Гарри Поттер должен кончить

Из здания парламента лорд Генри вышел с настроением, по метким сравнениям английских классиков, которые знали толк в погоде, безоблачным. Он даже что-то насвистывал, выстукивая прилипчивый мотив своей тростью-зонтиком. Позади него, прижимая к сердцу выстраданный фанфик, шествовал Стемптон. Его непроницаемое лицо говорило, что он ни о чём не думал. Но так ли это? На самом деле, мысли камердинера показались нам презабавными. Стемптон мечтал. Да-да, его грёзы не имели ничего общего с парламентскими видениями лорда Генри. Стемптон представлял, как вечером он нальёт чая, придвинет к себе поближе старенькую клавиатуру и, усердно разбирая убористый почерк своего работодателя, перенесёт написанную лордом Генри историю в виртуальный мир. В какой-то степени он тоже чувствовал в себе творческий порыв, даже невзирая на то, что, по собственному мнению, был неспособен породить чего-то уникального. И это было странно: никто (и мы в том числе) не сомневались, что Стэмптон куда умнее своего хозяина, но вот ведь парадокс – фанфик, уже снискавший себе славу, вышел из-под пера Генри Ашера. Как же так? Муза не разбирает, кто умней, и не оценивает тесты на уровень IQ – она просто приходит и даже в парламенте от неё нет покоя. На ступенях у выхода привычно толпились репортёры. Они тянули руки, отягчённые микрофонами и диктофонами, в надежде вымолить себе хотя бы крошечную сенсацию. Обычно лорд Генри сторонился этих попрошаек, чтобы потом не читать в газетах новости и не удивляться: «Разве я говорил подобное?». Но день слэша в парламенте – не причина ли это нарушить сложившуюся традицию? И Генри смело шагнул навстречу взметнувшимся рукам. Стемптон думал, что уже не способен удивляться, особенно, если происходящее касалось изученного вдоль и поперек Генри Ашера, и понял, насколько ошибся в нём. По впечатлению камердинера, присутствовавший телесно, но не мыслями, лорд Генри пропустил темы всех биллей, занимаясь творчеством, и не слышал ни словечка из сказанного по делу. Однако ситуация, развернувшаяся перед ним, говорила обратное: каким-то не демонстрируемым ранее образом Генри уловил и темы законопроектов, и решения по ним. – Разве упразднение поправки Лабушера не всколыхнет общественность на борьбу с гомосексуалистами, если государство умывает в этом руки? – вопрошала тощая репортерша с хитрющими глазами и пыльным, выглядевшим потрескавшимся лицом. – В этом сезоне в моде толерантность, – ответил лорд Генри. – Неприкосновенность личной жизни двух взрослых людей не должна смущать общественность. Ибо добровольная связь взрослых не может быть предметом уголовного дела. – Не станет ли Лондон Меккой для гомосексуалистов? – По лицу спрашивающего было ясно как божий день: ему безразличен ответ – он вышел из тех слоев общества, где точно знают, что Меккой стал не только Лондон, а и вся Англия. – Разве это возможно? – возразил Генри, изумляясь. Из всего вопроса он услышал лишь название города. – Мусульмане не столь толерантны. Насколько мне известно. – По вашему мнению, почему провалился законопроект о защите среды обитания барсуков? – выстрелила вопросом следующая из пишущей братии. – Возможно, – хитро улыбнулся Генри, – потому что в Палате лордов не так много барсуков? Он отодвинул своей тростью с дороги очередного репортера и пошагал вперёд, весело насвистывая. Историческая справка: Артур Гор, восьмой граф Арран, был британским политиком. В 1958 году его родной брат покончил жизнь самоубийством, так как был геем. Тогда Артур взял на себя инициативу в Палате лордов по декриминализации гомосексуальности в Британии. И добился успеха – в 1967 году парламент Великобритании принял Акт о половых преступлениях – гомосексуальные добровольные контакты между мужчинами старше 21 года в условиях частной жизни перестали караться законом. Другой инициативой Артура Гора был законопроект о защите барсуков, который провалился. Когда у него спросили, почему парламент одобрил закон о геях, но отклонил закон о барсуках, он ответил: «Возможно потому, что в Палате лордов не так много барсуков».