Краски жизни

      Было холодно. Это всё, что он мог сказать о сегодняшнем дне, потому что время стремительно неслось мимо с того момента, как мужчина открыл глаза. Как бы ему сейчас хотелось вернуться в постель или же просто завернуться во что-нибудь тёплое. Например, в плед. Подошло бы даже простое одеяло. Однако всё, что было у него под рукой, это стопка листов акварельной бумаги, пока чистых, потому что ещё никто из его подопечных не подходил, стыдливо пряча глаза, просить новый чистый лист взамен уже испорченного краской.       Ему этого не хватало.       Подростки тихо переговаривались, почти что шёпотом, заглядывали друг к другу в листы, передавали краски, зорко следя, чтобы их имущество случайно не пропало, не потерялось или ушло в чужие руки. Это создавало приятную атмосферу работы над чем-то новым, потрясающим и значимым. В воздухе кипело вдохновение, легкая досада, разочарование и горячая радость. У кого-то из ребят сегодня не хотела ложиться краска, был не тот цвет, как ни разводи и смешивай, или просто рука не слушалась. А у кого-то, наоборот, работа шла легко и мягко, отчего акварель на пористой сероватой бумаге играла нежным полупрозрачным цветом. Он сам любил её именно за это. За легкость, изящность и нежную красоту.       За окном выл ледяной ветер, тяжёлые капли воды с тихим стуком били в стекло. Дождь со снегом — самая настоящая напасть наступающей зимой, ведь если всё это прекратится, а мороз ударит сильнее, то на своих двоих ему будет домой уже не так просто добраться.       — Учитель Мо? Учитель?.. — тихонечко позвал его один из парней, что стоял ближе всего к окнам.       — Что случилось, Лю? Ты закончил? — он оторвал взгляд от голых ветвей дерева, что под порывами ветра стучали в стекло, переводя его на робеющего ученика.       — Может, нам стоит опустить жалюзи? Погода совсем не располагает к рисованию, да и только холоднее от вида этого дождя становится, — этот ребенок был пока ещё только школьником, он ещё не знал, что это такое — рисовать на улице в высокую влажность, делать от сорока до двухсот набросков за один только день и терпеть неудобство и даже стыд в классе натуры. Но он был милым, как и все дети, что не поленились сегодня прийти в такую погоду.       — Если его закрыть, у вас не будет естественного освещения, это скажется на восприятии цвета во время работы. Все к этому готовы? — мужчина бы хотел добавить, что ещё это могло повлиять и на их оценку, но не стал.       Ребята активно закивали головами. Что ж, он и сам был не против скрыть пейзаж от глаз; может, и правда, холод мучил его с такой силой именно из-за воя ветра и шума дождя со снегом. Солнца сегодня не предвиделось, да и время все стремительней ползло к шести часам вечера: скоро будет только темно, а никак не ясно.       — Хорошо, закрывайте, — махнул он рукой, улыбаясь ребятам, лица которых посветлели, будто солнышки. Его личные маленькие солнышки, и пусть зима на улице этим подавится. — Давайте ещё двадцать минут — и перерыв, закончить до семи наверняка успеете.       — Хорошо, учитель, — бодренько, но всё так же тихо зашептали школьники, кивая ему и довольно потирая ладошки.       У них как-то так гладко сложилось с самого начала. Они приходили к нему в половину пятого и уходили в половину восьмого, а иногда даже и раньше, как, например, сегодня, если это позволяли родители. В конце концов, он же не зверь, держать детей в холодной студии, когда на улице свирепствует погода. Но и тех, кто желал остаться дольше, никогда не прогонял, а такие каждый день находились в каждой группе.       В тот день — даже будет правильнее сказать, поздний вечер, — меньше чем месяц назад, когда Вэй Ин выскочил со второго этажа в прихожую, перепачканный краской, в фартуке поверх домашней одежды и с криво завязанным пучком на голове, из которого в стороны неаккуратно торчали волосы, его ждало неожиданное предложение. Ох, если бы руки и сердца, но руки ему жалко, а последнее он точно никому не отдаст. Нет уж, плавали, знаем. Ему предложили работу. Буквально впихнули её в руки, на что мужчина никак не мог рассчитывать. Конечно же, он хотел работать. Чувствовать себя снова независимым, снова позволять себе чуточку больше. Поэтому Вэй Усянь согласился.       Хотя бы просто потому, что за это ему не пришлось бы расплачиваться натурой. Эту свою натуру он старательно прятал, чтобы у мужчины не было соблазна, заворачиваясь, аки монашка католической церкви. И ему было тепло, это самое главное. Гао Канг, вообще, был в его понимании самым настоящим рыцарем в сияющих доспехах. Такой, о котором мечтают все его нежные студентки и ученицы. Он сам о таком, собственно говоря, никогда не мечтал, но у судьбы были, похоже, свои планы на все его горькие страдания, как по жизни, так и на любовном фронте. Перевернулся-таки грузовик с кавалерами на его улице.       И вот этот красавец в пальто за шестьсот с лишним баксов стоит перед ним, сверкая ровными белыми зубами в полумраке, а у него даже нет оправдания, чтобы спровадить его сразу, потому что за спиной на шум уже нарисовались тетушки, тихо посмеивающиеся в ладошки и зазывающие гостя войти на чай. И не шикнешь же на них, загоняя обратно в дом, да и на улице говорить холодно, поэтому он сдается, пропуская Гао в прихожую и принимая его пальто, стараясь не испачкать шерстяную ткань краской, которая уже давно засохла на коже.       Он не успевает даже скинуть фартук, стоя в своей комнате, как в его дверь уже барабанят ладошками. На этот раз шалым взглядом на него глядит Сычжуй, который, похоже, только закончил с домашней работой и хотел перекусить перед сном, но вид незнакомого человека его несколько смутил, поэтому он не придумал ничего лучше, чем прибежать к нему.       — Т-там… — начал было подросток, указывая пальцем в сторону лестницы.       — Это ко мне вроде как, не обращай внимания, — отмахивается Вэй Ин, стараясь выпутать из волос тонкую резинку, которая сцепилась с его волосами в тугой комок.       — Ты знаешь, кто это? Это же господин Гао… — бледный лицом, шепотом пробормотал А-Юань, отчего мужчина перед ним удивленно замер.       — Так, прелесть моя, а ну-ка просвети меня, кто это, а то, может, я уже пару месяцев бегаю на свидания к маньяку, который в розыске, — распустив наконец волосы, оставив их лежать густыми волнами по плечам, просит Вэй Ин, ища взглядом пачку влажных салфеток, чтобы таки вытереть руки и на всякий случай лицо.       — С-свидания? — будто заикание в этой семье вдруг могло стать заразным, пискнул юноша.       — Д-да… — улыбаясь, поддразнил мужчина мальчишку, который продолжал глядеть на него огромными круглыми глазищами. — Ну что? Давай, малыш, отомри, не пугай меня так.       — Просто этот человек в нашем доме, и я-я просто не знаю, что сказать. Я его только по телику видел, да в интернете, а теперь он там, сидит в нашей гостиной, — шёпотом, будто их кто-то подслушивал, заговорил Вэнь Юань, заходя в комнату и запирая за собой дверь.       — Афигеть, мужик из телика, — нервно буркнул мужчина, прикидывая, какие теперь проблемы у него из-за этого могут быть, ведь, когда они познакомились там, в музее, Вэй Усянь ни о чём подобном и подумать не мог, ведь новости, как и телевизор в целом, он предпочитал не смотреть, да и газеты, собственно, тоже не читал. — И теперь этот мужик сидит в нашей гостиной, на нашем диване, и пьет наш чай. Ты только скажи — я его выгоню. Правда, твои тетушки этому не обрадуются, они так расцвели с его приходом.       — Нет-нет, не надо, — взмахнув руками, заголосил подросток, а потом тут же зажал себе рот руками, понимая, что слишком громко себя повёл. — Это очень важный человек в Тайване. Как вы познакомились?       — Давай я тебе позже объясню, хорошо? Сначала с этим важным человеком разберусь, чтобы он у нас дома весь чай не выпил и гостевые тапки не унес, а потом я весь в твоем распоряжении. Идёт? — Вэй Ин не удержался и подмигнул мальчишке, который только бодро кивал ему в ответ, пропуская к двери.       Честно говоря, он не думал, что так получится. Нет, мужчина, конечно, понимал, что у господина Гао денег куры не клюют, но что тот может оказаться местной шишкой, даже не задумывался. Зачем ему было-то? Теперь ему было даже несколько неловко перед мужчиной, ведь выходило всё так, что они просто врали друг другу. Вэй Усянь назывался ему чужим именем, а сам мужчина говорил, что он просто успешный предприниматель, которому досталось хорошее наследство. Забавная ситуация, ничего не скажешь.       Художник спустился на первый этаж и легкой походкой прошел в гостиную, оглядывая всех присутствующих. Его горе-ухажер сидел на диване с кружкой в руках и неловко молчал в окружении домочадцев, которые разглядывали его, будто диковинку. Это как в простую городскую квартиру принести витрину с королевским бриллиантом и окружить эту самую витрину любопытными детьми. Блестит прикольно, но толку никакого нет. Мужчину нужно было спасать.       — Ну что, господин Гао, вы вроде как поговорить хотели, как ваше желание, не пропало ещё в окружении стольких красавиц? — улыбнувшись тетушкам, что устроились рядом с гостем — кто на том же диване, кто в креслах, — спросил Вэй Усянь.       — Хотел-хотел, — отставляя чашку на стол, будто только этого и ждал, заговорил мужчина, резво поднимаясь с нагретого места. — Благодарю за чай, хозяйки, — закланялся он, неспешно огибая диван, чтобы выйти из комнаты вслед за Вэй Ином.       — Ну так говори. Поздно уже, мне детей спать укладывать, — не стыдясь подобной лжи, поторопил мужчина.       — Детей? А жены у тебя случайно нет? Ну так, просто на случай, если ты забыл об этом мне сказать, — Гао придвинулся к нему вплотную, упираясь ладонью в стену прямо над его головой. В этом жесте не было угрозы, скорее чистая демонстрация его повышенной заинтересованности, которая до сих пор не находила в черством сердце отклика.       — Как ты забыл упомянуть о том, что ты у нас местный чиновник? Ты мне сына напугал, между прочим. Говорит, ты из телевизора вылез, представляешь, — этот взаимный обмен колкостями доставлял удовольствие им обоим, поэтому они даже не думали останавливаться, а люди, что остались в гостиной, только прислушивались к каждому слову.       — Компенсирую. С процентами, — вкрадчиво промурлыкал Гао Канг, склоняясь ещё ниже к его уху, отчего его всего прошило мурашками, а теплая волна опалила низ живота.       — Обойдемся, спасибо, — останавливая мужчину ладонью, твердо произнёс Вэй Ин, глядя в темные глаза.       — А если я скажу, что нашёл тебе работу? — накрыв его руку своей, большой и горячей, спросил он, не разрывая зрительный контакт.       — Смотря какую, — было ему ответом.       — В местном колледже искусств некому вести подготовительный курс живописи, а студентов много. Директор мой близкий друг, поэтому, когда он поделился напастью, я рассказал о тебе. Документы не будут проблемой, родителям главное, чтобы их дети поступили, поэтому проверки тебя не заденут, а если же что и случится, я всё возьму на себя. Безвозмездно, конечно же. — Он не мог отказаться от такого предложения, вот так просто исходя из гордости. Ведь такие предложения на него с неба не падают.       — И ты даже не попросишь ничего взамен? — поинтересовался Вэй Ин, подозрительно прищуриваясь и улыбаясь.       — Примешь букет? Он у меня в машине лежит, боялся, что получу им по лицу от тебя. Кстати, тот фартук тебе очень идет, часто его носишь? — придвигаясь ещё ближе, шепнул мужчина ему на ухо.       И получил подзатыльник. Чтобы не расслаблялся.       Нет, Вэй Усянь был мужчине очень благодарен, честное слово. Но его благодарность заключалась или в словах, или же в поступках, но не более. В конце концов, он же его не просил искать ему работу, и тем более рекомендовать его кандидатуру знакомым. Благо, тот правда от него ничего не просил и не требовал, продолжая свои ухаживания, будто это его совершенно не изводило. Обычно самые настойчивые сдавались спустя две недели, но не этот.       Так у мужчины появилась работа и дети, которые радовали его каждый день, а у директора колледжа новый сотрудник, который не числился в штате, но получал наравне со всеми, и если бы не прикрытие в виде широкой спины Гао Канга, оба ни за что бы на это не пошли. В общем-то, этот факт невероятно сблизил их. Даже больше, чем разговоры о современном искусстве и живописи, которые они вели с самого собеседования, которое устроили Усяню просто по факту. Можно сказать, что благодаря Гао эти двое нашли друг друга.       Всего у него было четыре группы, которые ходили по расписанию в две смены: дневную и вечернюю. В общей сумме шестьдесят семь человек разного возраста с разными способностями, и всех нужно было запомнить. Он уже работал на подготовительных курсах, и этот опыт директор не оценить не мог. Ведь мужчина изначально даже не просил его составить план, готовясь, что всё придется подробно разжевывать. Но Усянь бодро навёл свои порядки в первый же день, только получив ключи от студии, в которой царил настоящий бардак. Этим кабинетом долгое время никто не пользовался, а сейчас его отдали на растерзание деятельному Вэй Ину, который, несмотря на слабость, двигал мебель, как ему нравилось, и шуршал учебными пособиями и альбомами.       Занятия обычно у него начинались в полпятого, когда будущие студенты приползали к нему после напряженного школьного или рабочего дня, и рассаживались на стульях с мягкими сидениями, которые мужчина раздобыл специально для них. Бедные дети быстро смекнули, что если приходить раньше, можно весело болтать и пить горячий чай не только друг с другом, но и с их преподавателем, который мог рассказать очень много интересного. Большинству это очень нравилось.       Усянь вообще очень старался их увлечь, прекрасно понимая, что в будущем их ждут большие трудности, которые не всякий может вытерпеть. Поэтому он раскрывал самым старательным ребятам маленькие и большие хитрости. Ведь быть учителем — это не только говорить что, когда и как, это ещё и показывать. Когда дело касается искусства, демонстрация часто бывает лучше любых словесных объяснений. Это не значило, что мужчина садился рисовать то же самое, что и его ученики, нет, но он мог подойти и помочь. Сейчас у них было время набить руку, обрести уверенность и понять основы. Без этого просто не было смысла двигаться дальше.       В итоге, работу Вэй Ин заканчивал только в десятом часу. За дневной группой почти сразу к нему приходила вечерняя, но даже после их ухода он должен был остаться, чтобы заполнить журналы, планы и документы, а ещё проверить работы и написать к ним разбор с пояснениями. Там, где учился он сам, преподаватели всегда писали прямо поверх работы ручкой. Специально, чтобы студент точно усвоил все свои ошибки и переписал свою работу по новой. Это было жестоко, но очень действенно. Сам он, впрочем, оставался к этому спокоен в большинстве случаев, понимая, почему делалось именно так.       И вот поздним-поздним вечером мужчина выходил на улицу. Было уже темно, как-никак зима. У него было два варианта: или же ехать на метро с пересадками, или же его забирал Гао.       Колледж был практически в центре города, удачное расположение, поэтому для мужчины это не было проблемой. И для Усяня не было. Ведь гораздо лучше ехать в теплом салоне прогретой машины, чем в вагоне, перебегая с одной станции на другую.       Он жил так день за днём, и, в принципе, его все устраивало. Теперь у него было всё, что хочет любой живой человек: семья, работа, время на увлечения и маленькие радости. Вэй Ин радовался каждому дню просто потому, что он у него был, и мужчина мог сделать что-нибудь хорошее. Купить подарки на новый год, сводить Сычжуя в кино как нормальный родитель или, например, на открытый каток, чтобы просто провести вместе выходные. Вэнь Нин с удовольствием к ним присоединялся, когда ему не ставили смену или дежурство в субботу или воскресенье, потому что в будние дни обычно все были заняты. Особенно подросток, который усиленно готовился к предстоящим экзаменам.       И вот очередной выходной, которого сам Вэй Ин ждал с огромным нетерпением. Сегодня открывалась выставка, на которую он безумно хотел попасть, поэтому мужчина не поленился встать с утра пораньше, чтобы помочь бабуле с готовкой, а после нормально одеться, ведь на неё он идет не один. Гао Канг был вездесущ. Мужчина всегда интересовался его планами, и если у него случалась возможность в них вклиниться, он этой возможностью обязательно пользовался. Вэй Усянь его за это не винил и не отказывался от его общества. С чего бы ему? Хорошие вежливые кавалеры, даже если ты не планируешь с ними отношений, заслуживают нормального отношения и уважения. Так или иначе, им было достаточно комфортно друг с другом.       Вэй Ину казалось забавным, что Гао таскался за ним по выставкам и всяким мероприятиям, где ничего не понимал и всегда только и делал, что глядел на него, особенно если ему случалось вступать в беседы с людьми знающими. Мужчина мог говорить о бизнесе или политике уверенно и четко, но не об искусстве. Однако его всё равно было интересно и даже смешно слушать. Особенно после всяких перформансов. Современное искусство и вовсе вызывало у того бесконечный поток возмущенного бормотания, слушая которое Вэй Ин обычно хохотал, не в силах остановиться, а потом опять тащился с ним на очередную выставку.       Так было и в этот раз. Глядя на полотна художника, Гао Канг, стоило к ним подойти молоденькой девушке с подносом, попросил её принести ему коньяк или виски. Та сразу же стушевалась, ведь ничего, кроме вина, организаторы никогда не закупали. За исключением шампанского, разве что. Выслушав неловкое бормотание прекрасного создания, мужчина только тяжело вздохнул. Ему казалось, что его жесточайшим образом обманули, ведь он покупал билеты на выставку картин и ожидал что-то обычное, как бывает в галереях, но не странные цветные холсты, на которых были изображены кролики. Кролики. Самые разные, большие и маленькие, и все разных цветов, которые часто абсолютно не сочетались с фоном. Настоящий бред сумасшедшего.       Единственное, что его останавливало от того, чтобы просто уйти, это Мо Сюаньюй, который ходил с одним бокалом вина, до сих пор нетронутым, уже второй час. Высокий, стройный, с красивой улыбкой и этими длинными черными волосами, убранными то в косу, которую хотелось подергать и пощупать, то в пучок, глядя на который он обычно не мог понять, как туда помещалась вся эта длина. Для него вообще было странным, что у мужчины были такие волосы, но они были красивыми, гладкими и блестящими, а еще вкусно пахли. Но дело всё равно было не в них. Было в нём что-то такое, отчего глубоко внутри что-то екало. Рядом с ним самим Сюаньюй был нормальным. Он был настоящим.       И этот настоящий позволил им наконец уйти только после того, как прошло три с половиной часа с того момента, как они в эти двери вошли.       Мужчина привык к тому, что в его обществе парни и девушки меняли лицо. Кто-то старался быть более сдержанным, кто-то таинственным и загадочным, а некоторые и вовсе хотели показаться дерзкими и развязными. Ему был не важен пол человека. За всю свою жизнь господин Гао усвоил хорошо, что такие вещи, как возраст и пол, лишь ни к чему не обязывающие данные о человеке. Самым важным было ухватить суть.       Нередко он увлекался кем-то. Причиной тому мог быть образ, деятельность или просто степень привлекательности человека, которые служили поводом узнать поближе. Но ничего из этого не выходило, потому что ему быстро становилось скучно. Мужчина привык слегка привирать о себе тем пассиям, которые его не узнавали. Так с ними было в разы проще, но и это ситуацию не спасало.       И вот Сюаньюй, с этими его колючими свитерами, такими же колючими, как и частенько язык. В день их знакомства Гао Канг подумал, что был бы не против провести с ним ночь, но молодой мужчина отказался даже от того, чтобы его подвезли, в одно мгновение исчезая в оживленной толпе людей на пути к спуску в метро. Всё, что у него осталось, это чувство удивления, неудовлетворенности и номер телефона, который ему оставили, написав поверх его собственного на белой плотной бумаге визитки.       Он представлял их вместе, и то, что рисовалось в его мыслях, не могло не нравиться. Фантазии были разными: от самых горячих, где он брал этого недотрогу сзади, вплетаясь пальцами в узел из волос на затылке, слушая приглушенные вздохи и стоны этим его тихим низким голосом, до вполне себе уютных. Стройные длинные ноги могли бы лежать у него на плечах, и это было бы красиво. Лучше этих хреновых цветных кроликов.       Они шли по широкому тротуару, и мужчина старался не выпускать спутника из виду. За Мо Сюаньюем не водилось исчезать просто так, ничего не сказав, но он всё равно беспокоился, что тот может отстать или затеряться в толпе. Ориентиром служил ярко-красный шерстяной шарф, в который тот обматывался в несколько слоев, но его нигде не было видно. Мимо него шли люди, будто сплошной поток чёрной мутной воды в реке, а он стоит на её краю, ожидая, не покажется ли что из этого бурного потока.       Его спутника видно не было. Оглядевшись ещё раз в обе стороны, стараясь различить среди толпы одну высокую фигуру, Гао услышал впереди его голос раньше, чем увидел, наконец, тот красный шарф.       — Извините, вы обознались, — выдергивая край рукава из чужих пальцев, недовольно и холодно бросил Сюаньюй мужчине, что тут же попытался схватить его вновь.       — Вэй Усянь!       — Юй-Юй?       Они заговорили одновременно, и голос незнакомца был громче. Тот почти закричал на мужчину, стоящего перед ним. Художник был явно взволнован, стараясь уйти от чужих прикосновений. Настолько, что позволил ему встать между ним и человеком, который был господину Гао смутно знаком своей внешностью, но абсолютно точно был не местным. Где-то он точно видел кого-то похожего, но сейчас некогда было об этом думать.       — Что произошло? — развернувшись лицом к своему спутнику, задал вопрос мужчина.       — Я не знаю. Я отвлёкся на секунду, а тебя уже нет, а потом он вдруг схватил меня за руку и потащил…       — Кто вы? — перебивая недовольного таким отношением Сюаньюя, вдруг заговорил незнакомец.       — А вы? С каких пор хватать людей на улицах стало нормальным? — ему было неприятно от всей сложившейся ситуации, но он не мог позволить себе, чтобы с его потенциальной пассией что-то случилось.       — Меня зовут Цзинь Цзысюань, а этого человека Вэй Усянь, и он находится в розыске, как пропавший без вести, уже почти полгода, — Гао стало ясно, отчего этот молодой мужчина казался ему знакомым. Он был неблизко знаком с его отцом, который имел крупный прибыльный бизнес в столице и имел неплохие отношения с тамошней верхушкой чиновников.       — Плохо же у вас полиция работает. Будет жаль вас огорчать, но вы правда обознались. Всего хорошего, — сжав пальцы на плече Сюаньюя, мужчина, не дожидаясь ответа, быстрым шагом направился прочь, благо на пешеходном переходе, у которого они оказались, загорелся нужный сигнал, а поток людей быстро закрыл их спины от внимательного взгляда.       — Ты не мог бы не тащить меня за собой? Я могу идти сам, — недовольно высказался художник, стараясь поспевать за его широким шагом.       Они остановились у проулка, когда он посчитал, что им удалось уйти достаточно далеко. Людей здесь было немного, на них никто особо не обращал внимания, поэтому мужчина прижал своего спутника к кирпичной стене, осторожно обхватывая пальцами острый подбородок, поднимая лицо его так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. Ему хотелось сейчас его поцеловать, очень хотелось, но вместо этого он отпустил, видя, каким взглядом тот на него смотрит.       — Какого черта, Гао? — зло отталкивая его от себя, вспыхнул Мо Сюаньюй.       — Ты правда его не знаешь? — ему было важно это знать, потому что мысли, что этот мужчина может выдавать себя за кого-то другого, у него и вовсе не было.       — Гао, у этого человека обручальное кольцо на пальце. Успокойся, ладно? Или ты будешь прижимать меня к стене каждый раз, когда ко мне кто-нибудь подойдёт теперь? — тонкие губы тронула легкая улыбка, а потом щеку обожгла короткая боль, раздался звонкий шлепок. — Не смей больше меня так зажимать. Я, между прочим, об эту кладку затылком ударился, а всё из-за какого-то психа.       — А ты его пальцы рассматривал, да? — шутя произнес мужчина, обнимая всё ещё недовольного художника, который в ответ только устало вздохнул.       — Отвези меня домой, ладно, — усталый тихий вздох повторился. — Только давай перекусим, кролики меня раздразнили.       К невысокому дому машина подъехала, когда уже стемнело до черноты. Только тёплый свет из окон и лампы на крыльце разгонял этот мрак, поэтому, выйдя из машины, Вэй Ин смог дойти до калитки без происшествий. Дорогу уже засыпали раствором, чтобы люди не падали на голом льду, который плохо таял в заморозки, а дождь всё ещё периодически портил людям настроение. Его ещё, скорее всего, ждал Сычжуй, который мог позволить себе в выходной лечь позже. Для него мужчина нес пару пирожных, припрятанных отдельно от общей коробки со сладостями. Они с Гао наткнулись на чудную пекарню, когда возвращались к парковке, на которой стояла машина.       Вот только, стоило ему повесить пальто на вешалку, а обувь отряхнуть жёсткой щёткой, стоя на коврике, как навстречу из гостиной вышел к нему не сын, а человек, с которым ему сейчас не очень-то хотелось видеться.       — И как теперь тебя зовут? — спросил Цзинь Цзысюань, глядя на него недовольным ярким взглядом.