Организм человека старается избежать неприятные на него воздействия. Я не имею ввиду боль, садомазо никто не отменял.
Самолеты могут разбиться, корабли утонуть в море, а люди… люди могут просто уйти. Законы жизни, как законы природы — неизменная величина. Вечная и бессердечная. В тот вечер они так и не смогли нормально попрощаться… Тэхен все думал о самом себе: о том какой он бедный и всеми обиженный; Чонгук переосмысливал всю свою жизнь, когда цеплялся взглядами за сверкающую башню. Они не воевали, но и не мирились — были где-то в середине. Это все равно, что зависнуть посреди пропасти, имея под ногами только нетолстый канат, и в руках держать одну лишь длинную трость для баланса, но совершенно не уметь всем этим пользоваться. Очевидно: падение не предотвратить. В хостел вернулись такие же молчаливые, совсем тихие. Зачем-то поднялись на крышу. Эйфелева башня уже не сверкала — такое расписание. Но сверху можно было полюбоваться не только ей. Как минимум: Чонгуку вообще было все равно (он больше не рассматривал всех сверху-вниз, возомнив себя королем горы); как максимум: Тэхену было куда отвести взгляд. Зачем-то молчали, перебирали пальцами, вздыхали — слова не шли. Они оба понимали, что пора прощаться, но так и не смогли сделать этого нормально. Ну что, Тэхен? Вопрос к тебе: подсчитал свои убытки? «Во сколько мне обойдется эта поездка?» Ну так, во сколько она тебе обошлась? Сможешь подсчитать точно? А ты, Чонгук? Все еще не по зубам соблазнам? Вопросов море, ведь в конце мы всегда возвращаемся к началу. Потом спустились, путешествуя по коридору, как неприкаянные призраки. Больше не смешно никому. Все мрачно, грустно и пасмурно, словно собрались кого-то хоронить. Ну… может и собрались. Хоронить приятные воспоминания, где-то под сердцем, чтобы хоть что-то грело в холодные дни. В комнате разделись. Там, где раньше было жарко, сейчас по коже пробегал морозец. — Так, все-таки, — даем слово самому говорливому, чтобы разрядил гнетущую атмосферу, — кто я? Эверест или снег в морду? Тэхен тихо хихикает, обернувшись. — Я же говорил, что все сразу. — Такой же непокорный и холодный? — окей, метафора была понята правильно. Теперь очередь Чонгука улыбаться грустно. — Я бы сказал, что скорее непокоренный и, ну… иногда противный, — Тэхен вскидывает вверх указательный палец. — Только иногда! — Приятно слышать. И снова тишина. Не отворачиваются, но смотрят мимо, разделив кровать на две половины крепостью. Еще сегодня утром по стенам этой комнаты плясали солнечные зайчики, а сейчас лишь появились тени — вытянутые и пугающие копии временных жильцов. Тэхен вдруг понимает: он устал. Вот сейчас по-настоящему. Хочется, чтобы его просто обняли, просто успокоили, просто сказали, что все будет хорошо. (Ведь будет? Обязательно будет…) Чонгук читает мысли — не удивительно. Он вдруг осознает: если холод разделить на двоих, то станет теплее. Поэтому он тянется руками, он касается и ведет пальцами по руке, запястью, по предплечью, локтю, плечу, надплечью — изучает анатомию наглядно. Теперь уже не жар, не битва и не кровопролитие. Свое они отвоевали. Сил не хватает. В итоге: только голые чувства, голые тела и обнаженные души. (Многоточие) Янтарь ломается, солнце поднимается на востоке, а кровать остывает на целую половину. Они просыпаются в разное время. — Тэхен? — вопрос в пустоту. Мертвая петля… замкнулась.🛫🛫🛫
«and I'm up in the air, so baby hell yeah…»
Застегивая пуговицы на рубашке, завязывая на шее шарф и поправляя брюки, он думает, что впереди его ждет (должен ждать) хороший день. Он никуда не торопится и встал по будильнику (по самому первому сигналу!) — ни разу не проспал. Он собрался, и за десять минут до выхода уже полностью готов. Он (наконец-то!) выучил что такое пунктуация и понял смысл в пунктуальности! Он может собой гордиться! — Выспался? — спрашивает друг сегодня, так же, как спрашивал вчера. У друга все та же поддержанная машина и прежняя манера обижаться по пустякам. Стабильность — это наше все. К этому стоит стремиться… — Ага… Они едут по еще сонной трассе, встречая редкие машины и жмурясь от света фар, что так резко бьет в глаза. Он переводит взгляд на море вдалеке, которое кажется спокойнее всего вокруг. Оно едва волнуется, окрашивается разными цветами, отражая искаженное небо на своей неровной поверхности. Он смотрит на это море, но думает, почему-то, совсем не о нем… Иногда ему кажется, что каждый новый день — не новый — День Сурка. Все повторяется, все повторяется, все повторяется. Все так… однообразно, что сводит зубы. Но он гонит эти мысли прочь и старается забить голову какой-то посторонней ерундой. Аэропорт (еще один хранитель тайн) наполнен голосами, звуками упаковочного автомата и запахами кофе. Люди вокруг все суетятся, ходят из угла в угол, в то время, как Он и его друг немного (но все же) горделиво шагают, точно зная пункт назначения, ловко ведя за собой свои небольшие саквояжи на крохотных колесиках. Они выделяются — красивые, холеные — среди толпы либо уставших с дороги, либо еще сонных людей. Бортпроводники, стюарды, стюардессы… да как угодно! Разве это меняет смысл? Служебная комната, передышка, потом регистрация на рейс, проход по трапу, встреча… пассажиров. Улыбки, «доброе утро», «здравствуйте», «добро пожаловать». Все как всегда — отработано до мелочей. Инструктаж, «просим пристегнуть ремни безопасности и перевести спинки ваших кресел и столики в вертикальное положение», подготовка ко взлету, взлет, закладывает уши… «Вода с газом или без? Апельсиновый сок?..» — А можно Вас? Осечка, взгляд, улыбка наискось. Тэхен охает, обретая имя, а Чонгук безмятежно поднимает взгляд. «Может, это случилось тогда, когда было необходимо. Может и нет. Просто взяло и случилось. Потому и потому, и потому что — тоже» Тэхен не должен был садиться в это такси. Чонгук не должен был помогать другу. Но так получилось, что они сели в одну машину. И между ними не было совсем ничего общего. Совсем ничего. Но это никогда не было для них проблемой. …а их «Мертвая петля» вновь начала подъем.«If the plane goes down, damn, Well I'll remember where the love was found… If the plane goes down, damn…»