Краски жизни

      Промозглый вечер нагнетал ещё больше беспокойства на и так разрывающуюся голову. Осень — тяжёлое время года. Она часто заставляет видеть весь этот мир хуже, чем он есть на самом деле. Хмурое, темное небо, повышенная влажность и холодный, пронизывающий до костей ветер, дождь, бьющий в окна, запах гниющей палой листвы. Как тут не почувствовать моральное истощение, видя, как сама природа гибнет, готовясь уснуть перед наступающей зимой? В Пекине было проблемой согреться, если у тебя нет ни одной свободной минуты, чтобы присесть где-нибудь в тёплом помещении или выпить хоть чашку горячего чая, разогревая промерзающее тело.       Он метался и крутился, как белка в колесе, которое запустили на бешеной скорости и не выпускают из него на волю. Разрывался между поручениями главы семьи, помощью госпоже Цзинь и ее ненаглядным сыном, который наконец пришел в сознание и тут же начал задавать множество вопросов. Его голова просто разрывалась от всего этого. Иногда он даже начинал жалеть, что этот баловень не разбился в лепешку, хотя вот уж кому такой судьбы он не пожелал, так это супруге Цзинь Цзысюаня и малышу А-Лину, которых в этой машине вообще не должно было быть. Их всех троих там не должно было быть.       С каждым новым днем Цзинь Гуанъяо чувствовал, что маска на его светлом лице покрывается трещинами и вот-вот расколется. Было невыносимо улыбаться и быть благожелательным к людям, которые, будь их воля, вытерли бы ноги об него, в прямом смысле пинками повалив на пол. Мужчина был в полном отчаянии, видя, как все его старания оборачиваются прахом по вине чужих амбиций. Как же он ненавидел этих людей.       Единственный человек, который помогал ему не сорваться, сейчас находился в Шанхае. Жил своей собственной хорошо устроенной жизнью. С нормальной семьей. У них не было ничего общего, и мужчина искренне не понимал, как так случилось, что он вдруг стал практически зависим от теплого взгляда карих глаз, доброй мягкой улыбки на чужом лице. Этот человек мог погасить огонь в его душе одним прикосновением своей широкой ладони к его плечу. Если бы этот мужчина только мог быть рядом, мог бы принять его таким, каким он был на самом деле! Если бы он мог рассказать ему все так, как было на самом деле, и при этом не оказаться отвергнутым! О, он бы непременно сделал это.       Вот только Гуанъяо — или правильнее будет Мэн Яо, — знал правду. Знал, что, стоит рассказать эту самую правду о его жизни всем, как они тут же от него отвернутся. Так происходило в его жизни всегда, со всеми людьми, которых мужчина так или иначе уважал и хотел, чтобы они были рядом с ним. Но у любого правила, конечно же, есть исключения. Вот только на руку они ему не сыграли.       За всю его историю с самого дна и до возвышения только два человека не отвернули от него своего лица. И что же теперь? Один готов раздавить его, как насекомое, стоит правде об аварии вскрыться, а второй считается пропавшим без вести, и пусть уж лучше он будет мертв, чем жив, ради его же собственного блага.       Перед мужчиной открылись высокие стеклянные двери, покрытые изысканной гравировкой. Ему всегда доброжелательно улыбались консьержи, стоило пройти мимо них, будто не эти же женщины и мужчины плевались, стоило створкам лифта сомкнуться. Парад лицемерия во всей его красе. Тебе будут улыбаться, заискивающе заглядывать в глаза и рот, пока у тебя есть сила, связи и деньги. Или пока ты поддерживаешь образ, что все это у тебя есть. Мужчина бы соврал, что хоть что-то из этого у него имелось. У семьи, в которую он с таким трудом протиснулся — да, но точно не у него. Пусть ему наконец и позволили взять фамилию и новое имя, для всех он как был сыном шлюхи, так им и останется, похоже, навсегда. Только если не умоет их лица их собственной кровью.       Его мать не была виновата в том, что единственное, чем она могла заработать, чтобы себя прокормить, было ее собственное тело. Отсутствие документов, законченного образования и жилья сыграло с ней злую шутку. Кому была нужна такая, пусть и хорошенькая, пусть и умная, но оборванка? Только тем, кто берет на работу иммигранток работать в клубы, бары и гостиницы на потеху тем, у кого есть в этой жизни все. Его мать была хорошей женщиной, доброй. Она хотя бы позволила ему родиться. Даже устроила его в школу, унижаясь только ради того, чтобы хоть у ее ребенка были нормальные документы.       Она была единственной женщиной с примесью тайской крови, что неплохо зарабатывала как условно честным трудом, так и собственным телом. Когда его спрашивали, он всегда говорил, что его мать работала горничной, а вот где — старался молчать, потому что, стоило людям узнать название отеля, как жалостливые взгляды превращались в презрительные. В школе у него не было и шанса скрыть правду.       Говорят, что дети бывают жестоки. Да, к великому несчастью, это так. У взрослых больше страха, пережитого опыта и тараканов в голове. Даже нападая толпой, они дают больше слабины, чем куча озлобленных детей, у которых только одна цель — унизить. Просто потому, что можно. Просто потому, что им за это ничего не будет. Сколько бы над ним ни издевались, ни разу никто так и не попытался заступиться, защитить его от града пинков и ударов. Он ненавидел вспоминать свои школьные годы. Потому что все, что он мог, это стискивать зубы и терпеть.       Еще будучи ребенком мужчина знал, что у него есть отец. Знал его имя, примерно представлял, как тот выглядит и кем является. Мудаком. Конченным, мерзким, озабоченным, грязным ублюдком. Самой настоящей скотиной. Имея в этой жизни семью, жену и сына, имея все блага и достаток, этот человек плевал на это, будто оно не имело ровным счетом для него никакой ценности.       Он ненавидел его. Он, но не его мать.       Мэн Ши даже среди своих подруг по несчастью считалась одной из самых светлых и сердечных женщин, способной прощать и отдавать очень многое. Наверное, в этом и был секрет её известности в определенных кругах до того, как она забеременела. Возможно, если бы Мэн Ши не родила этого ребенка, жизнь бы ее не закончилась так трагично и болезненно. Может быть, ей все же удалось бы вырваться в нормальную жизнь, начать все с чистого листа. Рассуждать об этом мужчина мог бесконечно, что в юности, что сейчас. Толку только от этих мыслей не было никакого, они его даже не успокаивали, наоборот разжигая пламя ненависти все сильнее.       Мэн Яо ведь все помнил. Слова своей матери о том, что его отец обязательно примет его как родного сына, и пусть у него один уже есть от законной супруги. А может, не только и от нее, и, может, он сам далеко не единственный. Но она в это все равно верила. Будто в ее голове не было даже мысли о том, что все это просто несбыточные мечты. Ему и самому хотелось в это верить. Особенно в детстве, когда он мальчишкой из кожи вон лез, чтобы оценки у него были самые хорошие, и работать начал рано, чтобы все уметь и матери помогать с деньгами. Она гордилась им, она единственная любила его. И из-за этого человека эта женщина умерла.       Он помнил тот день так же ясно, как и шестнадцать лет назад. Звучит, наверное, как в дешевом романе, но, по его мнению, именно в этот день в нем что-то сломалось.       Мэн Ши болела. Было бы странно, если с её образом жизни она была бы здоровым человеком, но дело не только в беспорядочных половых связях и частом незащищенном сексе с людьми, которые не вызывают и капли доверия. Они платят деньги и за них могут делать все, что хотят. Плохое питание, холодные комнаты, тяжелый физический труд, а под конец еще и побои. Молоденькие дурочки за спиной смеялись над женщиной. Они издевались и унижали ее так, будто эта же судьба не ждет их самих.       Тогда, будучи шестнадцатилетним мальчишкой, он подрабатывал где только мог, чтобы достать лекарства. Но у его матери не было документов, а если бы и появились, их бы сразу отняли. На многие препараты нужен был рецепт, но получить его было почти нереально. Дешевле было подделать. Подростком он во что только не влазил и с какими отбросами только не водился ради того, чтобы помочь матери. Но ей становилось лишь хуже и хуже.       Ему не нужно было много. Всего лишь чтобы этот человек помог им найти врача. Хотя бы это. Деньги он и сам как-нибудь бы нашел, но его даже не стали слушать.       Конечно, можно подумать, с чего бы вообще такому человеку, как Цзинь Гуаншань, слушать какого-то мальчишку, который пролез ужом туда, куда без пропусков и весь персонал компании не пускали? С чего этому мужчине вообще слушать очередного ребенка, который заявляет, что он его сын? Вот только ему даже доказывать было ничего не нужно. Они мало того что были поразительно похожи внешне, так и сам этот козел его узнал. Глядя ему прямо в глаза, он признал в нем свою кровь, но, даже несмотря на это, его пинками выгнали вон, бросив в грязную подворотню, прямо в огромные мешки с мусором, как бы говоря, где его место.       Даже жена Цзинь Гуаншаня знала, что ее дорогой муженек спал с его матерью. Знала эта женщина также и о его существовании. Но для нее это ровным счетом ничего не значило. Он был грязью под их ногами, о которую они не желали мараться.       Его мать зачахла, через два года покинув этот мир. Последнее, что она увидела, была маленькая комнатка без окон, с серыми стенами, и его лицо, залитое слезами. Он не смог ей помочь, сколько бы ни работал на износ. Для всех Мэн Ши осталась всего лишь очередной умершей проституткой. Но она, так или иначе, была живым человеком. И кто бы что ни говорил, всего выпавшего на ее долю она не заслужила. Он не заслужил.       Мэн Яо похоронил мать в восемнадцать, заплатив мужчине, работавшему в крематории, чтобы тот не задавал лишних вопросов. Уже в этом возрасте парень знал, насколько гнилым и пропащим был этот мир. Как же так получилось, что всего один человек разрушил этот образ, покрытый грязью и пылью? Как так вышло, что одна добрая искренняя улыбка будто разбила эту картину, как экран старого громоздкого телевизора, который ничего, кроме помех, не показывает?       Он знал, что этот мир безнадежен и что за деньги даже самый святой человек готов продать все что угодно. Все в этом мире продается и все покупается. Именно так Мэн Яо и думал. Его всегда унижали и стремились растоптать, насколько бы добрым к окружающим он ни был. Они были так поразительно похожи, и это пугало. Их взгляды, их улыбки и манера общаться с людьми. Все было будто малоотличимым отражением другого.       За исключением того, что Вэй Усяню в этой жизни повезло все же несколько больше, да и сам он был все же более очаровательным. Настолько, что это казалось просто неприличным. Почти у всех, кто знал этого юношу, складывалось стойкое впечатление, что он тот еще бабник. И ведь каждый божий день тот только и делал, что флиртовал напропалую со всеми посетителями и персоналом ресторана, где они оба вынуждены были работать. Вэй Ин пришел туда официантом, но меньше чем за месяц заменил одного из барист дневной смены, который, увольняясь, сам попросил взять на это место именно его. У этого болтуна была одна из самых высоких выручек за его хорошо подвешенный язык и неумолимое очарование. И только Мэн Яо знал, что все это лишь стечение обстоятельств.       Вэй Усянь был хорошим парнем, искренним, щедрым, и все, что он говорил, всегда шло от сердца. Едва ли он сам понимал, как действует на окружающих со своим светлым лицом и широкой улыбкой. Именно этот человек познакомил его с Не Минцзюэ, который оставил в его сердце неизгладимый след — сначала восхищения, а затем и боли. Тогда они все были студентами. Пусть и учились в разных местах, это нисколько не мешало им общаться, особенно с таким клеем между ними, как Вэй Ин. Он и в рабочем коллективе был этим самым клеем, хотя, правильнее сказать, сахарным липким сиропом, который заливал все неровности, сглаживал кислоту и горечь во всех сменах, в которых работал. Не Минцзюэ в основном только пыхтел и ворчал, когда бариста в очередной раз открывал свой рот не для того, чтобы ответить по существу, а отпустить парочку ненавязчивых комплиментов, переключая свое внимание на посетителей.       Они были его первыми настоящими друзьями.       А потом в его жизни появился он. Лань Сичэнь. Это знакомство для Мэн Яо было полной неожиданностью. Он еще никогда не встречал подобных людей за все свои двадцать четыре на тот момент года. Его уже заметил собственный отец, не без помощи людей со стороны, и теперь молодой мужчина не так сильно робел перед прямыми взглядами тех, у кого в руках были все блага жизни. Но если его друзья и покровители знали о нем правду, то этот почти что юноша с мягким карим взглядом о подобном не ведал. И лучше бы ему никогда этого не знать. Он бы хотел поставить рядом с молодым господином Лань Вэй Ина, чтобы просто посмотреть, что из этого получится. Как столкнутся две неукротимые, теплые волны очарования этих людей. Одна — мягкая и пленительная, другая — чарующая и покоряющая. Но этого так и не случается.       У него слишком много дел, чтобы думать и вспоминать обо всем этом. Но тогда почему же он не может остановиться?       Наконец оказавшись в своей квартире, которая располагалась прямо под пентхаусом семьи Цзинь, в которой жили глава семьи с детьми и супругой, мужчина позволил себе выдохнуть. Здесь был только он один и никого больше. Маска с треском раскололась на его лице, позволяя болезненно скривить губы. Мэн Яо для себя все уже давно решил. Решил, что отомстит всем, кто этого заслуживает и кто причинил ему боль. А список там немаленький. Эта мысль заставила его улыбнуться, только улыбка эта была холодная и больше походила на предвестие бури.       Первым в его списке должен был быть, наверное, Цзинь Гуаншань, но нет. Этого он оставит на десерт, вспоминая все, вплоть до самой крошечной мелочи, принесшей ему боль и страдание. И не только ему. Его матери, его детям и другим женщинам, пострадавшим от его рук. Он изничтожит его за все, что этот мерзкий человек сделал с другими. И с его братом тоже.       Та машина, что чуть не унесла жизнь наследника семьи, его маленького сына и супруги, должна была разбиться. Вот только ехать в ней должен был другой человек, и если бы не эта роковая случайность, возможно, Вэй Ин сейчас бы был здесь, под его контролем как минимум.       Цзинь Цзысюнь. Почему ты не сдох? Почему вместо тебя чуть не погибли другие люди, ни в чем не повинные? Впрочем, этот человек всегда приносил всем несчастным только боль с самой своей юности. Он был не лучше своего дядюшки, возможно, даже более мерзким. Абсолютно неуправляемый человек. Мэн Яо хотел подарить ему довольно быструю и легкую смерть. Цзысюнь, возможно, даже ничего бы и не понял, погибая, раздавленный грудой железа. Все было так хорошо им спланировано, и сама встреча, на которую мужчина должен был поехать; подобрана машина из автопарка максимально неприметная, но достойная того, чтобы этот ублюдок посадил в нее свой зад. Кто же знал, что он со своим поганым языком в очередной раз нарвется на конфликт и вместо него в этот автомобиль сядет его кузен, беря на деловую встречу жену с ребенком? Ну не идиот ли? Сам Мэн Яо узнал все слишком поздно. Человек, которого наняли люди Вэнь для того, чтобы сбить систему и подрезать тормоза, установить специальный механизм так, чтобы в нужный момент их коротнуло и они отказали, не отчитывался ему о пассажирах. У них была сделка, и она была оплачена. Ему просто повезло, что они выжили.       Больше такой ошибки он не совершит.       Мужчина обычно звонил по этому номеру два раза в неделю в установленное заранее время, которое никогда не совпадало с предыдущим. Такое было правило, пусть оно и казалось несколько бессмысленным, если кто-то вдруг взаправду попытался бы прослушать их разговор. У него всегда был только один вопрос. И был он: «Нашли?»       — Господин, мы прикладываем все возможные усилия, но пока они тщетны, — в очередной раз слышал мужчина голос, доносящийся из динамика.       — Возможно, вы прикладываете недостаточно сил. Мне рекомендовали вас как лучших, но вы не можете найти не то что живого человека, даже его труп, — он был холоден, как лед, от сдерживаемой в глубине сердца болезненной ярости.       — Будь он трупом, уверяю, таких проблем бы не было, — снова раздалось из динамика, и его сердце болезненно сжалось.       Нет, он не хочет испытывать это чувство надежды. Просто не хочет.       — Он не мог затеряться в одном этом городе так, чтобы его не нашли. Он слишком приметный человек. Его, так или иначе, где-нибудь бы да заметили. Проверьте все камеры, все больницы, госпитали, лечебницы, даже психушки проверьте. Каждую камеру, до которой только сможете дотянуться. Вы обещали прочесать весь Китай, — мужчина не просил, нет, это был приказ, что дан самым жестким и непреклонным тоном, на который только он был способен в этот момент.       — Мы уже проверили все камеры, все базы данных на территории материка, все направления города и районы. Ни в одном порту подобный человек замечен не был. Найти человека в стране с самым численным населением не так просто, каким бы примечательным его внешность не казалась господину, — было ему ответом, из-за чего Мэн Яо крепко стиснул телефон пальцами, сдерживаясь, чтобы не разбить его тут же.       — Гонконг, Тайвань, прибрежные поселения, деревни вблизи города? Там тоже ничего нет? — он не хотел в это верить, не хотел даже думать о том, что с Усянем могли сделать нечто такое, что его было бы невозможно опознать.       — Для поиска на территории Гонконга и Тайваня у нас недостаточно полномочий, но, уверяю, господин, мы сделали все возможное, чтобы проверить и там. Данные не приходят быстро, там другие порядки и другие люди. — И вот опять искра надежды опалила сердце, будто была диким пламенем, а не крохотной вспышкой.       — Вы не проверили эти районы тщательно? — Мэн Яо был готов скрестить пальцы, желая услышать положительный ответ.       — Это вызывает трудности, господин. Вероятность, что цель там, мизерна, — он вздыхает, прикрыв пальцами динамик телефона в руках.       — Проверьте и вышлите мне подробный отчет. Прошло слишком много времени; если он жив, должен был уже оправиться, чтобы его заметили, — мужчина нажал отбой и отбросил смартфон на мягкое сидение дивана, не имея желания держать его более в руках.       Он ненавидел Цзинь Цзысюня за то, что чувствовал сейчас. Этой ночью этот человек должен будет расплатиться за все, что сделал. Должен будет почувствовать, что чувствовал по его милости Вэй Усянь, находясь в руках наемников клана Вэнь. А может, даже чуточку больше. Этот человек зашел слишком далеко в своей ненависти, без какого-либо права мало того что влезая в его дела, так и подставляя своим гадким языком всю семью. Он откровенно устал убирать дерьмо за этим паршивцем.       Оставалось только решить, что делать с наследником семьи. Тот задавал слишком много вопросов, тревожа Не Минцзюэ, который и так особой благожелательностью не отличался. Он ведь тоже должен был искать их общего бывшего друга, как начальник полиции. Тем более, что в последнее время подстрекаемый Цзысюанем, Цзян Чэн начал проявлять заинтересованность во всем этом. До этого молодой господин Цзян был едва ли отличим от тряпичной куклы. Даже огрызался и ругался в своей привычной манере до того редко, что его было просто не узнать. Сильную историю они втроем им скормили, однако. Су Миншань неплохо постарался, обставляя все так, что подкопаться было просто невозможно.       По их словам выходило, что Вэй Ин в последние годы совсем ушел вразнос. Это было вполне в его духе с его вечным возрастным кризисом и тонкой душевной организацией. Тот образ, который этот человек вокруг себя создал, так нехорошо сыграл против него, что даже названный брат им поверил. На их стороне было все: записи с камер в больнице, в которую поместили пострадавшую в аварии семью, люди, что были знакомы с художником и общались с ним в последнее время, говорили то, что было нужно им, как и другие «свидетели». Скрыть, что Вэй Ин был инициатором перевода своей сестры и ее мужа с сыном в другую больницу, тоже не составило труда. Он же так легковерно принес ему деньги, все рассказал и даже лично отвел к Вэнь Цин, с которой даже Цзинь Гуаншань не смог бы договориться лично. Но Вэй Усянь смог. А он сам был уверен, что все пройдет гладко, и имя этой несомненно великой женщины не отразится ни в одном документе. Ее место займет главный хирург, который скажет то, что нужно им, когда придет нужное время, и сама Вэнь Цин, даже если будет очень заинтересована, ничего не узнает.       На одно только не рассчитывал Мэн Яо. Что Вэй Ин пострадает во всем этом взаправду. Ему пришлось разыгрывать всю эту игру в спешке, ведь, если бы все сложилось так, как должно было, его бы это почти не коснулось. Был бы всего один труп. А так он лишил Вэй Усяня честного имени и чуть не убил, утратив внимание.       Кто же знал, что слизняк Цзысюнь воспользуется теми же картами, что и он, чтобы унять свою ненависть к этому человеку, натравив на него наемников.       — Су Шэ, ты сегодня свободен? Нужно обсудить новости, — тихо говорит он в микрофон телефона, который в очередной раз греет в ладони. ***       Женщина устало подняла голову от больничной карты, которую заполняла вот уже двадцать минут. Она упиралась в нее лбом, используя вместо подушки, и тихо тяжело вздыхала. Дело было даже не в физической усталости от выматывающего рабочего дня и предстоящего дежурства. Нет, просто она волновалась. Себе, сидя в одиночестве в пустом темном кабинете, женщина могла в этом признаться.       Для Вэнь Цин первый месяц после отъезда казалось чем-то невозможным выпустить из рук телефон. Он был с ней всегда, за исключением разве что операционной. Там у нее был ассистент, который, впрочем, так ни разу и не позвал ее, потому что никто не звонил. Ей, вообще, нечасто звонили. Разве что только вечером это делал Вэй Ин, рассказывая, как прошел очередной день дома. Брат ей тоже, конечно же, звонил, но реже из-за смен и своей растерянности. Он до сих пор забывал ставить телефон на зарядку, и хорошо, что у нее был Вэй Усянь, который рассказывал все сам. Он радовал ее тем, что не заставлял лишний раз произносить однотипные вопросы.       Сначала, на самом деле, она боялась. Боялась, что после того как она улетит, все точно пойдет крахом. Тем более было неясно, чего ожидать от этой новой версии друга, который своим поведением ставил женщину в тупик. В последние дни, проведенные ею в Тайбее, он совсем перестал притворяться прежним собой. Вэнь Цин, правда, пыталась привыкнуть. Но это было невероятно сложно, в конце концов, они так давно были знакомы.       Одного отрицать женщина не могла. Такой Вэй Усянь ей нравился несколько больше. По крайней мере она была уверена, что ему можно было доверить дом и брата.       Её собственный дом пустовал. Не только потому, что она была завалена работой, нет, стоило ей вернуться и отчитаться за отпуск, как глава семьи потребовал ее к себе лично. Женщина до сих пор не могла забыть, как похолодела от ужаса, заходя в его кабинет. От этого мужчины ожидать можно чего угодно, но Вэнь Цин привыкла сразу настраиваться на самое худшее. Просто потому, что так было приятнее радоваться, что это самое не наступило. Её просто отправили ассистировать в Шанхай, туда, где она уже работала. Поэтому в квартире, где они жили с братом, сейчас было пусто.       Но и, как позже выяснилось, для неё всё это сложилось как нельзя лучше. Стоило ей по новой немного обжиться на бывшем месте работы, как телефон в кармане халата настойчиво завибрировал. Она помнила всех, с кем работала, и этот голос не узнать просто не могла. Это был человек, с которым женщина, не щадя нервные клетки, билась ради друга над жизнью его сестры.       Её не искали, нет, от осознания этого стало проще дышать. Но человек, жизнь которого она спасла, пришёл в сознание и вёл себя достаточно беспокойно. Это её напрягало. Она не хотела, чтобы кто-то влез в тот хрупкий мир, который устроился совсем недавно, разрушая его. Не хотела, чтобы кто-то начал искать её или, ещё хуже, Вэй Ина.       Но разве когда-либо в её жизни всё шло так, как она того хотела? Конечно же, нет.