***
Эдс поднимает на неё свои карие глаза и смотрит. Смотрит долго, можно сказать, протяжно, с некой жалостью. Смотрит и молчит, потому что он чувствует то, что сейчас творится на душе у Дорин. Она выглядела так, будто её сейчас накроет волной дикой истерики: красные глаза, почти стеклянные и безжизненные, были опущены в пол, на разутые ноги в теплющих вязаных носках от миссис Кей, что болтались в воздухе, свисая с кровати, пальцы одной руки сильно зажимали пальцы второй, настолько сильно, что на одной руке пальцы белели, а на второй немели и синели. Дорин уже успела сходить в душ — провела там, по подсчетам Эдди, более получаса, — это его напрягло по началу, но когда она вышла из-за двери в ванную комнату и скрылась за дверью его комнаты, разодетая только в махровое полотенце и большого размера резиновые тапочки. Успела переодеть одежду, сменив старую на более подходящую ко сну. А теперь она просто сидит напротив. Молча. Тихо. Едва слышно сопя. — Я хотела прийти раньше, — осипшим от долгого плача голосом прохрипела Фриман, снова качнув ногой в воздухе. Эдди неудобно поёрзал на расправленном кресле, потому что помнил все досконально. До самых незначительных мелочей. — Но не пришла. — Я… я сожалею, что так все получилось, — парень сглотнул образовавшийся в горле ком и вытер вспотевшие ладони о своё одеяло, а потом запустил пятерню в свои взлохмаченные тёмные волосы. — Если ты чувствуешь себя виноватой в случившемся… Девушка встрепенулась. Поджала губы, обхватила длинными пальцами своё запястье, сконцентрировала расплывающийся взгляд на Эдди Каспбраке, а потом провела по ним языком. Так медленно, будто что-то усиленно обдумывая. Через пару мгновений она начала говорить: — Разве это не так? Я чувствую. Ещё как чувствую. —…это не так, — продолжил брюнет. Он бросил недлительный взгляд в сторону наручных часов и привстал со своего спального места, вероятно, ещё на долгое время: часы кричали о том, что пора спать. Да и сам Эдди уже чувствовал, как тяжелеют его веки и насколько трудно стало концентрировать внимание на чем-то одном. Рин в один миг оказалась зажата в тёплых объятиях Эдса, в таких, каких сам Эдди этой девчонке ещё ни разу не дарил с того самого момента их знакомства. А после этого он почти беззвучно прокрался к себе и буквально занырнул под одеяло, да так, что кресло, на котором парень спит, жалобно скрипнуло. Она первая произнесла «доброй ночи». Эдди только оставалось ответить ей взаимностью и повернуться на другой бок, прикрыв глаза.***
Это утро выдалось для Дорин крайне трудным. Глаза не разлипались даже при том условии, что миссис Кей дала поспать ей немного дольше Эдди — в большем случае потому, что парень уже опаздывал в школу, — позже не могла заставить себя встать с кровати, а потом ещё, как на зло, поднялась температура. Последние подробности девушка решила скрыть. Миссис Каспбрак не должна знать об этом, иначе она сляжет от передозировки лекарств быстрее, чем от самой температуры. Но когда мама Эдса уже сама решила нагрянуть в гости к ним в комнату, Рин приняла верное решение встать и направится в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок перед встречей с детективом, что взял её дело под своё крыло. Мысль о том, что в полицейском участке придётся проторчать половину дня, если, конечно, не больше, совсем не грела душу девушки. Душу Фриман, казалось, больше ничего не грело: после пропажи матери внутри будто бы образовалась чёрная, зияющая дыра, и с каждым днём она становится все больше и больше, больше и больше. Да, возможно, они с Глорией почти и не ладили, но это гадкое чувство опустошенности, того, что оторвали кусок тебя и потеряли, никак не давало ей покоя. — Милая, мы выходим через пятнадцать минут! — внезапно раздался голос миссис Кей за дверью, пока Рин просто сидела на кровати и прожигала взглядом огромную дыру в собранном кресле, в котором спит Эдди. Завтра она вернётся в школу, будто бы ничего и не случилось. Только вот о её несчастье раструбили по всему городку. И, Рин была крайне уверена во всем этом, слушок по школе уже во всю ходит. Вскоре они с Соней Каспбрак сели в автомобиль и доехали до полицейского участка. Детектив встретил их сразу же, на самом пороге, вместе они дошли до его кабинета, мужчина предложил выпить кофе. Миссис Кей отказалась, ссылаясь на то, что у неё проблемы с сердцем, Дорин Фриман отказалась также. Только причина была другой: воздух в этом здании настолько сильно был пропитан кофейным ароматом, что девушку просто воротило от всего. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоено спросила Соня спустя четыре часа, проведённые в полиции за различными опросами, допросами и документами. Дорин устало склонила голову, в пятнадцатый раз пересчитывая плитку, которой выложен пол. — Больно уж ты бледная, девочка моя. Рин помахала ногами в воздухе, подкидывая поблескивающую монетку. Она с легкостью взлетала, отрываясь ребром от нежной ладошки Фриман и также с легкостью приземлялась на эту самую ладонь. — Все нормально, миссис Кей. Просто немного хочу кушать, — Рин снова покачала ногами в воздухе. Выйти из полицейского участка им удалось только спустя ещё неопределенное количество времени — сколько они там проторчали, казалось бы, знал только сам детектив, который оказался впрочем-то совсем не плохим мужичком. Рин кусала губы и теребила края рубашки, когда миссис Кей заводила свою машину, тихо ругаясь матерными словечками, если та, вдруг, решала показать свой характер и по противиться. Маме Эдса скоро нужно было явиться к своей подруге на чай, Эдди рассказывал, что его мать чай у подруг никогда в своей жизни ещё не пропускала. Поэтому она сокращает дорогу, иногда проскальзывая на красный, где не было пешеходов и вовсе, и высаживает её на тротуаре, бережно вкладывая в девичью нежну руку ключи от дома. Девушка смотрит в след исчезающей машине, чувствуя открытыми коленками, местами заклеенными простыми белыми пластырями, как начинает подниматься ветер. Даже он не портил, казалось бы, такой прекрасный день, как сейчас: яркие солнечные лучи неумолимо слепили глаза и нагревали открытые девчачьи плечи, размеренно вздымавшиеся вверх при каждом вдохе, люди сновали в своих дворах туда-сюда, брызгая друг друга прохладной водицей, кто-то даже нежился в своём личном бассейне. Одним словом, время вокруг как-будто откатилось в первые деньки лета, когда начались каникулы. Дорин усмехнулась, завидев вдалеке лениво бредущий силуэт Эдди Каспбрака и Ричи Тозиера рядом. — Привет, Птичка, — Ричи даже приветливо машет рукой, а затем прибавляет в шаге, ловко обгоняя Эдса, и останавливается прямо перед Рин. — Слышал о том, что случилось. Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить такое. Фриман сглатывает, бросает ключи в сторону Эдди, когда тот просит, и смотрит в глаза парня через очки. Рука сама тянется убрать темные, выпавшие с общей кучи кудри, а после совсем невесомо скользит по щеке и останавливается на часто вздымающейся груди. Рубашка едва мокрая, снова пахнет сигаретами. — И что дальше? — внезапно спрашивает он. — Миссис Кей оформила опекунство на меня. Теперь меня можно называть несостоявшейся сестрой Спагетти, — горькая усмешка озарила лицо Фриман, когда Ричард аккуратно притянул её к себе, зарываясь носом в макушку. — Ему не понравится эта новость, так ведь? Платье слегка колышется, играет складками юбки с легким, но таким прохладным ветерком. Светлые волосы были прижаты к спине рукой Ричи, он чувствовал, как от них исходит приятный аромат ванили. Чтобы так пахнуть, нужно ограбить все лучшие парфюмерные магазины в Дерри. Но на это много времени бы не понадобилось: он всего один. — Не мели чепухи. Он будет рад. Тозиер выдерживает недолгую паузу, пока Рин отстраняется от его тёплого тела и отходит на шаг, задерживая руки на его плечах. — А если нет, то он все равно порадуется. Это я тебе гарантирую. Как насчёт прогуляться?