***
В студии опять царит гнетущая атмосфера. В очередной раз Инсоб не может зачитать свою партию с хоть какими-нибудь эмоциями. Инсоб никогда не читал агрессивно, но обладал мягким голосом и интересным тембром, который и привлёк Воншика, но сейчас он читает так, будто говорит, что пойдёт в магазин за хлебом. Воншик нажимает на кнопку "стоп" на пульте, чтобы прервать запись, и качает головой, намекая Инсобу, чтобы вышел из звуконепроницаемой кабины. Инсоб выходит, облокачивается на дверной косяк и скрещивает руки на груди. — Что происходит? — серьёзно спрашивает Воншик. — Я не могу сосредоточиться. — Есть причина? Инсоб ничего не отвечает и смотрит прямо в глаза. В его взгляде нет ни капли раскаяния и Воншик чувствует, как в груди начинает копиться ярость. — Слушай, — начинает Воншик, понимая, что ему не собираются отвечать, — Я не могу понять, почему ты так плох сейчас, потому что я не знаю, что происходит у тебя в жизни и что тебя беспокоит. — Значит, я не хочу, чтобы ты знал. — Я не прошу тебя быть моим лучшим другом, но ты обязан выполнять свою работу, независимо от того, какое дерьмо у тебя в голове. — Серьёзно? — фыркает Инсоб. — Только у меня есть обязанности? — По-твоему, я сижу в студии и хуи пинаю двадцать четыре часа в сутки? — Воншик встаёт со стула и подходит к Инсобу. — Скажи, что ещё я делаю не так и что я должен сделать, чтобы ваши драгоценные связки пришли в норму. — Причём тут вообще ты? Ты постоянно винишь себя, закрывая глаза на косяки окружающих. Мои, которые ты не пропускаешь, не в счёт. — Речь о Чиуне? — голос Воншика понижается на несколько тонов. — Поразительная проницательность, — говорит Инсоб и обходит Воншика, чтобы плюхнуться на диван. — Он потерял сознание. Чиун не страдает тем, что не может контролировать свой голос, но что важнее — он не ведёт себя как холодный ублюдок. — Видимо, я немного ошибся со своим сценическим ником, но если господин директор захочет его сменить, я с радостью стану холодным ублюдком. — Не понимаю, что с тобой произошло, но совру, если скажу, что не хочу тебя ударить прямо сейчас. Тебе не хватает партий? Мало строчек? Поэтому тебе совершенно плевать на его состояние? — Можешь ударить. Но это не изменит факта, что скоро концерт, а у нас не проходит ни одной репетиции без обмороков. Три раза за неделю. Три, Воншик. И хорошо бы тебе не таскать его на репетиции, если ты не хочешь, конечно, чтобы концерт превратился в твой сольный. — Это концерт, на котором будем мы втроём, хочешь ты этого или нет. Поэтому заткнись и читай, остальное тебя не касается. — Воншик старается сохранять в голосе как можно больше спокойствия. — Уже нет? Как же твои слова о дружбе? Что за короткое время я стал тебе так близок и порой ты чувствуешь, что я единственный человек, который держит тебя на плаву? Или ты забыл? Воншик сглатывает. Такое не забывается. — Я не отказываюсь от своих слов, но ты ведёшь себя как полнейший мудак. — Всегда таким был. — Инсоб пожимает плечами. — Жаль, что ты считаешь меня мудаком, когда я забочусь об имидже твоего лейбла. — Это дерьмовая забота, когда тебе плевать на самочувствие своих мемберов. — У нас нет «мемберов», мы не айдолы. Ах, да. — наигранно вздыхает Инсоб. — Свободен. — На сегодня? — спрашивает Инсоб. В глубине души он понимает, что переборщил. — Ещё одно слово и навсегда, Инсоб. Инсоб колеблется между «ну и пошёл нахер твой коммерческий хип-хоп» и застрявшим в горле «извини», и в итоге не говорит ничего.***
На следующий день Инсоб справляется с записью и даже удостаивается похвалы от двух рэперов. Как и всегда он не хочет, чтобы кто-то, кроме него и Воншика, присутствовал на записи, но внутреннее чувство подсказывает, что сегодня лучше засунуть язык в жопу. Он не ненавидит Чиуна, но не может сдерживать порывы ярости при его виде. Самое ужасное, что Инсоб не может объяснить это сам себе. Как минимум, они должны работать вместе, но вспышки гнева, появляющиеся каждый раз, когда он видит его с Воншиком, немного мешают. — А можно было так сразу? — серьёзно говорит Воншик, но на его лице проглядывается подобие улыбки. — Можно, — хмыкает Инсоб, — но не нужно. Может, я хотел, чтобы получилось как можно лучше, а тогда был не в состоянии. А может, я просто хотел провести больше времени с тобой. Инсоб с вызовом смотрит на Воншика, пока улыбка окончательно сходит его лица, но зато студию озаряет искренняя улыбка Чиуна. Блять, всегда такая искренняя и солнечная. Бесит. — В любом случае, я закончил. — невозмутимо говорит Инсоб, достаёт мобильный и смотрит на время. — Я должен встретиться с окаши*. — Ты должен остаться и практиковаться. — будто невзначай говорит Воншик. — Ты должен предупреждать заранее о том, что я должен. — говорит Инсоб и Воншик стискивает зубы. — Я думаю, мы можем порепетировать вдвоём, а Инсоб может пойти и отрепетировать ночью или завтра с утра самостоятельно. — мягко говорит Чиун и кладёт руку на плечо Воншика. Инсоб улыбается сумасшедшей улыбкой, которую натянутой не назвать — ненормальная, прикрывает глаза и наклоняет голову. Он не хочет сидеть в одной студии с Чиуном. Он не хочет, чтобы Чиун и Воншик оставались вдвоём. Здравомыслие берёт над ним верх, потому что как бы то ни было — записываются зачастую они тоже вдвоём, пишут тексты, Инсоб не может контролировать каждый их шаг. — Благословляете? — чуть приподнимает голову Инсоб и щурится одним глазом. Воншик вздыхает, понимая, что до концерта осталось всего несколько дней, но честно говоря, Инсоб хорош и ему не требуется репетиция. Не в обычном понимании слова. Воншик собирался как можно больше времени проводить вместе, вне репетиции, чтобы вбить в этих двоих командный дух. Чиун проще — он часто улыбается и смеётся над чужими шутками, хотя редко шутит сам; до безумия тактильный, он любит касаться и чувствовать людей. Инсоб — полная противоположность. Саркастичный, грубый, скрывающий свои эмоции ледник. Воншик уверен — противоположности притягиваются, так какого хрена? — Иди. — у Воншика получается слишком сипло и он чувствует, как чужая рука слегка сжимает его плечо. Как обычно, Инсоб делает вид, что не видит и ему вообще всё равно. Дверь захлопывается и Воншик решается начать разговор. — Что происходит между вами двумя? — Воншик поворачивается к Чиуну на крутящемся стуле и тот рефлекторно убирает руку. — Думаю, он ревнует меня к тебе. Вы ведь отлично ладите, — Чиун грустно фыркает, — а вот меня он ненавидит. — Не думаю, что это так. Вам нужно поговорить наедине, моё вмешательство только усугубит ситуацию. Знаю, что звучит мерзко, но это необходимо сделать до концерта, потому что зритель видит натянутые отношения и выглядит это ужасно. Пожалуйста, Чиун. — Воншик хмурит брови и делает жалостливые глаза. Чиун не может сдержать смеха, наблюдая за тем, как эмоции Воншика, кажется, сейчас подерутся у него на лице. — Я понимаю, но почему ты просишь об этом меня? — всё ещё посмеиваясь и прикрывая рот рукой, спрашивает Чиун. — Потому что из вас двоих адекватный — ты. — вздыхает Воншик. — Как бы Инсоб не старался скрывать свои эмоции, когда он на взводе, то становится ещё саркастичнее, хотя казалось бы, куда больше. — Я поговорю с ним. — кивает Чиун и нервно дёргает заусенец на пальце.***
— Блять! Свет! — кричит Инсоб, когда свет лампы ослепляет его. Нажимая на включатель, Чиун прищуривается, чтобы не ослепнуть также от контраста после темноты, и предсказуемо видит перед собой Инсоба. — Ты пил? — сонно спрашивает Чиун, сидя на кровати, и трёт кулаком один глаз. — Где Воншик? — Инсоб игнорирует чужой вопрос и задаёт свой. — Не знаю. — мямлит Чиун и зевает. — Он ничего не сказал? — Инсоб хмурит брови. — Ммм... — Чиун мычит, стараясь проснуться и вспомнить, что говорил Воншик. — В конце концов... — зло говорит Инсоб и направляется к кровати, но обо что-то запинается и в комнате раздаётся скулёж. — Идиот! — в одно мгновение Чиун просыпается, хватает подушку сзади себя и запускает её в голову Инсоба. Он хватает на руки запрыгивающего на кровать Ондони и тот ложится на его бёдра. Инсоб надеется, что не навредил главной драгоценности в жизни Воншика (хотя, иногда казалось, что ему важны только эти двое) и садится на кровать. Он обеспокоенно проводит тремя пальцами по щенячьей макушке и тот прикрывает глаза, пока Чиун чешет холку и улыбается, мельком смотря на Инсоба. — Почему ты в его комнате? — Инсоб нарушает идиллию и Чиун чувствует нехилый запах перегара. — Ондони одиноко... — отвечает Чиун и щенок, в противовес его словам, поднимается с его ног, бежит к изголовью и устраивается на подушке. — Бывает иногда. — Чиун не может сдержать смешок, пока не ловит на себе серьёзный взгляд Инсоба. Серьёзный, но пьяный. — Я не ненавижу тебя, — говорит Инсоб и Чиун теряет дар речи, — ты ведь знаешь, да? Что я не ненавижу тебя. «Воншик рассказал ему?» — проносится в голове Чиуна, когда он вспоминает, что сказал Воншику. Это были его мысли, которыми он хотел поделиться с ним, но они не должны были дойти до Инсоба. Меньше всего он хочет портить атмосферу в команде, а теперь... — Чиун, — снова начинает Инсоб, но Чиун уже не хочет ничего слышать и из последних сил сдерживает необоснованные слёзы, — если бы я не знал, что ты не умеешь ненавидеть, я был бы уверен, что ты ненавидишь меня. — Ещё раз повторишь это слово, я научусь и врежу тебе. — серьёзно говорит Чиун, но его голос, как обычно, звучит слишком мягко, чтобы кому-то угрожать. — Нам надо поговорить, но я хочу спать. — говорит Инсоб с закрытыми глазами, держась за последнюю ниточку сознания. — Ты пьян и засыпа— Чиун не успевает договорить, как Инсоб ложится на его ноги. Не падает, и возможно, не совсем осознанно кладёт голову на колени, держа глаза закрытыми. — Не настолько пьян, чтобы не поддержать диалог, но настолько, чтобы откровенничать, так что у нас ровно одна возможность поговорить, — зевает Инсоб, — прямо сейчас. Чиун не знает, как начать и как правильнее спросить. Инсоб вряд ли забудет этот разговор и он чувствует, будто ходит по острию ножа. Он опускает голову и смотрит на лежащего на нём Инсоба с подрагивающими ресницами, будто тот специально держит глаза закрытыми, борясь с желанием открыть их. — Так что? — уже еле слышно спрашивает Инсоб. Чиун делает глубокий вдох. — Проблема во мне? — спрашивает Чиун и хочет ударить себя. Он ждёт, пока Инсоб начнёт допрашивать его и объяснить вопрос, но этого не происходит. — Я не могу винить тебя в том, что ты нравишься людям больше, чем я. Честно говоря, я не считаю, что ты читаешь лучше меня, — говорит Инсоб так, будто действительно рассуждает, а Чиун щурит от этих слов глаза, — но широкой публике ты больше подходишь. Ты милый и к тебе хочется тянуться. Я же — полная противоположность. — О чём ты? — Издеваешься? — Инсоб хмыкает. — Нет. — Чиун не совсем понимает, о чём идёт речь. Он может только догадываться, но больше хочет, чтобы Инсоб сейчас сам рассказал обо всём, что его беспокоит. — Ну смотри, — Инсоб делает паузу и растягивается на кровати. Его длинные ноги свисают, он морщится от неудобства и ёрзает выше, пока его затылок не упирается в тёплый живот. Неожиданно для самого себя Инсоб начинает нервничать, но не подаёт вида. Чиун тоже. — Мы с Воншиком обкатали пол-Европы, я часто светился с ним, мы даже записали совместный трек и сняли клип. Но как только выложили наши тизер-фото и ты впервые показался миру, у тебя за пару дней подписчиков набралось больше, чем у меня за год. — Так... Поэтому ты на меня злишься? — Чиун спрашивает почти возмущённым голосом. Он ожидал услышать совершенно не это. — Потому что моим лицом интересуются больше, чем твоим творчеством? — Мир всегда был несправедлив к дарованиям. — завершает Инсоб и Чиун щипает его за бок. — Эй! — вскрикивает начинающий проваливаться в сон Инсоб. Чиун наблюдает, как ресницы Инсоба перестают дрожать и дыхание становится равномерным. Если честно, больше всего на свете он хочет стрясти с себя Инсоба и накричать, чтобы тот сказал истинную причину. Но, видимо, всё действительно бывает так просто и не следует копать глубже, чем следует. Он уже засыпает сидя и хочет лечь, но вспоминает, кто спит сзади. Как бы он не хотел, он не сможет просидеть остаток ночи, чтобы дать двум существам на кровати выспаться. Чиун поворачивает торс и смотрит на сопящего во сне бульдога, тихо шепчет «извини» себе под нос и осторожно отодвигает подушку на край кровати, чтобы не разбудить. Он возвращается в исходное положение, смотрит на Инсоба, который выглядит мило с закрытым ртом, и решает не будить его. Чиун отклоняется назад, прикрывает глаза и с облегчением выдыхает, когда понимает, что миссия выполнена — никто не проснулся. — Я ревную. Чиун распахивает глаза и сглатывает. Он уверен, что ещё не успел уснуть, поэтому ему не могло показаться, но... — Я ненавижу видеть вас вместе. — заканчивает Инсоб. Чиун получает ответ на свой вопрос, но дышать становиться труднее. Он сжимает простыню, а хотелось бы горло Инсоба, который мучает их троих вместо того, чтобы признаться Воншику в своих чувствах.***
— Что это? — Инсоб ловит руку Чиуна и не даёт ему поднести её ко рту. — Отпусти. — просит Чиун тихим слегка подрагивающим голосом. Они стоят у гримёрного стола лицом к зеркалу, Инсоб стоит сзади Чиуна и крепко держит его запястье. Их взгляды пересекаются в отражении и Чиун не может игнорировать эти потемневшие от злости глаза, и наклоняет голову вниз. — Мне прописали их позавчера. Сказали, что поможет от обмороков. Сейчас я чувствую ужасную слабость и если ты сейчас же не отпустишь меня, то никогда не станешь популярнее меня, ведь моё имя будет пестрить в заголовках, когда я потеряю сознание на сцене. Инсоб ослабляет хватку и наблюдает за тем, как морщится от вкуса (или от боли) Чиун. Молчание застывает между ними, пока не появляется Воншик, который тут же подбегает к ним, и Чиун улыбается. — Всё нормально? — спрашивает Воншик и смотрит на Чиуна. Инсоб хочет врезать Воншику и спросить, неужели ему тоже нужно упасть в обморок, чтобы он обратил на него внимание. — Да, директор. — Чиун специально выделяет последнее слово и Воншик начинает смущённо смеяться. У Инсоба в голове кончается загон с баранами, пруд с крокодилами и вольер с гиенами, которых он мысленно пересчитал, чтобы успокоиться. — Пять минут. — выкрикивает стафф из-за приоткрывшейся двери и Воншик кивает. Чиун волнуется. Это его первое появление перед такой публикой и он хочет произвести хорошее впечатление. Воншик почти чувствует это волнение, ободряюще хлопает его по плечу и Чиун одаривает его светлой улыбкой.***
Перед выходом на сцену они кричат только что придуманную кричалку и желают друг другу не пораниться. Всё как обычно. Пока Воншик не уходит на сцену, оставляя двоих новых рэперов ждать сигнала. — Всё будет хорошо. — говорит Чиун, смотря на напряжённое лицо Инсоба. Он сам не знает, говорит он это Инсобу или успокаивает сам себя. — Не знаю, должен ли я предупреждать тебя об этом... — Инсоб ничего не говорит, но поворачивает голову в его сторону. — Воншик хочет фансервиса. Он не уточнил как и с кем, но скорее всего тебе придётся пару раз потерпеть мои объятия. — Мне всё равно. — безразлично говорит Инсоб и от холода в его голосе сердце Чиуна будто проваливается в желудок. Больно. Они слышат как Воншик говорит их имена. Пора. — Постарайся не опозориться и не грохнуться на сцене. — Инсоб не сдерживается и всё же говорит то, о чём сразу же жалеет, закусывает губу и идёт первым. Чиун выходит на сцену, глотает ком в горле и лучезарно улыбается, не оставляя никого равнодушным. Концерт проходит лучше, чем ожидали они все, люди в зале подпевают даже его новый сольный трек, который он выпустил пару дней назад. Всё было замечательно и он даже пережил несколько воншиково-чиуновских объятий. Просто отлично, пока на финальной Where am I Инсоб не замечает, как изнеможён Чиун и как он сжимает кулак, вгоняя ногти себе в ладонь. Внутри он кричит Воншику о помощи, а по факту Воншик где-то в толпе даёт трогать себя за руки и торс, поэтому Инсоб наступает себе на горло, быстрым шагом направляется к Чиуну и встаёт сзади. Делает вид. Одну руку он кладёт ему на плечо, а второй притягивает к себе за талию, заставляя почти лечь на себя. Чиун готов выть от нахлынувших эмоций. Он держится, когда его тело прижимают к себе, держится, когда рука сжимает бок, но когда Инсоб подносит микрофон к их лицам и начинает читать свою партию прямо над его ухом, в него ударяет волна адреналина и он приходит в себя. Чиун незаметно сжимает чужую руку у себя под курткой, давая понять, что всё в порядке, и Инсоб остраняется. Когда Чиун видит лицо Инсоба, то благодарственно улыбается и ему кажется, что он видит лёгкий намёк на улыбку на лице Инсоба. Воншик наблюдает за происходящим из толпы на большом экране.***
Море алкоголя и куча производственного стаффа. Никто не помнит, сколько по времени они уже пьют, но Инсоб надеется, что эта афтерпати не закончится тем, что он взбесится настолько, что начнёт бить посуду или чьё-нибудь (чиуново) лицо. Он сомневается, когда видит, как Воншик шепчет ему на ухо и держит руку на его бедре в то время, как Чиун заливается смехом. Когда их взгляды пересекаются, Инсоб понимает, что больше не может сдерживаться, поэтому вскакивает с места и чуть не роняет стул, но даже не останавливается. Воншик прослеживает глазами его направление, что-то говорит ему на ухо и встаёт из-за стола. В том направлении есть только уборная и выход на улицу и почему-то Воншик уверен, что Инсоб выбрал второй вариант. Инсоб стоит у входа, но даже не думает возвращаться внутрь. Всё, блять, без толку. Он делает последнюю затяжку и тушит бычок о ладонь. — Разве я не предупреждал, что теперь ты не можешь уродовать себя? — Инсоб слышит позади себя голос, который он не сможет спутать ни с одним другим. — Может ты позволишь мне побыть немного собой? — говорит Инсоб таким голосом, будто и не спрашивает вовсе. — Я ценю, что ты выбрал меня, это действительно возможность, которая выпадает не каждому. Но мы с тобой совсем разные и я не привык ко всему этому. «Не привык к вам обоим.» — Я не хочу, чтобы ты причинял себе вред. — говорит Воншик и Инсоб только хмыкает в ответ. «Тогда прекратите издеваться надо мной». — Поехали. — говорит Воншик и подходит к дороге, останавливая проезжающее такси. — Куда? — спрашивает Инсоб, не зная зачем. Он пьян и ему всё равно. — Есть мороженое. Садись в машину. Водитель такси начинает говорить что-то про то, что теряет время и деньги, поэтому им стоить либо поторапливаться, либо проваливать. Инсоб пьян и стоит истуканом, поэтому Воншик отворачивается от водителя и выдыхает «ты пожалеешь, если откажешься» Инсобу в губы. «Я жалею, что родился на этот грёбаный свет», — думает Инсоб и садится на заднее сидение. Инсоб отрубается в машине и Воншик решает не беспокоить его до места прибытия. — Блять! — вскрикивает Инсоб и дёргается, когда его щипают за руку. Он ловит на себе гневный взгляд мужчины в зеркале заднего вида и ёжится. Воншик благодарит водителя и они выходят из машины под ворчания в духе «как же это всё надоело». Они заходят в студию (которая является буквально вторым домом Воншика с кроватями и всем-чем-хочешь для гостей) и груди Инсоба разрастается мерзкое чувство, будто что-то не так. Воншик помогает ему снять куртку и вешает её на крючок, после стягивая с него худи вместе с футболкой. Он целует его в губы и Инсоб думает, что всё ещё спит в машине, но руками рефлекторно тянется к чужой ширинке, отвечая на поцелуй. Воншик перехватывает его руки, в наказание прикусывая чужую губу, и Инсоб судорожно выдыхает, когда Воншик переплетает их руки. Воншик отстраняется и ухмыляется, когда видит запыхавшегося и послушного Инсоба. За руку он ведёт его в спальню и Инсоб настолько не в себе, что не замечает, что ведут его не в спальню Воншика. Он открывает дверь, заталкивает Инсоба внутри и хлопает дверью. Инсоб подходит к кровати и садится, но подскакивает от неожиданности, поняв, что сел на что-то, а точнее кого-то. — Какого!.. Вы... Блять. — Инсоб не может подобрать слова и делает шаг в сторону Воншика, но он толкает его обратно на кровать. Инсоб лежит на спине и прежде чем он вновь начинает возмущаться, Воншик целует его. Он протестует и старается выбраться из-под него, пока Воншик не проводит рукой по его волосам и не заглядывает преданно в глаза. Слишком темно. Почти ничего не видно, но Инсоб уверен, что Воншик сейчас смотрит на него именно так. Воншик снова целует его и наощупь находит руку наблюдавшего (насколько это вообще возможно в такой темноте) Чиуна. — Будь сегодня послушным мальчиком и получай удовольствие. — Воншик шепчет в губы Инсоба. Он собирается ответить, но Воншик закрывает его рот ладонью, поэтому слышно только сдавленное мычание. — Одна ночь. Никаких слов и разговоров, только ощущения. Понял? — спрашивает Воншик и убирает ладонь. Не услышав возмущений, он воспринимает это как победное «да». Воншик тянет руку Чиуна на себя и когда он находится достаточно близко, то перемещает её на его затылок, притягивая к себе и заставляя нагнуться к нему. Меньше всего Инсоб ожидает, что эти двое начнут целоваться в паре сантиметров от его лица, но это происходит. Когда он слышит характерные звуки поцелуя, то забывает как дышать и кровь приливает к его лицу. Он не знает, что делать, но Воншик подсказывает, запуская руку ему в волосы и оттягивая наверх. Инсоб приподнимается на локтях и тянется к ним. Поза оказывается слишком неудобной, Инсоб удва успевает коснуться их губ. Он слышит тихое хихиканье Чиуна и со стоном откидывается назад. Воншик отстраняется от Чиуна, чтобы через мгновение прильнуть к губам лежащего мученика. Теперь Чиун наблюдает за происходящим и сомневается, что должен им мешать, но сомнения уходят, когда Воншик начинает поглаживать его ладонь. Чиун не может поверить в то, что делает: это слишком странно, слишком грязно, слишком Инсоб. Это можно было бы назвать невинным, если бы не высунутый инсобов язык, который Воншик по-джентельменски проигнорировал, и Чиун принимается посасывать его кончик. Инсоб стонет и запускает руку в волосы Чиуну, хватая их, но не причиняя боль. Всё это время рука Воншика была переплетена с рукой Инсоба, и Воншик думает, что сейчас самое время и он осторожно разжимает пальцы. Рука Инсоба недолго оказывается без дела и он кладёт её на щёку Чиуна. Чиун не верит в происходящее. Одно дело целоваться втроём, когда Инсоб занимается этим из-за Воншика и совершенно другое, когда Инсоб прижимает его тело к себе и когда они остаются одни. Действительно одни. Инсоб слышит, как закрывается дверь в комнату, отворачивает своё лицо и поднимается, принимая сидячее положение. Чиун понимает, что сказка закончена и план Воншика с грохотом провалился, когда слышит тихий смешок. Он собирается уйти и сбежать навсегда прямо сейчас, потому что не готов терпеть всю оставшуюся жизнь насмешку. Не теперь, когда Инсоб наверняка знает о его чувствах. Чиун отодвигается и понимает, что за ним наблюдают. Он слишком хорошо знает Инсоба, чтобы понимать, что тот не способен принимать решения, все должны решать за него. Только если ему что-то не понравится, тогда он скажет. Чиун сжимает кулаки и посылает всё к чёртовой матери, когда садится на его бёдра и обхватывает их с обеих сторон своими, кладя одну руку на плечо, а другой приподнимая подбородок, заставляя смотреть на себя, и коротко целует. Чувства в груди сцепились в ядовитый комок с шипами и Чиун знает, что лучше задохнуться слезами, которые вот-вот нахлынут, чем выпалить то, о чём он будет жалеть. — Я не знаю, что чувствую. — хрипит Инсоб, нарушая правило, заданное Воншиком. Больно. Чиун горд собой, что не посмел сказать лишнего, но не знает, что теперь делать. Всё сломано. — Но мне нравится целовать тебя. — продолжает Инсоб и обвивает рукой его талию. — Позволишь мне целовать тебя всю ночь? Это не то, что хочет услышать Чиун, но кто он такой, чтобы отказать Инсобу и в первую очередь своим желаниям. Чиун кивает и стягивает с себя футболку, открывая Инсобу новые участки кожи для поцелуев.***
— Поразительно, директор! — слышит Воншик и пугается слишком громкого голоса настолько, что неосторожно хлопает дверью. — Я убью тебя, ты мог всё испортить сейчас. Буквально все! — шёпотом «кричит» Воншик, подходит к дивану в гостинной и садится, с облегчением выдыхая. — Я всё ещё удивляюсь сам себе, что позволил тебе целоваться с новоиспечёнными птенчиками. — Джехван дует губы и садится к Воншику на колени. — Прошло столько времени, что я подумал, что тебе пришлось с ними трахаться. — Джехван, я бы не стал трахаться ни с одним из них, прекрати ревновать меня то к танцорам, то к рэперам. Я ничего не говорю, когда ты репетируешь поцелуи с актрисами для своих мюзиклов. — отвечает он и берёт руку Джехвана в свою. — Поклянись, что на этой руке нет никакой высохшей жидкости. — Джехван вдруг становится серьёзным и Воншик не знает, ему больше страшно или смешно. — Клянусь. — всё же выдавливает из себя Воншик, трясясь от смеха, из-за чего Джехван начинает на нём ёрзать, чтобы не упасть. Выражение лица Джехвана снова меняется на милое и невинное, когда он слышит эти слова. Он улыбается, но улыбка быстро исчезает с его лица. — Что-то не так? — обеспокоенно спрашивает Воншик. Джехван хмыкает. — Я скучаю. В последнее время слишком сильно, и я не знаю, куда себя деть. После ухода Хакена в армию и тебя из агенства всё изменилось. Просто... Пожалуйста, не оставляй меня. Не уходи навсегда. — Никогда. — серьёзно отвечает Воншик, сглатывая комок в горле. Джехван выдавливает из себя подобие улыбки, которая выходит слишком грустной, нагибается к Воншику, обнимает его за шею и делает глубокий вдох. Воншик обнимает его двумя руками и прижимает к себе как можно сильнее, словно стараясь удержать. Или удержаться самому. — Я горжусь тобой. Мы все гордимся. — говорит Джехван в его плечо и предательская слеза всё же скатывается с его щеки.