Brooks — Kai Engel
— Тэхен, мы… мы ведь едем в одно и то же место, да? — с надеждой и мелькнувшим страхом в глазах спрашивает Чон. — Думаю, да, — Ким обнимает запястья младшего крепко, втягивая в себя его тепло. — Это значит, что мы будем вместе за пределами поезда? — Чонгук нависает над Тэ, сравнявшись глазами, выжидающе вглядываясь. — Падение, понимаешь? Я не говорю о возвышении, а о самой идее падения, которая восходит, по правде, к фундаментальным вещам. Это удивительная связь между падением и творением, принятие страшного риска. Ты сдаешься, но это самая сильная вещь, которая может быть сделана. Самопожертвование, и любовь — это акт самопожертвования другому человеку, тотальное подчинение, Чонгук. «Я отдаю себя тебе, возьми меня, делай со мной всё, что хочешь». Это немного сумасшедше, потому что ты понимаешь, что это позволяет всему выйти из-под контроля. Все разумные люди держат вещи под контролем, потому что это более целесообразно, и, что действительно более разумно в данном случае — это отпустить человека. Но зато так мы приходим к странному выводу, что в безумии кроется здравый смысл, Чонгук. Я процитировал тебе Алана Ваттса, чтобы описать свои чувства к моей девушке. Гук-и, с ее смертью я потерял себя. Отдав ей всё без остатка, мне не удалось восполнить свою душу. Это не твоя вина, Чонгук… — Но ты же позволил мне поцеловать тебя! — Потому что я люблю тебя, Гук-и. — Правда? — шепчет Чон. — Правда. — Расскажи мне что-нибудь еще, Тэхен-и, — просит младший, снова возвращаясь к спокойному стуку сердца Кима. Тэхен слишком беден, чтобы позволить себе роскошь истерики. Чонгук доверяет ему, лежит в его постели расслабленно, но что если старший вдруг ударит? Или потребует что-то больше поцелуев. Что, если бы на его месте был кто-то другой. Чон и к нему бы так относился? — Хочешь, расскажу секрет? — спрашивает Тэ, забираясь руками под подушку и доставая «Маленького принца». — Давай. — Смотри, — Ким открывает книгу на месте, где она заканчивается. — Тут… не хватает страниц? Последних. — Да. Я вырвал их. — Почему? — Чтобы история никогда не заканчивалась. — Ты что, так и не прочитал ее полностью? — Еще с самого начала я просто избавился от последних трех страниц. Эту книгу подарила мне мама перед смертью. Не закончена история Принца — не закончена история моей матери.Watching Old VHS Tapes While I Wait For You — E66S 卵
Чонгук молчит, закрывая глаза. Когда открывает их снова, обнаруживает себя одного на пустой смятой постели. Накрывает паника: Тэхен был лишь воображением? Но нет, старший возвращается в купе с телефоном в ладони, небрежно бросая на стол. — Сколько я спал? — Не знаю, я не считал. — О, мы остановились? — Да, снова набираем пассажиров. Не хочешь подышать свежим воздухом? — Пойдем, — соглашается Чонгук, одеваясь как можно быстрее, — Ким уже покинул комнатку, так как был готов. На часах вокзала 16:03, значит, скоро стемнеет. Улица встречает запахом кофе и пончиков, которые продает пожилая женщина, устроившаяся на лавочке под козырьком. — Хочешь? — головой указывает Тэхен в сторону сладостей, а Чонгук кивает. Старший покупает пончики обоим, нажимает на кнопку «Эспрессо» в автомате, таком же, как на прошлой станции. — «Килиманджаро, покрытый вечными снегами, горный массив, высотой в 19,710 футов, как говорят. Почти у самой вершины западного пика лежит иссохший труп леопарда. Что понадобилось ему на такой высоте, никто объяснить не может», — такая мысль приходит Тэхену, когда он случайно цепляется взглядом за гору вдалеке. — Это было началом «Снега Килиманджаро». То, что происходит в книге, никак не относится к тому, что я процитировал, но все равно вполне загадочно. — Это какая-нибудь метафора? — отпивает Чонгук кофе с полным ртом пончика. — Не знаю, метафора ли это, но было бы прикольно, если бы кто-то написал про это книгу. Причина у леопарда должна быть весомой. — Да может он просто потерялся, — пожимает плечами Чон. — И дошел почти до вершины? Ты что, уже так терялся? — улыбается Тэ. — Это же животные, а не люди. Мало ли, что у них там в голове. — Они, хоть и не люди, но в голове у них тоже мозг, Гук-и, — хихикает старший. — О нет, Тэхен, ты возвращаешься к себе тому, каким был в начале нашей поездки. Делаешь из меня придурка, а старше то всего на пять лет! — Да ладно, я же шучу! — легонько хлопает по плечу Чона Тэхен, и тот резко проглатывает остатки плюшки, кашляя. — Боже, ты как девчонка. Я же совсем не сильно ударил! — смеется Ким, пока Чонгук запивает спазмы кофе. — Ничего себе не сильно! Плечо болит! — притворяется младший, дуя губки. Тэхен просит подержать его стаканчик с кофе, открывая «поврежденный» участок кожи Чона. Сначала расцепляет круглые пуговицы пальто, после вытаскивает из петель квадратики рубашки, дотрагиваясь губами до прохладной кожи: к вечеру стало еще холоднее. — Ты что творишь! Люди же вокруг! — шипит Чонгук. Тэхен возвращает свой напиток, отпивает, как ни в чем не бывало. — Где? — озаряется старший вокруг, крутя головой из стороны в сторону. — Там! И вон там! А еще там! — указывает пальцами младший. — Да они на нас даже не смотрят, — удивляется Тэхен, расслабленно опираясь о стену возле автомата спиной. — А вдруг мельком глянут? — И что? Просто крикнешь им: «Признайте меня, даже если я не такой, как вы. Даже если мы верим не одним и тем же принципам!» — Господи, Тэхен, люди бывают разных типов… — Есть только два типа людей, Гук-и: мужчины и женщины. Этого нам весьма достаточно. — Да ну тебя! — Чонгук допивает кофе, со злостью выкидывая в мусорник. Это Тэхену легко, ведь он старше! А Чон стесняется своей ориентации, которая преследует его уже целый год. Надо же было родиться Хиёну, чтобы поменять мировоззрение Чонгука! — Раз твое сердце выбрало меня, то просто доверься ему, — улыбается Тэ. — Как думаешь, сердце всегда помогает человеку? — Не каждому. Лишь тому, кто идет по своему пути. И еще детям и старикам. — Это значит, что они вне опасности? — Это значит, Гук-и, что их сердца всего лишь напрягают все свои силы. — Откуда ты берешь все эти фразы, Тэхен? — удивляется Чонгук, слегка завидуя. У самого в голове были отрывки из дорам, которые он не мог доставать оттуда тогда, когда захочется. Может, если что-то натолкнет, тогда и вспомнит, а вот так… «Он такой крутой», — глаза светятся по-щенячьи, в то время как Ким распинается, рассказывая о том, как много времени тратил на чтение книг и запоминание хороших цитат. — Думаю, нам следует вернуться в купе, ты так совсем замерзнешь в своем пальто, — мягко подталкивает к вагону Тэ. — Нет-нет! Смотри, Тэхен-и, снег пошел! Хлопья плавно, словно балерины, опускаются на линии на ладошке старшего, тут же тая. «Короткая у них жизнь», — печально выдыхает Ким. Чонгук, высунув язык, пытается поймать хоть одну. Снежинка, особенно большая, коварно вторгается в рот, и младший морщится от холода. — Боже, она же впитала в себя все выхлопы, пока долетела сюда! — делает «фейспалм» Тэ. — Ну и что, — Чон пожимает плечами в ответ. — Я всегда хотел так сделать. — Ты такой ребенок, Гук-и, — смеется Ким, пряча красные щеки в меховом воротнике парки. — Хватит, ну! Серьезно, уже не смешно, — Чонгук, кажется, по правде обижается, насупившись. Тэхен обходит его спереди, целует в нос и укутывает следом в объятия, чтобы хоть как-то согреть младшего. Тот демонстративно не обнимает в ответ, но сдается, еле ощутимо обхватывая тело Кима.Hanging Lanterns — Kalaido
— Пойдем, он скоро поедет, — слышится гудок поезда, и оба заходят внутрь, обдаваясь мурашками при соприкосновении с теплом. Чонгук вешает пальто на вешалку, так как снег оставил влажные следы на ткани, подает вторую Тэхену, который прицепляет крючок на второй ярус своей кровати. Когда оба снова остаются без верхней одежды, Чонгук подходит ближе, забираясь прохладными ладонями под свитер Кима. Младший никогда не любил носить перчатки или совать руки в карманы, потому что если они замерзнут, можно приятно греть о кружку с чаем. Чонгук добирается до лопаток, довольно произнося: — Нашел, — заявляет он, пока Тэ пытается собраться с мыслями. Ким еще никогда не был настолько близок к кому-то и никто не прикасался к его голой коже в таких местах. — Что именно? — хрипло спрашивает Тэхен, не двигаясь. — Твои крылья, — прикрывая глаза, улыбаясь выдает Чон. — Сдурел? — слишком резко отталкивает его от себя Тэхен. — Какие еще крылья? Чонгук тушуется, опуская взгляд на свои носки, но смотрит в глаза напротив снова: — Твои, Тэхен. — Нет у меня их, чего выдумываешь? — Есть. Если ты захочешь, то взлетишь, Тэхен-и, — говорит искренне, смотря в глаза. Кима тошнит, или он сам себя в этом убеждает, от такого взгляда. Старший, привыкший к отсутствию эмоций, теперь переполнен ими, и в этом явно заслуга Чона. Тэхен ничего не отвечает, лишь нервно оттягивает горло свитера: дышать становится сложнее под пронизывающим взором Чонгука. Тот чего-то ждет в ответ, но вдруг резко выдыхает, ероша волосы, дергая руками так, что рубашка перекатывается волнами, находясь в свободном полете. — У тебя как будто раздвоение личности, — грустно и тихо цедит Чон. — У тебя, видимо, тоже. — Вряд ли. — То строишь из себя дурачка, то толкаешь умные речи. — Когда это я строил дурачка? — Когда ел снег, наверное? — Господи, что в этом дурацкого? — Это глупо. — Почему? — Ты голоден, или что? — Снова повышаешь голос, Ким Тэхен, — раздражается уже Чонгук. — А не надо меня трогать своими руками! — Я же обнимал тебя. Ты не был против. — Но не касался открытого участка кожи. — Гаптофобия? — Что если да? — Нельзя было сказать? Я чувствовал, что ты дрожишь, когда я тебя касался, но мне казалось, что ты просто смущен. — Я не уверен, просто ко мне редко кто прикасается. Особенно так. — Как? «Как будто перед тобой весь мир», — вспоминает свои слова Тэхен, и хмурится. — Ну же, Тэ, скажи, что тебе не нравится в том, как я тебя касаюсь? — Я просил… — Сейчас не время. Точнее, самое время перейти на новый уровень. — В честь чего? — В честь Нового Года, ясно? Мне хочется тебя так называть, ведь ты зовешь меня «Гук-и». — Потому что ты попросил, и твою просьбу я выполняю. — Но таким образом мы станем ближе… — Куда еще? — сжимает края свитера Тэхен, дрожа. И правда, куда еще ближе? Оба открыты перед друг другом, старший чувствует себя полностью нагим перед Чонгуком. Прогинается под взглядом его темных глаз, которые лезут в самую душу, высматривая папку «самое сокровенное». Чертов психолог. — Я не понимаю тебя, Тэ, — но говоря это, Чонгук уже понимал. — Ты поймешь, все-таки по профессии ты должен разбираться в людях. — Видимо, ты — не человек, — по-доброму говорит Чонгук, сдаваясь. Ведь он правда не может разгадать старшего даже наполовину. Тэхена трясет. Конечно же он не человек. Он — убийца, террорист, цунами, ураган, смерч. Он — то, от чего практически невозможно спастись. И для Чонгука старший, как фолиевая кислота для больного раком.* *Уже давно было замечено, что если добавлять в пищу лабораторных животных, больных раком, фолиевую кислоту, из которой в организме образуются эфиры дигидрофолиевой кислоты, то рост раковых опухолей сразу ускоряется. — Ты в порядке, Тэ? — взволнованно смотрит Чон на Кима, который неожиданно начинает мерить шагами комнатку, ходя взад-вперед, о чем-то раздумывая. — Конечно, — отзывается Тэхен, останавливаясь напротив двери. Она открыта, и закрывать не хочется.Near Light — Olafur Arnalds
— Господи, почему ты просто не можешь пойти мне навстречу? — Пойти навстречу?! Да я только и делаю, что иду навстречу, Чонгук! «Вставай, завтракай, делай упражнения, обедай, выйди на улицу, — на полчаса, всего на полчаса! — учись, ужинай, принимай душ, ложись спать». И так каждый гребаный день, Чонгук! Каждый день после смерти всех, кто у меня был, я жил по расписанию своего учителя, который хотел, чтобы я стал таким же, как он! Чтобы, когда его старое тело совсем не смогло выполнять работу, за нее принялся я! И ты… ты, Чонгук… Почему бы тебе хоть один раз, хоть сегодня, не сыграть по моим правилам, черт возьми! — Тэхен шумно дышит, перед тем, как заговорить, все же закрыв дверь. — Потому что сегодня я буду делать то, что захочу! Сегодня я сделаю так, что учитель не будет следить за каждым моим шагом как гребаный ястреб! Сегодня судьба свела меня с интересным человеком, с тем, кто слушает меня, с тем, кто не знает правды обо мне! И сегодня, я получу целую плитку шоколада, вместо одного кусочка, который позволял брать учитель! — Хорошо, — спокойно и тихо отвечает Чонгук. — Хорошо. Я слушаю тебя. Просто поговори со мной. Чего ты хочешь? Шоколад? У меня есть. У меня есть две плитки, Тэхен, и я могу отдать обе тебе, если захочешь. Тэхен смотрит яростно, раздувает ноздри, но тон Чонгука заставляет чуть успокоиться. Младший и правда достает шоколадки: белый шоколад с миндалем и молочный с изюмом. — Держи, — протягивает их Чон, и Тэ принимает, оседая на пол возле кровати. Он откусывает, не отламывает, сначала белый шоколад. Это его любимый, и если был выбор, то он бы всегда взял молочный, а уж напоследок самое вкусное. Но терпеть надоело. Теперь можно было не терпеть. Чонгук не садится рядом, ничего не говорит, лишь смотрит, оперевшись руками о столешницу. «Он правда сказал мне это всё сейчас. Не кому-то, а именно мне. Потому что я мог выслушать, позволял насмехаться над собой, манипулировать, как ему хотелось. Я позволил нам поменяться местами, но ему страшно, ведь понимает, что это не сможет длиться вечно. Он боится, что вернется к тому времени, когда был под контролем. Как мне спасти его, Боже?» — думает в это время младший, пока Тэ жует сладкое. Они покупали пончики, потому что так захотел Тэхен. Они обнимались на кровати, потому что так захотел Тэхен. Чонгук дотронулся до его лопаток, крыльев, потому что так захотел Тэхен. Ким в свой последний день делал то, что он хотел. Мог попросить шоколад у Чонгука, даже если это невежливо, ведь тот не обязан делиться своей едой. Мог поцеловать Чона, потому что его губы мягкие, не напористые, и целуют нежно. Он мог слиться воедино с Чонгуком, чтобы тоже добраться до его души, отломив кусочек и забрав себе. Тэхен правда мог делать все эти вещи. Но выполнит лишь одну. Он… — Уважаемые пассажиры, просим прощения за остановку поезда. Из-за погодных условий мы пока что не можем продолжать путь. Следует переждать метель, и только тогда поезд вновь возобновит движение. Транспорт остановился. За окном уже стемнело — Тэхен смотрит на таймер: осталось девять часов. Старший жмет на кнопочку, заставляя цифры замереть — когда поезд снова поедет, он нажмет еще раз. Снег валит с двойной силой, не позволяя видеть дальше метра. На улице Тэхен с Чонгуком видят лишь танец снежинок, еле различая черное небо. — Как думаешь, леопард видел то же, что и мы? — нарушает тишину Чон. — Может быть, именно в похожей обстановке он и потерялся. — Что, если он пошел туда специально? Преследуя какую-то цель? — Смерть? — Хочешь сказать, леопард решил совершить суицид? Невозможно, у животных сильнее инстинкт самосохранения, нежели у людей. Тэхен, который уже долгое время не считает себя человеком, думает, что… возможно, он леопард? Звучит довольно глупо, но Ким сам зашел в поезд, сам сел в купе, в тот вагон, который должен пострадать сильнее других. — Ты когда-нибудь слышал про театр абсурда? — спрашивает Тэ. — Нет, — признается Чонгук. — Расскажи. — В общем, в 50-е-60-е годы во Франции появляется новое литературное направление. В французских театрах начинают играться абсурдные и нелепые спектакли. Авторы представляют действо, во время которого ничего не происходит. Персонажи произносят бессмысленные монологи, не слушают друг друга. Это стало выражением сознания человека второй половины двадцатого века. Персонажами в пьесах были комические герои: марионетки, клоуны. Исчезает, в принципе, традиционная речь. Вместо диалогов какое-то мычание, нечленораздельные звуки… Это даже не пьеса, скорее — антипьеса. Человек воспринимается драматургами-абсурдистами как некое одинокое существо, которое было заброшено в этот жестокий, бессмысленный, абсурдный мир, в котором нет совершенно никаких ценностей и идеалов. Герои театра абсурда не задают вопросов о пределах дозволенного. Он принимает бесполезность своего существования как данность. И эта попытка понять происходящее дает человеку… право на счастье, — Тэхен становится рядом с Чонгуком, рассказывая, младший смотрит на него завороженно — смотреть на то, как Ким говорит об искусстве — бесценно. — Это… довольно интересно, знаешь. Никогда бы не подумал, что в то время были такие депрессивные… — Не то чтобы депрессивные. Они принимали мир таким, какой он есть, вот и всё, — пожимает плечами Тэ. — Ты тоже считаешь, что наша жизнь бессмысленна? — Да, пока мы сами не предадим ей смысл. — А у тебя он есть? — Теперь да, — признается спустя пару минут молчания Тэхен. — И какой же? — Ты. Чонгук смеется, показывая зубки, а глаза принимают формы полумесяцев. — Брось, не смешно. Скажи серьезно! — Я абсолютно серьёзен. Чонгук внимательно смотрит в темные глаза Тэ, ища в них хотя бы тень усмешки. Но в них нет ничего, кроме отчужденности, резкой закрытости и… щепотки отчаяния? — Ладно, знаешь, кхм, — Чон отводит взгляд, смущаясь и немного краснея. Поезд остановлен, и отсчет на таймере Кима тоже. Время останавливается прямо в тот момент, когда Тэхен скользит большим пальцем к скуле, оглаживая. Чонгук замечает, что подушечка твердая и мозолистая, но старший ведь явно не девочка с нежными ручками. Тэ чуть наклоняется, сминая нижнюю губу, а брови Чона теперь расположены так же высоко, как у эльфа, и он замирает, боясь шелохнуться. Спустя минуту мления от легких ласк Тэхена, младший отвечает на поцелуй, действуя осторожно, притягивая Кима ближе за талию, чтобы прижаться к плечу, вдохнув запах свитера. От старшего не пахнет дорогими парфюмами, гелями для душа или шампунями. От его одежды ластится запах мяты — кондиционер для белья. Чонгук вдыхает глубже, будоража тело мурашками, аккуратно ощупывает спину. Крылья. Тэхен отстраняется, позволяя себе снова легонько коснуться губ младшего своими, но избегать его взгляда. Ким знает, что будет в глазах Чонгука — надежда. Тэхен дал ему надежду. Поезд продолжает путь спустя полчаса — Ким включает таймер. Внутри него метель, но сильнее, чем на улице. Ему холодно, но оба разошлись по своим кроватям, чтобы обдумать происходящее. Тэхен дышит как можно тише, и не знает почему. Возможно, он боится спугнуть Чонгука, который сейчас свернулся в клубок под тоненьким пододеяльником. Само одеяло покоилось наверху, и не было вставлено, поэтому Ким делает это сам, стоя во время процесса рядом с младшим. Тэ надеется, что может источать тепло, хоть капельку согревая Чона, и старается побыстрее укрыть того уже теплым одеялом. Чонгук взглядом просит присоединиться к себе, но Тэхен осторожно отрицательно мотает головой, говоря глазами, что это не вина младшего. Ким покидает комнатку, чтобы побыть одному, но ему не страшно. Он знает, что, когда вернется, Чон будет все там же, ждать его.