозят отсюда. Штраф, правда, нечем заплатить», — в панике пронеслось у Валерия, прежде чем незнакомец протянул ему очки и подал руку. — Ты не мог меня слышать, я точно был один в лесу. Людей мало, как я мог прямо на тебя наткнуться? — не очень внятно пробормотало из-под одеяла. — Хороший сталкер всё знает, что вокруг делается. Всё слышит, всё видит, — тихо прошептал мужчина в ответ. Они поужинали припасами Бориса, честно разделили матрас пополам, достелив остальное большим пледом. Ещё в один, который потолще, закутался Легасов, буквально лицом уткнувшись себе в ладони от холода. В рюкзаке остался запас провианта, техника и сухая одежда, так что выбора не осталось. В домике не было схрона или нычки с одеждой, так как дом стоял далеко от популярных маршрутов и троп. Также мужчине не удалось заставить Валеру снять всё: мокрые боксеры всё ещё были на нём, — хоть и посмеялся, что, мол, ничего такого, и не такое видали. Печка, пусть и очень старая, уже хорошо разошлась и выгнала сырость даже из дальних уголков комнаты. Вещи Бориса давно высохли, и он бодро ехидствовал, хоть в голосе и чувствовалась усталость. «Всё, — шепнул он через некоторое время, положив перед носом Легасова рубашку с пришитыми назад пуговицами. — Либо рубашка, либо извинения. И не надо так смотреть». Раскрываться совсем не хотелось. Припоминая мерзкую, холодную влагу, конечности всё ещё заметно тряслись при напряжении мышц и плохо слушались. Сначала показалось, что где-то у лопаток наконец прекратился спазм. Там стало очень тепло, и парень чуть подался назад, ближе подобрав колени. — Тише, — шутливо-возмущенно шепнул мужчина за спиной. — Свалишь меня с матраса. У Легасова всё упало в живот. Если до этого его била мелкая дрожь от холода, то теперь он резко оцепенел от ужаса. По сонливости проехалась паника и трепет. Только что произошло что-то совершенно неправильное, пульс зашкалил, стало тяжело дышать. Сверху, едва касаясь через ткань, его накрыла рука. Снизу, под боком, тоже стало очень тепло. Тёплое кольцо сомкнулось под грудью, на голову лёг подбородок. Из-под бугра пледа Легасов видел лишь часть ладони, не прижатой, а аккуратно уложенной всей плоскостью почти у ключиц. Переборов первое оцепенение, он выдавил из себя какой-то возмущенный звук и: «Мне очень неловко». На что полусонным и хриплым голосом Борис ответил: «Мне тоже не шибко приятно, знаешь ли, но тут уже выбирать». Зевнул, уложил голову ниже, носом проехался по шее. Даже через ткань, как будто провели грелкой. Волна тепла, пошевелившая волосы на затылке, заставила Валерия крепко зажмуриться. Через треск огня и лёгкое сопение над ухом проник звук сильного дождя. Сначала по крыше, а затем и по окну часто и сильно забарабанило. Целлофан, заменявший одно из отсутствующих стекол, надулся. Слегка покачнуло и шторку. Видимо, где-то все-таки есть сквозняк. — Я, — сорвался через несколько минут Валерий, — я не такой. Может, это был выброс адреналина, может, отогревшиеся конечности вновь обрели силу. Но довольно грубо парень скинул с себя руку вместе с пледом, стараясь при этом выпутаться ногами из-под него же. Кажется, ударился затылком о чужую скулу. «Сука», — сзади недовольное шипение. — Я не гей! — со злостью и обидой снова сорвался он через плечо. Валерия резко подбили под локоть и развернули лицом, одеяло сползло до бедра, накопленное тепло быстро улетучилось. Борис крепко сжал его за предплечье, крепче, чем следовало бы. — Нет, но ты идиот. Если завтра проснёшься с температурой под сорок, как я тебя дотащу? Мы очень далеко от людей и туристов. И я идиот. Потому что вожусь с таким болваном, ввалившимся в ЧЗО ради ха-ха, — очень сурово начал мужчина. — Я учёный! — взвыл Легасов. — А я сталкер, и много лет вытаскиваю таких вот бездарей-идиотов-учёных из ям и кустов, снимаю со штырей. Руки, ноги, рёбра торчащие — чего я только не видел, так что заткнись и лежи или вываливайся из хаты прямо сейчас, — прошипел Щербина прямо в зубы Легасову. Напряжение дошло до пика — оба притихли, переждали. Неровное дыхание сверху-вниз обжигало лицо. Запахло сухофруктами, которыми закусили под конец ужина. Наверное, что-то было в напитке — усталость вновь накатила с силой, веки чуть дрогнули. Борис аккуратно разжал ладонь, спустив её чуть ниже по руке. «Не такой холодный, но всё такой же злой», — усмешка про себя, на лице сдержанность. — Никто не будет тебя насиловать, обещаю, — сдался сталкер и подложил руку уже под свою голову, чуть размял ноги, подставляя ближе к печи. — Ага, — всё, на что хватило студента. — Но и стать обузой не дам, так что лежи смирно и не дрыгайся. Сегодня всю ночь будет гроза. В подтверждение слов Щербины огонь в печи чуть дрогнул. Задевший его сквозняк тихо пошуршал растопкой и уполз в трещины старой древесины. С неохотой и некоторыми недобрыми мыслями, парня все-таки удалось сгрести в охапку. Холодный нос уткнулся Борису в район ключицы, рука неприятно скользнула по голой коже — майка и расстегнутая рубашка предательски съехали вниз. Пришлось уступить немного места в ногах — Валерий явно любил поджимать колени, стараясь максимально свернуться клубком. Закрыл глаза, недовольно вздохнул, но, кажется, согрелся и притих. «Нужно будет вернуться туда и забрать рюкзак, а ещё закончить записи. А ещё, — слабый зевок, — а ещё… Борис какой-то ненормально тёплый. Надо будет… дозмерить его измиметром». Мысли мелькнули сумбурно, на грани сна. Запах сухофруктов ещё не выветрился. Валерий уснул. «Валерий уснул», — отметив про себя как бы галочку, Борис подтянул, расправил край пледа, подоткнул под бедро Легасова, прикрыл свои ноги. Складка ткани на плече спящего студента тихо поползла почти под самый его подбородок, коснулась затылка. На пальцах осталось немного влаги — волосы Валерия были длиннее, спутались, подсохли сосульками лишь на концах. От негромкого всхрапа рука сталкера метнулась за пояс, к нагретому металлу рукоятки. Тяжелый выдох. Борис помассировал переносицу, мягко опустил руку обратно, чуть дольше, чем хотел, задержался на пульсирующем участке шеи. Снова легонько тряхнул головой, нащупав холодные пальцы, аккуратно перехватил их своими, приник щекой чуть выше лба Легасова, закрыл глаза: «Не в моём вкусе. Почти». Никто не увидел первой яркой сетки молнии. Дождь набирал силу.