Пеликан

      Хрупкие молодые голуби довольно быстро его разочаровали, а вот отблески луны на крыше тёмной башни показались любопытным явлением. Ловить их когтистой лапой было почти весело.       Лай привстал, уцепившись за тонкий шпиль, и прищурился на залив. Корабли драконов должны были прибыть с рассветом. Грифон презрительно выдохнул — алая полоса горизонта наверняка растворит своим величием красные паруса жалких человечков.       Холодная вода океана оголила острые чёрные камни внизу, у подножия. Тёмная башня вдруг ожила — из её каменного бока высунулась растрёпанная голова и зачем-то основательно рассмотрела окрестности. Лай озадаченно приподнял чуб. Дочь Госпожи уже не пахла муторной травой и тёплой молодой кожей. Скорее кисленькой боязливой решимостью.       Из глубины своего насеста грифон услышал шум, хлопанье крыльев и отчаянно-протестующее: «Э-э-э», — сорвавшееся в хриплые стоны.       Боковое окно вдруг выплюнуло укутанную в светлое фигурку.       Лай ещё более озадаченно моргнул. Элика не умела летать. Он знал это абсолютно точно. Почти мгновенно последовавший звук глухого удара только подтвердил эту его убеждённость.       Башня перестала шуметь и гаркать.       Лай прикрыл беловатые глаза и с наслаждением выслушал шёпот залива. По стенам и изгородям шебуршали развешанные людишками разноцветные тряпки, слегка нарушая этот идеальный фон — чёрный загривок грифона раздражённо приподнялся.       Снизу чувствительно потянуло кровью.       Лай расправил узкие крылья, подхватив ими восходящий поток воздуха, чуть поборолся с ним, заигрывая с обтекающим башню сквозняком, и легко спланировал к подпорченной фигуре.       Остывающая Леди зачем-то неподвижно уставилась в ещё не проснувшееся беззвёздное небо. Лай хотел составить ей компанию и тоже поглазеть, но вдруг судорожно дёрнулся, вытягивая шею. Его беловатые радужки налились холодной бирюзой тяжёлого взгляда Госпожи Рифы, теряя поперечный зрачок.       Грифон медленно положил когтистую лапу на белое горло Элики и чуть продавил, ощутив похрустывание сломанных позвонков — звук безнадёжно испорченного, ранее живого механизма. Лай убрал лапу и строптиво мотнул головой, прогоняя Госпожу. Подобное общение не приносило ему никакой пользы, лишь беспокойно тянущее изнутри чувство, похожее на боль.       Кромка воды затрепетала мелкими волнами.       Грифон ощерился, но тут же вновь уселся столбиком — тёмная фигура в высоких сапогах была ему хорошо знакома, разве что вкусно пахнущего саквояжа при Докторе не было. Пронизанный силой древний почему-то отказался вновь играть в гляделки, осмотрел тонкое тело, лежащее у его ног, и двинулся в сторону замка. Лай торопливо последовал за ним, с любопытством принюхиваясь — нечеловек задумал увлекательное. Скорость его перемещения и вовсе приводила грифона в состояние, близкое к экстатическому восторгу. Узкие крылья Лая неистово чиркали на ходу по каменным стенам замка, когтистые лапы мощно отталкивались, царапая ступени и кое-где продырявив ковры. Стерх же двигался бесшумно, деликатно и всегда на шаг впереди.       Синие дымные змейки тревожно закрутились, перемешиваясь, и с лёгким шипением пропустили чёрную пару в уже бывшие покои бывшей же Леди Элики…       Грузная белая туша неподвижно лежала у стола. Лай подумал, что крикун издох, наконец, но не случилось — услышав шорохи, Рихард медленно поднял голову, блеснув на гостей круглым глазом и неловко поднялся на ноги. От его сероватой кожистой лапы куда-то под стол тянулся золотистый шнур. Пышные кисти на нём были уже изрядно пожёваны, но перекусить привязь и вырваться Рихард так и не сумел. Грифон презрительно выдохнул.       Стерх быстро прошёлся по комнате, захрустев осколками склянок на полу, дёрнул шнур, развязывая… освобожденный пеликан встрепенулся, зашлёпав к боковому окну, и почти выпал наружу.       Лай в недоумении моргнул. Рихард не умел летать. Грифон был в этом абсолютно уверен, но несуразная туша вдруг распахнула огромные белые крылья, умело поймала окружающий плотный слой воздуха и благополучно приземлилась рядом с телом Леди Элики.       Грифон и нечеловек замерли, наблюдая дальнейшее действо. Пеликан внизу странно заквохтал, зашептал неразборчиво, улёгся всей тушкой прямо на грудь своему альтер эго, вновь опустил голову и застыл.       Лай непонимающе засопел — греть мёртвое тело не было никакого смысла, тем более, что острые камни уже покрылись тонким, блестящим слоем будущего ледяного прилива. Доктор же почему-то удовлетворенно кивнул и неторопливо ушёл за ширму. По дороге он прихватил с комода позабытый Эликой платок и, усевшись в её любимое кресло, принялся внимательно разглядывать вышитый на нём особый именной символ — «Пеликан».       Грифон ещё немного потоптался, сминая на полу приятные бумажки, принюхался и приподнял чуб, предвкушая, — древний решил немного повременить, милостиво позволяя окружению покойной Леди хоть как-то оправдать себя. Лай прилёг у стола, чуть поигравшись золотистыми кистями, и в ожидании сложил крылья.       Алая полоска рассвета расширилась, осветив низкие перистые облака. На горизонте показались яркие паруса и драконьи стяги приближающейся эскадры Господина Акона. Несколько неказистых торговых шхун огибали их на внушительном расстоянии, опасаясь нарушить идеальный строй.       Город-порт и треугольный замок озарились наиярчайшей россыпью разноцветных, приветственных огней — Госпожа Рифа всегда любила эффектные жесты.

***

      Солнце медленно уходило за горизонт, окрашивая горизонт жёлто-багряным.       Треугольный замок был переполнен громкими разговорами и суетой перед предстоящим торжественным ужином. Грифон слышал, с отвращением ощущал весь этот гомонящий людской муравейник и не имел никакого желания покидать тихую тёмную башню. Отлив вновь обнажил острые камни у её подножия, трогая, закручивая у кромки воды несколько потрёпанных, уже сероватых перьев. Тело Леди пропало, проглоченное волной и жадными водоворотами на дне залива. Упрямый пеликан, вероятно, отправился следом за ней в холодную глубину.       Стерх резко встал и подошёл к высоким окнам. Город-порт ожил, принарядившись разноцветными флажками и пушистыми букетами. Замок деятельно шумел, но Леди Элику отчего-то до сих пор никто не пригласил спуститься к ужину. Синие дымные змеи за день угомонились и висели теперь почти неподвижно.       Лай моргнул и заинтересованно приподнял голову. От взмаха его чёрных крыльев стопка бумаг на столе накренилась и начала медленно осыпаться на пол.       Доктор фамильярно подмигнул грифону и протянул руку к оконной створке, коснувшись стекла лишь кончиками пальцев…       Бумаги вдруг застыли в воздухе ступенчатой дорожкой — от стола к пёстрому узору на ковре. Город-порт, треугольный замок, люди, аляповатые цветочные гирлянды на планшире ведущего корабля; холодный залив ровный, будто глазурь, и багряное солнце… всё превратилось в декорацию. Обезличенную. Тихую.       Тишина. Мгновенная и абсолютная. Лай понял, что для него есть смерть — это тишина. Остановившееся время. Грифон навострил уши, подёргивая блестящими вихрами, напряжённо принюхался — было пресно, и вскочил на ноги.       Нечеловек смотрел на него неподвижно, оценивающе, холодно. Чёрно.       Грифон, не выдержав подобного рода гляделок, отвёл взгляд, съёжившись, а когда снова выпрямился, Стерха у окна уже не было.       Звуки вновь хлынули со всех сторон — оглушительно, давяще, жёстко. Стопка бумаг с громким шелестом обрушилась на пол. Треугольный замок вдруг загомонил так, что Лай ошалело заметался по комнате. Визг, испуганные возгласы, полные отчаяния крики…       Откуда-то снизу чувствительно потянуло кровью.       Грифон мотнул головой, прогоняя Госпожу, отказывая ей в себе, и с шипением ринулся к винтовой лестнице. Окончательно разогнав синих змей, он молнией пролетел полутёмную галерею, жадно втягивая по пути наполненный свежим металлом воздух.       В золотистой, очень светлой гостевой зале творились хаос и толпа, но хрупкие людишки мгновенно расступились перед стремительным чёрным зверем.       В центре белоснежного ковра, неестественно вывернув шею, лежала тощая, блёклая девица. Её пышное алое платье, расшитое драконьими головами, напротив, было безупречно.       Остывающая гостья неподвижно уставилась куда-то в сторону. Грифон рыкнул и с любопытством повернулся в «указанном» ей направлении…       Весь правый угол просторной комнаты будто затопило неожиданным кровавым приливом. Небольшой серый дракон принцессы лишился головы и не только — его упитанный, отброшенный хвост валялся в стороне от красной лужи и ещё чуть подрагивал острым кончиком.       Двери бокового выхода загрохотали. В зал ворвался побагровевший, задыхающийся Господин Акон.       Лай заинтересованно прищурился на него.       Господин сделал несколько шагов, опустился на колени у тела дочери и замер. Его лицо приобрело ещё более нездоровый вид — у обтянутого алым шёлком, бледного плеча принцессы лежал чуть примятый платок. Вышитый на нём особый именной символ задорно поблёскивал и был вполне узнаваем.       «Пеликан».       Лай выдал долгий, восторженный клёкот. Задуманное нечеловеком увлекательное превзошло все ожидания чёрного зверя.

***

      Маленькая бухта за ремонтными доками вытянулась длинными тенями и утонула в синеватом сумраке.       Мокрый халат неприятно хлопал по коленям ледяным подолом, но выбравшемуся на берег юноше было совсем не холодно. Ему казалось, что в груди полыхало сухое сено. Пушистое, хрустящее, целой охапкой.       Серый песок маленькой бухты впивался в босые ступни, словно мелкое стеклянное крошево. Было непонятно куда идти, поэтому юноша остановился и заторможенно огляделся вокруг. Справа были только голые черные утёсы, зато слева, вдали…       Треугольный замок был объят ослепительно-рыжим заревом. Боевые корабли Господина Акона поливали город-порт жидким огнём, затопив узкие кривоватые улочки жаркими волнами и тучами ещё раскалённого пепла.       Юноша попятился, но тут же остановился, резко обернувшись. Стерх кивнул ему, приветствуя, и осмотрел бухту. Вид на треугольный, уже местами обвалившийся факел, не заинтересовал его ни разу.       — Ваше имя, — хрипловато выдавил из себя юноша. — У вас ведь тоже был… фамильяр? Альтер эго?       — Да. Белый журавль, — улыбнулся ему Доктор. — Очень давно. Он отдал за меня жизнь. Я остался в этом теле, хотя предпочёл бы его. Летать я всё же могу. Далеко, преодолевая горизонты. Правда, только во сне, Элика.       — Рихард, — решительно поправил его молодой визави и продолжил. — Знаете, я бы тоже предпочёл его тело. Как ни странно, оно более привычно для меня.       — Увы, — пожал плечами Стерх. — Пеликан отдал себя тебе, а не наоборот. Преданность. Он бросился на выручку, даже не догадываясь о существовании красивого слова «долг». Оно было ему без надобности. Зачем все эти лишние нагромождения, если есть одно необходимое — «любовь».       Новорожденный Рихард вновь оглянулся на пылающий город и тихо спросил у древнего:       — Зачем?       — Жизнь и смерть, — лениво промурлыкал в ответ Доктор. — Основополагающие нечто. Сложно придумать более лакомый образец для исследований, когда живёшь вечно. Город… там наросло слишком много плесени. Лечить было бесполезно, только чистить. Я не так часто выбираю скальпель, но это как раз тот самый случай. Да и эту вялотекущую войну уже пора было заканчивать. Грифоны повержены. Госпожа мертва. Лай не пожелал прийти ей на помощь, не отдал себя, упорхнул озорной птицей, предварительно понаблюдав за её корчами. Грифону слово «долг» тоже было без надобности. Измельчали, ничего не поделаешь.       — Зачем всё это? — вновь спросил у него молодой визави, добиваясь прямого ответа. — Вам не хватает собеседника? Я тоже стану вампиром? Я должен буду убивать… я…       — Опять это «должен», — хохотнул древний, призывая себя быть снисходительней к юному дарованию. — Лечение ещё не закончено. Оно в самом разгаре. Магия Заречной скоро окончательно прогонит Леди, а пеликан отучит тебя думать чересчур… человечно, будь уверен. И пусть его тушка кормит рыб на дне залива, он не мертв, просто утомился и задремал, бедолага.       — Я… — Рихард в недоумении уставился на Стерха. — Я не понимаю о чём вы. Фамильяр погибает, когда отдаёт…       — Преодолевая горизонты, я летаю во сне, — многозначительно повторил Доктор, оглядывая небо. — И ты тоже будешь. Во сне. Вместе с ним. Пеликаны очень красиво выгибают шею в полёте и совсем не кажутся грузными. Рихард теперь свободен. Вы оба, но большая часть его сущности теперь навсегда останется с тобой. При тебе.       — Вот как, — усмехнулся юнец, обдумав слова древнего, и иронично заметил. — А я, значит, останусь с вами?       — Если пожелаешь, — кивнул ему Стерх. — В качестве ученика и всё того же собеседника.       — А может, фамильяра? — немедленно вспылил Рихард. — Надоели бессловесные твари, многоуважаемый древний?! Захотелось человечинки?!       Доктор удивлённо приподнял брови и вдруг неожиданно громко расхохотался, кое-как, сквозь смех, объясняя хмурому мальчишке причины своего веселья:       — Чудесно! Заречная старуха осталась с носом! Очаровательно! Против такой язвы, как Леди, медицина и магия бессильны! Ручаюсь, я только что приобрёл не только подопечного, но и нежнейший цветочек «Элика» в довесок, который будет время от времени, прощу прощения, прорастать и исходить вонью в непосредственной от меня близости! Великолепно! Пойдём, милый друг. М-да, пока ты ещё слегка неуклюж, но это не беда. Я научу тебя перемещаться ловчее, чтобы Лай не смел больше смотреть на тебя презрительно. Да… ему нужен некоторый смысл, как и нам всем, собственно. Хохлатый притаился там, у маяка за утёсом, и опять пристанет с гляделками, когда подойдём ближе. Фамильяр? Нет, скорее просто домашний питомец. Большой кот… или он птичка… хм, лев? Поди разбери эти тонкости.