Краски жизни

      Весна того же года.              Одно из самых жестоких чувств — это чувство разочарования. Ведь, что такое само по себе оно представляет. Какого это? С чем может быть связано? Разочарование — это отрицательно окрашенное чувство. Так написано в словаре или в той же Википедии. Вызвано оно несбывшимися надеждами, ожиданиями или мечтаниями. Чувство неудовлетворенности по поводу чего-либо не оправдавшего себя, неудавшегося. Еще в справочниках написано, что разочарование может быть одной из форм фрустрации. Это такая хрень, типа психическое состояние, возникающее в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворения тех или иных своих желаний. Или, иначе говоря, ситуация несоответствия желаний имеющимся возможностям.       Но в случае с разочарованием человек чаще всего сам перестает бороться за получение желаемого, потому что это чувство — оно убивает все желание делать что-либо. Будто голос в голове, который настойчиво твердит, что все бесполезно. Вообще все. Однако человеку суждено часто разочаровываться. Никуда от этого не уйдешь. Ошибаться и познавать свои ошибки это естественно. Так же как и быть слишком доверчивым к людям.       Вся его жизнь, к примеру, это одно сплошное разочарование. Во всем. Ну, ладно, за редким исключением в виде старшей сестры и еще пожалуй малыша Жуланя, который еще слишком мал, чтобы суметь разочаровать хоть кого-нибудь. Со всем же остальным у него совершенно ничего не складывается. И чем старше он становится, чем дальше летят годы, тем сама ситуация стремительно ухудшается.       Но еще хуже чувство разочарования, когда оно приходит не одно. Мало было бы наверное просто чувствовать себя недостойным или нереализовавшимся. К этому примешивается все дерьмо, которое только может собрать на себя человек — гнев, зависть, отчаянье, ревность. Он само олицетворение людского несчастья, и делать с этим что-то уже слишком поздно. Все зло, которое мог, уже сделал, и теперь за него остаётся только расплачиваться. За свой эгоизм, за все гневные речи, впитанные и вылитые на близких людей. В их семье всегда был только один достойный человек — Яньли, которая не должна сейчас успокаивающе поглаживать его по плечу, будто все правда может наладиться.       Разве он не сделал все для того, чтобы это никогда не произошло? Даже сейчас успел облажаться максимально сильно, отрезая все зримые пути к тому будущему, которое ему беспрестанно грезилось. А все из-за своего дерьмового характера. Ему некого винить в том, что вышло из него. Как говорится, что выросло, то выросло. Ни до отвратительного мягкий и покладистый отец, не любивший повышать тона, ни до безумия жесткая и крикливая мать не смогли уберечь и объяснить, как же правильно вести себя. Виноваты ли они? Если сказать да, то это будет лишнее подтверждению тому, что он прав. Но это не так.       А ведь Вэй Ин действительно прав. Убегать от этого некуда, да и поздно. Он уже загнан в тупик, и вряд ли сможет из него самостоятельно выбраться. Как огромная бетонная коробка без окон и дверей, стены которой постепенно сжимают его. Душно, дышать нечем. Уже непонятно что это, паника или новый прилив кипящей злобы, заставляющей подниматься, и через дрожь и слабость делать шаг за шагом. Мать всегда говорила ему, раз сам испортил то и исправляй тоже сам, чтобы краснеть за тебя было некому. Хорошие слова, но их говорили ребенку, который всегда хотел другого. Того, чего хотят все дети. Быть любимым.       Цзян Чэн прекрасно помнит свое детство. Лучше, чем кто-либо из его знакомых или ровесников. Потому что такое не забудешь, когда почти каждый день наполнен обжигающей обидой. Да, уже будучи ребенком он чувствовал себя обделенным, одиноким и нужным одной только сестре. Как из него вообще могло вырасти что-то приличное с той бурлящей жижей из эмоций. Ему определенно нужно будет найти специалиста, как только все это закончится окончательно.       Но сначала. Сначала он должен найти способ притащить задницу своего брата обратно, как бы хорошо тот там не окопался, обжигая его своим ледяным взглядом. Плевать как именно художник смотрит на него теперь, пока воздух не покинул легкие, нужно делать все возможное, чтобы эта сволочь великовозрастная была под пристальным наблюдением его глаз. Даже в своей новой, смешно сказать, жизни, этот дурень определенно найдет возможность все испортить. Кому как не ему знать, ведь они, черт возьми, так похожи.       Ему было шестнадцать, когда Вэй Ин появился в их доме. Такой подарок от отца парень совсем не был готов получить, тогда хотелось крикнуть, что лучше бы тот наконец купил собаку своему, черт возьми, сыну, а не тащил в их пространство, в их стены, чужака. Но его же никто никогда не слушал. Так ведь? И правильно делали. Потому что парень совсем не заслужил того, чтобы один истеричный мальчишка шипел и капал ядом в его сторону каждый раз, стоило показаться в поле зрения. На самом деле Цзян Чэн не старался намеренно, просто ему было совершенно непонятно, что в его доме забыл чужой ребенок. Им с сестрой никто не спешил прояснять ситуацию, а сама причина негодования старалась лишний раз не высовываться.       Он не умел ничего, и всем этим вызывал тихий злой смех. Тогда единственный сын семьи Цзян чувствовал свое превосходство. Конечно, а как иначе, ведь его научили различать столовые приборы и правила поведения в высоком обществе, мать собственноручно вбивала это в него тумаками. Этого же никто не учил, и розгами его не лупили, поэтому позорился он в одиночестве ровно до того момента, пока отец не положил этому конец. Вот так просто встал и сгреб у каждого со стола все, по его мнению, лишние приборы. Мать тут же пришла сначала в негодование, выражая его привычно резкими словами, а затем и в ярость.       Усяню никогда не нравилось становится причиной их конфликтов. Но мадам Юй не любила ходить далеко за поводом, чтобы высказать супругу все то, что она о нем думает. И ему постоянно приходилось становиться камнем преткновения. Их брак, и так не особо крепкий, начинал трещать по швам, и юноша злился из-за этого на мальчишку еще сильнее, желая всем сердцем, чтобы тот просто убрался. Ему все еще не сказали, по какой именно причине этот подросток будет жить с ними. Зато он уже успел наслушаться от уборщицы и поварихи сплетен и домыслов, подслушивая их разговоры.       Круг замкнулся первый раз, когда череда сплетен и недомолвок принесла-таки свои плоды. Цзян Чэн взорвался, выплескивая всю накопившуюся обиду и недовольство на парня, который, похоже, нравился его отцу больше, чем родной сын, иначе как объяснить то, что тот так с ним носится. Прислуга, наслушавшаяся телефонных разговоров его матери из-под двери её комнаты, разнесла на всю округу, что подросток, которого глава семьи притащил в дом, его сын от женщины из прошлого, которого тот вдруг решил забрать, а значит он сам, конечно же, больше не нужен. Все они не нужны.       Это было так глупо, что глаза пекло и сводило мышцы лица. Но тот скандал свершился, и это породило лишь больше сплетен, а все вина его несдержанности и эмоциональность. Будучи ребенком, ему не хотелось делить отца, и чтобы какая-то там дурнушка с нагуляшем разрушила их семью. До этого парню никогда не ломали ничего, ни одну кость, да и вообще никто не хотел с ним связываться и лезть в драку, потому что драться Цзян Чэн умел хорошо. А тут ему мало того, что нос сломали, так еще изваляли в дорожной грязи с ног до головы. И нет, за это он совершенно не злился. Может и злился бы, поступи Усянь с ним иначе.       Разнимать было их некому, дрались они изо всех сил, что била ключом в юношеских телах, нанося удары один за другим, пока боль стала совсем невыносимой. В порванной школьной форме, все перемазанные грязью, тухлятиной и кровью, они добрели до дома в гробовом молчании, стараясь даже не смотреть в сторону друг друга. Ему вообще смотреть было тяжело, глаз заплывал быстро, а ведь с фингалом предстояло и дальше ходить на занятия, терпя взгляды в спину и тихие перешептывания.       Вэй Ин появился в их доме, когда им обоим было шестнадцать. Его отец привез мальчишку из, грубо говоря, глуши дремучей, в которую забрались очень давние друзья, стараясь то ли сбежать и спрятаться, то ли просто устали от шумной жизни мегаполисов. Ему больше верилось в первое, мальчишки же любят приключения и опасности. И вот эти самые друзья погибли. Цзян Чэн ничего о них не знал, равно как и Вэй Ин ничего не знал о Цзян Фэнмяне до того, как тот появился на пороге у службы опеки. Никаких опекунов у парня не предвиделось, и узнав об этом, Ваньинь посочувствовал, представляя, какого было бы ему потерять всех. Маму, папу и Яньли, что страшнее всего. Конечно его семья не была идеальной и образцовой, но он любил ее. А Вэй Ин любил свою, и был готов колотить его сколько угодно за каждое грубое слово. Чувство раздражения и ревности сменилось уважением.       Да, конечно, шестнадцатилетний Усянь не умел обращаться со множеством приборов, был плох в этикете и светских беседах, но он оказался куда лучше, чем все те мальчишки и девчонки, что окружали юношу и его старшую сестру. Парень был верным и честным настолько, насколько это казалось вообще было возможно. И, как ни странно, этот найденыш оказался лучше собаки. Теперь Цзян Чэн не чувствовал себя таким одиноким, и если в начале его жутко бесило, что отец готов вбухивать семейные деньги в этого тощего заморыша, то теперь этому оставалось только радоваться.       Вэй Ин оказался умным и изобретательным. Ему довольно легко удавалось запомнить учебный материал, и так же ловко он писал и подбрасывал шпаргалки всем нуждающимся. Сам парень никогда на оценки не жаловался, как-то грустно улыбаясь, глядя на преподавателей и учебники, будто все это его совершенно не впечатляло. Так смотрят те, кто проходит одну и ту же программу второй раз. И ладно бы у него просто были хорошие оценки. Усянь просто не мог быть хорошим в чем-то одном. Ваньиню казалось, что новый приятель делает это ему назло, привлекая к себе все больше чужого внимания. О, каким же идиотом он был и является до сих пор.       Никто в здравом уме не стал бы так стараться просто ради того, чтобы подразнить его одного. Похоже, тогда он был о себе слишком высокого мнения. Любая неудача воспринималась как трагедия, особенно на фоне чужих успехов. Особенно, когда мать ударяется в критику, а отец заботливо трепет по голове чужого ребенка. Юноша психовал, стоило кому-то заикнуться о том, чтобы предложить ему помощь. Как же, он же сильный и независимый, сам со всем справится. Но, конечно же, это все неправда. Нет, не потому, что Цзян Чэн слабак и тупица, хотя последнее возможно про него, некоторые вещи можно понять, только когда рядом есть кто-то знающий.       Вэй Ин учился с ними в одной школе, стараясь помогать по мере своих сил. Конечно ему и самому приходилось трудиться. Теперь его жизнь зависела не от родителей, которые наверняка очень любили его. Именно так. Усянь выглядел как ребенок, которого всегда одаривали родительским теплом, и если Ваньинь этого почти был лишен и тянулся к теплу, то друг принимал его с некоторой опаской. Цзян Фэнмянь всегда выглядел так, будто пытается приманить дикого кота, только смотрящего на протянутые руки, но приближаться не торопящегося.       Это было естественно в их возрасте. Бросаться в объятия первому встречному взрослому это было не про Вэй Ина. Каким бы балаболом тот не выглядел, за всем безрассудством и напущенной легкомысленностью скрывался сильный стержень. То, чего Цзян Чэну не хватало. Собственной силы и уверенности, но в будущем, он знал, ему помогут обрести это все.       Ему достаточно часто было стыдно за свое поведение и предвзятое отношение к брату. Парень был не виноват, что с ним произошло все это. Никто в этом не был бы виноват, окажись на его месте. Не он же устроил поджог в собственном доме, а потом, демон знает каким образом нашел его отца и убедил себя забрать, отваливая на все это бешеные деньги. Нет конечно же. Это даже звучит бредово. Почему же поначалу Цзян Чэну казалось, что все именно так, ему и самому не ясно. За это-то и стыдно. Вбить себе в голову такую ерунду, распсиховаться из-за нее несколько раз, и своими капризами только сильнее усугубить конфликт в семье.       Он признает все свои ошибки. На это у него хватает и мозгов и совести. И что же делает его брат? Да, именно брат, не просто друг или мальчишка с улицы. Юноша обнимает его так, как никто этого не делал уже очень давно. За исключением сестры, разве что, но ее объятия все же другие. Не такие крепкие и горячие, и пахнет от нее совсем по-другому. Вэй Ин не сердился на него. Он вообще надолго зло и обиду никогда не затаивал, если что-то не нравилось говорил сразу, и так было, казалось бы, всегда. За это можно уважать человека. За открытость и честность. Которая в определенный момент все же обошла его стороной.       В их доме Усянь был чужим. Как ни старался отец, одного его теплого отношения и слов было мало, а сердобольную Яньли слушать не стала даже бы прислуга. Противные тетки знали, что девчонка, как и ее отец, долго ругаться не будут, и вряд ли пойдут на крайние меры в виде наказаний или увольнения сотрудников, долгие годы заботящихся о чистоте и порядке под их крышей. Пока он сам был настроен к пришельцу негативно, перевес был не в пользу Усяня. Но опять же, тот даже и не думал жаловаться. Иной итог похоже удивил бы его куда больше.       Он цеплялся к каждой мелочи. Старался надавить на каждую больную точку, не зная и слова правды. В первый месяц ему казалось, что мать не может ошибаться, и тот гадкий мальчишка, перетянувший на себя одеяло, пришел, чтобы увести их отца. А как же они без него? Конечно же никак. Поэтому он не собирался ждать, когда чужая женщина приедет за своим ребенком и утащит главу семьи за собой неведомо куда, оставляя их ни с чем.       За тот год Вэй Ин несколько раз, по его вине, уходил из дома, собирая все свои немногочисленные вещи. Просто клал то, с чем приехал, в потрепанный тканевый рюкзак и убирался в город, бродить по улицам в одиночестве. Сам Ваньинь так, наверное, никогда бы не смог, не имея острой необходимости. У него не было ни малейшего понятия о том, как быстро можно было заработать денег или найти ночлег. А Вэй Ин умудрялся справляться с этим, пока отец обыскивал все городские притоны, больницы и участки полиции под хмурым взглядом госпожи Цзян, которая становилась все тише в своих острых речах.       Эта мифическая женщина разлучница не спешила появляться, а неизвестность жгла, заставляя подростка идти на крайности, пока не выяснилось, что все у Усяня было так же, как и у него. То есть не было никакой разлучницы. Была просто женщина из далекого прошлого его отца и лучший друг, который эту женщину сильно любил. Вот и все. А то, что Цзян Фэнмянь тоже был отчасти влюблен, совершенно ничего не значило, ведь помолвка их с Юй Цзыюань уже состоялась. Они все знали друг друга в том далеком прошлом за гранью понимания парня. Возможно, если бы не тот пожар, они так никогда и не узнали бы о существовании друг друга.       Цзян Чэн не хотел бы этого. Правда, он бы не хотел. Каким бы гадким не был бы его характер, парень имел и ряд хороших черт, за которые его любили. Такие как честность, верность и преданность. Пусть с языка и срывались слова, полные яда, врать для него было чем-то из ряда вон выходящим, и уж лучше прокричать обидную правду в лицо противнику, чем придумывать ложь. Правда, сначала нужно было найти ту самую истину, а это бывало ой как непросто сделать. Даже те его нападки на брата были не с целью оскорбить и унизить, а скорее попыткой узнать, наконец, что же случилось.       Да, он был достаточно агрессивным и резким в своих действиях и словах, но разве его вина в том, что окружали его сплошь нежные фиалки, неспособные постоять за себя? Разве его вина в том, что мать с раннего детства воспитывала его жестко, чтобы хоть один мужик в их семье да был? Цзян Фэнмянь, конечно, был мужественным и даже суровым, когда это требовалось, а не простой половой тряпкой, как думали другие, но все же он был порой слишком мягок. Стал бы он таким успешным, не имея железной хватки? Нет, конечно же. И семью бы наверняка точно удержать бы не смог.       Но она не развалилась, и в этом, безусловно, есть заслуга каждого. Больше все же, конечно же, главы семьи, который постепенно, аккуратными шагами, смог добиться того, чтобы его дорогая супруга остыла и просто приняла факт его решения. Печально, что Цзян Чэн не был тем, кто помог отцу в этом. Тогда парень был слишком занят собой и своими проблемами. Враждой с тем, кто должен будет стать ему братом, какие бы стены между ними не воздвигались.       Цзян Фэнмяню помогала только Яньли, успокаивая, как могла успокоить только любящая дочь. Девушка всегда находилась на границе между матерью и отцом и их сложными отношениями. Её саму долгое время некому было поддерживать, а ведь старшие ругались и до появления их нежданного гостя. Вэй Ин стал тем, кто поддерживал новую сестрицу, замечая и дрожащие руки, и бледное лицо с натянутой мягкой улыбкой, и покрасневшие глаза от невыплаканных слез.       Сам же брат всегда уходил, когда конфликта было не избежать. Возможно это слабость, а может и наоборот, сложно сказать. Те, кто был в курсе, часто называли Усяня за спиной трусом, но ни один из них не рисковал сказать это в лицо. Что мог сделать подросток шестнадцати лет, уже все потерявший и чувствующий, что он совершенно лишний там, где оказался? Цзян Чэн тоже бы ушел, если бы мог, если бы знал как выжить. Уж лучше так, чем смотреть и быть причиной тому, что чужой мир рушится.       Каждый раз, когда он уходил, родители удивительным образом вдруг прекращали ругаться. Не потому, что причины не было, а потому, что перед ними возникала более глобальная задача. Найти и вернуть чужого ребенка, который постепенно становился своим даже Юй Цзыюань. Женщина не хотела этого признавать, но за чертами бывшей знакомой, которую она уважала, но недолюбливала, был совсем другой человек. Отдельный от своих умерших родителей, и этот человек не желал ей зла и всей её семье тоже.       У Цзян Чэна с матерью была одна общая черта на двоих. Оба говорили то, что думали, и слова эти часто были такими резкими, будто без ножа резали. С ними было сложно. Но пока находились те, кто с этим справлялся, они не оставались одиноки. И ему хотелось верить, что не останутся. Все, кто были рядом, давали им то, что так необходимо любому человеку — нежность, тепло, заботу и поддержку тогда, когда это было необходимее всего.       Для него это значило очень много. Больше, чем кто-либо мог себе представить, наверное поэтому эгоизм это то, отчего Цзян Чэну не удалось избавиться. Он привык к тому, что появившийся в его жизни Вэй Ин всегда был рядом и возвращался что бы ни случилось. А еще он привык вываливать на того весь груз своих проблем, и всю боль и обиду, что накопилась за долгое время. Это было неправильно, но быть другим нужно было учиться, а учить его было некому. За все свои выходки, с возрастом становящиеся все кошмарнее, мужчина расплачивался болью и временным одиночеством, потому что даже Усянь не всегда был в состоянии выносить его.       И вот итог, из-за собственного эгоизма и склочности он видит перед собой абсолютно незнакомого человека. Нет, Цзян Чэн узнает и черты лица и взлохмаченные волосы, торчащие мягкими непослушными прядками в стороны, да и вся фигура в целом ему хорошо знакома. Но это лишь оболочка, которая всегда толпы людей сбивала с толку. Под всем этим слоем навеянных серыми глазами воспоминаний то, что мужчина совершенно не узнает и не понимает. И это бесит его.       Новый глава семьи Цзян смерть как устал и соскучился. Ему хочется сгрести в охапку человека перед собой, обнять до хруста костей и найти в себе силы просто попросить прощения за все, что он успел натворить. На это нужны силы, подготовка и время. Именно то, что говорила ему сестра, но разве он хоть когда-нибудь был послушным? Был терпеливым? О нет, кто угодно, но только не он. Как только Цзинь Гуанъяо схватили и посадили за решетку до первого слушания, мужчина сорвался, оставляя все дела на заместителя, и первым же быстрым рейсом вылетел в Тайбэй.       Чего, собственно говоря, он ждал, неизвестно. Что Вэй Ин, увидев его, тут же бросится на шею, умоляя забрать его с собой обратно в их дом, или просто кинется к нему с распростертыми объятиями и будет соглашаться с каждым словом? Да, скорее именно этого всего он и ожидал, спеша к дому, адрес которого ему сообщением отправил Цзинь Цзысюань, уже напоровшийся на близкую встречу с художником. Мужчина пытался предупредить его, как и сестра. Они вдвоем будто сговорились, отговаривая его от поездки и убеждая, что сначала нужно придумать план и подобрать нужные слова. Какой такой план нахрен? Зачем? Они и так потратили слишком много времени на это расследование. Он целый год против собственной воли не видел Усяня, а теперь должен подождать еще?       Чтобы того снова избили или похитили? Ох, ну нет, спасибо, ему хватило одного раза чуть не поседеть от ужаса, рассматривая фотографии, сделанные на местах преступлений и побывать там лично. Особенно в том клоповнике, в который брат съехал от него. По его же собственной вине откровенно говоря, ведь если бы не дерьмовый характер, Вэй Ин никуда бы от него не делся, да и всего этого бы не случилось. Мужчина и сам это все прекрасно знал и осознавал, но услышать это от самого Усяня было ужасно неприятно.       Не тогда, когда он готовился совершенно к другому приему в этом скромном на вид домишке, похожим на муравейник, так много народу выглядывало на них из окон, пока брат оставил его торчать на улице, не пуская за порог. От прежнего балбеса, сверкающего глуповатой, иногда раздражающей улыбкой, не осталось и следа. Тогда перед ним стоял несколько взволнованный человек, старающийся держать себя в руках. Увы, им обоим это не помогло.