don't touch him my beloved angel

      Армагеддон был остановлен двумя «Грешниками», один был буквально демоном, скатившимся по наклонной, а второй лишь херувимом, который испробовал некоторые дивности людских грехов, такие как чревоугодие. Конечно, дальше этого он не заходил, но и удивлялся, как Господь приняла его грех и оставила за плечом то ли из-за того, что ее пути неисповедимы, то ли из-за того, что она попросту упустила это из поля зрения, а этого знать он также не мог.       Сидя с демоном, ангел чувствовал себя просто отлично, но легкий стыд охватывал его щеки за те несколько тысячелетий, что он отвергал дружеские отношения между ангелом и демоном.       Азирафаэль в целом не был таким нарушителем закона, а был в общем то против всего этого, но шикарнейшие блюда делали его милее… Его полнота нравилась не только демону Кроули, но и тому, имя которого вы, наверно, и не ожидали услышать — Гавриилу! Сам архангел давно мечтал прикоснуться к запретной плоти херувима.       Хотя эфирные существа не имели пола как такового, но именно сейчас они все имели мужской пол.       После случая с адским огнем Гавриил заинтересовался Азирафаэлем еще больше. Насколько он могущественный и сильный, сильнее ли он его?       Но нет, каким бы он не был, Гавриил всегда чувствовал добавочный запах омеги Азирафаэля. Запах херувима чем-то напоминал корицу с ванилью или даже душистую малину с нотками ванили.       Сами эфирные существа не имели своего запаха, но так как Азирафаэль стал ближе к человеческим стандартам, он мог иметь свой запах. И каково было удивление Кроули, когда он учуял, что его лучший — и единственный — друг не только очеловечился, но и стал представителем омежного мужского пола!       Кроули долго над ним смеялся и всегда в шутку говорил «Вот тебе и твои блинчики с устрицами!». (А: ну ты блять, Кроули, ты его и соблазняешь! То на обед позовешь, то вина выпить, сам и виноват) (А: простите за резкие переходы) На это Азирафаэль обижался и уходил. И вот снова, уйдя обиженный, он лег спать в одной из комнат, видя разные сны.       <<<<Всем нам снился сон, как мы падаем с небоскреба вниз, и Азирафаэль, падая вниз, чувствовал, как сильные руки спасают его от падения, оставляя право быть на небе.>>>>       Гавриилу часто снился этот сон, как он хватает его за руки, поднимает на небеса и избавляет его от грехов, пока его крылья стремительно чернеют, а их губы сливаются в поцелуе. Они оба в одно время подскакивают на кровати во временном непонимании, один разгорячен, как адское пламя, а другой холодеет, словно льдышка.       Об этом сне Гавриил часто думал. Почему это с ним происходит? Почему он стал таким чувствительным к этому эфирному существу? Почему он каждый день хочет прикоснуться к его гладкой коже, провести крылом по оголенной груди и пасть вместе с ним в одной постели? Он часто хотел бы представлять, что он, именно он спасет херувима от падения вниз, но и ненависть его также одолевала. К чему Господь придумала эту влюбленность к своему собрату? Хотя на деле Гавриил больше и не считал Азирафаэля херувимом, а чем-то средним между приспешником дьявола и правой рукой Господа, но он точно знал, что чем дольше ему это снится, тем сильнее в нем будет разгораться желание согрешить…       Насчет сна Азирифаэль особо не волновался, он считал, что эта рука — рука самого Господа, и она тянет его на небеса, одаряя любовью и лаской. Самого спасителя он никогда не видел в глаза, но всегда думал, что его спаситель это Господь, а если он и упадет, то был уверен, что Кроули его поймает, приласкает и согреет от этой напасти. Но не все идет так, как хотелось бы.       Зная, что скоро его призовут в рай для разговора, он становился смелее и, не понимая для чего он там, а потом осознав, что его зовут обратно на небеса, он отказался и ушел, услышав голос Гавриила:       — Прошу, остановись, нам нужно поговорить.       Но слышал это лишь один Азирафаэль, и мысленно отвечал: «— Нам не о чем говорить, чертов Сатана».       На этом диалоги всегда кончались, будь это на земле или на небе. Азирафаэль отказывался говорить с Гавриилом, что явно раздражало второго.       Разговор должен был всегда состоять из милых словечек, как думал Гавриил, он должен был быть таким, каким он его представлял, но его всегда динамили, а он, будучи дома, стоя и смотря в стенку, со злости брал и кидал в неё любой хрупкий предмет с криками ненависти, раздражения и смехом от разбитого стекла и царапин на красивых белых стенах.       «— Он будет моим, и к нему не прикоснется ни один демон и ни один ангел, только мой, только тот, с кем я проведу вечность.»       Такие порывы безумия у Гавриила были часто, они начались еще с того дня, как Азирафаэль вышел на службу. Он скрывал свои симпатии к этому ангелочку, но после его встречи с демоном всё изменилось. Он стал чаще показываться Азирафаэлю. Чем чаще он слышал посторонний дьявольский голос тем, больше он сходил с ума, но рассудок никогда не терял, и мог лишь мечтать о совместных вечерах под руку.