Different happiness

Чонин открыл глаза. Всё тело изнывало от усталости: бесконечные тренировки, репетиции, практики; съёмки - камеры прямо в лицо; школа, домашние задания, которые с каждым разом становятся всё сложнее. Вечный недосып... Парень не помнит, когда это началось. Когда после выматывающего дня, ночь стала ещё более невыносимой. Когда, укутавшись в тёплое одеяло, он перестал видеть цветные сновидения, незамысловатые сюжеты, избавляющие от дневных невзгод, забирающие всю усталость, за которые люди, задыхаясь, хватаются, как за спасательный круг. Он просто тонул. Тонул в чёрном океане, удушающем, вязком, не пропускающем и капли света, лишающем самых тёплых и радостных воспоминаний. Ямочки. Светлые кудри. Глаза, искрящиеся добротой. Ночью Чонин не мог вспомнить, кому принадлежат эти нежные, родные отсветы на поверхности тянущего на дно океана. А утром, наслаждаясь ласковым светом солнца, спасительным коконом от ужасов ночи, впивался взглядом в крепкие плечи под помятой футболкой, во взлохмаченную сладким сном шевелюру и фартук с ромашками, туго завязанный на пояснице. - Малыш, что-то ты совсем плохо выглядишь. - обеспокоенно, но как обычно, ласково говорит Чан, ставя перед младшим ещё дымящийся завтрак. Чонин всегда просто таял от слов, от проявленной заботы лидера. Хотелось тонуть в объятиях его сильных рук, а не в глубинах сгнивающего сознания. - Давай-ка кофе покрепче. Впереди трудный день. А Ян только этого и ждёт. Тяжёлого изматывающего дня, чтобы упасть без сил и забыться в боли ноющих мышц, уснуть, чтобы этот бездонный тёмный кратер уже поглотил его, перестав мучить одного несчастного. Чтобы пшеничные кудри перестали унижать его бессмысленной надеждой.

***

Часы сообщили о полночи. В тёмной комнате единственным источником света был ноутбук, с десятками открытых окон. Чан, слегка ссутулившись за рабочим столом, пытался поймать за хвост мелодию, то и дело ускользающую из памяти, убегающую, словно пугливая ящерица, заметившая неподалёку неугомонного ребёнка. Хотелось всё бросить, просто завалиться в мягкую груду подушек и спокойно, в кои-то веки, выспаться без всяких мыслей о новом альбоме. Но как же? Ответственность. Кто-то в шутку говорит, что это третье имя Чана. Он не может подвести ребят, поэтому продолжает клевать носом над клавишами, периодически отвлекаясь на громкие возгласы из кухни или на бесконечное "жужжание" ненаговорившихся за день жильцов соседних комнат. Дверь со скрипом открылась. - Чани-хён? - услышал парень тихий, дрожащий, до боли в сердце родной голос за спиной. - Привет, малыш. Тебе снова не спится? - убирая с лица лохматые вихры и сочувственно улыбнувшись, как может только Чан, спросил он. Младший согласно вздохнул. - Я вижу ты занят... Тогда, может, в другой раз... Старший знал о проблеме Чонина, но не понимал, как помочь. За это ему каждый раз жутко стыдно смотреть в запавшие глаза, обрамлённые почти чёрными тенями глаза. Он старше, он лидер. Он друг. И... Но дальше уже не так важно. Хотя, любые мысли, любые воспоминания о парне, схожем с песчаной лисицей, важны для Бана. Очевидно, Яна что-то беспокоит. Чан с шумом захлопнул ноутбук, отчего в комнате стало совсем темно. Он встал, потянувшись, встряхивая затекающие конечности, утихомиривая волнение, уселся на кровати, откинувшись на подушку. - Порядок. - светловолосый похлопал по месту рядом с собой. - Проходи. Чонин, как можно тише, аккуратнее, словно боясь спугнуть зверька, подобрался совсем близко. Старший почувствовал его тяжёлое от усталости дыхание на своей щеке, а затем голову на плече, мягкие волосы, щекочущие шею. Чан прижал его одной рукой к себе, другой перебирал влажные после душа прядки, ожидая того, что скажет донсэн. Но тот молчал. Лишь прижимался сильнее, доверяя крепким рукам. Стало так тепло, так спокойно. Он боялся этого момента. Долго стоял за дверью, раздумывая, стоило ли приходить. А вдруг?.. А вдруг - что? Что может произойти? Сейчас Чонин не жалеет ни о чём, наслаждаясь каждым вдохом и выдохом рядом со старшим, его уютными объятиями, нежными прикосновениями. Бан готов был ждать вечность. Обнимать это маленькое несчастное чудо, успокаивающе гладить его по голове, шептать что-то вроде "Хён рядом, не переживай". И... ему отчаянно хотелось сделать ещё кое-что. Парень слегка отодвинулся, заставив удивлённо выпрямиться младшего. Он обхватил его лицо ладонями и легко коснулся его губ своими. Чан осторожно поцеловал каждый уголок, отчего губы Чонина расплылись в улыбке, совсем выбив старшего из колеи. Ему так хотелось помочь младшему. Но этим поступком он боялся только больше навредить Яну. Хотя, что Чан мог с собой поделать? - А знаешь, Чани-хён... Это ведь ты. - шёпотом, блаженно вздохнув, сказал Чонин. - Чани-хён, правда ты! Чан прижал его к себе, отчего младший уткнулся в его плечо, продолжая тихонько, словно молитву, бормотать: "Действительно ты" и такое тёплое "Чани-хён". Старший не понимал, что Чонин хотел этим сказать. Но наблюдая за тем, насколько счастливым стал выглядеть в тот самый миг вечно уставший, измотанный жизнью малыш, в его душе зародилась мелодия. Незнакомая, но такая нежная, как цвет вишни, как первые лучи на рассвете... Чан смог выдавить из себя лишь: - Да, лисёнок, это правда я. Прошло, кажется, не больше минут семи. Из уст старшего так и вырывалось: - Чонин... ты... Теперь мы... Но он не услышал ответ. В нём и не было необходимости. Чонин совсем обмяк в крепких объятиях и сладко сопел, уткнувшись Чану в ключицу.