Мартин Лавандов на улице Решетникова

      На улице Решетникова на темной стороне улице располагался дом с номером 19. Заходя в парадную, вы бы услышали назойливую мелодию домофона, при которой каждый входящий морщился и ругался. Проходя по зеленой лестнице шестого этажа около шести часов вечера, вы бы встретили Ольгу, жену Николая Сурикова из 212-й квартиры. Вы узнали бы ее по накрученным советским бигуди, смазанной помаде, по халату с пятнами от оливье, которым лет пять и по бутерброду с колбасой, запах которого стоял довольно резкий. Женщине было примерно сорок лет, она воспитывала сына Володю, одиннадцатилетнего мальчугана с веснушками, серыми глазами и особой чертой, которой обладают все в семье Суриковых — картавостью. В шесть часов с работы возвращался муж, поэтому домохозяйка Оля, отводила глаз от сына — непоседа и звонила своей парикмахерше, (по совместительству маникюрше и лучшей подруге), — Наташе. Они разговаривали о Новых Русских, о том, где помидоры лучше и о симпатичных актёрах в детективных сериалах по НТВ.       Давайте представим, что вы не доходили до шестого этажа, а решили заглянуть в дверную щель первого. Стоит отметить, что на каждом этаже по три квартиры. В двухсотой, двухсот первой и двухсот третьей квартире жили пенсионерки и пенсионеры преклонного возраста: Дед Женя, Августина Павловна и молодожёны Игорь Витальевич и Дарья Вениаминовна. Дедушку Женю знали все: жизнерадостный, с бородой на пол лица старик, работающий моряком в юности и имевший очень много любовниц по всему свету. Но, переехав в 49 лет в квартиру от умерших родителей, он решил посвятить себя вырезке по дереву, работе в газетном киоске и борьбе с онкологией, которая возникла совершенно внезапно. Дед Женя выкуривал по пачке сигарет с 13-ти лет и неудивительно, что врачи поставили ему диагноз — рак легких. Но он справился, он справляется, и это впечатляет всех жителей дома 19. Августина Павловна — та женщина, которая вызывает полицию на лающую собаку после обеда, на капли из крана, которые «звучат слишком пугающе и зловеще» и звонит в жкх — поболтать о насущном. Но это ничего, вы же понимаете? А Игорь и Дарья — просто влюбленная пара за 80 лет с кучей внуков и общей бедой, которая их свела пару лет назад — смерть супругов. Эти старички отличаются огромными познаниями в кулинарии. Они определенно позовут вас на чашку чая, предложат макароны с новыми специями, купленными в универмаге и творожную запеканку, даже если вы позвоните в дверь спросить штопор — вы будете приняты на уровне английской королевы, ну или английской королевы из России.       Если бы вы узнавали всех этих людей 14-го июня 2002-го года в шесть часов вечера, то вас бы побеспокоила бригада, присланная из городского морга, открыв дверь парадной и побежав по лестнице. Тот день взбудоражил многих и разговоры о случившемся ходили долгое время. Думаю, вам стоит последовать за бригадой, вызвав грязный лифт, в котором пахнет мочой, табаком и чьей-то юностью. Но ехать нужно совсем недолго — до третьего этажа. Жители дома столпились около темно-бордовой двери с обивкой, пока ту взламывал слесарь, прибывший совместно с остальными.        — Вы слышали что-нибудь, Артур Емельянович? Что же стряслось такое? — обратилась к обитателю соседней квартиры Дарья Вениаминовна, стоя за руку со своим мужем.       Дальнейший разговор был, очевидно, бессмысленным и неопределенным, поэтому вы бы просто прождали пока дверь отопрут. «Эй, разойдитесь! Не на что тут смотреть!» — прокричала работница морга, стоявшая в синей плотной рабочей куртке, после чего раздался скрип отворенной двери.

***

      После инцидента в квартире осталось въевшееся пятно крови на кухонном сером ковре. Все личные вещи господина Лавандова вынесли коллекоры, хотя они гордо прозвали их «сплошным мусором». Некоторая мебель осталась: матрац, стоявший в спальне без каркаса, он служил Мартину кроватью, кухонный стол, белые кружевные шторы, достающие до половины окна, желтая ванна, сохранившаяся «стыдной», как и при хозяине. На первый взгляд вам бы показалось, что всё, вероятно, как всегда, но в квартире царило невероятное спокойствие и терзающая тоска, чувство упущенности.