***
Чимин стал замечать странные вещи: его гель для душа и шампунь заканчивались необъяснимо быстро; еда в его холодильнике необычайным образом пропадала, хотя он отчетливо помнил, что не ел остававшийся последним йогурт. Вещи магическим образом оказывались не на своих местах: тапочки меняли своё местоположение, пульт от телевизора, лежавший обычно на журнальном столике, вдруг оказывался на диване. Чимин думал, что ему нужно зайти в аптеку и купить глицин, потому что у него появились явные проблемы с памятью. Он был уверен, что закрывал дверь ванной перед уходом, тогда какого чёрта она была открыта по его возвращении? Из-за происходившего странные мысли начали посещать его голову. Что, если какой-то человек тайно проникает в его дом? Может, стоит вызвать полицию? Но потом Чимин думал, что его скорее сочтут сумасшедшим, чем потерпевшим. Что он предъявит в качестве доказательств? Из его дома не пропало ничего ценного, разве только йогурт из холодильника. Когда Чимин, в очередной раз болтая с Тэхёном по телефону, хотел сказать о своих переживаниях, Сахарок вдруг начал очень странно себя вести. Как настоящий домашний кот он стал ластиться к Чимину, мурчать, подставляться под его руки, облизывая пальцы шершавым языком. И Чимин отвлёкся, забыл обо всём, и когда Тэхён спросил: «Да, Чимин, что-то случилось?», Чимин ответил ему: «Нет, ничего» и вскоре повесил трубку, потому что его кот просил поиграть с ним и уделить ему время.***
В пятницу вечером Чимин ушёл с работы так рано, насколько мог. Он выудил из шкафа свои самые дорогие и тесные джинсы, выбрал красивую рубашку и под надзором своего кота принялся рисовать стрелки, стараясь вести линию карандашом ровно и тонко. Пока он укладывал волосы, Тэхён скинул ему смс с адресом и в довесок много смайликов с бутылками алкоголя. Последним штрихом нанеся увлажняющую помаду на губы и засунув в задний карман джинсов пару купюр и телефон, Чимин чмокнул своего недовольного кота в пространство между ушей и поспешил к выходу, напевая себе под нос веселую песенку. Сегодня он планировал хорошо оторваться. Чимин был очень, ну просто очень пьян. Настолько, что перед глазами всё кружилось и двоилось, как после долгого катания на карусели. Он хихикал и, сидя в такси, ехал в компании первого попавшегося под руку гомосексуального парня, лицо которого упорно расплывалось из-за алкоголя в крови. Выйдя из машины, Чимин, спотыкаясь, дошёл до двери дома — не без поддержки его неожиданного попутчика, конечно. С первого раза попасть ключом в замок не получилось, впрочем, как и со второго и даже с третьего. Когда наконец дверь открылась, парень, имени которого Чимин даже не знал, затащил его в коридор и, пьяно хихикающего, поцеловал. Чимин продолжал смеяться прямо в чужие губы, ощущая на языке вкус перегара и табака. Трезвому Чимину это явно не пришлось бы по душе, но вот пьяному Чимину было плевать с высокой колокольни. Он зарылся пальцами в чужие волосы и даже не был против, когда его схватили за ягодицы, начав бесстыдно мять. Наоборот, Чимин поощряюще замычал и, уже было хотев потянуть незнакомца в свою постель, с запозданием осознал, что у него в руках пусто. Чимин нахмурился и медленно поднял голову, пытаясь увидеть что-то в темноте. Но у него упорно не получалось это сделать, как бы он не старался. Через вату в ушах он слышал какие-то непонятные звуки: шебуршение, шипение, кажется, звук удара, возглас боли и хлопка двери. Его затуманенный большим градусом разум не мог связать услышанное в цельную картину. Может, его сегодняшний парень на ночь ударился обо что-то? Мизинцем об угол, судя по вскрику. Чимин, пошатываясь, отлип от стенки и начал махать руками в поисках горячего тела. Он шепнул: — Эй, куда ты делся? Некоторое время стояла тишина, и только спустя вечность ему ответили: — Я здесь. Затем Чимина мягко обняли за талию, и он тут же перестал хмуриться, расплывшись в довольной улыбке. Следом за этим он слепо потянулся вперёд и вновь в непонимании нахмурился, потому что губы под его губами точно поменялись. Стали мягче и не такими сухими. А ещё у них изменился вкус. Чимин не чувствовал горечи текилы и табака, теперь его язык мог определить только что-то мятное, как жвачка, ну или леденец. Чимин захихикал, только подумав о том, как это могло произойти. — Ты… исчезал, чтобы почистить зубы? — спросил он заплетавшимся языком, обнимая парня напротив себя за плечи. И, оу, одежда вдруг исчезла. — И ты успел раздеться? Вау… В ответ раздалось неясное мычание, а после Чимина заткнули поцелуем. Таким щекотным, мягким, воздушным. Слишком уж игривым и подогревающим интерес. Чимин недоуменно наморщил лоб, когда его язык сплёлся с чем-то шершавым и скользким, чем-то совершенно отличающимся от языка обычных людей. Оно щекотало внутренности рта и заставляло ползти мурашки по затылку и позвонкам, а ещё с непривычки пальцы на ногах поджиматься. — У тебя шершавый язык? — Чимин оторвался от губ своего партнёра с чавкающим звуком, жадно глотая воздух ртом. Его мозг пытался уцепиться за какую-то мысль, которая уползала всё дальше и дальше, не позволяя её схватить. — Это… ты сделал какую-то операцию? — Тебе кажется, — опровергли слова Чимина одной фразой и вновь потянулись к губам, кусая за нижнюю до красных отметин. Чимин отпрянул и, пьяный, попытался как можно серьёзней сказать: — Ты что… обманываешь меня? Я чувствую, что он шершавый. На Чимина рыкнули и, потянув за волосы, откинули голову назад, начав оставлять вереницу отметин от линии челюсти до самых ключиц. Парень всхлипнул и замолк, сразу же забыв о том, что остро интересовало его секунду назад. Хотя пьяный разум наконец смог выдать другую не менее важную мысль, за которой упорно гнался уже долгое время: «Чимин, опомнись, это незнакомец. Он может быть бандитом, может быть убийцей или каким-нибудь мутным типом». Но Чимин решил не совещаться с голосом разума, предпочитая доверить себя в скользкие руки безрассудства. Пошатываясь и держась за плечи неизвестного, он повёл парня в сторону спальни. Ему было наплевать на всё. Просто хотелось забыться и вспомнить, каково это — чувствовать чье-то тепло рядом. Его кинули на постель, и он, отпружинив от неё, засмеялся, потому что это казалось очень уж забавным. Залепетав что-то неразборчивое, Чимин начал помогать чужим рукам снимать с себя одежду, хотя на деле это, скорее, была не помощь, а наоборот помеха. Когда Чимин откинул голову назад, в голос застонав, потому что гладили его уж слишком приятно, то почувствовал такое сильное головокружение, что на секунду ему показалось, что его вот-вот вырвет. Однако через мгновенье чувство тошноты отпустило, и он не мог быть этому не рад. Он бился о волны возбуждения, но находился при этом в странном водовороте дурмана, засасывавшего его всё глубже и глубже. Всё плясало перед глазами, а звуки — собственные стоны — слышались как через затычки в ушах, зато руки на его теле ощущались при этом безумно ярко. Алкоголь притупил чувства обоняния, слуха, зрения, но при этом оставил нетронутым осязание, из-за чего каждое прикосновение было сравнимо с контактом с оголённым, бившим током проводом. Чимин не сопротивлялся, когда его вылизывали странным шершавым языком, не возражал, и когда кусали. Непривычно больно, будто несколько зубов были остро заточены, как клыки. Он не был против, даже когда его безвольного перевернули на живот, царапая бока ненормально острыми ногтями. Когда же ему уткнулись носом в разрез между ягодиц, он был очень даже за, хотя бы потому, что ни разу не пробовал ничего столь экстремального. Чимин даже приободрил незнакомца пьяным бормотанием и всхлипами, приглашающе раздвинув ноги. Всё, что он чувствовал ниже пояса, было необычно. Скользко и мокро, в один момент — горячо, в другой — холодно, то щекотно, а то наоборот удивительно будоражаще, что под веками взрывались фейрверки, а в животе распускались и щекотали своими лепестками тысячи маленьких цветков удовольствия. Если Чимин ёрзал, то его шлёпали по бёдрам и, впиваясь пальцами в ягодицы, царапая их острыми, как лезвия, ногтями, пригвождали к месту, шипя под нос ругательства. Тогда Чимин, цепляясь пальцами за простыню, глубоко выгибался и скулил, прося много чего размытого, но при этом ничего конкретного. Незнакомец с чуть шепелявым голосом спрашивал, чего точно он хочет, но Чимин не мог ответить, поэтому его партнёр хрипло смеялся и кусал куда-нибудь в поясницу, бедро или красную от шлепков ягодицу. Чимина раз за разом заставляли подходить близко к краю, и когда он был готов броситься в обрыв с головой — тянули обратно, не давая сорваться. И Чимин стонал от отчаянья, так громко, что у него болело горло. Ему казалось, что парню, глубоко уткнувшемуся ему в промежность носом, нравилось это: каждый раз на очередном крике подлец довольно урчал. Чимин даже хотел лягнуть его со злости. Это казалось ему самым ужасным преступлением — дразнить, но не давать главного, когда он так сильно этого хотел. — Ну пожалуйста! — крикнул Чимин и даже привстал на локтях, хотя его тут же толкнули обратно на матрас. Казалось, что его наказывали за что-то, и он упорно не понимал, в чём успел провиниться перед незнакомым человеком. Может, парень просто был садистом, которому нравилось отсрочивать оргазм, а после и вовсе лишать его? — Ты должен извиниться передо мной, — прошептали хныкавшему в подушку Чимину на ухо. — Ч-что? За что? — О, поверь, есть за что, — лаконично ответили, а потом больно укусили в шею, заставив вскрикнуть. — Ну, я жду. — И-извини. — Его укусили вновь, на этот раз с другой стороны. Чимин пьяно заплакал — с соплями и хныканьем. Он не понимал, что сделал не так. Даже если это была ролевая игра, его пьяному мозгу казалось, что это несправедливо и его беспочвенно обвиняли в чём-то, чего он не делал. — Ну, ну, тихо. Скажи: «Извините меня, пожалуйста, Господин», и я дам тебе то, чего ты так хочешь. Что за бред? Крошечные остатки рассудка Чимина забили тревогу и разбежались в стороны, как жучки от огня. Однако парень был готов сделать что угодно, лишь бы пытка наконец прекратилась. — И-извините м-меня, пож-жалуйста, Господин, — всхлипывающим заплаканным голосом выдавил из себя Чимин. Он чувствовал себя так, будто стоял на натянутой леске, дрожал и знал, что вот-вот сорвётся и его размажет по полу в неясную бесформенную массу. Чужие руки на его горячем теле странным образом оставались холодными и не согревались, поэтому когда ладони начинали бродить по чувствительной коже — Чимин вздрагивал и покрывался мурашками от контраста, а мышцы его живота поджимались. Незнакомец перевернул его на спину, быстро спустился языком вдоль линии кубиков к паху и — Чимин подпрыгнул и вскрикнул — взял его изнывавшую и чересчур напряжённую эрекцию в рот. Этого было достаточно. Одна секунда — и Чимин уже не Чимин. От него остались лишь распластанные по кровати конечности, сбитое дыхание и пылающие алым щёки. Познав наконец падение в бездну, Чимин тут же начал увязать в темноте, не обращая никакого внимания на странного парня, причмокивавшего губами.