And what will happen in the future?

Открываю глаза, понимаю, что брат уже проснулся и в комнате я одна. Значит, пора вставать. Мне еще надо успеть сходить на ежедневную тренировку и подготовиться к Жатве. Она будет последней в моей жизни. При любом раскладе. Или я стану победительницей 74-ых Голодных Игр или ... Нет! Мне нельзя об этом думать! И что мне может помешать победить? Правильно, ничего. Я спускаю ноги с кровати. Надеваю джинсы, рубашку, обуваюсь и иду на кухню. На завтрак мама приготовила овсяную кашу. Могла бы приготовить что-нибудь и попраздничнее в день Жатвы. Мы молча завтракаем и я иду на тренировку. Хоть я уже и многого достигла, я хожу на них ежедневно. Потому что я должна победить! До тренировочного зала я дохожу за 10 минут. Переобуваюсь в кроссовки и вхожу. По взгляду тренера я понимаю, что опоздала. Но он мне ничего не говорит. Как ни странно сегодня на тренировке нет Катона Вольтера. Не то, чтобы это меня волнует, просто как-то непривычно без него. Сегодня его последний шанс стать трибутом, ему уже 18 лет. Я усиленно тренируюсь - занимаюсь рукопашным боем, фехтованием, метанием ножей и многим другим. Примерно через 3 часа я уже иду по направлению к дому, но тут вспоминаю, что забыла кроссовки в зале. По дороге обратно я встречаю Джен - девочку из моей школы. У нас с ней очень напряженные, если не сказать иначе, отношения. - Привет, не ожидала тебя здесь встретить, - говорит она с ноткой притворного удивления. - Привет, Джен. - С тренировки? - Да, в отличие от тебя, я поеду на Игры в этом году. Потому что мало ли что распорядители могут на Квартальную бойню придумать. Она издает натянутый смешок. - Тебя что-то не устраивает? - интересуюсь я. - Да нет, просто добровольца два, а трибут всего один. И она уходит. Ее слова будто повисают в воздухе. Я начинаю понимать, что шансы на участие в Голодных играх уменьшаются со стремительной скоростью. И на это есть несколько причин. Первая - моя мать победительница 49-ых Голодных игр и поэтому я буду лакомым кусочком для Капитолия, но они еще не знают, что я вызовусь добровольцем и велики шансы, что именно с моим именем вытащит бумажку Кэнди Клоун. Вторая - Джен. Она права: добровольца два, а трибут один. Я продолжаю путь, по дороге обдумывая ее слова. Дома, увидев мое испорченное настроение, мама спрашивает в чем дело, но я предпочла не оповещать ее о Джен. Я принимаю душ, одеваю платье, сшитое на заказ ко дню Жатвы. Мама меня причесывает и мы вместе с ней и Твидом идем на площадь. Сегодня она выглядит очень красочно и торжественно — все украшено флагами и гербами Капитолия. Телевизионщики с камерами на крышах, немного поднимают, испорченное Джен, настроение. Я подхожу к чиновнику и записываюсь — так Капитолий заодно и население подсчитывает. Тех, кому от двенадцати до восемнадцати, расставляют группами по возрасту на огражденных веревками площадках — старших впереди, младших, как Твид, сзади. Родственники выстраиваются по периметру. Перед Домом правосудия размещена временная сцена. На ней — три стула, кафедра и два больших стеклянных шара — для мальчиков и для девочек. На сцену заходят наш мэр Роджер Квиглитт, приехавшая из Капитолия Кэннди Коун, женщина-сопроводитель, ответственная за наш дистрикт и, если мне сильно повезет, мой будущий ментор Роберт Вентили. Парень, победивший на 72-ых Голодных играх, ему около 19 лет. Как только часы пробивают два, мэр выходит к кафедре и начинает свою речь. Ту же, что и всегда. Рассказывает историю Панема — страны, возникшей из пепла на том месте, которое когда-то называли Северной Америкой. Перечисляет катастрофы — засухи, ураганы, пожары, моря, вышедшие из берегов и поглотившие так много земли, жестокие войны за жалкие остатки ресурсов. Итогом стал Панем — сияющий Капитолий, окаймленный тринадцатью дистриктами, принесший мир и благоденствие своим гражданам. Потом настали Темные Времена, мятеж дистриктов против Капитолия. Двенадцать были побеждены, тринадцатый — стерт с лица земли. С вероломными дистриктами был заключен договор, снова гарантировавший мир и давший нам Голодные Игры в качестве напоминания и предостережения, дабы никогда впредь не наступали Темные Времена. Правила просты. В наказание за мятеж каждый из двенадцати дистриктов обязан раз в год предоставлять для участия в Играх одну девушку и одного юношу — трибутов. Двадцать четыре трибута со всех дистриктов помещают на огромную открытую арену, способную заключать в себе все, что угодно - от раскаленных песков до ледяных просторов. Там в течении нескольких недель они должны сражаться друг с другом не на жизнь, а на смерть. Последний оставшийся в живых выигрывает. — Это время раскаяния и время радости, — подводит итог мэр. Потом он вспоминает прошлых победителей из нашего дистрикта. За 74 года их было очень много, так что в списке только те, кто жив до сих пор. И, надеюсь, скоро буду и я. По сложившейся уже традиции Кэннди Коун выходит на середину сцены. - Счастливых вам Голодных Игр и пусть удача всегда будет на вашей стороне! Пора тащить жребий. Я ужасно волнуюсь. - Сначала дамы. От страха даже живот сводит, а в голове одна мысль крутится, как заведенная: "только б не я, только б не меня!" Кэннди возвращается к кафедре и, расправив листок, ясно произносит имя. - Джен Лесли. От неожиданности и от радости я вскрикиваю, но меня никто не услышал, это меня радует. Потом я вижу Джен. Она шокирована. Мне кажется, что она вот-вот расплачется, но этого не происходит. Джен поднимается на сцену. Кэнди спрашивает, есть ли добровольцы. Уже через несколько секунд я взлетаю на сцену с улыбкой до ушей. - И как же зовут трибута-добровольца? - Спрашивает она, уже привыкшая к такому поведению на сцене. - Мирта Джонси, - произношу я, чуть не срывавшимся на крик, голосом. Мне так и хочется выкрикнуть и сказать всем, что я трибут 74-ых Голодных Игр! Но я сдерживаю себя. Я пытаюсь сосредоточиться на Кэннди. - Теперь юноши, - говорит Коун своим звонким голосом. - Томас Сэндвич, - произносит она. Мы с ним раньше общались, но вскоре перестали, потому что я с головой ушла в тренировки, а он не разделял мое желание быть трибутом. Как я и думала, добровольцем вызвался Катон. Кэнди поздравляет нас и просит пожать друг другу руки. Я протягиваю руку и вижу замешательство и испуг в глазах Катона. Не понимаю, чем вызвано такое странное для него поведение, но я стараюсь не думать об этом. Он протягивает руку, и церемония заканчивается. Мы под наблюдением миротворцев проходим в Дом правосудия. Меня отводят в комнату и оставляют одну. Она чем-то напоминает нашу гостиную. Теперь настало время, когда близкие люди поздравляют тебя. Мама знала, что я хочу стать трибутом, но все равно ей не нравился тот факт,что мне придется отправиться на арену. Она поздравляет меня, но видно, что это не искренне. Вскоре она уходит под наблюдением миротворцев. От Дома правосудия мы пешком идем до станции, потому что до нее идти менее двух минут. Мы стоим в дверях вагона под объективами камер, пока нас не пускают внутрь.