Пять жизней

ПРОЛОГ

Дневник. Запись №1 Свежий запах дождя, что доносился из открытого настежь окна, оживлял своей прохладой легкие. В кабинете так же витал аромат духов. Человек, что выбирал их, наверняка был загадочной натурой: запах был тяжелый, чуть мятный, не навязчивый и почти растаявший в букете ароматов мрачной погоды и лекарств. Приятный цвет светло-зеленых стен подчеркивал витающее спокойствие. Я находилась в кабинете доктора Артура Брайтмана. Он мой лечащий врач. Весьма обходительный и спокойный мужчина, как и подобает любому нормальному психотерапевту. Первым делом мой взгляд пал на шезлонг, местами затертый, но такой знакомый. Трещины, пошедшие по старой коже предмета мебели, витиеватыми узорами сплетались в немыслимые картинки. Порою казалось, что в «веселом доме» эта вещь и была самая сумасшедшая. Я прошлась к шезлонгу и медленно опустила на него свое тело, которое в последнее время чувствовало легкую усталость. Краем глаза мне удалось глянуть на зеркало, что отражало моё уставшее лицо: на белках серых глаз появились красные ниточки – последствие лопнувших капилляр. Тёмно-рыжие волосы взъерошены, губы обветрились, потрескались. Голова слегка болела, из-за чего я хмурилась, собирая букет морщинок в уголках глаз. Именно когда я в таком состоянии, моя физиономия действительно отображает мой возраст. Хотя, если бы я не так уставала от вечных кошмаров, то выглядела помоложе. Всегда задумываясь, если бы не перерывы в моей жизни на многолетние комы, я бы выглядела на пятьдесят? - Ну, Алексис, - сказал доктор, – что поведаешь мне сегодня? – и усадился на свое кресло, что стояло напротив меня. Его очки сползли по узкому, слегка горбатому носу. Яркие голубые глаза с тенью равнодушия непринужденно осматривали мою расслабленную позу, в то время как я изучала его взгляд. Не глубокая морщина между бровей подчеркивала свойственную доктору серьезность. Под острыми скулами красовалась недельная щетина, а на потрескавшихся тонких губах всегда играла еле заметная полуулыбка. Мне было трудно начать разговор. Все время я лечилась от болезненных осколков моих воспоминаний, которые медленно, но верно отравляли мой рассудок, или то, что от него осталось. Проведя четыре сознательных лет в этом «желтом доме», я ни разу не рассказывала всё то, что со мной стало полноценно. Я хотела, правда, но моя память стирала все подробности, замыкала в тайных уголках сознания. В такое время я чувствовала себя вменяемой, здоровой и очень спокойной. Но эти чудные мгновенья уплывали у меня из рук, сменяясь кошмарами, что будто бы специально томят сознание в моем воспаленном, красочном и мерцающем всеми оттенками красного цвета, прошлом. И вот, обострение как никогда раньше возродило мои первые воспоминания. Самые сокровенные и самые болезненные. Доктор ждет от меня ответа. К его счастью, теперь я могу ответить полноценно, не прерывисто, как прежде: - Вчера у меня был очередной кошмар, - я запнулась, и, набрав больше воздуха, продолжила, – но «очередной» слово сюда вряд ли подходящее. Я вспомнила свое младенчество. - Из этой жизни или предыдущих? – поинтересовался доктор. Конечно, услышав это, вы могли бы подумать, что он говорит с сарказмом, однако его вопрос был задан немного равнодушным, спокойным и понимающим тоном. Ему приходиться это говорить, делая вид, что верит в мои, по его мнению, сказки. - Нет. В самой первой из жизней. И к слову самой короткой.

* * * Дерри, 3 апреля, 1908 год. Смеркалось. Солнце, что спряталось за горизонтом, ещё стеснительно отсвечивало кучевые облака, которые украшались в алый цвет. Духота обычного душного дня спадала, сменяясь приятной вечерней прохладой и свежестью. Скромные лучи сумрачно освещали главную площадь миленького поселения. Судя по разбросанным по брусчатке цветным ленточкам и кое-где остатками вкусностей, был праздник. Но какой же праздник мог быть в то время? Он не мог быть помечен в календаре, его не могли отмечать за столом всей дружной семьей. Однако, это праздник. А праздник – это счастье для человеческой души. Ну а что же радует человека так же, как цирк на колесах? То, непередаваемое веселье, когда забавные арлекины в нелепых попытках развеселись человека, забавно падают или ударяются. Или же тот цирк с певцами – акробатами. Иллюзионисты, барды, или же простые клоуны всегда были маленьким праздником для такого городка, как Дерри. Но этот цирк был немного другого рода. В нем выступал всего один клоун. Танцующий клоун Пеннивайз. Дети были от него в восторге, а родители благодарны, что их чадо, наконец, не мешает им. Приехал этот цирк всего пару дней назад. Это были дни подготовки. Развешивались листовки, подготавливалась сцена, разлаживались стулья. Всем этим занимался один юноша с очень выразительным и довольно красивым лицом. Ненормально яркие голубые глаза, острые скулы и ровный нос с чуть оттопыренным кончиком. На его пухлых губах всегда царила странная улыбка. Он был не разговорчив с взрослыми людьми, но всегда тепло общался с детьми. Дарил разнообразные бумажные самолетики и кораблики, а периодически мог и показать какой-нибудь фокус. Такая забота и любовь к детям не могла не вызвать хотя бы толику умиления. Именно такой была моя мать. Её судьба была не самой сладкой и завидной, как и у любого в то время. Однако я не отмечала финансовые положения других людей, ведь мне тогда было всего пять месяцев. Мать часто носила меня с собой, разговаривала и опекала. От нее всегда вкусно пахло, она была очень любящая, но, к сожалению, одна. Я помню, как она плакала, и хоть тогда я не понимала, что за звуки издает она сквозь рыдания, но теперь ясно, что горевала из-за потери мужа. Кажется, его застрелили. Но это меня мало волнует. В один из злосчастных дней, мать повела меня и моих троих братьев на ярмарку. Там был и цирк на колесах. Я помню, как там вкусно пахло, и я видела сцену. Красочная, пестрая и такая странная. Для меня все было в новинку. Мама так смеялась с разнообразных забавных танцев, что показывал тот клоун. Эх, лучше бы она туда не ходила, лучше бы она не приводила туда братьев. После выступления, когда все начали расходиться, у мамы развязалась шнуровка на ботинке. Она положила меня на стул и принялась ее качественно перевязывать. Люди уже ушли, и отвлеклись на другие интересности ярмарки, а моя мать, задержавшись, взяла себе билет на поезд смерти в один конец, так как к нам подошел клоун, а рядом с ним шли мои братья с красными шариками в руках. - Мама, смотри, что нам дяденька Клоун подарил! – радовался какой-то из моих братьев. Мать ласково посмотрела на него, а потом перевела взгляд на клоуна. Взяв меня на руки обратно, она развернула меня так, что я могла лишь видеть лицо моей матери и слышать голоса. Но в скорее все изменилось после одной реплики то хриплого, то местами писклявого голоса: - У вас чудные дети, миссис… - сказала клоун, и выждал паузу, думая, что мама назовет свое имя. - Грейс Смит. Спасибо, но я уже мисс. Снова, - лицо матери помрачнело. - Соболезную. О, а что за чудная малышка? – кажется, он спрашивал про меня. Мать развернула меня лицом к клоуну, и я смогла его увидеть полностью: белое, мраморное лицо украшали две красные полосы, что велись от уголков растянутого в улыбке рта, и до самого лба. Рыжие волосы были не понятно собраны в какой-то странной форме. Белый пестрый костюм периодически украшали красные бубоны. Его взгляд с непонятным голодом впился в моё лицо. Не знаю, как моя мать могла не заметить такой больной и ненормальный интерес к младенцу в этих стеклянных глазах. Он спросил, можно ли меня подержать, на что моя глупая мать радостно согласилась, и с большим трепетом передала меня в руки, покрытые белыми перчатками. Мне стало страшно и я, как и любой нормальным младенец, начала рыдать и ворочать головой, руками в разные стороны, пытаясь вырваться. Клоун рукой повернул мою голову в его сторону так, что бы образовался контакт глаз. - Ш-ш, - промолвил он, и, внезапно для себя, я начала утихать. И хоть внутри меня все сжималось от, первого в моей столь короткой жизни, страха, издаваемые мною нечленораздельные тревожные звуки постепенно перешли в недовольное бормотание, а вскоре и вовсе сошли на нет. Не нужно было иметь мой сегодняшний опыт в общении с людьми, что бы понять мимику этого странного персонажа: мой страх ему определённо нравился. - О, да у вас дар. Я сама в жизни бы так не смогла ее успокоить, - сказала мама, но клоуну было все равно на то, что она говорила. Его странный взгляд был настолько поглощен не известными мне размышлениями, что если бы внезапно кто-то закричал о вспышке чумы, то он, думаю, не повел и ухом, продолжая вводить меня в гипноз. Видимо осознав, что держит меня слишком долго, клоун передал меня в руки матери, в которой, кажется, начала просыпаться тревога. - Что ж, мне очень понравилось ваше выступление. И детишкам тоже, - после этих слов, мама начала искать глазами сыновей, но заметив это, клоун поспешил ее успокоить: - Мисс, они с моего позволения убежали за сцену, руководствуясь детским любопытством, - он вскинул свои руки в утешительном жесте. – Думаю, что им было бы весело поиграть за сценой. - Я бы хотела дать им развлечься, но сейчас темнеет, а нам еще добираться до дома… - О, и как далеко вы живёте? Наверно путь не близкий, - с его лица сползла улыбка, а брови слегка нахмурились, выражая заботу и наигранную заинтересованность. Да, конечно. Сейчас моя мать смотреться еще наивнее, чем минуту назад. - В полчаса ходьбы на выезде есть колодезный домик, рядом и хижина моя. Внезапно лицо Пеннивайза растянулось улыбке: - Нам по пути. Я хотел бы задержаться в таком чудном городке как Дерри, но, к сожалению, мне нужно торопиться, ведь через три дня я и мои друзья встречаемся в Портленде. Так что мне не составит труда вас подвести. - Мне, правда, неудобно вас просить… - моя мать хотела отказаться, однако вспомнив волков и лис, что могли блуждать сейчас на дороге домой, задумалась. Клоун заметил её смущение и не преминул воспользоваться этим: - Не нужно меня просить, я настаиваю. Будет так обидно, если с детьми что-нибудь случиться, - он добавил драматичности и искривил спрятанные под гримом брови, тем самым показывая максимальную удрученность. Мать, немного подумав, согласилась. Снарядив коней у повозки, мы двинулись в путь.

* * * Я уснула во время поездки, и плохо помню, как мы приехали к дому. Мои братья счастливые вбежали в дом, а мать еще долго благодарила клоуна за такое радушие. Вскоре она внесла меня в дом, уложила братьев в отдельной комнате, а сама ушла со мной в свою спальню. Она накормила меня, и знаете что? Я до сих пор помню вкус материнского молока. Мне было тепло и спокойно, материнские объятия и колыбельная делали свое дело, если бы в комнате братьев не раздался крик. Мама резко вскочила и умчалась к братишкам со мной на руках. Когда мы переступили порог, я увидела то, что предпочла бы не видеть: два моих маленьких брата забились в углу с глазами полными слёз и ужаса. Увидев маму, они взглядом указали на другой угол плохо освещаемой комнаты. Прищурившись можно было заметить кого-то. Но поскольку лампа была опрокинута братьями, оставалось лишь надеяться на тусклые лучи Луны. Мама быстро подбежала к братишкам в угол, отвержено заслоняя их своим телом. - Что тебе нужно? Кто ты? Где Финес? – кричала мама в пустоту, пытаясь узнать о моем старшем брате. - Я здесь мам, - застенчиво сказал Финес с какой-то странной интонацией. - Нет! Не верь ему! Это не он! – закричал один из братьев позади. – Там клоун, клоун! - Финес? – недоверчиво спросила мама, все так же глядя в пустоту. - Да, мама, это я, - раздался какой-то хруст, похожий на хруст ломающихся костей вперемешку с хлюпом вываливающейся плоти. Вместе с этими тошнотворными звуками был так же слышен стук шагов, слишком тяжелых для мальчика, будто они давались с трудом. Шаг. Второй, и вот лунный свет из окна осветил фигуру Финеса. Глаза фосфоресцировали желтым, на лице, которое приобрело серый оттенок, виднелись красные линии ото лба и до окровавленного рта. Бок был вырван, а на остатках одежды были видны следы больших когтей. Мать всхлипнула, еле удерживая себя в сознании. - Финес, - она разглядывала мертво стоящего мальчонку, который внезапно начал трястись. Он кричал, будто все еще мог чувствовать боль. Из его груди начало что-то вырываться, в неплохих попытках пробить ребра. - Мамочка, - всхлипнул Финес, и протянул сломанную руку в сторону мамы. Та в свою очередь начала рыдать еще больше, - мама, пожалуйста, спаси меня! Мне больно, мама! Мама! Ма… - внезапно его мольбы смешались с протяжным криком, что сменился бульканьем, поскольку изо рта повалила кровь. Она окрашивала серую ночную рубашку мальчика в бардовый цвет. Когда кровь достигла грудной клетки, из нее в сопровождении мерзкого хруста вырвалась рука в белоснежной перчатке, которую заливала теплая красная жидкость. Хохот прорезал ненадолго установившуюся тишину. Это был странный смех, похожий на смесь злорадства и триумфа. Такой букет мог быть характерен лишь смеху охотника, что успешно загнал свою добычу. Тело Финеса безжизненно плюхнулось на пол, продолжая заливать его кровью. Переступив через мальчика, показался и сам злодей. Думаю, что нет сомнений в том, кто же это был. В том, что братишки не врали, когда кричали о клоуне. О клоуне, что стоял над телом моего брата, поглядывая на него какой-то дотошностью мастера, что оценивает свою работу. Его желтые горящие глаза глядели на нас, впитывая страх, который был почти осязаем. Монстр, в белоснежном костюме, который местами был украшен кровью, двинулся к нам. Медленно, упиваясь своим превосходством, одна из его перчаток порвалась с мерзким треском, а из трещин виднелись быстро растущие когти. - Нет! Забирай что хочешь! Забирай абсолютно все, но не трогай их, я молю тебя! Лишь скажи, что тебе надо! – закричала моя мать, пряча братьев своим телом, что становилось ничтожной границей между скорой гибелью и возможностью существовать. Внезапно маленькая Я отошла от шока и начала плакать, привлекая внимание клоуна. Мама еще сильнее прижала меня к себе, в абсурдной попытке спрятать, но было уже поздно. - Её, - он указал окровавленным когтем на мое тельце. Увидев, что мать замялась, добавил с той же веселостью. – Или я вырежу всю твою семью, на твоих глазах, медленно выпуская их внутренности так, что бы они оставались живы до самого последнего момента, - он облизнулся, обнажая ряд клыков в лукавом оскале. Он ловил непередаваемое удовольствие от всего происходящего. От плачущих детей, от беспомощности младенца, что был бы чудным ужином. От власти, которую имел над этой женщиной, поставив перед таким трудным выбором. – А потом я съем твою маленькую дочурку, после чего, примусь за тебя еще более неспешно, но перед этим, я тебя оставлю наедине с трупами твоих детей, что погибнут по вине твоего нежелания делиться. А ведь как тебя учили родители? Вкусностями нужно делиться, - он подчеркнул каждое слово, махая указательным пальцем в поучительном жесте. Моя мать глотала слезы безысходности. Сзади ревели два маленьких напуганных брата, а в руках лежала дочурка, которая даже не пожила в этом мире толком. Она прекрасно осознавала, что если не отдаст меня, то умрут все в этом доме. И она должна была меня отдать. Безусловно. Решение уже было принято за нее. - Я согласна, - с горечью промолвила она. – Но прошу, не делай этого перед детьми, они не выдержат. Клоун улыбнулся ещё шире, скаля ряды окровавленных клыков. Эта забава начинала нравиться ему еще больше. Он снисходительно посмотрел на мою маму, а потом перевел на меня голодный взгляд пары мерцающих глаз: - Хорошо. Вот и договорились. Он чуть ли не выкинул нас на улицу, я тогда плохо понимала, что же все-таки происходит и почему мама так грустит, но я все же могла испытывать страх, когда рядом находилось то чудовище. Мы недолго прошагали до колодца, пока маму не окликнул клоун со словами: - Мисс, я не уверен, что ваши отпрыски услышат нас здесь, так что давайте выполним нашу сделку и разойдемся. Мама остановилась, но не обернулась. Её слезы горячим ручьем капали на меня. Тогда я не понимала, почему она плачет. Поцеловав на прощанье, она подняла меня и держала сбоку своего тела, что бы клоун смог забрать меня, не контактируя глазами с матерью. Нежные руки, что держали меня очень аккуратно, сменились голодным выхватыванием парой испачканных когтистых лап. Я хотела закричать, но мои попытки были прерваны резкой вспышкой боли. Я даже не могу вам объяснить каково это, когда тебя едят живьём. Такое чувство, будто тело решили порвать сразу и везде. Я слышала хруст собственных костей, который сопровождался утробным рычанием этого монстра. Мне было так больно, а ему было от этого вдвое приятнее. Когда череп, наконец, был прокушен, я провалилась в темноту.

* * * - Вот доктор, что мне вчера снилось.