«Есть такая легенда — о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания… По крайней мере, так говорит легенда».
Поющие в терновнике
Август приложил ладонь к сканеру, дождался, когда система его идентифицирует, и вошел в темное помещение, где единственным источником света являлась светящаяся физио-капсула и тонкая люминисцентная подсветка вдоль стен у пола. Стерильный запах лаборатории всегда успокаивал его своей строгой скрупулезностью и скальпельной остротой, а тишина, нарушаемая деликатным шумом машин, разрушала царящую атмосферу склепа. Когда Август подошел к капсуле, его лицо осветилось холодным светом физиопоказателей, мерцающих на поверхности прозрачной крышки саркофага, под которой лежал пришелец, перевернувший его размеренную, выстроенную как по нотам жизнь с ног на голову. Пришелец, метеоритом ворвавшийся в жизнь всех разумных, лишивший сна почувствовавшую угрозу элиту и почуявших перемену низов. Положив ладонь на холодное, слегка вибрирующее стекло, Август прикрыл глаза. Долгожданное чувство обладания ничего не дало. Человек, поднявший в обществе волну, сравнимую лишь с цунами, которая только идет к их берегам, оказался настолько хрупким, что выпускать его из физио-капсулы казалось преступлением. — Ты помешался. Голос Каи разбил густую тишину, и мужчина обернулся на коллегу, почти друга, и посмотрел уставшими, не успевшими скрыть обреченность глазами. Август приоткрыл рот, собираясь что-то ответить, но, замерев на секунду, передумал и вновь повернулся к капсуле. Каи покачал головой и вошел в помещение. — Он похож на царевну из сказки в стеклянном гробу на цепях… и лучше бы ему там оставаться. Август вскинул на Каи долгий взгляд, после которого тот вновь констатировал: — Ты помешался. Вскрыв крышку, Август осторожно просунул одну руку под плечи спящего Льюиса, вторую под колени и, бережно подняв свою ношу, вышел с ней в коридор. Каи молчаливой тенью шел следом, наблюдая, как аккуратно давно отучившийся что-либо ценить Август несет просто человека, который просто не умер, когда положено, и Каи боялся представить, что будет, если он все же умрет. Светлые волосы Льюиса почти касались пола, слегка взвиваясь вверх при поворотах и уверенных шагах Августа. Двери в спальню открыли хомуисы, Каи вскинул взгляд на Маркуса с подчеркнуто отстраненным выражением лица стоящего у дверей. В спальне царил такой же полумрак как и в лаборатории, но в спальне Льюиса, которую Август готовил все последние полгода, кажется, не было строгой стерильности, лишь изысканная красота и утонченность. Каждая деталь интерьера была продумана: легкие, воздушные занавески, будто парящая над полом кровать и круглые тумбочки, на одной из которых стояли живые цветы. Бледно-голубой цвет интерьера переплетался с белым, с почти незаметной золотистой вышивкой на покрывале и подушках, с невесомым хрусталем люстры и точностью деталей. Август впервые старался не для себя, и самым ужасным в этом было то, что тот, для кого старались, будет воспринимать эту комнату как тюрьму. Осторожно положив свою ношу на предварительно разобранную постель, аристократ бросил хмурый взгляд на "почти друга". — О Боже! — Каи закатил глаза. — Можно подумать, я там что-то новое увижу! Говорящий покачал головой, но все равно отошел к окну и, отодвинув штору, сначала уставился в усыпанное звездами небо, а потом перевел взгляд на отражение, в котором Август осторожно стягивает с Льюиса стерильную распашонку, в которую приходилось облачаться перед процедурами в физио-капсуле, а потом, согнув ногу Лу, невесомым поцелуем косается коленки и осторожно одевает воздушную ткань штанов от пижамы, которые сами по себе были отдельным произведением искусства. Легкая ткань от икры до щиколотки была прозрачной, с белыми вкрапинами, расшитыми в форме снежинок, сами брюки по форме напоминали шаровары восточных красавиц. Весь комплект был бледно-голубым, тонкая ткань и прозрачные вставки на ногах и в рукавах подчеркивали болезненную уязвимость и хрупкость Льюиса. Каи перевел взгляд на звезды, смутившись почти интимной близости происходящего. Он много раз спал со шлюхами при Августе, и тот почти всегда непосредственно участвовал в процессе, но никогда обстановка не была столь странной: тонкой, интимной, какой-то обреченно-беззащитной, такой, что Каи впервые почувствовал себя неловко за то, что подсматривал за близостью, которой вроде как не происходило. Был ли Август, согнувшийся сейчас над кроватью и в звенящей тишине с щемящей нежностью и осторожностью переодевающий Льюиса, прежним? Каи боялся отвечать себе на этот вопрос, как и боялся отвечать на вопрос о том, являются ли цели Августа в геополитике теми же. Возможно, сам Август не знает ответ на этот вопрос. Каи сам не понимал, зачем приехал сюда, веской причины не было, лишь желание показать тому, кто никогда не признается, что нуждается в этом, свою поддержку и сказать: «Ты все правильно сделал, я бы поступил так же. Я бы забрал его». В помещение тихо зашли хомуисы и занесли поднос с едой и высокий кальян. Все принесенное разместилось на круглом столике рядом с двумя креслами, расположившимися у панорамного окна рядом с которым сейчас стоял Каи. Август накрыл спящего одеялом и, убрав с расслабленного лица Лу растрепавшиеся пряди, осторожно провел большим пальцем по обкусанным губам, на которых подживала свежая корочка. Еще раз проверив все показатели на браслете, Август развернулся к Каи и сел в одно из кресел напротив. — Ты… — Хватит, — прервал Август. Каи покачал головой и отвел взгляд: в помещении было как прежде темно, лишь бледный лунный свет освещал спальню, но с их усовершенствованным зрением было все прекрасно видно. В воздухе висела странная тягучая атмосфера густой, вязкой тишины и острой тоски, а сидящий напротив разумный, способный своей волей перестраивать континенты, был непривычно тихим и задумчивым. Другим. Будто узнавшим новую тайну вселенной и пытавшийся примириться с ней. — Он не проснется? — Нет. В лучшем случае утром, — Август оторвал взгляд от окна и, дотянувшись до кальяна, взял длинный мундштук и затянулся, прикрыв глаза. — Ты его убил? — Нет. — Почему? — Не задавай глупых вопросов. — раздраженно отмахнулся Август. — Он бы не узнал. — Узнал. Вновь повисла тишина, Каи раскрыл шкатулку с сигарами и, вытащив одну, повертел ее в руках, присматриваясь. Срезав с помощью сигарной гильотины кончик, замер, не донеся ту до рта. — Мы ему не навредим? — Над нами вытяжка. Каи раскурил сигару и медленно затянулся. В голове слегка зашумело, а тело расслабилось, окутанное терпким ароматом. — Ну и какой он? — осмелился спросить Каи, изогнув губы в кривой улыбке совсем не обозначавшей радости. — Такой же, как я, только еще щенок, — замерший неподвижно Август пустыми глазами уставился в окно. — Тогда я тем более не понимаю, почему ты его не убил. — Если он узнает, его это убьет, и я не преувеличиваю. — Что с люционами? — Тех, что выбрались со своего уровня, мы выловили и перебили. — А сам уровень? С ним что будешь делать? — Ничего. — В смысле? Он так просто не оставит эту ситуацию, — Каи нахмурился и бросил быстрый взгляд на спящего в постели Льюиса, чей профиль от лунного света не стал более живым, и если бы не почти незаметно вздымающееся на груди одеяло, Каи бы его с трудом отличил от тех, что навечно уснули в своих саркофагах, так и не очнувшись. — Нечего оставлять. Уровень взорван. Неисправность, — Август вновь затянулся, вспомнив, почему в его руках мундштук от кальяна. — Неисправность? — Каи понимающе ухмыльнулся. — Как он отнесся к идее… — Каи запнулся, — к предложению о свадьбе? — Это было не предложение, — отрезал Август и, швырнув на стол мундштук, пододвинул к себе бокал для виски и плеснул в него немного терпкой жидкости. — Тебе не кажется, что это слишком… — Не кажется, — Август сделал глоток, прикрыв глаза. — Если прыгать в прорубь, то с головой. Я его забрал не для того, чтобы потом отдать. — А если он пробьется? Он сильный лидер. — Для этого ему потребуется помимо упорства, удача и время, и даже если у него будет и первое, и второе, и третье, то у Льюиса нет времени. — Ты ведь можешь. Можешь сделать его таким же, как… — Не могу... Пока... Это одно из его условий. Каи хотел заспорить, но неожиданно между ними повисла новая очевидная истина, озарением вспыхнувшая в сознании — Льюис не хотел жить. Он как мог направлялся к своей финишной прямой, стараясь сократить эту дистанцию, и в то же время вынужденно останавливался, потому что на его ногах висели гири из жизней разумных и чертового выскочки Изао, которому бы Каи с удовольствием свернул шею. Вот только это сделает ситуацию лишь хуже, потому что все они были якорями, державшими Льюиса на земле, и Август собирался сделать невозможное: стать для Лу титаном, подпирающим небосвод, который свалился на плечи Ангела. Может быть тогда, загнанный в угол, истощенный чужими надеждами и ответственностью, Льюис вздохнет свободно и перестанет бояться жить. — Когда будет официальное объявление о помолвке? — Пока не знаю, посмотрим по его состоянию. Думаю, приурочим к началу Олимпиады. — Я встречался с Ригином. Август перевел взгляд, в котором впервые вспыхнул интерес, на Каи. — Есть новости? — Смотря, что назвать новостями… В космическом содружестве переполох из-за того, что твой неуправляемый подопечный умудрился стать главой комитета по правам, что автоматически дало ему право вето, которого нет даже у тебя, на голосовании в Совете, но при этом у него нет гражданства содружества. — Они собираются давить на это? — Возможно. Пока они пытаются понять, что вообще происходит, и насколько Льюис опасен для системы. Август ухмыльнулся. — Хитрые ублюдки, наконец, просчитались. Думали, у них все учтено, а оказалось, нет. Теперь псевдореволюций, борющихся с какой-нибудь ерундой, недостаточно для того, чтобы поддерживать иллюзию свободы. Теперь, наконец, запахло жареным, пришел лидер, которого не удалось задушить в зародыше.***
Каи ушел. Август сел на постель и взял в свои ладони расслабленную кисть Льюиса. В голове вертелся их последний более-менее нормальный разговор. — Август, ты ведь сам мутант, — Лу смущенно почесал макушку, — почему ты относишься к высшим аристократам? — Потому что если бы я к ним не относился, то я бы мог стать тем, кто сместил бы нынешнюю власть. — В смысле? Это плохо для тебя или... Что-то я не понимаю. Август вздохнул и потер переносицу. — Видишь ли, чтобы законсервировать наступающую революцию, нужно «снять верхи» усреднить всех. Чтобы отвлечь внимание основной массы населения от сути, верхушка спонсирует псевдореволюции на подобие борьбы за права каких-нибудь малых угнетенных масс, но этого недостаточно, всегда может появиться сильный лидер, способный собрать вокруг себя разумных, вдохновить их и дать им не те пустышки-цели, которые отвлекают внимание, а серьезный ориентир. Каждая новая система снимает противоречия предыдущей системы и таких противоречий сейчас накопилось слишком много, но как видишь, еще не рвануло, и не потому, что лидеры, способные повести за собой, не появлялись, а потому, что их выявляли еще в детстве и забирали к "себе", а кого не успели тот пропал безвести. — Как это? — Вот так. Допустим, рождается талантливый ребенок в достаточно влиятельной семье, ну в общем не минус, и он не обязательно будет очень умен, он может быть очень харизматичен или упрям, это может быть спортсмен… В общем, есть ряд признаков, благодаря которым вычисляют таких способных детей. Школа отправляет запрос, приезжает комиссия, подтверждает наличие задатков и забирает ребенка в престижный университет, в котором тот будет обучаться по гранту от корпорации. Это большая удача, потому что учиться он будет не просто в престижном институте, а в одном из университетов, в которые не пустят просто так, даже если у тебя есть деньги и знания; туда пускают только элиту, и тех, кто способен ее «подвинуть». Знаешь, как победить волка? Сделать его охранником. — Ты охранник? — после нескольких долгих минут тишины спросил Лу. — Нет, но я и не "волк". Мне нет дела до стаи. — И кто же тогда волк? — Ты знаешь ответ на этот вопрос. Льюис сглотнул вязкий ком в горле. — Ты говорил, я «знамя». — Порой и его достаточно, но достаточно ли этого тебе?