Ain't No Easy Way

Ляжка пробежал мимо, витальная сила билась в нем сильнее, чем в Зимине. Зимин видел, как на круглой промокшей спине Ляжки прыгали лопатки. Лопатки хотели жить. Э. Веркин, «Место снов»

— Стой! Этот урод не стал слушать, припустил вдвое быстрее. Она смотрела ему в спину с ненавистью, не сводя взгляда, и он наверняка это чувствовал. Иначе бы не стал бояться троих подростков. — Стой, хуже будет! — заорал Тони, сбил дыхание, закашлялся и немного отстал. "Будет, еще как будет!" — злобно подумала Ирма. Марк, к счастью, держался наравне с ней, прекращать преследование не планировал, и ей оставалось только ускориться. И, конечно, не сводить глаз с цели, чтоб не дать ему ни малейшего шанса. Если этот ублюдок думает, что легко от них удерет, потому что улица идет в гору, то он очень сильно ошибается. Шурх-шварх, шурх-шварх, напряжение в мышцах растет. Оттолкнуться, затем подошва едва слышно шуршит по камню — шурх-швах, — и оттолкнуться снова; тело с каждым шагом взлетает вверх, все выше к вершине, в лицо дует горячий летний ветер, шурх-шварх, главное не споткнуться, главное не сбиться с этого странного ритма, главное — настичь этого мерзавца! Ирма едва не споткнулась о выбоину в асфальте и на мгновение отвлеклась, чтобы поймать равновесие. Затем подняла голову и еле успела заметить, как силуэт метнулся в сторону, к кирпичной стене, и скрылся за ней, свернув в какое-то ответвление. Она, кажется, от злости даже вскрикнула, чего за ней обычно не водилось. В голове зашумело, зачатки усталости в теле исчезли, будто бы их и не было, кулаки сжались так сильно, что пальцы хрустнули. Ирма бросилась вперед, даже обогнав Марка, который уже был в нескольких шагах впереди. Позади их с топотом догонял Тони. Беглец вовсю улепетывал. Лопатки под тонкой тканью призывно прыгали, вдоль позвоночника расползалось темное пятно пота. Ирма не могла отвести от них взгляда, будто какой-то хищник из документального фильма на National geografic. — Да стой ты, мудак! — вот и Марка прорвало наконец. А ведь сначала отговаривал идти, то ли боялся, то ли еще что, но на самом деле он хотел отомстить за Энди, это было по его глазам видно. Хотел затолкать проклятому барыге в глотку все его чертовы пакетики, заставить его сожрать все таблетки и прочую дрянь, чтоб он тоже был весь мокрый и белый, и в шалых глазах почти не было видно зрачков, и чтоб сердце колотилось о ребра, как барабан... сердце, сердце... а ведь когда они Энди нашли, его пульс уже замедлялся. — Убью! — взвыла Ирма, и в висках зашумело. Парни позади почему-то заорали, и барыга на миг оглянулся, а затем побежал еще быстрее, к мусорным бакам. Руки мелькали в воздухе, лопатки ходили под одеждой. ...дальше Ирма уже ничего не помнила. Потом, уже не то что недели — месяцы спустя она начала все-таки вспоминать. Все соплеменники (да и члены других племен тоже), кого ни спроси, о своем Первом изменении говорили весьма неохотно, ограничивались общими формулировками и сухими фактами. Но и они сходились в том, что оно происходит от приступа сильного гнева, пробуждения истинной Ярости настоящего оборотня — и столь невероятный взрыв эмоций стирает в этот момент всю его личность. Остается лишь желание убивать или, совсем редко, бежать. А все то, что кроме, остается глубоко-глубоко в подсознании. Воспоминания тоже. Ирма и помнила, что весь мир затопило багряным цветом. Ну еще, может быть, грохот крови в ушах, соленый запах и соленый вкус. А потом она уже стояла над растерзанным телом, которое в клочья разорвал неведомый громадный хищник, вся в красных пятнах да обрывках одежды, совершенно одна. "Все рождаются в этом мире с кровью и болью, — сказал ей как-то один из старейшин, — но гару делают это дважды." Ирма сожалела только о том, что не удалось предотвратить гибель Энди. Но, как бы ни злила ее такая мысль, именно его смерть и сподвигла ее, всех членов ее шайки на эту дурацкую затею — уничтожить одного из тысяч барыг, всего одного из целой огромной сети. Именно смерть Энди открыла ей ее истинную сущность и новую, невозможную, странную, опасную, совершенно восхитительную жизнь. Через кровь и боль, да. Старейшина все-таки был чертовски прав.