***
Солнце медленно уходило за горизонт, окрашивая горизонт жёлто-багряным. Треугольный замок был переполнен громкими разговорами и суетой перед предстоящим торжественным ужином. Грифон слышал, с отвращением ощущал весь этот гомонящий людской муравейник и не имел никакого желания покидать тихую тёмную башню. Отлив вновь обнажил острые камни у её подножия, трогая, закручивая у кромки воды несколько потрёпанных, уже сероватых перьев. Тело Леди пропало, проглоченное волной и жадными водоворотами на дне залива. Упрямый пеликан, вероятно, отправился следом за ней в холодную глубину. Стерх резко встал и подошёл к высоким окнам. Город-порт ожил, принарядившись разноцветными флажками и пушистыми букетами. Замок деятельно шумел, но Леди Элику отчего-то до сих пор никто не пригласил спуститься к ужину. Синие дымные змеи за день угомонились и висели теперь почти неподвижно. Лай моргнул и заинтересованно приподнял голову. От взмаха его чёрных крыльев стопка бумаг на столе накренилась и начала медленно осыпаться на пол. Доктор фамильярно подмигнул грифону и протянул руку к оконной створке, коснувшись стекла лишь кончиками пальцев… Бумаги вдруг застыли в воздухе ступенчатой дорожкой — от стола к пёстрому узору на ковре. Город-порт, треугольный замок, люди, аляповатые цветочные гирлянды на планшире ведущего корабля; холодный залив ровный, будто глазурь, и багряное солнце… всё превратилось в декорацию. Обезличенную. Тихую. Тишина. Мгновенная и абсолютная. Лай понял, что для него есть смерть — это тишина. Остановившееся время. Грифон навострил уши, подёргивая блестящими вихрами, напряжённо принюхался — было пресно, и вскочил на ноги. Нечеловек смотрел на него неподвижно, оценивающе, холодно. Чёрно. Грифон, не выдержав подобного рода гляделок, отвёл взгляд, съёжившись, а когда снова выпрямился, Стерха у окна уже не было. Звуки вновь хлынули со всех сторон — оглушительно, давяще, жёстко. Стопка бумаг с громким шелестом обрушилась на пол. Треугольный замок вдруг загомонил так, что Лай ошалело заметался по комнате. Визг, испуганные возгласы, полные отчаяния крики… Откуда-то снизу чувствительно потянуло кровью. Грифон мотнул головой, прогоняя Госпожу, отказывая ей в себе, и с шипением ринулся к винтовой лестнице. Окончательно разогнав синих змей, он молнией пролетел полутёмную галерею, жадно втягивая по пути наполненный свежим металлом воздух. В золотистой, очень светлой гостевой зале творились хаос и толпа, но хрупкие людишки мгновенно расступились перед стремительным чёрным зверем. В центре белоснежного ковра, неестественно вывернув шею, лежала тощая, блёклая девица. Её пышное алое платье, расшитое драконьими головами, напротив, было безупречно. Остывающая гостья неподвижно уставилась куда-то в сторону. Грифон рыкнул и с любопытством повернулся в «указанном» ей направлении… Весь правый угол просторной комнаты будто затопило неожиданным кровавым приливом. Небольшой серый дракон принцессы лишился головы и не только — его упитанный, отброшенный хвост валялся в стороне от красной лужи и ещё чуть подрагивал острым кончиком. Двери бокового выхода загрохотали. В зал ворвался побагровевший, задыхающийся Господин Акон. Лай заинтересованно прищурился на него. Господин сделал несколько шагов, опустился на колени у тела дочери и замер. Его лицо приобрело ещё более нездоровый вид — у обтянутого алым шёлком, бледного плеча принцессы лежал чуть примятый платок. Вышитый на нём особый именной символ задорно поблёскивал и был вполне узнаваем. «Пеликан». Лай выдал долгий, восторженный клёкот. Задуманное нечеловеком увлекательное превзошло все ожидания чёрного зверя.***
Маленькая бухта за ремонтными доками вытянулась длинными тенями и утонула в синеватом сумраке. Мокрый халат неприятно хлопал по коленям ледяным подолом, но выбравшемуся на берег юноше было совсем не холодно. Ему казалось, что в груди полыхало сухое сено. Пушистое, хрустящее, целой охапкой. Серый песок маленькой бухты впивался в босые ступни, словно мелкое стеклянное крошево. Было непонятно куда идти, поэтому юноша остановился и заторможенно огляделся вокруг. Справа были только голые черные утёсы, зато слева, вдали… Треугольный замок был объят ослепительно-рыжим заревом. Боевые корабли Господина Акона поливали город-порт жидким огнём, затопив узкие кривоватые улочки жаркими волнами и тучами ещё раскалённого пепла. Юноша попятился, но тут же остановился, резко обернувшись. Стерх кивнул ему, приветствуя, и осмотрел бухту. Вид на треугольный, уже местами обвалившийся факел, не заинтересовал его ни разу. — Ваше имя, — хрипловато выдавил из себя юноша. — У вас ведь тоже был… фамильяр? Альтер эго? — Да. Белый журавль, — улыбнулся ему Доктор. — Очень давно. Он отдал за меня жизнь. Я остался в этом теле, хотя предпочёл бы его. Летать я всё же могу. Далеко, преодолевая горизонты. Правда, только во сне, Элика. — Рихард, — решительно поправил его молодой визави и продолжил. — Знаете, я бы тоже предпочёл его тело. Как ни странно, оно более привычно для меня. — Увы, — пожал плечами Стерх. — Пеликан отдал себя тебе, а не наоборот. Преданность. Он бросился на выручку, даже не догадываясь о существовании красивого слова «долг». Оно было ему без надобности. Зачем все эти лишние нагромождения, если есть одно необходимое — «любовь». Новорожденный Рихард вновь оглянулся на пылающий город и тихо спросил у древнего: — Зачем? — Жизнь и смерть, — лениво промурлыкал в ответ Доктор. — Основополагающие нечто. Сложно придумать более лакомый образец для исследований, когда живёшь вечно. Город… там наросло слишком много плесени. Лечить было бесполезно, только чистить. Я не так часто выбираю скальпель, но это как раз тот самый случай. Да и эту вялотекущую войну уже пора было заканчивать. Грифоны повержены. Госпожа мертва. Лай не пожелал прийти ей на помощь, не отдал себя, упорхнул озорной птицей, предварительно понаблюдав за её корчами. Грифону слово «долг» тоже было без надобности. Измельчали, ничего не поделаешь. — Зачем всё это? — вновь спросил у него молодой визави, добиваясь прямого ответа. — Вам не хватает собеседника? Я тоже стану вампиром? Я должен буду убивать… я… — Опять это «должен», — хохотнул древний, призывая себя быть снисходительней к юному дарованию. — Лечение ещё не закончено. Оно в самом разгаре. Магия Заречной скоро окончательно прогонит Леди, а пеликан отучит тебя думать чересчур… человечно, будь уверен. И пусть его тушка кормит рыб на дне залива, он не мертв, просто утомился и задремал, бедолага. — Я… — Рихард в недоумении уставился на Стерха. — Я не понимаю о чём вы. Фамильяр погибает, когда отдаёт… — Преодолевая горизонты, я летаю во сне, — многозначительно повторил Доктор, оглядывая небо. — И ты тоже будешь. Во сне. Вместе с ним. Пеликаны очень красиво выгибают шею в полёте и совсем не кажутся грузными. Рихард теперь свободен. Вы оба, но большая часть его сущности теперь навсегда останется с тобой. При тебе. — Вот как, — усмехнулся юнец, обдумав слова древнего, и иронично заметил. — А я, значит, останусь с вами? — Если пожелаешь, — кивнул ему Стерх. — В качестве ученика и всё того же собеседника. — А может, фамильяра? — немедленно вспылил Рихард. — Надоели бессловесные твари, многоуважаемый древний?! Захотелось человечинки?! Доктор удивлённо приподнял брови и вдруг неожиданно громко расхохотался, кое-как, сквозь смех, объясняя хмурому мальчишке причины своего веселья: — Чудесно! Заречная старуха осталась с носом! Очаровательно! Против такой язвы, как Леди, медицина и магия бессильны! Ручаюсь, я только что приобрёл не только подопечного, но и нежнейший цветочек «Элика» в довесок, который будет время от времени, прощу прощения, прорастать и исходить вонью в непосредственной от меня близости! Великолепно! Пойдём, милый друг. М-да, пока ты ещё слегка неуклюж, но это не беда. Я научу тебя перемещаться ловчее, чтобы Лай не смел больше смотреть на тебя презрительно. Да… ему нужен некоторый смысл, как и нам всем, собственно. Хохлатый притаился там, у маяка за утёсом, и опять пристанет с гляделками, когда подойдём ближе. Фамильяр? Нет, скорее просто домашний питомец. Большой кот… или он птичка… хм, лев? Поди разбери эти тонкости.