[15]
Последовавшая за этим тяжелым днем ночь была, кажется, идеальной. Мы немного пострадали ерундой, вкусно и шумно поужинали прямо в кровати, а после Чонгук милостиво разрешил мне посмотреть все новые серии своих любимых мультях, которые я пропустил из-за ставшей слишком бурной жизни. Он смирно лежал рядом, тихонько жевал чипсы и даже проявлял сдержанный интерес к происходящему с героями. Восхитительно. Но, как известно, жизнь — череда белого и черного. Полосатая. Как труселя Шивона в моих снах. Так вот, вслед за прекрасной ночью пришел еще один тяжелый день. Сюрпризы я не любил никогда. А ведь сюрпризы бывают разные. Мне в последнее время везло на неприятные, которые несли кучу проблем и переживаний. Стук в дверь в то утро был весьма настойчивым. С трудом отодрав собственное не полностью отошедшее от болезни и забега тело с постели, я готовился послать Намджуна в самые дальние дали, какие только мог вспомнить. Но увидел собственных родителей. И отчетливо понял, что это один из тех случаев. Сюрприз… и всю его неприятность и неуместность в сложившийся на тот момент ситуации передать было трудно. — Мама?! — чуть не заорал я, едва сдержавшись, чтобы не броситься наутек. Но выпрыгивать через окно было не слишком умно, так что я стойко выдержал натиск эмоций, впившись пальцами в дверь. Еще немного, и вмятин бы оставил. — И папа, — добавил меланхолично мужчина с чемоданом. — Сынок?! — аналогично мне воскликнула мама. Глаза смотрели с жалостью и болью. Было ощущение, что вместо сыночка она нашла... как минимум Фиону, превратившуюся в огра. — Что с тобой? Она чуть не со слезами на глазах осмотрела меня с ног до головы, за подбородок повертела мою голову во все стороны, разглядывая недовольное и заспанное лицо, робко потянула за помятую штанину и, наконец, всхлипнула, положив руку на голое плечо. — Ну чего ты начинаешь? — недовольно проворчал отец, мягко вталкивая маму в комнату. — Всё с ним в полном порядке. Человек только проснулся, вот и выглядит помятым… Ну хоть кто-то меня понимает в этой семье! Я неохотно пропустил их внутрь и уже думал, как правильнее будет себя вести теперь. Впрочем всё мое поведение сводилось к смущенному блеянию и неловкому стоянию у стенки в попытке включить мозг. — Осунулся-то как… — шептала мама, — кости торчат, — жалобно сказала она, в доказательство тыкая меня пальцем в ребро. — Зато пузо висит, — ответил ей папа, шлепнув меня по животу. Плоскому, кстати, вы не подумайте… Он поставил чемодан у стены, посмотрел на часы и задумчиво оглянулся на дверь, доставая телефон. — Позвоню своему братцу, чтобы не забыл. — Да, чтобы не вышло так, как в прошлый раз. — А вы зачем пришли? — вклинился в их разговор я. Не очень хотелось, чтобы родители видели всё то, что творилось сейчас в моей комнате, поэтому я надеялся вытолкать их как можно скорее. — Навестить тебя. Ты ж нам почти не звонишь в последнее время. Мы волновались, переживали. Как ты тут? Хорошо устроился в новом общежитии? Как у вас тут? Ремонт давненько делали, похоже. — Все хорошо, мам, — неуверенно ответил я, — это… присаживайтесь, что ли, а я пока переоденусь. Хорошо? Простите, тут ужасный беспорядок… Садитесь, я мигом. Убедившись, что мама пошла именно в указанном мною направлении, я, слушая рассказы о том, как они соскучились, юркнул в шкаф и принялся ковырять свои вещи в попытке найти хоть что-то одновременно и чистое, и не слишком мятое. Из такого была только стопка учебников в углу, так что пришлось накинуть первую попавшуюся рубашку и возвращаться, чтобы не оставлять родителей без присмотра слишком долго. Когда я выполз на свет, отца в комнате уже не было. Мама с осторожностью осматривала лежавшую на моей кровати юбку от школьной формы — Чонгук таки выпросил у Дженни и теперь не оставлял надежду упросить и меня, раз за разом козыряя тем, что я сам про нее заикнулся. Когда я преувеличенно бодро ответил на ее очередной вопрос, женщина дернулась, отложила юбку и улыбнулась. — Чимина сегодня нет? — она тут же сменила тему, поняв, что о делах в подробностях я рассказывать не стану. А может быть, сделав вывод, что ей лучше и не знать. — Нет, он… его нет, верно. А вы надолго? — я выразительно посмотрел на чемодан у стенки. Мама сделала то же самое, а после медленно перевела взгляд на висевший над ним на крючке рыжий парик. Я старательно делал вид, что всё нормально, пытаясь незаметно собрать разбросанное по комнате белье. — А что, ты кого-то ждешь? — вопросом на вопрос ответила она. — Да, если честно. — О, мы не задержимся надолго, твой дядя обещал нас забрать. Поедем к бабушке с дедушкой. Не лучшие перспективы на отпуск. Но хоть что-то. — О, чудесно, — улыбнулся я. — Передавайте им привет. Ну, не буду тогда задерживать. Папа, смотрю, уже ушел. — Нет-нет, не так быстро, дорогой, — рассмеялась мама. Мне почудилось в этом какое-то коварство. Я затравленно поджал плечи, готовясь продолжать трудный разговор, но не рискнул пока садиться, так и продолжал сновать по комнате, наводить порядок. — Мы побудем здесь до вечера. Мы ведь не помешаем? — Это не мое, — бросил я, грубо складывая отобранную у нее женскую кофточку. — То есть не... это к Чимину приходит тут иногда. — Но ты кладешь это в свою сумку, — между делом отметила мама, окончательно меня добив. Она видела, что я ужасно волнуюсь, путаюсь и смущаюсь, поэтому старательно делала всё, чтобы вывести сына на чистую воду, разузнать подробнее. Я уже много раз сталкивался с этой ее тактикой. — Свидание ведь можно разок и перенести. Или, например, познакомить нас. Ничего такого в этом не будет, если мы познакомимся с твоей девушкой. Я стоял в ступоре, не зная уже, что ей ответить и как. Вспоминал фильмы и книги, где герои попадали в сложные ситуации, пытался подобрать идеальный сценарий для моего случая, строил сложные и мудреные планы, но четко осознавал, что не смогу провернуть что-то стоящее. Так и молчал в растерянности, но дернулся, когда мне в спину стукнулась дверь. Чонгук скользнул в комнату, тут же обнимая меня со спины, утыкаясь лбом между лопаток. — Намджун сказал, что сегодня воду отключат, — зевая, сказал он, — будут трубы менять. Парень попытался дотянуться до моей щеки, чтобы поцеловать, но замер. Видимо, заметил лишнего человека в комнате. Я вздохнул, понимая, что спасти такую ситуацию я уже точно не смогу. — Мама, познакомься, это Чон Чонгук. — Он тут же убрал руки и пришибленно поздоровался. — Мой парень. Чонгук, это моя мама, они с отцом побудут у нас до вечера. Настала жуткая тишина. Мне показалось, что я даже слышу голос Чимина с другого конца города, спрашивающего своего физика, что приготовить на ужин. — Приготовлю чай, — выдавил Чонгук, найдя повод слинять. — Без сахара, пожалуйста, — загробным шепотом добавила мама, которой линять было некуда. Чонгук кивнул и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Я всё так же мялся у двери. Когда мама, задумчиво нахмурив брови, выудила заколку с персиком, на которой, как оказалось, сидела, я выдохнул, понимая, что обратного пути нет. — А... — Это тоже всё мое. Да, — сказал я, забирая заколку и откладывая в рюкзак к форме школьницы. — И юбка, и парик, и заколки. И вон тот блеск для губ, который рядом с твоей туфлей валяется. — Поняла, — с улыбкой кивнула мама, — ты участвуешь в спектакле. Попытка подсказать. Я помолчал некоторое время, размышляя и перекладывая вещи в своем рюкзаке, но потом честно признался, что нет, не участвую. Мама тихонечко вздохнула и перевела взгляд на окно, как будто отказываясь принимать такую реальность, витая в своих собственных облаках. Это у нас наследственное. Я временно принял такую ее позицию — она давала шанс спокойно и без лишних разговоров закончить срочную уборку и обдумать дальнейшие действия. Только вот с последним дела не шли, и в какой-то момент я в ужасе понял, что это еще не самое страшное, самое страшное впереди — надо как-то суметь сказать всё то же самое отцу. Родители мои не были жуткими тиранами или что-то в таком роде, но всё же они были людьми строгими и достаточно консервативными. И, да, ждали от сыновей внуков. Я нервно усмехнулся на этой мысли, заставив маму дернуться от неожиданности. Закончив с наведением порядка, я уселся на кровать Чимина, ожидая, продолжится ли разговор. Он не очень-то клеился. С минуту мы так и просидели в неловком молчании. Мама рассматривала верхушки высоток, видневшиеся вдалеке за окном, а я рассматривал маму. У нее была новая прическа. Миленькое каре светлого, почти золотистого цвета. С тоской подумалось, что до самых дальних окраин города тоже докатилась мода на смену имиджа. — Тебе идет, — выдавил я неловко, глупо показывая на собственные волосы. Мама кокетливо улыбнулась, кивнув. — Я никогда не замечала, что ты предпочитаешь парней, — невпопад ответила она тихо. — Да я тоже. — И эти парики с юбками, — она потерянно смотрела перед собой, а потом вдруг обвела взглядом комнату. — Но зачем тогда все эти плакаты и фигурки, если ты по мальчикам? — Э, я не... мам! Я не по мальчикам. Так сложилось. — Да, точно, — кивнула женщина. — Мне всегда казалось, что у вас с Сохён какие-то странные отношения. Получается, вы и не встречались, так? Геи ведь часто женятся. Для прикрытия. — Мама, — окончательно отчаявшись, выдохнул я, чувствуя, как опускаются плечи. — Я вообще-то не гей. А Сохён просто самое место в монастыре. А Чонгук... я и сам не знаю, как такое случилось, но это еще не делает меня геем. — Ты так отбрыкиваешься, будто в твоей ориентации есть что-то плохое, — сухо пробормотала мама, наконец посмотрев на меня прямо. — Я приму тебя любым, милый. Но не надо врать и отнекиваться, когда уже слишком поздно что-то прятать. Признайся мамочке. — Мамочка, я... би! — Что? — Би. — Не поняла. — Бисексулал, мам. — Это какая-то болезнь? — Это не болезнь, — вспыхнул я. Да, совсем иначе я представлял себе диалоги о моей личной жизни. В идеале, конечно, было бы вообще ее не обсуждать, так я был приучен с детства. Но, если уж лезли, то могли бы как-то потактичнее. Но потом я напомнил себе, что это родители, те самые люди, которые своей личной жизнью и дали жизнь мне, так что приутих. — Это... вид сексуальной ориентации, — я услышал, как мама поперхнулась на одном из слов, и догадался, что ей тоже неловко вообще эту тему затрагивать. От этого стало легче. — Люди, которым нравятся и парни, и девушки. Мама задумчиво нахмурилась, приложив пальчик к накрашенным губам, а потом вдруг неожиданно улыбнулась, чуть не подпрыгнув на месте от радости. — Поняла, — весело заявила она. — Ты с детства жадным был. Когда я тебе предлагала арбуз или дыню, ты требовал и то, и другое. Вот и снова. Девушек мало, подавайте еще и парней! Она резко помрачнела. — Нет, мам, нет, не в жадности дело. В твоем объяснении звучит так, будто я... — я резко запнулся, поняв, что слово «шлюха» ее мало порадует, замялся, — на всех подряд кидаюсь. Как будто в два раза больше... отношений завожу. Нет, просто выбор не ограничиваю себе только одним полом. — Выбор? Как на конкурсе? И долго выбирал? — Черт возьми, — я скинул очки на кровать и потер глаза. — Ты же понимаешь сама. Я не выбирал. В любви особо не повыбираешь. В кого влюбился, в того влюбился. — Но тогда все люди были бы био... сексуалами, — заявила женщина, запнувшись на последнем слове и, видимо, так и не сообразив, правильно ли вспомнила его. — Ведь никто не может дать себе установку любить только мужчин или только женщин. — Я... — бессильно посмотрев на нечеткую и расплывчатую фигуру на соседней кровати, я надул щеки, тяжело размышляя. — Ты слышала про мужчину, который на газонокосилке женился? — Но это другое. Там речь о семье и браке. — Но куда ж в брак без любви? Мама замерла, глядя на меня. Я смотрел на нее, не спеша, дожидаясь, пока она что-то сама скажет, ведь был ее ход в этой странной игре. Время шло. Я снова слышал воркование Чимина где-то на другом конце города. Вот у кого точно не было проблем с объяснениями перед родителями. — О чем вообще спор? — с улыбкой спросила мать. — А это был спор? — удивился я. Мы снова замолчали. И наконец случилось чудо. Дверь открылась, и вошел Чонгук с небольшим подносом, на котором стояли четыре чашки, сахарница и тарелка с печеньем. Мы с мамой облегченно вздохнули, одинаково радостно улыбнувшись пришедшему. — И давно вы встречаетесь? — спросила мама, пока я пытался достать и привести в приличный вид небольшой раскладной столик, прятавшийся за шторами. Аж под лопаткой кольнуло, тема не закрыта. Что ж, придется вдвоем выкручиваться. — Примерно месяц, — неохотно сказал Чонгук, видимо, поняв, что я отвечать не намерен, нахально отвлекся на разборки со строптивым столом, не желающим раздвигать ножки перед малознакомым человеком. Но Чимин мне разрешал им пользоваться, так что я не намерен был отступать. — Меньше? — возразил-спросил я, всё же оглянувшись. Стол, воспользовавшись этим, аж распахнулся, как бабочка, чтоб его, сбив стопку коробочек и стоявший на ней светильник-фонарь. Я тихо выругался, тут же себя мысленно отругав за несдержанность. Мама сделала вид, что ничего не слышала, только отодвинула ногу, которую лишь чудом не ударил уголок столешницы. — Чуть больше месяца, — поправился Чонгук. На этот раз увереннее, чтобы никто не спорил. — А как вы познакомились? — продолжала интересоваться мама, переводя взгляд с меня на Чонгука и обратно. Мы переглянулись и оба пожали плечами. — Учимся в одном колледже, — выдавил я самую нейтральную фразу, надеясь, что этого будет достаточно, не придется ни рассказывать подробности, ни сочинять на ходу. — А ты с какого курса, на кого учишься? — С первого, — ответил Чонгук неуверенно, ставя поднос на столик. Выглядело так, будто он с трудом вспоминает где, сколько и на кого учится. — Инженер-технолог машиностроения. — Ого, — с восхищением выдохнула мама, и я вдруг понял, что Чонгук, зараза, умудрится ей понравиться. Еще буду выслушивать, мол, вот Чон то, вот Чон сё, брал бы пример с него. И ведь не станешь рассказывать матери, какой у тебя парень раздолбай ленивый, что дважды с учебы вылетал, спит до обеда, делает из ее сына трансвистита. — Да, это серьезно, не книжки перечитывать, — добавила мама, подтвердив мои догадки. Я стиснул зубы, чтобы не начать очередной спор по поводу выбранной мною специальности. — Любая профессия по-своему сложна, требует понимания, навыков, старания, — вздохнул Чонгук, усаживаясь на кровать и укладывая на колени подушку, чтобы чувствовать себя защищеннее. — И редакторы тоже миру нужны. Пусть лучше инженеры, приходя с работы, читают хорошие вычитанные книги. Мама пожала плечами, но кивнула, соглашаясь, и подтянула к себе самую маленькую кружку с чаем. Попробовав и улыбнувшись, она перевела взгляд на вошедшего отца. Мы все трое сразу как-то замялись, когда он, глядя в телефон, стал жаловаться на своего брата с его развалюхой-машиной и заявил, что они смогут уехать только завтра утром. Я поднял на него в ужасе распахнутые глаза. — Не возвращаться же нам домой, — пролепетала мама, глядя в кружку с чаем. — Два часа на дорогу уйдет, потом снова два часа. Юнги, а ты не сможешь поговорить, чтобы нам разрешили остаться на ночь? — Лучше ни с кем не говорить, — убито ответил я. — Тогда и не заметят. — Раз ты так считаешь, — мама посмотрела на севшего рядом с ней и тут же потянувшегося к печенью отца, только после этого заметившего Чонгука. Я вздохнул, еще раз перезнакомил всех, в этот раз ограничившись именами. — А Чимин не будет против? Мы сможем все разместиться? — Я сейчас не с Чимином живу. С Чонгуком. — О, ну тогда проблем вообще не будет, — мама коварно дернула тонкой бровью, прикрыла глаза и отвлеклась на чай, делая вид, что ничего не происходит. — Мы ведь вас не сильно обременим, мальчики, так? Всего одна ночь. — Разумеется, — сквозь сжатые зубы процедил я. А дальше всё было почти как на недавних спортивных соревнованиях, полное отсутствие понимания происходящего... и происходящее, которое, кажется, в этот раз еще и круто меняло мою жизнь. Как-то ненавязчиво, постепенно отец оказался в курсе моей личной жизни. На столе появилась бутылка вина. Оно подлило масла в огонь моей неадекватности, и я решил идти до конца, начав спокойно и типа невозмутимо отвечать на вопросы, которых стоило бы избегать. Бутылка опустела, кажется, почти всё вино из нее переселилось в мой не завтракавший с утра желудок. Скоро отец, тоже не зная, что делать, попытался сменить тему. Чонгук облегченно вздохнул, когда мама с воодушевлением подключилась, начав расхваливать новые конфеты, появившиеся в магазинах и тут же достав из сумочки симпатичную банку, которая там явно не должна была поместиться. Тут же к ней появилась еще одна бутылка, я покивал. — Волшебные женские сумки. Что еще там может прятаться? — Да, Юнги, ты многого не знаешь о дамских сумках, — кокетливо улыбнулась мама, открывая банку и доставая несколько конфет. — Пол сменю — узнаю. Чонгук замер с протянутой рукой, мимо которой так и упала конфетка, что мама ему предложила. На меня с ужасом уставились широко распахнутые папины глаза. На столе появилась еще одна бутылка. Виски. — О, — весело заметил я, — так эта магия с сумками семейная? Почему я не унаследовал? — Эм... Юнги, ты серьезно? — прошептала мама. — Шучу, — прохладно и нетрезво сказал я, пододвигая к себе банку. — Ха-ха. Смешно же, нет? Мама с Чонгуком натянуто рассмеялись, тут же попытавшись вернуться к обсуждению сладостей. А папа между тем налил в наши с ним пустые кружки по чуть-чуть виски. Смотрел он жалостливо, с сочувствием. Уж не знаю, что за дикие выводы он сделал, но появилось теплое ощущение, что папа понимает всю тяжесть сложившейся ситуации. Или это просто алкоголь обжег глотку. Но, честно говоря, виски пить я не привык, так что за дальнейшие свои слова, «шутки» и действия, похоже, вообще не отвечал. И если мою руку со своего колена Чонгук еще умудрялся убрать аккуратно и незаметно, то заткнуть меня уже никто не мог.[16]
Посмотрев в зеркало, я мотнул головой. Отражение чуть расплывалось перед глазами, а то и пыталось завалиться куда-то набок, а я даже не сразу понял, что это на самом деле я пытаюсь упасть. Первый опыт знакомства с виски можно было считать успешным: я мог почти связно отвечать на вопросы, пока еще самостоятельно передвигался и не потерял способность логически мыслить и принимать важные решения. Вернее, мне так казалось. Но казалось на полном серьезе, поэтому, когда Намджун ненавязчиво постучал в дверь душевой кабинки, желая проверить, жив ли я еще, я уверенно отозвался. И попросил не мешать, ведь занят серьезным делом. Не все его расспросы, к счастью, мне хватило ума ответить, что это его не касается. — Я думал, что у тебя парень есть, — рассмеялся Намджун. — Поругались? — Чего? — А что еще ты там так долго можешь делать? — Не понимаешь ты магии женских сумок, — проворчал я, отчаянно пытаясь сообразить, почему строптивый станок ничего не бреет. Вожу-вожу туда-сюда по щеке, и так и сяк, и в разные стороны, и под разными углами, а он ни в какую. — Юнги? Ты там нормальный? Если ты курил что-то или напился в хлам, тебе лучше не застревать в душе, заснешь же, — парень замолчал на время, потом снова неуверенно постучал. — Цыц, — отозвался я, снимая с бритвы прозрачную защитную насадку и с отвращением откладывая ее в сторону. Тяжко вздохнув, вернулся к еще не начавшемуся, но уже успевшему надоесть занятию. — Я только приведу себя в порядок. Спать мне больше в комнате нравится, не парься. — Имей в виду, что воду скоро отключат, — напомнил Намджун. Я удивленно охнул, вспомнив, почему вообще пошел в душ посреди дня, а не вечером. Где-то из другого конца огромной общей ванной комнаты слышался шум воды, значит, мы были не одни. — У тебя меньше часа. — Мне должно хватить, — тихо сказал я, медленно опустив взгляд с зеркала на свои ноги и задумчиво нахмурившись. — Если увидишь лужи крови около моей кабинки, ты это, не пугайся, я не вены вскрываю, я просто бреюсь. — Всё же упился, — одобряюще усмехнулся Намджун, и после его голос наконец исчез, оставив меня в покое. Почти в покое. Когда Намджун пришел снова, я уже сидел, уткнувшись взглядом в плитку на стене кабинки, и занимался самобичеванием. Чертовы перепады настроения, из полного энтузиазма романтика, строящего эпичные планы на ночь, я превратился в жалкого нытика, проклинающего себя за глупое и неправильное поведение. Основной темой для претензий к самому себе, разумеется был Чонгук, но теперь еще и родители попали в список. Как, думалось мне, как я мог допустить такое? Что они всё узнали, всё до таких подробностей. Ведь эти отношения даже нельзя уверенно назвать настоящими. А теперь получалось, что я практически печать на себе поставил — парень Чонгука. Цыпа, я б даже сказал. Или как он меня тогда назвал? — Мин Юнги, ау, прием, ты еще воспринимаешь человеческую речь? — Ау, — встрепенулся я, оглянувшись на дверь кабинки. — Воду с минуты на минуту уже отключат, сколько ты там еще сидеть вздумал? — Я уже скоро, — придирчиво оглядывая свои ноги сказал я. — Мне только тут кой-чо пришить, кой-чо убрать осталось. Скоро буду готов... ва. — Что еще за рукоделие в душе? — Блин, — отмахнулся я с досадой, поднимаясь с пола, — забей, шучу. По-дурацки. — Как обычно. — Точно. Скоро выйду уже, вытрусь только. Я замер, затаил дыхание и прислушался. Послышались шаги и скрип двери. Ушел. Я облегченно вздохнул и, прихватив свои вещи, вышел из отдельной кабинки в общую ванную комнату. Намджун посмотрел на меня и удивленно вскинул бровь, услышав тихое ругательство. Я стал торопливо натягивать футболку на мокрое тело, придерживая обернутое вокруг бедер полотенце и неся в зубах банную косметичку. Вещи из нее, незастегнутой, как нельзя удачнее посыпались под ноги, еще больше усугубив мое и без того глупое положение. — К конкурсу красоты готовишься? — спросил Намджун, складывая руки на груди. — Рановато начал ножки-то брить: конкурс через неделю, зарастешь весь, выход в бикини провалишь. — Нет, это ты у нас по красавицам колледжа, — пытаясь попасть ногами в штанины, ворчал я. — Как тебя еще судить не взяли? — Из меня получится плохой судья, я же всем девушкам без исключения буду ставить сплошные десятки. Как можно оценить кого-то ниже, они все прекрасны. — Как цветы? — совершенно не думая, я умудрялся кое-как поддерживать беседу, вползая в собственную толстовку. Нырнуть в нее легко и непринужденно не получилось, так что я старательно искал рукава, застряв на полпути к выходу. Было немного жутковато, я даже подумал, а не клаустрофобия ли у меня? Но после возни я, красный и запыхавшийся, всё же высунул голову из воротника, с огорчением увидев на своей груди капюшон. — Нет, как самое прекрасное, что есть на свете, — с интересом за мной наблюдая, ответил Намджун. Я непонимающе уставился на него. — Как девушки! — Да уж, — вздохнул я, — из тебя гей-экспериментатор не получится. — Почему же, — загадочно протянул парень, отводя взгляд и пожимая плечами. Я посмотрел на него. Или куда-то примерно в ту сторону. Душ меня, похоже, ничуть не отрезвил, так что Намджун плыл и размазывался по картине мироздания, как большое черно-бежевое пятно, на котором четко просматривалась ехидная усмешка. Достав из кармана и надев очки, я смог чуть усмирить зашкаливающий абстракционизм, приведя четкость изображения в допустимые пределы. Улыбка не пропала. Я медленно подошел к длинному зеркалу над раковинами и попытался убрать назад влажные волосы. — Хочешь поэкспериментировать? — предложил я, ладонью зализывая волосы назад и представляя себя крутым мафиози. — Знаю одного парня, ар-р-р просто, тебе понравится. — Хватит сводничать, — рассмеялся Намджун, — у меня есть девушка. Почти есть. Еще немного, и она согласится быть моей девушкой. — Это та рыжая, которая на меня похожа? — уточнил я, пытаясь придирчиво осмотреть свой подбородок на предмет пропущенной щетины и порезов, но на деле только кривляясь перед зеркалом, ничего толком не видя. — Скажу прямо: если баба похожа на меня, она страшненькая. Или трансв... переодетый мужик. — Не мужик она. — Ты ж не проверял. Намджун недовольно посмотрел на меня. Я на него — слегка удивленно. А после тупо захихикал и махнул на него, сдаваясь в этой нелегкой борьбе. Достал себе зубную щетку и попытался попасть по ней пастой. — Нет, но сегодня мы идем на свидание, кто знает. — Я знаю. Ничего тебе не обломится. Намджун цокнул языком, глядя на то, как я неторопливо чищу зубы. — У самого-то, что ли, тоже планы? — Ага, — отозвался я, — великие. — В твоем-то неадекватном состоянии... — А что с моим состоянием? Разве я неадекватен? — Адекватные люди зубы чистят себе, а не отражению в зеркале. Я задумчиво сдвинулся чуть вправо, пятно пены осталось сбоку. Нервно усмехнувшись, я стер его ладонью и принялся старательно намывать щетку, чтобы прогнать все мерзкие микробы, которые она успела подцепить с зеркала. — Короче, будь осторожен, — заключил парень, отходя, — не всё, что можно сделать под градусом, сумеет объяснить бесплатный адвокат. А на платного у тебя денег нет. — Я не банк грабить ноги брил. — Хорошо, давай иначе: не всё, что можно сделать под градусом, сможет исправить земная медицина. А на других планетах ее нет. Намджун вышел из ванной, а я внимательно проверил, то ли чищу в этот раз, и в задумчивости уставился мимо зеркала. Представилась жуткая картина последствий бурной пьяной ночи. Земная медицина оказалась бессильна, и правительство срочно собрало группу спасателей-космонавтов, построило ракету и организовало полет на Венеру. И вот, прилетаем мы, торопимся, а нам с порога заявляют, что ничем не смогут помочь — у них медицины не существует. Тэхён тут же начинает выяснять отношения, требовать что-нибудь придумать, по-быстрому создать медицину, построить больницы, выучить медиков. Лалиса пытается козырять своим связями, грозясь засудить. Чимин уже строит планы, как поступать дальше, выбирает удобные маршруты до Марса или какого-нибудь спутника. А Чонгук просто стоит рядом с каталкой скорой помощи, крепко сжимает мою руку и не знает, что сказать. Просто стоит. Тряхнув головой, я аж вскрикнул от ужаса. Чонгук, в самом деле, стоял рядом и хмуро на меня смотрел. Схватившись за капюшон, прикрывающий сердце, я обиженно махнул на него щеткой и отвернулся, пытаясь отдышаться. — Ты вообще возвращаться в комнату намерен? Уже час пропадаешь, — строго сказал он. Как ответственная жена. — Твоя мама, конечно, замечательная женщина, но мне неловко так долго оставаться с ней наедине. Это бесчеловечно, бросить парня со своими родителями, едва познакомив. Хорошо, что хоть папа ушел. Он на меня явно не с отеческой любовью и заботой смотрит, я ему не нравлюсь... — Ты не можешь не нравиться, — перебил я пламенную речь и попытался его поцеловать. — Я не люблю такую жгучую мяту, — скривился Чонгук, отстраняясь и вытирая губы от пасты. — Давай уже побыстрее, а то там скоро совсем тяжко станет. — Иду. А, когда он вышел, я снова погрузился в размышления, умиленно улыбаясь. Бедняжка. Столько ради меня терпит...