Абра-чёрт побери-кадабра

Как близка бывает к человеку смерть? Возможно, она уже нависает над ним, а он даже ни о чём не подозревает. Сложно осознать тот факт, что вскоре ты можешь умереть и тебе никак не избежать этого. Что все мы однажды окажемся в пустоте, откуда не будет выхода, спасения. Прожитая жизнь начинает казаться необъяснимо короткой и бессмысленной, как будто ты и не жил вовсе. Константин часто встречался с этой апатией, настолько часто, что даже к ней привык. Смерть утратила для него свой загадочный, роковой, первобытный смысл, перестала его интересовать. Он встречал её как старого друга, с которым ты пересекаешься невзначай, провожал её пустым взглядом, будто гадая, зачем она приходила. Вскоре страх смерти навсегда покинул его порочную душу. У Константина была своя система фобий и вещей вызывающих чувство брезгливости, не поддающаяся осмыслению обычным людям. Например, он ни разу не вздрогнув мог голыми руками при помощи канцелярского ножа провести вскрытие, и необязательно человека, и необязательно мёртвого. Джон не оглядываясь мог шагнуть в бездну полную исчадий ада. Но его до ужаса вымораживало то, что в его мире называли «чувством долга», он называл это напускным показушничеством и ничем более. Можно сказать, что он был бесстрашным человеком, об его истинных кошмарах никто никогда не узнает, ведь Джон унесёт их с собой в могилу. Единственное, чего он боялся, и о чём знали довольно многие — это бездействие. Оно сводило его с ума, медленно давило на черепушку, словно пытаясь её раздавить. И сейчас, он не мог вымолвить ни слова, а его руки, ниже локтей, были полностью парализованы. Константин сидел на холодном полу «обезьянника» Министерства. Про себя он отметил, довольно иронично, что именно в этой камере его заперли два года назад. Сильно саднило плечо, швыряя Джона в камеру, авроры постарались оставить на его теле как можно больше увечий. В голове гудело, неудивительно после нескольких круциатосов. Пытали его не для информации, так как все они, и пожиратели и Министерство боялись Константина, они были просто в ужасе, ведь не могли понять его магию, его мотивы и на что он вообще способен. Никто из них не решался снять с него немые чары, так что они били, пытали его просто так, в удовольствие. Здесь же, напротив него сидел Сириус. Глаза его были пустыми, потупленный взгляд был обращён к потолку. Бродяга о чём-то думал, и эти мысли явно его пугали. На него тоже, словно наложили немые чары, ведь он не сказал ни слова с того момента как их здесь заперли. Ему повезло не меньше, на скуле бродяги красовался огромный порез, который с упоением ему оставила Беллатриса. Блэк подозревал, что у него сломано несколько рёбер, то с каким остервенением его забивали ногами не пройдёт бесследно. Он переживал заточение куда хуже Константина, так как по своей сути был свободным и диким зверем, а клетка для него уже была огромной мукой. Ржавые, чёрные прутья решётки — всё что отделяло их от свободы. И как же горько было осознавать, что в других условиях выломать их не составило бы труда, но сейчас, стоило им коснуться прутьев они раскалялись до бела. — Нас приговорят к поцелую дементора, — безразлично сказал Блэк, его голос обзавёлся режущей хрипотой, от чего тот говорил тихо, — ты знаешь, кто такие дементоры? Джон отрицательно помотал головой. — Счастливчик, — Сириус слабо улыбнулся, — эти твари питаются счастьем. Джон закатил глаза, его губы задвигались, но слов не последовало. — Хочешь сказать что-то типо: «Со мной они умрут с голоду»? — Сириус рассмеялся и, вздохнув, сказал, — Поцелуй дементора лишает души. Я знаю, о чём ты думаешь, мол у тебя её нет? Константин насмешливо улыбнулся, выражая согласие. Его губы вновь задвигались, но в итоге он просто развёл руками в воздухе. — Никогда не было? — уточнил Сириус. Джон кивнул. Вдруг в коридоре раздались шаги. «Ну, — подумал Джон, — белую бороду ждать не прийдется». Даже мыслями он был саркастичен перед лицом опасности. Шаги приближались, вскоре на свет вышел мужчина. Он был одет с иголочки, у него была аристократичная осанка, начищенная до блеска обувь, казалось бы внешне он был идеален, за исключением одной маленькой детали. Приятные черты его лица были обезображены вздувшимися тёмными венами и абсолютно чёрными глазами. Константин резко подорвался, избитое тело отзывалось волной боли. Мужчина лукаво улыбнулся. — Джонни, — произнёс он растягивая гласные, — какая встреча. Лицо Константина преобразилось в беззвучный гневный оскал. Он хотел что-то сказать, очень хотел, и обязательно что-нибудь на латыни. — Эти местные, — демон раздражённо скривился, — идиоты, не находишь? Но тем не менее им каким-то, не побоюсь этого слова, чудом господним, удалось тебя поймать. Я даже не поверил, вот, пришёл сам убедиться. Видимо пребывание здесь пагубно на тебя влияет. Стареешь, Джонни, или просто отупел, — он сделал небольшую паузу и взгляд его скользнул с Джона сначала на стены камеры, а затем и на Сириуса, — Вижу, и шавку себе новую нашёл, печально, опять из-за тебя кто-то дохнет. — Смотри, — ответил демону Сириус, — как бы эта «шавка», не выбралась отсюда и не оторвала тебе язык. — Оно говорит! — искренне удивился демон. Он взглянул на Константина, — Нет, так не интересно… Демон взмахнул рукой. Джон ощутил будто его ударили в горло и, осознав, что произошло, тут же произнёс первые строки обряда экзорцизма. Его голос был севшим, каждое слово приносило невероятную боль. Демон дёрнулся, он выставил вперёд правую руку и Константин ощутил как что-то медленно отрывает его от пола и в ту же секунду его безвольную тушу кидает на прутья решётки. Демоническая сила вдавливала его в раскалённую сталь. Голос снова пропал и в ушах звенел безмолвный крик. — Не вежливо так поступать, — сквозь зубы процедил демон, — ни здравствуй, ни до свидания. Сразу гонишь? Решётка прожгла рубашку, оставляя на коже алые ожоги. Сириус вскочил со своего места. Он судорожно вспоминал все те обряды, которым его учил Джон. Язык заплетался, но всё же первые слова слетели с его губ. Демон взмахнул второй рукой и Блэка отбросило в стену. — Как мило, — демон вглядывался в искажённое болью лицо Константина, — Знаешь, Джонни, я бы и сам тебя убил, да только мне будет куда приятнее увидеть как дементор будет медленно и болезненно высасывать душу из твоей тушки, а затем, я заставлю тебя, равнодушного и немого смотреть как я убиваю всех, кто успел тебя полюбить, в то время как в твоём умирающем рассудке будет лишь долгий, отчаянный крик! Демон опустил руку. Константин рухнул на землю. Судорожные вздохи разрывали рёбра, болезненно натягивали опалённую кожу. Ожоги горели, словно он всё ещё лежал на раскалённых прутьях. — Да уж, — демон брезгливо поморщился и направился прочь, — Великий Джон Константин, — насмешливо произнёс он перед тем как скрыться в глубине коридора, — finita la comedie. Константин чувствовал, что вот-вот отключится и всеми силами старался остаться в сознании. В глубине камеры послышалось какое-то движение. — Джон? — слабо позвал Сириус. Его зрение никак не хотело фокусироваться, однако как только он смог различить, что Константин лежит и не шевелится он тут же подскочил к нему, — Джон! Джон, ну же! — Сириус пытался поймать взгляд Константина. Тот повернул голову в его сторону и глаза его прояснились, — Ты как? Джон приподнялся на локтях и резко кивнул, даже скорее не кивнул, а уронил голову себе на грудь. Это могло означать что он в порядке, или, что он сейчас отключится. Сириус оттащил его к стене и помог сесть. — Кивни, если слышишь меня, — Сириус встревожено оглядывал ожоги. Джон кивнул. — Чёрт, — выругался Сириус, — сейчас, погоди я что-нибудь придумаю… Джон ударил его по запястью, попытавшись схватить Блэка за руку, и тем самым перебив. Он умоляюще взглянул ему в глаза, будто говоря: «Не стоит, я уже всё равно не жилец.» Сириус несколько секунд беспомощно озирался по сторонам, словно пытаясь поймать в воздухе какой-нибудь аргумент против, но его всё не было, губы Блэка беззвучно дрогнули несколько раз, казалось он хочет что-то сказать, однако слова застревают в горле. Сириус сел рядом с Джоном и в полном молчании они провели ещё несколько часов. Каждого терзало чувство вины. Сириус не мог ничем помочь Константину, он беспомощно оглядывал длинные алые ожоги и мог лишь догадываться какие страдания они ему приносят. Несколько раз он насторожено следил за тем, как судорожно вздымается и опадает грудная клетка Джона. Он думал о том, что было бы если, в тот злополучный день, два года назад, Константин не очутился бы здесь. Конечно, воображение Блэка пророчило ему счастливую долгую жизнь, возможно любовь и семью. Однако, Сириусу было не известно как Джон жил раньше, он просто умножал своё чувство вины, думая, что если бы не он, Константин был бы сейчас здоров и, скорее всего, счастлив. Но, спроси он об это Джона, узнал бы, что тот вполне мог попасть в аналогичную ситуацию и в своём мире. Сам же Константин винил себя почти за то же, ему как и Сириусу казалось, что без него всем вокруг было в тысячу раз лучше. К его чувству вины примешалось ещё и постыднейшее осознание собственной беспомощности. Вообразите, он, человек некогда удержавший в руках ящик пандоры, теперь сидит здесь с заткнутой глоткой. Невольно вспомнилось как вчера их, словно цирковых зверюшек, вытащили на растерзание репортёрам. Как было унизительно, почувствовать себя в теле выставочной собачонки, которую держат на чугунной цепи до тех пор, пока не сверкнёт последняя вспышка фотокамер. Константин отчётливо помнил, как искренне улыбались те ублюдки, которые потом с таким же энтузиазмом забивали его ногами. Неожиданно на лице Сириуса появилась улыбка. Он взглянул на Джона и сказал: — Знаешь, что меня радует? Константин вопросительно изогнул бровь, что означало его искреннюю заинтересованность. Он будто спрашивал: «Что, чёрт тебя дери, может радовать в такой ситуации?». Заметив этот взгляд Сириус продолжил: — Гарри в безопасности. Джон закатил глаза к потолку, что означало: «Не знал, что ты такой наивный». — Я серьезно, — укоризненно посмотрел на него Сириус, — чем быстрее нас убьют, тем меньше шансов, что он решится нас спасать. Джон согласно кивнул. Он лично приложил титанические усилия, чтобы уберечь Поттера от крестражей, тёмного Лорда и его собственной глупости, и ему вовсе не хотелось, чтобы все труды пропали даром. Однако, и Сириусу и Джону было довольно неудобно осознавать, что они по сути оставили Гарри на произвол судьбы, что теперь он сам по себе и, не обладая некоторыми знаниями, может влезть куда не надо, что непременно повлечёт не самые приятные последствия. Блэк и Константин, оба догадывались, что если их фотографировали репортёры «Пророка», то статья уже наверняка вышла в тираж. Это значило, что не только жильцы дома на площади Гримо знают, что именно с ними случилось, но и весь Орден Феникса. Поэтому они оба боялись, что вскоре к ним нагрянет неожиданное, невероятно рискованное и абсолютно не обдуманное спасение в самый последний момент. С одной стороны, было бы хорошо, быть спасёнными, живыми, но с другой всё было куда печальней. Отправиться их спасать, было все равно что выйти в чистое поле против взвода с артиллерией, будучи вооружённым рогаткой. Но как будто, это когда-нибудь останавливало Гарри Поттера? В доме на площади Гримо начинал электризоваться воздух. Драко ясно дал понять буйной троице, что ни при каких обстоятельствах не даст им покинуть дом. Он тысячу раз объяснял им, что Сириус и Константин просили его об этом, и тысячу раз слышал в свой адрес не самые лучшие выражения. По правде сказать он устал. Малфой испытывал довольно смешанные чувства касательно происходящего. С одной стороны он был прав, ведь в Министерстве их ждёт верная смерть, но с другой ему было невыносимо ощущать себя бездействующим трусом. В тот момент он шёл в свою комнату, после очередной перепалки. Неожиданно в одной из комнат второго этажа раздался грохот, не долго думая он направился к источнику. Дверь со скрипом поддалась и Драко сразу же увидел, что именно создало так заинтересовавший его шум. Дверцы убитого временем гардероба всё-таки не выдержали напора того количества барахла, которое туда так старательно заталкивал Сириус. На полу распластались разбитые рамки с фотографиями, какие-то тряпки, несколько мешков, с гремящим нечто внутри, обломки старой метлы и много подобного хлама. Драко уже было хотел уходить, но вдруг остановился, он узнал эту комнату. Именно на этом пыльном полу он впервые появился на площади Гримо. И тут в его сознание вернулся вопрос, мучавший его первые недели пребывания здесь. Зачем ему помогли? Ни для Константина, ни тем более для Сириуса, он не являлся другом или знакомым. Однако, они абсолютно бескорыстно укрыли в своём доме сына пожирателя смерти. Также они никогда не говорили о его прошлом или о прошлом его родителей, старались обходить стороной произошедшее в Хогвартсе и прочее. Они общались с ним не так, как Поттер, не тем тоном, полным презрения и обвиняющим во всех грехах этого мира, а как с равным. И чем он им отплатил? Трусливым следованием приказам? Своим никому не нужным бездействием? На душе сделалось горько. Из транса его вывел неожиданный хлопок входной двери, он вдруг обнаружил, что всё ещё стоит в пыльной комнате, глядя в никуда. Драко тут же сорвался с места. Сбегая вниз по лестнице он мысленно дивился глупости и гениальности злополучной троицы. Как же это было просто, отвлечь его шумом, а самим потихоньку сбежать. Малфой вылетел на улицу. Гарри, Рон и Гермиона практически скрылись за поворотом. — Стойте! — окрикнул он их. Поттер достал из рукава палочку и произнёс: — Нет, ты стой! Ещё шаг и я превращу тебя в хорька! — Я и не собирался, — Драко сделал осторожный шаг, — вас останавливать. Я пойду с вами. — С чего бы это? — холодно произнёс Поттер. — Ты говорил, что мне наплевать, — Малфой уже практически вплотную приблизился к Гарри, — так вот, это неправда. Константин и твой крёстный сделали для меня многое. — Как-то слабо верится, — вклинился Рон. — Ну, может я хочу проследить, чтобы с вами, кретинами, ничего не случилось? — съязвил Драко. — Ладно, — неожиданно сказал Гарри, — возвращаемся в дом. Но если вдруг, это окажется ещё одной попыткой удержать нас, тебе мало не покажется, Малфой. Он прошёл мимо Драко, нарочно будто не заметив, за ним последовали и Рон с Гермионой. Вместе они вошли в оставленную раскрытой настежь дверь. Гарри прекрасно осознавал, что они нуждаются в Драко. Их слишком мало для того, чтобы в одиночку проникнуть в Министерство. Возможно, он даже понимал все риски задуманного мероприятия, но не хотел их признавать. А тем временем, дементоры уже прибыли в министерство, для свершения торжественной казни. Драгоценное время таяло на глазах. Двум смертникам оставалась одна ночь жизни, а четырём заговорщикам одна ночь, чтобы придумать как их спасти. А время всё утекало и утекало, неумолимо отбивая роковые секунды стрелками часов, и с каждым таким ударом становились ясно, что они могут не успеть.