25-е мая, первая неделя, 06:23, 2002 год
Понедельник.
«Дорогая Мама, прости, что не писал так долго» — в попытках отправить письмо матери, Мартин Лавандов сидел за кухонным столом, составляя компанию бутылке водки, половина из которой была выпита в течении прошлого часа. Радио было одно из его любимых отчаянных развлечений, хотя он больше предпочитал секс и сигареты с верблюдом на упаковке. У мужчины не было много друзей, но он часто созванивался по домашнему и встречался с Егором Пятницким. Они выпивали, недавно покупали в секонд-хендах на окраине города шерстяное пальто и очень много разговаривали. Мартин не был человеком ярким или активным. Стоит упомянуть, что он работал в табачной лавке у станции метро «Электросила» и зарабатывал так, что ему хватало, чтобы жить той жизнью, которой он жил. Он не увлекался машинами, имел лишь один велосипед, и то, доставшийся ему от отца. Лавандов редко мыл волосы, а если и делал это, то хозяйственным мылом раз в неделю. Парикмахерские вызывали у него неприятные чувства. Его раздражали запахи сожженных волос, кожные аллергии и напыщенные женщины, увлеченные своей укладкой с литрами лака больше, чем гуляющим мужем и болеющим ветрянкой ребенком, ждущим их дома. Поэтому если мужчина и решался стричься, то делал это он исключительно по пьяне ножницами, которые только найдет в доме. Волосы выше плеч его вполне устраивали и он достаточное долгое время ходил с такой прической. Закончив школу, Лавандов хотел поступить на радиотехника и, взяв у родителей деньги на обучение, подсел на наркотики и проституток. Можно подумать, что с девушками у Мартина не очень-то и складывалось, но у него была одна подруга Анечка Ковалёва из школы, с которой он перманентно проводил часик наедине раз в неделю по понедельникам. Она покупала презервативы, он — недорогой коньяк и они проводили вместе время. Аню не смущало отсутствие обязательств, будучи влюблённой в бывшего одноклассника и находясь в браке — женщина разбавляла быт и рутину такой неординарной личностью, как Лавандов. Её муж — какой-то администратор лет 32-ух с проплешиной и кариесом, не был обеспокоен этим, так как и подумать не мог, потому что объективно ему было похуй. В прочем, как всегда, никто никого не знает достаточно, чтобы судить по всей чистоте и правде. Так что любовники просто кончали одновременно, прощались и почти никогда не целовались. — Увидимся в следующий понедельник, Марти. — Быть может, Аня. — говорил он в течении нескольких лет.Вторник.
Каждый ебанный вторник, телевизионщики крутили передачу о здоровье. Мильён лозунгов: «Сделай с утра зарядку, если хочешь дожить до ста лет», «Здоровый завтрак — основа похудения и красивого тела». Поэтому по вторникам, вы бы заметили, как Марти направляется на пробежку, покупает в столовой салат и кашу, получает кучу восхищенных возгласов, а потом встречается с Шамилем, приезжим парнем из Израиля, который продаёт ему героин. Лавандов возвращается домой, здоровается в подъезде с одним из соседей, приходит в квартиру, раздевается до трусов, перевязывает руку тем, что найдет в комоде и начинает ненавидить и понедельники, и вторники и воскресенье на неделю вперед. В желании забыться, он понимает, что всё теряет, но как понять, что всё дошло до точки невозврата? Когда нужно просыпаться и говорить себе «Хватит». Мартин думал, что в любой момент он может всё закончить: курить, пить, употреблять, ругаться, жить. Когда он вводил иглу себе под кожу, тут же вспоминал детство. Жить в вечной бедности: и душевной, и материальной — не лучшее удовольствие, но если так можно сказать, то Лавандов справлялся. Как, всё-таки, понять, что нет? Его сердце бьется — значит жив. Нелли Лавандова была ветреной женщиной, случалось, что она изменяла мужу Герману, а после того, как всё вскрывалось по перепискам или неожиданным появлениям её любовников в дверях квартиры с просьбами выйти за них, супруги ссорились и начаналась драка. Нелли оставалась с синяками на телу и кровоподтеками. Но уходить от мужа она не хотела, «так много мы пережили, так друг друга любили». Исходя из всей этой семейной драмы, мальчик рос без внимания в принципе. Отец много работал, мать много с кем спала, родители много скандалили. Если собрать все подростковые комплексы Лавандова, то получится фраза: «Я некрасивый, но мне плевать». Но его стиль одежды даже в 26 представлял сам собой некую индивидуальность. На вешалке квартиры 207 вы бы, наверное, не заметили ни кожаный плащ до щиколотки, ни массивные ботинки, ни стоящий на кухне черный лак, которым он красил ногт, ни шляпу с прямыми полями, но они, разумеется, были в квартире каждую ночь. Иногда, Мартин думал: «Стоит ли всё менять?» или наоборот, был уверен, что стоит и прямо сейчас нужно пройти лечение в наркодиспансере, сходить по докторам, купить себе самый новый телевизор и кучу спортивной одежды, чтобы жить иначе. Он был как будто между мирами. Но он не мог себя приучить ни к одному из них. Голодать днями от безделья или готовить салаты по рецептам из телевизора с модными названиями продуктов, которые он слышит впервые, пить ванильную колу или всё, что имеет градус выше, чем температура в Африке. Это вряд ли были крайности, скорее его особенности быть самым хуёвым и самым лучшим. Но сейчас, летом, он решил превратить всё что имел в кусок говна.Среда, Четверг, Пятница.
Работа, работа, амфетамин, работа, джин с гранатовым соком. В среду вечером, Лавандов решил сесть за музыку, вернуть гитаре былое величие. Но гитара была ужасно расстроена, собственно, как и сам Мартин. Проснувшись в ночь с четверга на пятницу, он понял, что постель стала мокрая и липкая, поэтому панично походив взад-вперед по комнате, он принялся стирать постельное белье и одежду. Сев на стиральную машинку, Лавандов закурил, а слёзы полились из его маленьких глазок-изюминок. В квартире было очень тихо и душно, пахло испорченным хлебом и медицинскими препаратами. Пятница была сложной. После точной слезоутопии, Марти чувствовал себя выжитым и ленивым, усталым и отвергнутым. Впереди должна была быть работа, но он позвонил начальству и послал его нахуй. Больше в табачной лавке он не работает.Выходные.
Всю пятницу он пролежал в кровати. Утро субботы казалось более ласковым, чем вся неделя. Мужчина надел на себя первую попавшуюся кофту и джинсы трубами и пошагал в ближайший магазин. — Балтику шестёрку, апельсиновый сок и черный хлеб. — произнес Лавандов и протянул кассирше купюру. — Пакет нужен? — В пизду мне ваш пакет. Выйдя из ларька, Марти присел на скамейку и открыл банку балтики. Солнце отражалось в его потёртых кроссовках Найк, купленных около пяти лет назад. Он облокотился на свои колени и закрыл лицо руками. Проходящие мимо люди, наверное, смотрели на него как на пьяницу или бездомного, но Лавандову было всё равно. Скажу больше, он об этом даже и не думал. Он думал о том, кем он стал в попытках стать кем-то, думал о том, ради чего всё это и как всё исправить. Думал о возможностях, которые упустил и о упущениях, которыми воспользовался. Занеся продукты в квартиру и оставив их в коридоре на тумбочке, Марти вернулся на кухню к недописанному и письму и взял ручку, продолжив писать:«Дорогая Мама, прости, что не писал так долго. Мы не общались с тобой уже восемь лет, да и вряд ли тебе есть какое-то дело до моих дел. На этот раз мне не нужны от тебя ни деньги, ни знакомства, ничего подобного. Всё это время я вспоминал о нашей ссоре во время того, как гулял один, перед сном, едя в электричке и заставлял себя привыкнуть к этому, привыкнуть к тому, что я сделал. Мне было грустно и мне грустно сейчас. Ты говорила, что я стану доктором, президентом, космонавтом, кем угодно. Но я выбрал стать никем. Я так надеюсь, мама, что лето вернет в меня чувство и на этот раз плакать я буду от счастья, а не от разбитого сердца. Ты в любом случае будешь ругаться, да? и говорить, что мне уже двадцать шесть, что в этом возрасте у тебя был восьмилетний ребенок, что нужно найти хорошую работу, жену и сделать ремонт, а я порчу своё тело черной краской и хожу по дискотекам. Хотя знаешь, ни разу в жизни я не ходил по дискотекам, мне нравится быть одному и я совсем не люблю танцы. Как там Москва? У тебя новый парень? Наверное да, как же иначе. Береги себя.
Твой сын, Мартин.