Быть хорошим другом обещался, звёзды мне дарил и города. И уехал, и не попрощался. И не возвратится никогда. Я о нём потосковала в меру, в меру слез горючих пролила. Прижилась обида, присмирела, люди обступили и дела… Снова поднимаюсь на рассвете, пью с друзьями, к случаю, вино, и никто не знает, что на свете нет меня уже давным-давно. Вероника Михайловна Тушнова
***
Я помнила, как меня тошнило оставшиеся два дня, и в отеле, и в лайнере. Желудок скручивался в противном спазме, через силу пытаясь избавиться от остаточных воздействий выпитого наркотика. Помню, как Реборн успокаивающе гладил по голове, принося своими прикосновениями хоть какое-то облегчение, и хриплым голосом шептал терпеть. На кроткие мгновения против воли казалось, что это та самая щемящая забота, которая может быть лишь у истинных партнеров. И отчетливо запомнила искрящие любопытством лица родителей, что с понимающей улыбкой прикрывали дверь каюты. Эти воспоминания заставляли заливаться удрученной краской смущения, крепко сжимать пальцы рук в кулачки и неловко запинаясь отговариваться тем, что это уже забыто. Я старательно делала вид, что не помню ничего из этого, отрицая суровую правду действительности. Потому что таким не делятся. Подобный случай не повод для гордости или какого-либо хвастовства, хотя бы по банальной причины гордости. Чертового альфы, спящего внутри меня, или простой девушки, хотевшей желанного сближения в более романтичной обстановке. Можно причислять к кому угодно, разница все равно не изменится, но факт остается фактом. Я пережила самый что ни на есть позорный момент перед собственной омегой и это вгоняет в не самые хорошие чувства. Перед Реборном было стыдно и в знак благодарности с последующим заглаживанием вины, каждый его приход в кафе, сопровождался бесплатным обслуживанием. Это было самое малое, что я могла сделать для него, но тем не менее он принимал это. Сложно сказать, что я осталась довольной прошедшей поездкой, но она принесла за собой свои изменения. К примеру, впервые за все это время, один особенный посетитель наконец стал появляться чаще, согревая помещение неосязаемым теплом и душистым запахом апельсинов. Реборн терпеть не мог, когда я отвлекалась на него или смотрела на него «влюбленными глазами», но не переставал приходить, с легкой насмешкой принимая робкие попытки ухаживаний. Со стороны могло показаться, что мы не подходим друг другу. Не только по возрастным ограничениям, но и во взглядах на жизнь. Итальянец был более опытным, желал выполнять поставленные цели уже сейчас, словно каждая секунда была на счету. В то время как я хотела двигаться постепенно, рассчитав свою жизнь по годам, а не дням. Кроме того несколько раз некоторые клиенты ошибочно принимали нас за дядю с его маленькой племянницей. Благодаря свойствам метки, в которое включалось большое выделение не присущего мне запаха, окружающие принимали меня за омегу. Пожалуй Такеши, ученики из средней школы Мидори и отныне еще Скалл были единственными, кто были ознакомлены с моим настоящим полом. Реборну это было ясно в самом начале нашего знакомства по понятной для всех причине. Стоило приехать с Мафия Лэнда, как незаметно закончились заветные каникулы, принося не такую уж и любимую учебу со строгими требованиями от учителей. Японская программа обучения не давала повода для расслабления, заставляя заниматься дополнительно не только утром, но также и вечером, на подработке. Я делала ощутимые успехи, но их было недостаточно, чтобы набрать загадочные девяносто баллов. Следовало бы приложить еще больше усилий, но в таком случае, боюсь, я бы и вовсе развалилась на части, лишая Реборна тяжелой участи иметь столь невыгодного партнера за спиной. Не настолько и ужасная перспектива, должна признать. Устало вздохнув, я перевела затравленный взгляд на не прекращающую улыбаться Кин, что уперев руки в бока, уговаривала мне рассказать как можно больше подробностей про таинственного мужчину, которого родители видели со мной на лайнере: — Репетитор Тсунаеши, кажется учит его итальянскому параллельно со всеми уроками, чтобы ты ни думала о нем, он не моя пара и мы не собираемся встречаться. — Иностранец, — томно проговорила она в ответ, заставляя меня невольно закатить глаза. — Ка-чан говорила, что от него пахло меткой, которая на тебе. Те самые мандарины насколько я знаю. — Апельсины, — автоматически поправляю, не замечая как преобразился ее вид. — Еще лучше. Пробуравив ее некоторое время осуждающим взглядом, а после поняв, что это гиблое дело, просто кидаю в нее подушкой под лукавый смех, чувствуя как сильно колотится сердце в груди. Неужели мои чувства и вправду настолько очевидны? Впрочем быть альфой не так уж и плохо. За тобой нет большого присмотра, как если бы ты был хрупкой омегой. Но порой я даже завидую Кин, с ней обращаются как с фарфоровой куклой, будто бы она могла разбиться от любого неверного движения, а я же могла вытерпеть. Потому что я альфа, наоборот, на меня стоит полагаться и не обращать слишком много внимания.***
— Гокон*? — удивленно спросила я, растерянно отпуская мяч на пол в школьном спортзале. Мы с Мию (так ее кажется звали?) должны были остаться, чтобы убрать последствия недавнего урока в спортзале из-за того, что являлись дежурными и все протекало довольно размеренно. Девушка рассказывала много историй из своей жизни, смеясь над всеми шутками, и я вяло пыталась поддержать беседу, но в какой-то неопределенный момент все пошло по наклонной. Мию начала активно докапываться до вопросов личной жизни, пока не выбила из меня желанного признания, что у меня никого нет. Не могла же я брать во внимание Реборна? Он ведь настойчиво советовал не вовлекать себя в совместные отношения. — Да, групповое свидание, нам не хватает одного альфы и я подумала, что вы могли бы согласиться? Необязательно встречаться сразу после первой встречи, это просто для ознакомления, Изами-сан, — закивала она, смотря умоляющим взглядом. — Почему я? — Из всех моих знакомых вы единственная альфа, а также очень популярны, — покраснев, японка замялась. — Ну знаете в нашей школе из альф есть лишь президент, а также вы, практически ее правая рука, поэтому многие интересуются вами, наверное это просто незаметно. Насчет первой поддержки президента студсовета, конечно, преувеличено, но остальное хороший повод задуматься. Прежде я никогда не думала о том, как меня воспринимают учащиеся в этой школе. Нет, мне признавались девочки из первых курсов, одаривая смущенным взглядом из-под ресниц, но в том то и дело, что «девочки», еще маленькие, не сформировавшиеся омеги, над которыми можно невинно подшутить. Что же касается, сверстников, то единственным с кем я была более менее раскованной лишь мой несчастный друг детства — Шоичи. И опираясь с его слов, выходило, что кусаюсь я откровенно говоря плохо, а находиться рядом в радиусе одного метра и вовсе сплошной ужас, ведь мне сложно удержаться от того, чтобы не сотворить хотя бы одно извращение. Бедный Ирие понятия мельчайшего не имеет, что веду себя таким образом, я только с ним. В принципе мне это на руку. — Конечно, почему бы и нет? — легко соглашаюсь, подбирая упавший мяч и ловко закидывая его в нужную сетку. — Большое спасибо! — просияв, улыбнулась Мию. Кто бы знал, как сильно вскоре мне придется пожалеть о своих действиях… В помещении было душно, с виду обыкновенное кафе, тщательно проветриваемое кондиционерами по углам, но внутри настоящий обогреватель. На улице уже был декабрь, нередко приходилось носить куртки или тонкое пальто, зима ведь всегда теплая, но здесь, даже когда я сняла всю верхнюю одежду, которую могла, духота все равно осталась незримо висеть в воздухе. И никакой холодный лимонад не спасал ситуацию. Я все также жарко дышала, буквально тонув в обилии запахов вокруг, что представляли собой поистине дикую смесь остроты и невыносимой горечи, расползающейся до кончика языка. С трудом верилось, что это воздействует на меня метка. Групповое свидание проходило довольно радушно. Собравшиеся школьники уже разделились по парам и активно разговаривали друг с другом, словно недавней сцены неловкого молчания не было и в помине. Мимолетом даже заметила как та самая Мию, неловко краснеющая передо мной, спокойно обменялась номерами с улыбчивым парнем. Но в отличие от других я чувствовала себя лишней. В окружении назойливого парня, от которого исходил раздражающий аромат протухшей якисобы, ошибочно принявшего меня за несомненно влюбленной в него омеги, громкого шума других посетителей и жаркой удушливости, туго обхватившей собственное горло. — Мне нужно домой, уже поздно, поэтому простите, — поклонившись, спешно встаю из-за стола, оставляя определенную сумму денег на счет. — Что уже? — растерялся Акира, упорно ухаживающий за мной все это время. — Тебя проводить? — Как хочешь, — устало обронила я, желая как можно скорее сбежать отсюда. Вместо ответа японец засеменил сзади меня, продолжая рассказывать про свою умершую собачку, что была для него очень дорога. Не понимаю такой тип людей, потому что я была уверена, что по моему лицу можно было ясно понять, как мне не интересны его проблемы. Одно хорошо — он довольно упрямая личность. Раньше я уважала подобное качество, но теперь похоже пересмотрю свое отношение. Акира раздражал меня и я этого не скрывала, тем не менее он виртуозно делал беспечный вид, что не видит намеков, упорно настаивая на своем. Что же, стоит нам дойти до конечного пути, как у него не будет иного выбора, как уйти ни с чем. По крайней мере я старалась уверить себя в этом. Подняв взгляд на заветную калитку собственного дома, я облегченно выдохнув, остановилась у обочины дороги, переведя на него совершенно не сожалеющий взгляд: — Мы уже пришли. Сочувствую твоей потере с собачкой-Сачи, но я устала и хочу спать, поэтому давай расстанемся здесь? — Дашь свой номер, Ма-чан? Почувствовав как дергается бровь от того, как он безбожно исковеркал мое имя, недовольно проговариваю: — Не называй меня так, это позволено лишь моей ка-чан, и ты мне не интересен. — Не в бровь, а в глаз. Жестоко, но я люблю непокорных, — усмехнувшись, Акира сделал несколько шагов вперед. — Можно я урву кусочек этого пожара? И прежде чем я успела хоть что-то сказать, парень уверенно обхватил ладонью мою щеку и наклонившись, бесцеремонно поцеловал. Не было никаких чувств, кроме разве что легкого презрения и отвращения. Простое касание губ друг к другу. Мда, это определенно не то, что я представляла в качестве первого поцелуя. Не желая никакого продолжения, а также узнавать лимита наглости у этого обнаглевшего альфы, с легкостью вырываюсь, давая ощутимую пощечину: — Чертов извращенец, одного отказа тебе недостаточно? — Я думал девушкам такое нравится, — озадаченно потерев место удара, пробормотал он под нос. — Думай лучше. Правую ладонь жгло от недавнего инцидента, в то время как ноги уверенно неслись в знакомое лишь им направление. Хотелось утратить это немыслимое ощущение беспомощности, что произошла лишь по собственной вине. Не стоило ходить на этот гокон, я ведь знала, что он не принесет за собой ничего нового, просто мне хотелось немного любви. И я ее получила. Губы уже распухли от столь грубого обращения в виде тыльной стороны ладони, которой я их усиленно терла, в то время как глаза потерянно блуждали по знакомой улице и небольшой табличке дома Савады. И зачем я пришла сюда? Нужно было просто зайти домой, в красках рассказать все Кин, а после утонуть в ее ласковых объятиях и заверениях убить этого несчастного Акиру. Она могла бы поддержать меня, причем весьма действенным способом. Когда я уже собиралась повернуться назад, рядом послышался тихий смешок и усталый вопрос: — Ну и почему ты плачешь? Аккуратно коснувшись мокрых щек, недовольно поджимаю губу, не оценивая подобную реакцию организма. Снова веду себя как маленький, импульсивный ребенок, хотя поправка я и есть импульсивный, пускай и не настолько маленький ребенок. — Я расстроена. Ложь, это было не расстройство, это была банальная, женская обида от того, что желаемый «первый раз» не произошел с любимым. — Но ты же сама хотела этого. — Так ты знал, — горько хмыкаю, продолжая. — Неудивительно, ты всегда все знаешь, Реборн. Впрочем, да, хотела. — И что тебя тогда не устраивает? — Мне хотелось, чтобы первый поцелуй произошел с тобой, а не с ним, — прикрыв глаза, я криво улыбаюсь, поднимая на него виноватый взгляд. — Правда хотелось… — Порой ты выводишь меня из себя, bambino, — опалив шею жарким дыханием, итальянец сократив то жалкое расстояние между нами, расставил руки по обе стороны от моей головы, ухмыляясь слишком туманной усмешкой для обычной шалости. — Но это возбуждает. Сложно было поверить в то, что определенные действия могут нести за собой различный характер и эмоции в зависимости от человека, с которым ты их совершаешь. Но если сравнивать сладкий, немного терпкий поцелуй Реборна с Акирой, то я без лишних раздумий ответила бы первому. Простое касание губ? Не смешите, за столь интимным, приятным всем сердцем процессом кроется намного большее значение. Короткая передышка, а после еще одно касание, повлекшее за собой также участие чужого языка. Если бы можно было охарактеризовать происходящее, то это явно называлось остановкой времени. Будто бы судьбе стало плевать, что происходит и она милостиво позволила воздуху в легких закончиться, а другим, мешающим факторам, исчезнуть как неуместной пыли. Отстранившись, словно опьяненный чем-то неведанным, Реборн довольно заключил, осматривая меня на предмет какого-либо загрязнения: — Продезинфицировал. — Что? — Можешь поверить эксперту, итальянского поцелуя у тебя не было ни с кем и никогда, — и сделав вид, что не не услышал вырвавшегося вопроса, он небольно щелкнул меня по кончику носа.