Доводи до конца

      За эту ночь Гарри не сомкнул глаз. С ним явно что-то происходило, но парень никак не мог понять, что именно. Все его мысли вертелись вокруг Малфоя и случая в женском туалете на третьем этаже. Воспоминания были слишком тягучими и тяжелыми, от них было сложно избавиться — они намертво прилипли к Поттеру и беспардонно напоминали о себе каждый раз, как парень оставался наедине с собой. Гарри нередко посещали противоречивые желания. То он хотел специально найти Драко, чтобы сказать ему пару нелестных выражений, то наоборот — хотел подкараулить слизеринца и просто спросить, как прошел его день. Это непостоянство сводило Поттера с ума, но, как бы он ни старался, он ничего не мог сделать.       А еще он заметил за собой привычное равнодушие по отношению к Рону и Гермионе. Они перестали его нервировать, хотя вели себя как обычно. Они постоянно цапались, ругались и спорили, а Гарри упрямо не вставал ни на одну сторону. Его не волновали отношения между друзьями, как и всегда. Если составить список «Что волнует Гарри Поттера?» — туда войдет только один пункт: «Драко Малфой».       Если бы парнишка уделял хоть каплю внимания своему психическому состоянию, скорее всего он дошел бы до мысли, что с ним не все в порядке. Но ему опять-таки было все равно. Первой тревогу забила Гермиона, когда у Гарри пошла кровь носом во время завтрака. Она чуть ли не на коленях умоляла друга посетить больничное крыло, но тот отказывался, объясняя, что ничего страшного не произошло.       Во время первого занятия дела пошли гораздо хуже. Внезапный прилив агрессии забрал Поттера с головой. Он тяжело дышал, пытаясь успокоиться, а в голове билось безумное желание причинить себе боль. Прочувствовать ее каждой клеточкой тела, ощутить теплоту собственной крови, покалывание от пореза и жжение от ткани, которая скроет ранку. Гарри не мог концентрироваться на уроке, он суматошно искал глазами что-то острое. Но кабинет профессора Флитвика был одним из самых безопасных в школе. Тут вряд ли хранилось что-то, что может причинить кому-либо вред. Парень взял свое перо, опустив руки под парту. Острием вещицы для письма он прокалывал подушечки пальцев, но все еще не испытывал желаемого эффекта. Этого было мало. Поттер макнул кончик пера в чернильницу и снова проткнул себе кожу. Ощущения немного возросли, порезы горели от чернил, но юнец не хотел останавливаться, прокалывая один палец за другим.       Никто в классе не обращал внимания на Гарри — все были заняты делом. Кто-то строчил конспект, кто-то делал домашнее задание на другой предмет, а кто-то просто плевал в потолок. Когда на подушечках пальцев не осталось живого места, Поттер извинился, отлучившись в туалет. Как только холодная вода коснулась изуродованных рук, парень закатил глаза от наслаждения. Жидкость смывала смесь крови и чернил, а еще приятно покалывала и охлаждала кожу. Гарри держал руки под водой даже тогда, когда та стала совсем ледяной. Он чувствовал, как конечности немного немеют, причиняя совсем другую боль. У Поттера появилась своя классификация физических страданий, которые выстраивались в ряд по мере получения удовольствия.       Парень умылся и снова взглянул на свои руки. Пальцы опухли, а на некоторых остались темные пятна. Гарри нравилось разглядывать раны на кончиках пальцев. Будто у художника-импрессиониста резко закончились все холсты и ему пришлось импровизировать. Конечно, причинение самому себе вреда вряд ли можно назвать отраслью искусства, но сочетание крови, чернил и белых пятен от ледяной воды Поттер находил почему-то эстетичным.       Идиллию нарушил незваный гость, ворвавшийся в туалетную комнату и громко захлопнувший за собой дверь. Это был какой-то старшекурсник, но Гарри не доводилось раньше его встречать и он тихонько следил за действиями парня. Тот уперся руками о раковину и тяжело дышал. Он смотрел на себя в зеркало, потом умывался холодной водой и хлопал себя по щекам. Незнакомец повторил эту процедуру несколько раз, а Поттер молча наблюдал, ожидая, чем же это закончится. Старшекурсник сплюнул в раковину и достал из кармана черную кожаную визитницу, из которой дрожащими руками пытался что-то достать.       — Все в порядке? — Голос Гарри эхом прошелся по помещению.       Незнакомец вздрогнул и испуганно посмотрел на парня, а потом неуверенно достал купюру.       — Скрути, будь другом.       — Что это?       Подросток нервно похихикал, сказав что-то вроде «вырастешь — узнаешь». Поттер терпеть не мог, когда ему указывали на его возраст.       — Дашь попробовать, тогда скручу.       — Ладно, дело твое, — парень еще раз сплюнул в раковину.       Гарри во все глаза следил за действиями незнакомца. Как тот, наконец, достал прозрачный пакетик с белым порошком, как на визитнице его рассыпал, а потом карточкой сделал несколько длинных дорожек. В голове Поттера уже давно не происходила оценка ценностей и сейчас было не время. Он посмотрел, как старшекурсник управляется со скрученной купюрой, чтобы не облажаться, когда придет его очередь.       — Скажешь кому-то — ты труп, понял? — Подросток шмыгнул носом и закатил глаза от постепенно накатывающей волны наслаждения.       — Что это?       — Это, малец, чистый кайф.       Такая рецензия вполне удовлетворила Гарри и он взял купюру. Пронеслась мысль, что ему, собственно, нечего терять, вот только умирать на вонючем полу туалета не очень-то хотелось. Парень мигом прогнал все изображения, которые его мозг уже успел сконструировать, и втянул всю линию белого порошка. От непривычки Поттер поморщился и захотел чихнуть, но чудом смог сдержать порыв.       Секунда шла одна за другой, но эффекта не приходило. Незнакомец еще раз умылся и вышел. Гарри подумал, что уже достаточно задержался и решил вернуться в класс. Учитель никак не прокомментировал долгое отсутствие ученика, а вот по классу поползли смешки. Юнец сел за парту, игнорируя одноклассников, а тело, наконец, начало расслабляться. Руки и ноги сразу стали ватными, и Поттер прикладывал очень много усилий, чтобы не сползти со стула. Он испытывал такое чувство, будто три дня работал без сна и обеда, а сейчас словно лег на мягкую кровать. От обретения покоя по телу бегали маленькие электрические разряды, немного покалывая в областях суставов. Гарри отдался целиком этому ощущению, забыв про все вокруг. Для него сейчас существовал только тот самый «чистый кайф».

***

Вечер того же дня. Кабинет Северуса Снейпа

      Учитель как обычно проверял конспекты, сидя за чашечкой чая, когда дверь без стука отворилась. Такое невежество себе мог позволить только один человек в этой школе — Драко-негодник-Малфой. Северус устало взглянул на мальчишку.       — Что-то случилось?       — А что-то должно случится, чтобы я навестил крестного?       — Драко, мне ни горячо, ни холодно от твоей лести, можешь оставить ее для других учителей или же для отца.       — Кстати об отце, — Малфой немного ссутулился, — он хочет посетить школу на следующей неделе.       — И? Ты не рад будущей встрече?       Мальчишка подошел к Северусу и по-детски обнял его. Драко уже давно считал зельевара более близким человеком, чем Люциуса, но от корней не убежишь. Парень по-прежнему носил фамилию отца и был полностью от него зависим. Жизнь Снейпа, наполненная одиночеством и смирением, нравилась ему куда больше жизни, которую строил Малфой-старший. Его интересовали лишь власть и деньги, а в этом случае одно исходило из другого. Драко мечтал быть авторитетом не из-за богатства его семьи, а из-за его личностных качеств, но от корней не убежишь, хотя иногда и очень хочется.       — Ты знаешь, — мальчишка горько вздохнул, — он всегда требует от меня невозможного и строит из себя непонятно кого.       — Он твой отец, не забывай.       — Как о таком забудешь…       Снейп устало потер переносицу и повернулся к Малфою, обняв его в ответ.       — Человек не может выбрать в какой семье родиться, но может выбрать, кем он станет в будущем.       — Да-да, я все это знаю.       Мужчина легонько коснулся кончиками пальцев щеки Драко.       — Знаешь, конечно, знаешь, — улыбнулся Северус и предложил парнишке чаю.       Пока мужчина занялся приготовлением напитка, Малфой принялся рассказывать про свой день. Это была их своеобразная традиция — сидеть вдвоем, пить чай и разговаривать. Такой душевной теплоты не доставало в их отношениях с отцом. Люциус старался слепить из сына равнодушного человека, которому чуждо любое проявление чувств. Он должен быть расчетливым, продумывать каждый шаг наперед, видеть людей насквозь, а самое главное — держаться подальше от такой слабости, как любовь. Драко пытался с этим бороться, идти наперекор, но телесные наказания сломали последний огонек противостояния. Были времена, когда тело парня украшали уродливые гематомы и кровоподтеки, от вида которых его мать чуть ли не падала в обморок. Вот только отец отгораживал ее от воспитания единственного сына, мол, незачем ему прививать сострадание и жалость к себе. И сейчас, когда отец-тиран решил посетить школу, Малфой вспомнил всю ту боль от избиений и животный страх сказать что-то не то. Он коротко замолчал, гадая, чем же вызван приезд Люциуса. От зельевара не скрылось внутреннее беспокойство мальчишки, он разлил чай по чашкам и обратился к Драко.       — Он не тронет тебя здесь.       — Откуда тебе знать? Он больной, ему нравится смотреть, как другие страдают, прямо как Поттеру! — Малфой осекся, но было уже слишком поздно.       — Поттеру?       — Ничего, забудь.       Малфой встал и пулей выскочил из кабинета, оставив крестного в недоумении стоять, глядя на захлопнувшуюся дверь. «Дурак! Какой же ты дурак! Идиот! Кретин!» Драко бежал по коридору, схватившись за волосы, мысленно коря себя за то, что проговорился. Не то, чтобы он хотел оставить это в тайне, но та ночь в туалете была одним из его личных, интимных воспоминаний, которое принадлежит только ему и Поттеру. Напоминание о ненормальном гриффиндорце сбило его с толку. Парень остановился, забыв, куда бежал, хотя точного направления и не было вовсе. Он оглянулся и понял, что забрел в какой-то странный коридор, о котором доселе он даже не догадывался. Драко суматошно вынул из кармана сложенный втрое лист бумаги, на который недавно переписывал информацию из книги и бегло прочитал написанное, а после еще раз осмотрел коридор, в котором не было картин, кроме одной. Она висела слева от Драко, в почерневшей от времени серебряной раме. Холст также был полностью черным, и слизеринец, не веря своим глазам, принялся перечитывать легенду, которую и переписал в библиотеке.       «Лишь истинный наследник Салазара Слизерина, отметивший себя на ткани, окруженной серебром, сможет найти путь к своей цели. Тот, чьи намерения чисты, а дух спокоен, отыщет ответ на мучивший вопрос. Цена пути тому подвластна, кто потерял свои богатства»       Драко разглядывал полотно, пытаясь найти вложенное перо или какой-нибудь пишущий инструмент, но на деле все было отнюдь не так просто. Он стоял, глядя в темный коридор, который в приглушенном свете и вовсе казался бесконечным. Малфой был не из тех людей, которые слепо верят всем сказкам или легендам, он всегда требовал хоть малейших доказательств. Сейчас их было достаточно. Парня разрывал поток мыслей. Он думал о загадочной цене за путь, о том, как написать свое имя, о вопросе, который его мучает, но не мог сосредоточиться на чем-то одном. Драко не был уверен даже в своей цели. Он закрыл глаза и попытался представить то, чего отчаянно желает. В голове одна за другой всплывали картинки — вот он становится главой семьи, потому что отец трагически погиб, а вот Малфой пожимает руку Дамблдору, который на всю школу вещает о заслугах мальца, а вот… Ленту изображений замкнул он сам, старый, но с прямой спиной, державший изящную трость в одной руке, другую положив на сердце. Медленно Драко открыл глаза и положил ладонь на грудную клетку. Ответ пришел сам собой — он отчаянно желает быть признанным.       «Достаточно медлить» — поторопил себя парень и зубами прокусил кожу на большом пальце. Неаккуратно дрожащей рукой он написал кровью свое имя на полотне. В один миг вдоль коридора зажглись факелы, прокладывая путь дальше. Не задумываясь о последствиях, Драко сделал первый шаг, вдыхая затхлый воздух. Он шел по узорчатому ковру все дальше и дальше, а коридор выстраивался на его глазах, уводя его вглубь. Свет позади него медленно гас, как бы наводя на мысль, что обратной дороги нет. Либо идти вперед, либо потеряться во мраке. Малфой прокручивал в голове последнюю строчку легенды и думал, о каких богатствах идет речь. Это могло быть как чем-то материальным, осязаемым, так и чем-то духовным и высоким. Все размышления заводили в тупик, и парень быстро бросил это дело, решив, что пройдет этот путь чего бы это ему не стоило.       — Драко Малфой, — глухой голос быстро потонул в стенах помещения.       Слизеринец остановился, пытаясь понять откуда доносится звук.       — Что ты ищешь, Драко?       — Я ищу признания.       По коридору пронесся дикий смех и весь огонь моментально потух, оставив парня в полной темноте.       — Ты хочешь чтобы тебя уважали, — некто явно играл с Драко, шепча сначала в левое, потом в правое ухо, — или ты хочешь, чтобы тебя боялись?       — Я выбираю уважение! — отчаянно крикнул парень в пустоту, страшась, что сходит с ума и ему все это кажется.       В помещении повисла тишина. Со свистящим звуком откуда-то появилось огромное зеркало, стремительно двигающееся по направлению к Малфою. Оно остановилось, едва коснувшись носков его ботинок. Парень смотрел на свое отражение. Ничего ровным счетом не поменялось, он выглядел так же, как и всегда, только волосы были немного растрепаны. В голове пронеслась мысль, что отец уже давно бы отчитал его за такой неподобающий вид.       — Вот твое уважение, Драко. Вот твой страх и вот твое признание.       — Я… Я не понимаю…       Зеркало снова исчезло в темноте коридора, а незнакомый глухой голос так больше ничего и не ответил. Голова резко закружилась, воздуха в помещении стало критически мало. Малфой пытался бежать обратно, но вскоре упал, потеряв сознание.

***

      Драко очнулся в темном помещении, не понимая, как здесь оказался. Голова была безумно тяжелой и каждая мысль болью распространялась по всему телу. Ноги и руки очень сильно затекли, отчего любые движения также доставляли дискомфорт. Малфой не подозревал, сколько часов он так пролежал — обездвиженный и без сознания, а еще никак не мог вспомнить, почему это помещение кажется ему таким знакомым.       — Проснулся?       К парню подошел мужчина, одетый в привычную для стен школы черную мантию. Его сальные черные волосы невыгодно обрамляли лицо, добавляя тому больше бледности. Драко не составило труда узнать в мужчине своего любимого крестного.       — Я нашел тебя в коридоре, расскажешь, что случилось?       Мальчишка потер глаза и еще раз оглянулся. Он толком ничего не помнил. Вот он пришел к Снейпу, потом ушел, а теперь снова здесь. Малфой пытался заполнить паузу между уходом из кабинета и возвращением сюда же, но в голове будто стоял невидимый барьер, мешавший восстановить цепочку событий.       — Я бы с радостью, но…       — Но ты ничего не помнишь? — Северус нахмурился и передал Драко стакан с непонятной вязкой жидкостью.       Жизнь научила парня не спрашивать, что дает ему зельевар — во избежание рвотных позывов от названий ингредиентов. Он молча выпил все без остатка, немного покривив лицо от горечи напитка. Снейп наблюдал за мальчишкой, потом коротко вздохнул и нахмурил брови.       — Я задам один единственный вопрос: Поттер как-то причастен к этому происшествию?       — Нет, — Малфой не был полностью уверен, но почему-то нутром чувствовал, что Гарри не имеет к этому никакого отношения.       Учитель смотрел Драко в глаза, пытаясь уловить крупицы правды. Парень был невозмутим и смог выдержать пронзительный взгляд Северуса. Тот снова вздохнул и покачал головой.       — Ты идешь сейчас в гостиную Слизерина, открываешь любую книгу и кладешь ее рядом на стол, сам снимаешь ботинки и ложишься на диван. Ты не мог уснуть этой ночью и решил немного почитать, чтобы ускорить процесс, а потом просто-напросто уснул. Я не знаю, что произошло с тобой, Драко, но постарайся обеспечить себе хорошее алиби.       Парень молча кивнул и аккуратно, немного шатаясь, встал. Он попрощался с учителем и на ватных ногах дополз до гостиной. Малфой сделал все в точности, как посоветовал Снейп, а как только его голова коснулась мягкой обивки дивана, он провалился в беспокойный сон.