***
Всё было как прежде, но Сандор мог с уверенностью сказать, что его жизнь разделилась на «до» и «после». «До» он просто плыл по течению, словно старое бревно, где-то в глубине своего деревянного нутра мечтающее вновь обрасти листвой, и всё его существование казалось ему механическим, инерционным. Он ел, спал, посещал тренировки, решал бытовые вопросы просто потому что так было надо. Конечно, даже в этом однообразии случались маленькие радости: встречи с друзьями, например, или хороший секс, или очередная победа на ринге. Он давно смирился с такой жизнью и научился принимать её. Но в ту ночь, когда они с пташкой гуляли по набережной, он вдруг понял, что жить как прежде уже не сможет. Внезапно ворвавшееся в его размеренное существование «после» пробудило глубоко спрятанное желание быть любимым, а мечты о домике с цветником под окнами, о тихом счастье и семейных завтраках по утрам вдруг заиграли новыми красками. В ту ночь Сандор окончательно пропал. Ему казалось, что он умер и заново родился, и в его новой жизни не было ни сиротского детства, ни брата-монстра, изуродовавшего ему лицо ради забавы, ни приюта, ни одиночества, ни ощущения ненужности, брезгливой жалости и равнодушия. В новой жизни, жизни «после», была улыбающаяся мама, старушка-няня с ласковыми руками, Джейме, Арис, тренер Сэлми, весельчак Тормунд и, конечно же, пташка. Он ни на минуту не переставал думать о ней. Закрывал глаза и видел её живое лицо, улыбку, красивые покатые плечи, перетянутую кожаным ремешком талию… Предатель-внутренний взор спускался всё ниже, и вот уже перед ним тонкая лодыжка, хрупкая косточка на щиколотке, узкая ступня, аккуратные пальцы… Он снова и снова с наслаждением прокручивал в памяти эти мгновенья, и ему казалось, что огрубевшие ладони до сих пор чувствуют гладкую кожу, а в воздухе витает едва уловимый запах лимонов и чего-то сладкого. Его неожиданное признание сильно её смутило. Она насторожилась. Сандор мысленно дал себе пинка за несдержанность и, чтобы исправить собственную оплошность, перевёл разговор на другую тему. Пташка какое-то время молчала, но потом понемногу расслабилась, стала что-то робко отвечать, а когда он спросил её о приютских детишках, буквально ожила. Они сидели на лавочке, пили кофе с хотдогами, и пташка чирикала без умолку, рассказывая о своих подопечных, а он смотрел в её сияющие глаза и понимал, что ему конец - он больше не сможет без неё жить. Они встретили рассвет, а потом он отвёз её домой. Пташка, расслабленно откинув голову на сиденье, почти засыпа́ла, а Сандор специально поехал обходными путями, чтобы подольше побыть с ней. Предлагать ей снова встретиться он не стал - боялся в очередной раз услышать «я не могу», - но твёрдо решил наведаться в парк в её ближайшую дневную смену. Два дня он маялся от скуки и безделья, не зная, чем себя занять. Ему казалось, что время остановилось. И если субботу он ещё продержался, находясь под сильным впечатлением от ночной прогулки, то в воскресенье стало тоскливо. Не помогли ни утренняя пробежка, ни спасительные книги, ни внеплановая тренировка. На обратном пути он не выдержал и зарулил-таки в пташкин район, намереваясь как прежде постоять возле её дома. Но припарковаться на привычном месте не получилось: молодой полный парень с добродушным лицом стриг здоровенными садовыми ножницами растущие вдоль белого заборчика туи. Пришлось проехать мимо, посмотрев на её дом на ходу. Роллетные ворота гаража были опущены, машины нигде не видно, окна закрыты. Сандор мысленно пожелал толстяку встречи с Иными и, дав по газам, погнал прочь. ххх Он с трудом дождался понедельника. На утренней пробежке буквально заставлял себя успокоиться, так как сердце, от волнения бьющееся где-то в горле, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. Затем принял душ, тщательно побрился, принудил себя поесть. Стрелки часов, словно издеваясь, почти не двигались. После полудня терпение его лопнуло; он быстро собрался и спустился на подземную стоянку к машине. Было тихо и приятно-прохладно. Сандор нажал кнопку сигнализации, подошёл к своему внедорожнику… На лобовом стекле, прижатый одним из дворников лежал сложенный вдвое лист бумаги. «Реклама задолбала», – подумал он, дёрнув за уголок листка. За тобой следят. На всякий случай оглядевшись по сторонам, он ещё раз прочитал напечатанные на листке слова. Затем сел в машину, запихнул записку в бардачок и поехал на выезд. За тобой следят… Что за бред? Кому он нужен, чтобы за ним следить? Секретов никаких не знает, к гостайне отношения не имеет, с чужими жёнами не спит, законов не нарушал. Может, это засранец Эйгон со своим мини-кхаласаром? Мартелл же говорил, что дотракийцы ищут давшего им по зубам человека. Вполне возможно. Тогда остаётся только ждать, когда они себя обозначат. А пока, решил он, не сто́ит забивать голову ерундой. Он заехал в небольшую частную кондитерскую на Лярдовой улице и купил сладостей. Улыбчивая полная хозяйка лавки любезно помогла ему выбрать из множества сортов именно те, которые больше всего нравятся детям. Сандор со странным чувством то ли на радости, то ли удовольствия смотрел, как она аккуратно складывает маленькие яркие пакетики с маршмэллоу и цукатами в один большой, из плотной бумаги, как взвешивает на весах дорогие конфеты с инжиром и орехами и бережно упаковывает их в термопакет. Вспомнив вдруг, как сам в своём полуголодном детстве мечтал о пирожном с кремом, он попросил добавить к заказу ещё эклеров, однако их не оказалось в наличии. Были только песочные корзиночки с лимонным курдом и ягодами. Он понятия не имел, что это за курд и как он выглядит, но купил таких корзиночек – хозяйка кондитерской осторожно расставила их в пластиковой коробке с крышкой, – прихватил ещё пару больших бутылок сладкой газировки и поехал к приюту.***
- Пообедаешь сегодня со мной, котёнок? Утреннее еженедельное совещание окончилось и присутствующие дружно покидали переговорную. Тиена, услышав слова отца, обернулась. - Конечно. - Тогда к полудню выходи из своего бункера, – Оберин крутанулся в кресле лицом к ней. – Буду ждать. Тиена была его гордостью. Очень похожая на мать – симпатичную молоденькую септу из Староместа, которую Оберин соблазнил наспор, – она полностью унаследовала его ум, хитрость, хладнокровие и жёсткость, порой доходившую до жестокости. Невысокая блондинка с точёной фигуркой и ангельским выражением лица, она была тихой и кроткой, и только близкие порой замечали в её глазах холодную непреклонность. Она обожала токсикологию, прекрасно разбиралась в ядах, вела несколько научных разработок, в том числе по серой хвори, и без малейшего сострадания могла ввести любому живому существу смертельную дозу какого-нибудь токсина, а потом спокойно наблюдать, как оно корчится в предсмертных муках. Ещё она до мозга костей была предана своей семье и – Оберин не сомневался в этом, – не задумываясь отдала бы жизнь за любого из Мартеллов. Он повёл дочь обедать в ресторан башни «Мераксес» – одного из небоскрёбов бизнес-комплекса «Драконье логово», расположенного на холме Рейнис. Ресторан назывался «Авиатор» и находился на предпоследнем этаже. Из его панорамных окон открывался потрясающе красивый вид на Королевскую Гавань, а также на само Драконье логово – полуразрушенный амфитеатр, в котором много веков назад Таргариены держали драконов. Собственно, от него и брал своё название самый престижный деловой район города. Они быстро сделали заказ: Тиена была достаточно консервативна в обеденных предпочтениях и никогда не отступала от собственных правил, а Оберин знал, чего хочет. Она заказала себе крем-суп из тыквы с креветками и овощной салат, а ему подали рыбный бульон и фреш из сельдерея с мятой. - Это и весь твой обед? – удивлённо спросила Тиена, увидав заказ отца. - После обеда у меня встреча, – ответил он, улыбнувшись. – Деловая. - Только прошу тебя, давай без сюрпризов, – Тиена, привыкшая, как и все дорнийцы, к агрессивно-острой кухне, обильно посыпала салат чёрным перцем. – Я, конечно, не против ещё одной сестрёнки, но… Оберин рассмеялся в ответ. - Не волнуйся, котёнок. С этой стороны сестры у тебя не будет. Во всяком случае, мне её никто не отдаст. - Ну и хорошо, – отозвалась она. – Пусть хоть у одной из твоих дочерей будет мать. - Тебе не хватает матери? – серьёзно спросил Оберин. - Да нет, почему не хватает… – Тиена смотрела в окно на залитый солнцем огромный город. – Я ведь уже не маленькая. – Она вдруг повернулась к отцу: – А ты хоть немного любил её? Ответь, только честно. - От нелюбимых женщин, котёнок, детей не бывает, – Оберин, подняв высокий стакан с фрешем, сделал глоток, – тем более таких, как ты. Тиена, конечно, знала, что он лжёт, но всё равно, ей было приятно это слышать. - Я так понимаю, ты хочешь со мной поговорить? – спросила она, не дожидаясь, пока отец сам затронет волнующую его тему. Оберин улыбнулся кончиками губ. - Ну, если понимаешь, тогда рассказывай. - Я сделала как ты просил. Скинула инфу о Варисе. Судя по всему, он что-то нарыл, но она не смогла с ним встретиться. Варис в субботу утром прислал ей сообщение о встрече, но она спала. А сейчас, я так поняла, его нет в городе и встретиться с ним она не может. Злится страшно. А вообще, мне её жаль. Оберин слушал и думал. Так… Значит, Арианна ухватилась за идею с Варисом и наняла его следить за Псом. И отвалила за это немало, судя по банковской выписке. Он никак не мог понять, чем её так зацепил этот урод. Такая красивая, такая страстная, волнующий взгляд, соблазнительные формы – Боги, да не будь она с ним одной крови, Оберин ни за что бы её не пропустил! В глубине души он даже завидовал Псу: ни одна из его многочисленных любовниц не нанимала частного детектива, чтобы следить за ним. - Жаль? – спросил он. – Почему? - Ну, наверное, это больно, когда твои чувства безответны, – Тиена задумчиво мешала ложкой суп. – Ты так не считаешь? - Я считаю, что твоя сестра заблуждается насчёт собственных чувств. Она словно ребёнок, у которого отобрали игрушку. - Может быть, – отозвалась она. – Хотя кто знает?.. Оберин замолчал, глядя на раскинувшиеся внизу руины Драконьего Логова – наследия ушедшей эпохи Таргариенов. Проклятая семейка… Сколько лет прошло со дня гибели Элии, а в ушах до сих пор стоял её умоляющий голос: «Он ни в чём не виноват, Оберин… Только я… Я люблю его…» Элия любила Рейгара, страстно, болезненно, самозабвенно, а Оберин сходил с ума от ревности, втайне мечтая, чтобы сестра принадлежала только ему. - Пап! Ты меня слушаешь? - Прости… Задумался. – Он посмотрел на Тиену и придвинул к себе тарелку с бульоном. - О чём? - Чего Арианна добивается? – Оберин решил не заострять внимания на собственных мыслях. – Вы с ней не обсуждали эту тему? - Не знаю, – пожала плечами она. – Говорит, что хочет его вернуть. - А ты что об этом думаешь? - Честно? – она в упор посмотрела на отца. – Я думаю, ей просто нужен хороший мужчина. Чтобы скрутил её дугой и отымел как следует. Оберин откинулся в кресле и захохотал. Сидевшие за другими столиками посетители удивлённо повернули к ним головы. - И ты такого знаешь? – просмеявшись, спросил он. - Визерис Таргариен, – серьёзно ответила Тиена.***
Фактически Сандор сорвал урок. Когда он, дождавшись, пока галдящая процессия во главе с пташкой доползёт до облюбованной ими полянки и вдоволь напрыгается, наскачется и наорётся, с большим пакетом в руках предстал перед ними, дети, позабыв о дисциплине, снова обступили его со всех сторон. Стараясь перекричать друг друга, дёргая его за штанину, они принялись рассказывать ему у кого что случилось, кто кого обижал и даже о том, что у мистера Хивью вставные зубы, а Оливар Сэнд из второго класса кормил бездомную кошку хлебом. Было приятно, что дети ему рады. Ещё больше грела душу смущённая улыбка пташки. Хотя она и отводила взгляд, стараясь не смотреть ему в лицо, но страха и растерянности, как в предыдущий раз, Сандор не заметил. И это был добрый знак. Пташка снова смогла утихомирить свою шумную команду, выстроила их в рядок и велела: - Дети, о чём я вам постоянно говорю? Нельзя забывать о вежливости. Поэтому давайте все вместе поздороваемся с мистером Сандором. - Здравствуйте, мистер Сандор! – вразнобой загалдели малыши. - Привет. – Он поставил пакет на траву, нагнулся к самому маленькому мальчику и протянул раскрытую ладонь: – Давай пять… Тот растерялся и испуганно захлопал глазёнками. Стоявший рядом с ним, видимо, посмелее и побойчее, быстро хлопнул ладошкой по Сандоровой лапище. Следом за ним потянулись ручонки остальных – все хлопали по его ладони, а некоторые даже по нескольку раз. - Теперь ты, Дэнвер, – пташка взяла мальчика за худенькие плечики и подвела к Сандору. – Не бойся, поздоровайся, как взрослые мужчины. «Так это и есть тот самый Дэнвер, который дерётся? – подумал Сандор, глядя в огромные от страха и волнения детские глаза. – Что-то не очень он на бойца похож» - Мисс Санса, смотрите! – раздался вдруг восторженный вопль. Они с пташкой резко повернулись на голос: один из мальчишек вытаскивал из большого вощёного пакета яркую упаковку с желейным мармеладом. Остальные бросились к нему. - Ребята, немедленно прекратите! – потребовала пташка. – Нельзя брать чужое! Положите на место! Но было уже поздно: словно птенцы, они налетели на сладости и, крича, споря, вырывая их друг у друга из рук, мигом растащили содержимое пакета. Послышалось чьё-то всхлипывание. - А Эдрик себе вот столько взял! – один из малышей подбежал к Сансе и поднял вверх четыре пальчика. – А Рону не досталось, а Эдрик не хочет делиться! - Что же вы наделали, Сандор?! – она вскинула на него укоризненный взгляд. – Как мне теперь их успокоить? К тому же им нельзя так много сладкого! Они сейчас наедятся, а потом ужинать не захотят. Сандор притих, не зная, что делать. В его детстве, попадись ему в руки пакет с таким богатством, он бы взял себе пачку и сбежал куда подальше. И было бы всё равно, как другие поделят остальное. Но в его детстве не было этих бездонных глаз, смотревших сейчас осуждающе. - Прости, пташка, – ответил он, опустив голову. – Я просто хотел их немного порадовать. Она вздохнула и вдруг неожиданно строго скомандовала: - Так, дети, слушаем меня внимательно! Сейчас кладём все конфеты вот сюда, – она показала рукой на широкий пенёк, – и мистер Сандор раздаст свои подарки сам, чтобы всем хватило и никому не было обидно. Быстренько! ххх Инцидент был исчерпан. Мальчишки, весёлые и довольные, радостно шуршали фантиками от конфет, ели мармелад и зефир, запивая всё сладкой газировкой, и хвастались друг перед другом вложенными в упаковки крохотными пластиковыми фигурками из комиксов. Корзиночки с лимонной хренью – Сандор почти сразу же, как только вышел из кондитерской, забыл, как она называется, – почему-то не произвели на них впечатления. Но зато, к его великой радости, они произвели впечатление на пташку. Оказалось, что она обожает лимонные пирожные и вообще любит лимоны. И теперь он, словно завороженный, искоса наблюдал, как пташка аккуратно, чтобы не испачкаться, держит тонкими пальцами корзиночку и понемножку, облизывая губы, откусывает кусочки с лимонным кремом, а затем замирает, позволяя нежнейшему лакомству раствориться на языке. - Мистер Сандор, а вы умеете драться? – спросил вдруг один из малышей с большими и тёмными, как у оленёнка, глазищами. - Драться плохо, Эдрик, – сказала ему пташка. – Мы с тобой об этом уже говорили. - Мисс Санса права, – кивнул головой Сандор; мальчик смотрел ему в лицо так, будто не видел его шрамов, открыто и смело, как могут смотреть только искренние в своих эмоциях дети. – Драться плохо. - А драться с тем, кто слабее тебя, ещё хуже, – добавила пташка. - Да, – согласился Сандор, уловив двоякий смысл в её словах, – драться с тем, кто слабее, нельзя. А вот защищать слабого можно и даже нужно. И драться ради защиты тоже можно. Пташка поджала губы и ничего не ответила. - А вы дрались когда-нибудь, мистер Сандор? – бесхитростно спросил Эдрик. - Дрался, – ответил он, взглянув на притихшую пташку. – И тебя могу научить. Но только для того, чтобы защищаться и защищать слабых. - А меня? – подбежал к нему ещё один мальчик с ямочкой на левой щеке. - И меня тоже! – вскочил следующий. - И меня! - И я хочу! Мальчишки снова обступили его со всех сторон. Он сидел на пеньке, расставив в стороны длинные ноги, а они дёргали его за пальцы, цеплялись за руки, карабкались на колени, и каждый всячески пытался обратить на себя его внимание. Даже маленький Дэнвер не выдержал и легонько хлопнул его по ладони. - Так, дети, слушаем меня! – снова пришла на помощь пташка; малыши повернулись к ней и замерли, а Сандор поймал себя на мысли, что повернулся вместе с ними, среагировав на её команду. – Сейчас собираем все фантики и бумажки и складываем их в пакет. Затем строимся парами и идём домой. Урока сегодня не будет. Всем всё понятно?***
Сандор дождался, пока закончится пташкина смена, довёз её до стоянки, а затем они минут сорок ехали домой: она впереди на своей красной машинке, а он – то сзади, то слева, то справа; он помогал ей перестраиваться в нужный ряд, перекрывая своим немаленьким внедорожником полосы движения и мигая фарами; обгонял её и, припарковавшись у обочины, поджидал, пока она его обойдёт. И всю дорогу видел её лёгкую улыбку. Его самого настолько переполняли эмоции, что, казалось, сердце выпрыгнет из груди, и он с наслаждением втягивал в себя жаркий вечерний воздух, пропитанный выхлопными газами, словно это был запах фиалок. Пташка робко согласилась следующим вечером снова прогуляться с ним по набережной и, попрощавшись, вошла в дом, а он какое-то время даже не мог тронуться с места. Затем достал мобильный телефон и набрал номер. - Да, – почти сразу ответил голос Тормунда. - Ты ещё не спишь? - Да какой там спишь... – отозвался рыжий. – Я только вернулся с тренировки. А что? - Ничего. Я еду к тебе, – весело ответил Сандор. - Пива возьми, – сказал Тормунд и тут же добавил: – Закусь не надо, у меня есть. Сандор усмехнулся, нажал отбой и завёл двигатель. В бар Тороса ехать было далеко, поэтому он решил заглянуть на старый Рыбный рынок: купить так поздно нормальное пиво на разлив можно было только там. ххх - Заходи. – Тормунд уже ждал его у калитки. Он вошёл во двор и осмотрелся: идеальная чистота, нигде ни мусоринки; заботливо обкопаны и политы розовые кусты в палисаднике, всё уютно, по-хозяйски, да и лампочка над крыльцом появилась – сразу видно женскую руку. Поджав под себя лапки, на ступеньке крыльца сидел мордатый рыжий кот. - Ты уже и живностью обзавёлся? - Это соседский. Шастает туда-сюда, – ответил Тормунд. – Проходи, я стаканы принесу. Сандор прошёл по уже знакомой дорожке на задний двор, поставил на стол пакет с пивом и свободно раскинулся в беседке на диванчике. Спать не хотелось совершенно, наоборот, он чувствовал себя так, словно только что проснулся, свежий и отдохнувший. А вот пташка наверняка уже спит. Интересно, как она спит? Свернувшись калачиком или разметавшись на кровати? Тихо или беспокойно? В пижамке или… - Ты чего такой довольный? – Он так замечтался, что не услышал бесшумно подошедшего Тормунда. – Сияешь как золотой дракон. Чтобы не нарываться на лишние вопросы, Сандор вернул себе привычное хмурое выражение. - Обычный. Просто ты меня редко видишь. - Конечно, редко, – ответил рыжий, разливая пиво по стаканам. – Сидишь у себя в конуре будто монах. На тренировки в другое время ходишь. Даже в клубе в пятницу не был. - Был, – он вдруг вспомнил, что Арис проиграл бой. – Только не подходил к рингу. Стоял в зале. - Значит, всё видел? - Видел. Как он? - Да как... Хреново, понятное дело. Помял его Козёл, конечно, – Тормунд смачно приложился к стакану и стряхнул ладонью пену с бороды. – А всё из-за бабы. - Из-за какой бабы? – не понял Сандор. - Да из-за этой его дорнийской подружки, – рыжий захрустел сухарём. – Она же не пришла на бой, вот Арис и расстроился. Возникшую внезапно жалость к Арису быстро вытеснил привычный цинизм. - Значит, надо было взять себя в руки или вообще не выходить на ринг, – ответил он. – Член плохой советчик в бою. - Знаешь, что я тебе скажу? – вскинулся Тормунд. – Все ваши беды от баб. А почему? Да потому что вы, южане, тут с ними церемонитесь: ах, леди-миледи, муси-пуси, подарки-рестораны... А бабу надо хватать и тащить к себе в пещеру, и трахать её там, пока шёлковой не станет. За Стеной так и делают. И проблем никаких. - А вы у себя за Стеной баб до сих пор в пещерах трахаете? – усмехнулся Сандор. - Почему в пещерах? – рыжий явно не понял его сарказма. – В домах. Просто там с ними разговор короткий: не нравится тебе мужик – сиди и жди к себе принца из-за Стены. Так нетраханная и помрёшь. – Он снова поднял стакан и в три глотка отпил половину. – А эта красотка прямо-таки издевается над Арисом. - Он уже давно не ребёнок, – отозвался Сандор, закусывая пиво тонко нарезанным вяленым мясом. – Сам должен думать. - Ребёнок, не ребёнок, а когда девка тебя динамит, – Тормунд вздохнул, – очень тоскливо становится. Сандор готов был с этим согласиться. Совсем недавно ему самому было очень тоскливо, когда пташка отказалась с ним погулять. А вслух сказал: - Ну, тебе-то чего переживать? Ты же у нас дамский любимец. Рыжий закинул в рот сухарик и задумчиво уставился в одну точку. - Да какое там... Любимец... С большой бабой у меня ничего не получается. Прям беда. - С кем? – не понял Сандор. - Ну, с доктором Тарт. Уж что я только не делал… Даже хер ей свой показал. - Что ты ей показал? – не поверил своим ушам Сандор. - Ну а как ещё бабы добиваться? Да и осмотр надо было пройти, – тряхнул лохматой головой Тормунд. – Я снова на приём пошёл. А она завела ту же пластинку, мол, поворачивайтесь спиной, я должна посмотреть ваш задний проход. А я ей говорю: «Хер тебе, а не проход!» Сандор несколько секунд смотрел на него, словно пытался понять сказанное, а потом засмеялся в голос. - Тише ты, – шикнул на него Тормунд, – ночь уже на дворе, а ты ржёшь… - И что дальше? – зажимая рот рукой, прохрипел Сандор. - Да ничего. Хорошо, говорит, снимайте брюки, показывайте пенис… – Он закатил глаза. – И назвала-то ещё как – пенис! Ну, я и показал. - А она что? - Что-что… – обиженно насупился Тормунд. – Откуда я знаю, что? Повертела, покрутила, палочкой какой-то потыкала в него и говорит: «Одевайтесь». Да хорош ржать! – он ткнул Сандора кулаком в плечо. – У меня горе, а тебе весело. Сандор смеялся долго. Ему было по-доброму жаль этого рыжего здоровяка, бесхитростного и искреннего, не испорченного деньгами, далёкого от подлости и интриг. Он чувствовал, как в душе поют птицы, а в животе порхают бабочки, и был готов обнять весь мир вместе с Арисом, Тормундом и его большой бабой. Даже попадись ему сейчас Арианна, он бы поблагодарил её за всё, что у них было, и пожелал счастья. Не бойся своих желаний. Там уже давно всё решили за вас… Что ж, бабка, может, ты и права.