처음사랑 — 남혜승 & 박상희
Тэхен разглядывает покраснение на ребре ладони от сигареты в виде кружочка, — привычка тушить ее именно так находит свой фундамент в Ко. Обычно он, под яростные протесты Кима, впечатывал самокрутку в руку, даже не морщась от жжения. «Люди держат вещи под контролем, потому что это более целесообразно». Тэхен до этого дня всегда был сдержан. Десять лет он не говорил ни с кем так, как с Чонгуком: без обязательств и словесных уловок. Без надобности скрывать настоящее лицо под маской и отказом говорить всё, выдавая лишь часть. Ким выдыхает, направляясь к двери, ведущей к выходу из поезда. Там он останавливается, держится за перекладину, вглядываясь в темноту. Как поступить сейчас будет правильнее? Тэхен смотрит на таймер: 8:48:37. — Включай своего «Железного человека», — как и ожидалось, Чонгук лежит на спине, не сумев сомкнуть глаз. — Правда? — Ага. Надо же с чего-то начинать? — улыбается Тэхен, закрывая дверь. В комнатке становится немного тише, так как гул из соседних купе теперь не слышен. Единственными звуками является дыхание Кима и копошение Чонгука в попытках достать планшет. Младший жестом приглашает залезть на верхний ярус, и Тэ спрашивает: — Зачем это? — Таким образом мы будем ближе к небу. — По-моему, я на тебя странно влияю. Чонгук вопросительно поднимает бровь, тянется к выключателю — он любил смотреть кино в полной темноте. — Начинаешь философствовать, — поясняет старший. — Я и раньше умел, Тэ. Просто мне по душе вести простые разговоры, а не выпендриваться размышлениями о жизни, — немного стыдит его Чонгук, но без злобы. Щелкает переключателем, погружая купе в мрак, освещаемый лишь тусклой яркостью экрана гаджета. — Давай, иди ко мне, — просит младший, уже сидя наверху. Тэхен сдается, снимая ботинки, снова закатывая рукава на свитере — те съезжают. Ким поднимается по лесенке, пристраиваясь у стенки, обхватываемый через шею рукой Чона. Тот ставит планшет посередине в области тазовых косточек, нажимая «Начать просмотр». Следующие два часа заполяются ровным сопением, иногда смехом с удачной шутки персонажей или Чонгука. Оба чувствуют невероятный уют, прижимаясь друг к другу, а Тэхен боится, что перекладина, отгораживающая младшего от падения вниз, подведет, исчезнув. Тогда Чон свалится вниз, повредив себе что-нибудь, и Ким встревожит весь вагон, а то и поезд, чтобы юноше оказали медицинскую помощь. Еще пятнадцать минут Чонгук выслушивает восторженные возгласы Тэхена, который находится под впечатлением от экшена и актерского состава фильма. Младший довольно улыбается, как бы говоря: «Я же сказал, что понравится». Чон отходит в туалет, обещая не задерживаться, а Ким обнаруживает на часах «6:30:01». Он закусывает губу, прикрывает глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Чонгук может любить Тэ еще шесть с половиной часов, а после потеряет навсегда. Младший возвращается, тряся руками так, что мокрые капли попадают даже на бледное лицо Кима. — Мы можем посмотреть еще две оставшиеся части, хочешь? Третья моя любимая, Тэ! Потерять еще четыре часа, но осчастливить Чонгука — Тэхен мечется между двумя одинаково важными вещами. Хотя, нет, вторая половина гораздо важнее первой. Оба фильма смотрятся на одном дыхании, к концу первого Тэхен даже забывает о печали, полностью погружаясь в сюжет. Его будоражат компьютерные эффекты и графика. Он даже узнает у Чона имя актрисы, — Скарлетт Йоханссон — которая покорила старшего своей красотой. — Я ревную, Тэ! — посмеивается младший после просьбы Кима. — Эй, мне с ней все равно ничего не светит, — смеется в ответ Тэхен. «Он бы мог ответить, что у него есть я, но… А, к чёрту!» — проскальзывает в голове Чона. Когда просмотр подходит к концу, оба спускаются на нижние койки, а Чонгук предлагает покончить с пибимпапом, перемешанным с кимчи. — Ты же сказал, что есть только лапша и сладкое, — удивляется Тэ. — Не люблю я эти блюда… но мама решила загрузить по полной, знаешь. — Лучше бы одела потеплее, — фыркает в ответ Ким. — Это моя любимая рубашка, вот она и согласилась. А купить что-то лучше пальто мы не смогли — цены в магазинах пиздец. — Малой, за языком следи. — Как будто ты сам никогда таких слов не произносишь, — пожимает плечами Чонгук, с характерным звуком снимая крышки с пластиковых контейнеров. Он отделяет от пачки с одноразовыми тарелками две, прибавляя к ним палочки, и отдавая Тэхену порцию. Старший же, привыкший к яичнице или лапше на завтрак, а в обед на кусочек говядины или свинины, — нужен был белок для строения мышц — и лишь в детстве питающийся подобной едой, уплетал приготовленные для Чонгука матерью блюда с упоением. Он просит вторую порцию с горящими глазами, младший смеется, накладывая то, что осталось. — Так нравится? — даже немного удивляется Чон. Тэ в ответ кивает, и если бы был пониже ростом, поболтал бы в воздухе ногами от удовольствия. Но может лишь чуть подпрыгнуть на месте, набив рот, забавно причмокивая и жуя. Чонгук даже отвлекается от своей трапезы, чтобы мысленно сфотографировать этот момент. Стоп, зачем же мысленно? Младший с ехидной улыбкой быстро берет телефон со стола, открывает камеру, быстро щелкая: результат получается безумно смешной — протестующий взгляд Тэхена с пятнышками соуса вокруг рта и его набитые щеки. Чонгук смеется, кашляет, ведь все-таки собирался проглотить нехилый кружок липкого риса. — Так тебе и надо, Чон Чонгук! — победно лыбится Ким, вытерев губы. — Я бы больше предпочел «Гук-и», — заявляет Чон, отправляя в рот половинку яйца. Он всегда ел его в конце, ведь оно казалось самым вкусным ингредиентом в блюде. — Какие мы нежные, Боже, — ухмыляется Тэхен, довольно держась за живот, облокачиваясь на стену. — Нет, просто у тебя хорошо выходит, — признается младший, собирая коробочки, а использованную посуду кидая в мусорный пакет. — Гук-и-и-и, — протяжно тянет Ким, довольствуясь смущением Чона. Они словно вновь возвращаются к тому моменту, когда старший специально доводил щеки Чонгука до покраснения. Только вот теперь Чон, привыкнувший к Тэ, ведет себя по-другому. Младший садится прямиком на колени к Киму, целуя более напористо, чем в первые два раза. Он гуляет руками по торсу, но не переходит грани дозволенного, начиная ерзать бедрами. — Блять, Чон Чонгук! — повышает голос Тэхен, отталкивая назойливого мальчика. — О, мужчина, поосторожнее с выражениями. — Ты что творишь? — Я не виноват, что твой взгляд меня возбуждает, знаешь, — Чонгук приоткрывает себе доступ к шее, целуя, втягивая кожу. Тэхену насрать на засосы, которые он унесет в могилу, поэтому он не двигается: не отказ, но и не знак забыть про все тормоза. — Чонгук, перестань, — просит Тэхен, когда рука младшего невесомо касается его паха. Старший не хочет его обижать — у Кима не стоит, и вряд ли это можно изменить. — Почему? Почему я должен остановиться, Тэ? — Потому что я тебя прошу. — Ты прав. Сегодня я делаю всё, что ты просишь. Так могу я хотя бы раз… — Нет, не можешь, — железным тоном отчеканивает Тэхен, буквально сбрасывая с себя младшего. В глазах последнего обида, он придвигается ближе, чтобы прижаться всем телом, зарыться руками в волосы, вдохнуть запах травяного шампуня… — Я же сказал отлипнуть от меня, твою мать, Чонгук! — уже не зло, моляще выходит у старшего. — Да что с тобой? Неужели и правда раздвоение личности? — Я просто не хочу спать с тобой. — Ты асексуал? — Да. — Хорошо. Но ты должен был предупредить заранее, — Чонгук, понимая, что другого выхода нет, отпускает Кима, возвращаясь к себе в смятую постель. Тэхен поправляет чуть съехавший свитер, достает пачку сигарет из-под подушки, губами доставая одну, и поджигая железной квадратной зажигалкой. — Почему ты делаешь это? — через минуту глаза Чона слезятся, наверное, даже не от дыма. — Потому что я — отвратительный. «Отвратительный», — повторяет про себя Чонгук с сожалением. Младший ничего не отвечает, позволяя слезам скатываться по щекам. Он не верит, что Тэхен асексуал, кажется, что это не настоящая причина. Может, Ким соврал и на самом деле ничего к Чону не чувствует? — Ты сказал, что любишь меня, — с надеждой и хрипотцой в голосе говорит Чонгук. — Это не значит, что я хочу спать с тобой. — Но у людей это в порядке вещей… — Не у всех, Чонгук. — Я хочу, чтобы у нас было как у всех, Тэхен. — У нас никогда не будет, как у всех, Чонгук. — Почему? В ответ Ким молчит. Еще рано. Потому что, — Тэхен смотрит на таймер, — у них остался час и сорок пять минут. Еще не время рассказать Чонгуку свою историю: нужно подождать столько, чтобы в конце концов у обоих не было выбора. — Знаешь, мы с тобой с таким успехом выйдем поссорившимися из поезда… — меланхолично выдыхает Чонгук. — Можно я нарисую тебя? — неожиданно просит Тэ. — А? Эм… я не против, конечно. У тебя есть бумага? — Есть альбом, — Ким достает его из кармашка чемодана. С собой у старшего была только книга и этот альбом с рисунками всей его жизни. Единственное, что еще было «Ким Тэхеном». — Мне нужно как-то по-особенному лечь или…? — неловко мнется Чон. — Нет, просто сядь так, чтобы я видел твое лицо, — Тэхен, открывая потрепанный альбом на последней страничке, устраивается поудобнее.Windswept — Crywolf
Чонгук выполняет просьбу, выпрямляясь, смотря прямо на Кима, чуть краснея под изучающим взглядом. Старший делает первый набросок, начиная с круга, подводя к линии челюсти. Затем, более тщательно, прорисовывая губы, нос, и главное — глаза. Волосы намечает лишь контуром, но штрихуя. В его расположении несколько карандашей разной твердости, чтобы должным образом показать объем. Он выпрямляет руки с рисунком, отдаляя его от себя, пытаясь найти изъяны. Чуть подправляет, стараясь сделать черты лица как можно более похожими — слава Богу, он занимался рисованием на досуге, развивая навыки. Никогда бы не подумал, что по-настоящему ценным его хобби станет в последний день жизни. Тэхен четкими линиями штрихует, показывая темные и светлые участки кожи. Он делает это быстро, Чонгук уже волнительно ёрзает: не терпится увидеть окончательный результат. Работа закончена. Ким вскакивает, чуть не ударяясь макушкой о верхний ярус кровати, поворачивая рисунок к лицу Чона. Глаза того округляются, и младший, словно сокровище, принимает в руки свой портрет, нежно проводя по нему пальцами. — Ты не говорил, что прекрасный художник, Тэ, — завороженно выдыхает Чонгук, не отрывая взгляд от листа бумаги. — Не такой уж и прекрасный, а самый обычный, — улыбается, но грустно, старший. «29:07» — Гук-и… — зовет Тэхен. — Да? — Чонгук всё не может налюбоваться рисунком. — Помнишь, я обещал рассказать кое-что о себе? — Ага, — Чон предлагает старшему альбом, но тот отрицательно мотает головой: — Оставь себе. Это подарок. — Но… — удивляется Чонгук, когда Тэхен садится рядом. — Я больше никогда не смогу тебе ничего подарить. — Тэ? — Не перебивай. Я буду говорить тихо, чтобы услышал только ты. Чонгук кивает. — Я — террорист, — смотрит прямо в глаза и отчеканивает Ким. — Это что, шутка, Тэ? Не очень смешно, — криво улыбается Чон, отодвигаясь. — Видишь этот таймер? — Тэхен показывает часы, на которых идет отсчет. — Взрыв произойдет на мосту. Прямо перед станцией, где мы должны были выходить. Когда здесь будет «0:0:0», я буду обязан нажать кнопку. Вот эту, — Ким рвется к чемодану, доставая оттуда маленькое устройство с красным кругом. — Это не шутка, Гук-и. Чонгука трясет. Он искренне надеется, что происходящее — еще одна шутка старшего. Но тот смотрит серьезно, снова присаживаясь рядом. Чон открывает и закрывает рот, не зная, как реагировать, слезы подступают к глазам, и он шмыгает носом. — Ну же, не плачь, малыш, я не достоин твоих слез. Слушай меня внимательно, хорошо? Послушай в последний раз, Гук-и, ты ведь все равно больше не услышишь моих жалоб, — на этом моменте всхлип Чона слишком громкий. — Не было никакого детдома, Гук-и. Был я и учитель. Ко сказал мне, что либо меня ждет смерть, либо я должен буду работать вместе с ним. Мой разум был затуманен, я лежал между братом и своей девушкой, тела которых были бездыханными уже час, и совершенно не соображал. Я попросил учителя спасти меня, а он спросил, люблю ли я химию. Любил, конечно же, поэтому ответил положительно. Так всё и началось. Я не считал, в скольких терактах ему помог, Гук-и, но их было не один и не два, понимаешь? В конце концов, я просто… сломался. У меня больше нет сил, Чонгук. Я хочу… покинуть этот мир, чтобы заплатить за все грехи, которые совершил. Хочу почувствовать то, что чувствовали жертвы. — Нет! — хрипит Чонгук, цепляясь за Тэхена всем телом. Младший не знает, говорит он это, отказываясь принимать всё выше сказанное, или же не хочет отпускать Кима. Скорее и то, и другое. — Уже ничего не изменить, Гук-и. — Но… Но ты же сказал, что я — смысл твоей жизни, Тэхен! — Да. Так и есть. — Тогда живи! Живи, Ким Тэхен! — Не могу, Гук-и. Я сломан и не подлежу ремонту. — Я помогу всё исправить, Тэхен! Обещаю, что помогу тебе вылезти из этого дерьма, только останься со мной! — Нельзя. Тебе нельзя, Гук-и. Я — убийца, и уж точно не тот, кто тебе нужен. — Это не твоего ума дела, кто мне нужен! Я сам могу выбрать! И выберу тебя! — Перестань. Посмотри на меня, Чонгук. Посмотри, во что я превратился. Моя душа изорвана в клочья, тело покрыто шрамами, которые я получил в потасовках или от учителя. Смотри, — Тэхен задирает свитер, показывая живот и грудь, всю в мелких порезах. На животе особенно четко видны два длинных шрама. — Меня вылечит лишь смерть, Гук-и… — Но я люблю тебя! — отчаянно выкрикивает Чон. — Люби, не запрещаю. Чонгук, если останусь, утяну тебя за собой. — И пусть! Мне все равно! — Сейчас ты и правда ведешь себя, как ребенок, Чонгук. Подумай логически. Я не совершаю теракт, и меня находят. Находят, потому что мне негде укрыться. Никто не будет интересоваться причиной, просто прикончат — подвел один раз, значит, подведу и во второй. А что, если они узнают о тебе, Чонгук? Что, если ты окажешься в качестве свидетеля, и тебя просто устранят? Или выйдет так же, как у меня: мужчина заберет в помощники. — Плевать! Плевать, Тэхен! Зато у нас будет больше времени! — Я люблю тебя! Я люблю тебя, Чонгук, но, прошу, хоть ты выживи! Поступи в университет, стань психологом, чтобы спасти таких, как я. Просто… будь счастлив, — просит Тэ. Чонгук краснеет, уже не просто плачет, а рыдает. Ужас и отчаяние ломают. Сердце собакой бьется о стенки, желая достигнуть Всевышнего, чтобы он поменял звезды судеб местами, и всё изменилось к лучшему. Но так не бывает. Всё решено заранее. — Можем сделать одну фотографию, где мы вместе, Тэ? — спрашивает Чон, пытаясь успокоиться. Все-таки, его красные опухшие глаза будут явно лишними на фото. — Хоть тысячу, Чонгук-и. Младший дрожащими руками тянется за телефоном, Тэхен садится рядом. Они обнимаются, изображая счастливую улыбку, старший показывает значок «V» пальцами. Чон делает несколько фотографий с разными эмоциями, умудряется даже на одной поцеловать Тэ в щечку, а затем и в губы. Чтобы, когда потом посмотрит, вспомнить их островатый привкус от кимчи. — Сколько осталось? — пытаясь снова не заплакать, спрашивает Чонгук. — Семь минут. Но через три тебе надо будет выйти. — Что? Я никуда не уйду, Тэхен, — уверяет младший. — Послушай меня, малыш. Я установил бомбы так, что этот вагон подорвется с двух сторон, слетев с моста в реку. Два вагона спереди и один сзади упадут, перевернувшись, но оставшись на рельсах. Ты пройдешь на три вагона назад, ровно три, и остановишься там — на него не будет оказано давление, возможно, почувствуешь легкий толчок. — Тэхен берет аппаратик в руки, переворачивая — на обратной стороне электронная карта с маячками, установленными на бомбах. Кружочек, указывающий на местоположение Тэ, стремительно приближается. — Тэ… послушай и меня тоже. Ты… даже несмотря на то, что ты убиваешь людей, сегодня я увидел тебя настоящего. Я полюбил тебя такого: веселого, шутящего надо мной, красивого, делящегося всеми знаниями. Ты убийца, но мне это неважно. Я не видел, как ты убиваешь, я видел, как ты смеешься, улыбаешься, я чувствовал, как ты касаешься моих губ своими, как обнимаешь. И это всё, что имеет значение, Тэ. Чонгуку срывает крышу, он резко целует Тэхена, вкладывая все чувства и отчаяние, что копились в его молодом теле последние шестнадцать часов. Младший сминает, кусает губы Кима, тот отвечает так же остервенело. Чон хватается руками за края свитера Тэ, комкает, тянет ближе, желая каждой клеточкой тела ощущать тепло, исходящее от старшего. Тэхен шепчет, что пора, но Чонгук целует еще раз, стукаясь зубами и носами, стискивает Кима, пытаясь удержать. — Где ты родился? — Зачем тебе? — удивляется Тэ. — Я сделаю тебе могилу. — Не смей. Я не заслужил. — Это моя просьба. Просто скажи. — Тэгу. — Можно я попрошу еще кое о чем? — спрашивает младший, восстанавливая дыхание. — Всё, что угодно. — Снись мне. Тэхен кивает. Чонгук оставляет последний поцелуй на губах Кима, быстро настолько, насколько может, забирает все вещи и рисунок, выбегая из купе под Тэхеново: «Спасибо за мои крылья». Старший остается один. Он смотрит на таймер, чувствуя, как бешено колотится сердце, а слезы бегут по щекам с неистовой скоростью. Но Тэхен улыбается, потому что счастлив. Он по-настоящему счастлив, что встретил Чонгука, что целовал его, посмотрел «Железного человека», обнимал, говорил, слушал… Казалось, эти шестнадцать часов были лучшими в его жизни. Чонгук бежит, плача, отсчитывает третий вагон, залетая туда. Люди спят, так как уже два часа ночи, и на него внимание точно никто не обратит. Чон чувствует толчок… Тэхен закуривает. Затягивается, кажется, раза три, лишь столько успевает. Он тушит сигарету о салфетку, упавшую на стол после порыва младшего, с улыбкой и слезами на глазах, нажимает на кнопку. Ко похвалил бы его, если бы был рядом, потому что парень успевает секунда в секунду. Вагон, в котором Ким снова научился любить и в котором спас Чонгука от скуки своими разговорами, срывается с петель. Стремительно падая вниз, Тэхен чувствует, что крылья рвут свитер, пробираясь сквозь лопатки, раскрываясь и позволяя взлететь. Ярко-оранжевый взрыв еще секунду был виден, и Тэ восхитился тем, как цвет контрастирует с темно-синим небом. Прямо как они с Чонгуком. Ким прикрывает веки, когда от удара о воду выбивает стекла и дверь, и не жизнь проносится у него перед глазами, а улыбка Чонгука, в ушах звенит смех младшего, не прекращаясь даже тогда, когда поломанная, разорванная в клочья душа, со вздохом облегчения, покидает истерзанное тело. Чон чувствует толчок и припадает к окну. Ему все еще хотелось верить, что это шутка, но спустя секунду вдалеке видит падающий вагон, и сердце пропускает удар. Чонгук не слышит ничего, ни криков из купе спереди, ни своего дыхания. Он не может удержаться на ногах, поэтому падает на колени, обняв свои плечи, пытаясь унять дрожь. Тэхена правда больше нет. Он правда теперь навечно погребен под слоем воды, не имея возможности выбраться наружу.***
ЭпилогA Little Pain — OLIVIA inspi' REIRA
Спасатели благополучно, с помощью вертолета, помогли пострадавшим и остальным пассажирам оказаться на конечной станции. Их тут же окружили репортеры и журналисты, выведывая подробности, но все отвечали практически одинаково: легкий хлопок у тех, кто был дальше, и громкий взрыв. У Чонгука в ушах был ультразвук, и происходящее ощущалось им как в тумане. Юноша не пострадал — Тэхен не мог подвести. Чонгук благополучно поступает в университет на факультет, который и был запланирован. Счастье распирает родителей, Чон изображает свою радость, но как только кладет трубку, смотрит в небо, шепча: «Я начинаю выполнять твои просьбы, Тэ». И в ту ночь Ким выполняет просьбу Чонгука. Младший видит во сне улыбку Тэхена, слышит его смех, трогает щеки, нос, целуя в маленькую родинку. Чон просыпается, осознает, что реальность совсем другая, и еще несколько дней пытается занять мысли будущей учебой. На протяжении четырех курсов Чонгук пишет книгу. Начинает, потом бросает, иногда на день, иногда на неделю, или даже полгода. Он пишет о психологии, примерно в середине приводя в пример Тэхена. Чон описывает действия Кима, объясняя их с точки зрения науки и пользуясь опытом прочитанной литературы. Иногда Чонгук говорит о Ким Тэхене с пациентами. Когда те заикаются про депрессию или мысли о суициде, Чона трясет, но он не дает выйти всему из-под контроля. Спокойно рассказывает историю «друга», утверждая, что тот смог справиться, а, значит, и вы, дорогой пациент, тоже сможете. Чонгук не думает, что Тэ сдался. Это был последний акт милосердия с его стороны к самому себе. Чон едет в Тэгу, чтобы выкопать Киму могилу. Он находит место на выступе, давно заброшенное, но имеющее потрясающий вид на закат. Чонгук собственными руками очищает землю от сорняков, стрежет высокую траву, ставит заборчик, огораживающий от падения. Младший копает неглубоко, кладет вниз «Маленького принца» — книгу, которую схватил с постели Тэхена, когда убегал. Втыкает в землю маленький крест, молится и перед уходом говорит: — Я люблю тебя. Просто, я люблю тебя. Ни метафор, ни аллитераций, я люблю тебя. Вот, возьми мое дрожащее сердце, — Чонгук кладет руку на грудь, возвращая к холмику, прикасаясь к холодной земле. Он с улыбкой покидает место, на которое вернется вечером, чтобы поделиться своими новыми знаниями о созвездиях.