Реванш (продолжение)

      В мире моих грёз я вижу, как чардрево, высокое, большое, бросает тень на траву, а ветер играет его красными листьями, рассыпая по глади озера солнечные блики. И на этом крохотном клочке земли, где хранится всё, что дорого моему сердцу, я сберегу воспоминания о тебе. Когда придёт моё время, и я окажусь на краю вечности, вдали от твоих любящих глаз, я вернусь туда, в мой маленький мир, и лучшим утешением мне будет то, что ты любил меня.       Джон заботливо сунул за пазуху тетрадь в неприметной обложке – дневник его матери – и всмотрелся в вырезанное на белом стволе лицо: длинное, серьёзное, даже суровое, тени в изломах коры будто морщины на челе старика. Это лицо знало, что такое древность, оно было старше самого Винтерфелла. Глубоко прорезанные, заплывшие красным соком глаза казались странно внимательными. Говорят, ими на мир смотрят боги…       Под ногами пружинил мох, пахло прелой листвой и хвоей, исходила тёплым паром небольшая запруда позади. Ёлки в пышных игольчатых шубах стояли вокруг плотным кольцом наравне с могучими дубами и колоннами железоствола, древними, как сама богороща. Они теснились друг к другу, сплетаясь корявыми ветвями, а их мощные корни причудливо выпирали из-под земли. Настоящий реликтовый лес в самом центре Винтерфелла, бережно сохранённый многими поколениями Старков. Именно здесь было всё, что дорого сердцу юной Лианны, тот самый маленький мир, в который она хотела вернуться после смерти. Джон снова всмотрелся в провалы древесных глаз: возможно, она сейчас наблюдает за ним. Словно в ответ на его мысль над головой зашелестела тёмно-алая листва. Он снял с плеча спортивную сумку, бросил на влажный мох и опустился на колени перед безмолвным строгим ликом.       - Мама… – голос дрогнул: впервые в жизни он обращался к ней, к незнакомой женщине, к своей матери. – Прости меня. Я плохой сын – оставил отца одного именно сейчас, когда ему так нужна поддержка. Но… мне тяжело, мама. И очень больно. Я знаю, как ты любила его – лорд Старк дал мне твой дневник… – он виновато улыбнулся: – Никак не могу перестать называть его лордом. С дядей Бендженом всё гораздо проще... – он помолчал немного, вглядываясь в застывшие на коре «кровавые» слёзы. – Сегодня мы с ним уезжаем на Стену. Да, я поступил плохо, бросив отца, но… Надеюсь, ты поймёшь меня.       Джинсы ощутимо промокли, но он продолжал стоять не шевелясь.       - Попроси Старых богов присмотреть за ним, ведь Семерым он уже давно не верит. И он до сих пор любит тебя, мама... – Джон вдохнул поглубже, собрался с духом. – Отпусти его. Пожалуйста. Он так устал быть один…       Из чёрной прорези вдруг выплыла тягучая капля, плавно стекла вниз, зависла и, будто в замедленной съёмке, упала на влажный мох.       - Они услышали тебя, парень.       Джон вздрогнул и оглянулся: немного в стороне стоял Бенджен Старк, поджарый, темноволосый, с аккуратной бородкой и смешинками в серо-голубых глазах, волчонок, как ласково называла его Лианна в своём дневнике.       - Кто?       - Старые боги. Они здесь живут, в дереве, – Бенджен кивнул головой в сторону лика. – Твоя мать так считала.       Смущённо кашлянув, Джон встал с колен, закинул на плечо сумку.       - Ну что, поехали? – улыбнулся Старк. – Дорога дальняя, а нам ещё надо в Зимнем городке девушку забрать.       - Какую девушку? – не понял Джон.       - Врача. Новенькая, к нам в госпиталь на Стене. Из одичалых, кстати.       Джон почему-то вспомнил Вель, красивую и гордую, словно сам Север. Она тоже была врачом. Жаль, что у них ничего не получилось. А могло бы, наверное, если бы он… Да что теперь говорить?..       - Ох, чую, передерутся мужики из-за такой красавицы, – в глазах Бенджена заблестели весёлые искорки. – И имя у неё красивое – Вель.

***

      В ветвях диких яблонь шелестел ветерок, тихо потрескивали поленья в костре и звёзд немерено, рассыпанных по чёрному южному небу. Единственное место, где он мог найти покой, попросить о милости, и знал, что будет услышан.       Рейгар достал из чехла гитару, подтянул струны, настроил усилитель. Гитара всегда понимала, что он чувствует. Она ведь как женщина, любимая, желанная, порывистая и страстная. Как Лианна… Память бережно хранила те несколько месяцев, что они провели вместе, и ту волшебную ночь, когда они перешагнули черту, после которой уже нет пути назад. Небо тогда было таким же звёздным, и тишина, и земля пари́ла, остывая, и на огонь можно было смотреть бесконечно, а его отблески танцевали в загадочных серых глазах. Он вдохновенно играл на гитаре, играл для неё одной, а она слушала затаив дыхание.       После её смерти он больше ни для кого не играл. Просто приезжал сюда, когда становилось совсем плохо, и выплёскивал наружу всё, что камнем лежало на сердце. Вот и сегодня он приехал, чтобы выговориться, не словами, нет, – душой. Здесь, в этом тихом безмолвии, единственными его слушателями были полуразрушенные каменные остовы, всё, что осталось от прежнего величия королей-драконов, забытые, никому не нужные, одинокие, как и он сам. Рейгар долго сидел неподвижно, глядя на огонь, затем провёл пальцами по струнам, взял ноту и заиграл. Сначала ровно, гладко, без переборов, затем всё громче, с каждой паузой набирая ритмический рисунок, то приглушая звук, то снова усиливая акценты. Гитара пела о самом сокровенном, страдая и скорбя вместе с ним в попытке облегчить его измученную душу, и песнь её взлетала к небесам и растворялась в звёздной мгле, пронзительная, отчаянная, пропитанная болью и покаянием, словно молитва.       Прости меня, Лианна. Я знаю, ты всё видишь и всё понимаешь. Ты всегда меня понимала. Я совершил массу ошибок, не уберёг тебя и Элию, сломал жизнь Эйгону и Дени, лишился счастья видеть, как растёт наш с ней сын. Теперь он на другом континенте, в жарком Ваэс Дотраке, мой маленький дракон, и у меня нет права вмешиваться в это. Я потерял Джона… Прости меня, моя волчица. Пусть твои северные боги охраняют его там, на Стене. Попроси их послать мне мужества, чтобы принять то, чего я не могу изменить, сил – чтобы изменить то, что могу, и мудрости отличить одно от другого. Я так устал...       Наконец, всё стихло. Последние аккорды, разорвав тишину южной ночи, улетели куда-то в небо. Он отложил гитару, уронил голову на руки и замер, глядя на огненные всполохи костра. Огонь его стихия, его удел и проклятье. Всё, что ему осталось – пламя собственных страстей и кровь от незаживающих на сердце ран. И так до самого конца, ибо он сам суть огонь.       - Клёво.       Рейгар резко вскинул голову: впервые за все годы в этой глуши появился кто-то, кроме него. И что ещё более удивительно, голос был женский. Женщина, здесь, ночью, вдали от хоть какого-нибудь мало-мальски пригодного жилища?..       - Спасибо... – Он пытался рассмотреть в темноте нежданную гостью.       - Чё за тема? Откуда?       - Ниоткуда. Просто мелодия.       - Сам сочинил, что ли?       - Да… – Привыкшие к мраку глаза различили светлое пятно. – Присаживайтесь к костру.       - Не пойму, ты валириец или просто крашеный?       Рейгар даже растерялся.       - Боитесь валирийцев?       - Да нет. Чего их бояться? Люди как люди.       Она появилась из темноты – невысокая, в белой спортивной майке, шортах и гриндерсах на шнуровке, – прошла к костру, сбросила со смуглых плеч рюкзак.       - Valar morghūlis.       Небо вдруг пошатнулось и рухнуло на голову: в свете языков пламени на Рейгара смотрела юная Лианна.

ххх       Они сидели у костра, пили вино, непринуждённо беседовали. Девушка назвалась Арьей, студенткой из Браавоса, добирающейся автостопом домой. Оправившийся от шока Дракон с наслаждением рассматривал её вытянутое лицо, тонкую шею, словно перечёркнутую кожаным чокером, тёмные волосы, небрежно стянутые в хвостик… Время для него остановилось. Всё было точно как тогда, в ту его самую счастливую короткую весну: ночь, тишина, костёр, гитара и колдовские глаза с пляшущими в них огненными искрами.       - Я извиняюсь, что сразу наехала, – широко раскинув загорелые ноги, Арья пошевелила палкой потрескивающие в костре поленья. – Не знала, что вы… ну…       - Старый? – Рейгар впервые за всё время остро почувствовал груз лет за плечами.       - Взрослый, – не растерялась она.       - А знала бы – не подошла?       - Да нет, чё… Подошла бы. Как-то не прёт одной ночью по Маркам бродить. Думала, может, машину поймаю, но сколько иду – ничего.       - А почему не осталась на ночь в Чёрном Приюте? – спросил Дракон. – Всё-таки не по обжитым местам идёшь. Обидеть могут.       - Ну, в обиду я себя не дам, – она глотнула вина из пластикового стаканчика и поставила рядом на камень. – Просто не хотелось время терять.       - И сколько дней ты уже в дороге? – Рейгар не спускал с неё глаз.       - Восемь, – она откинулась назад, пошарила рукой в примятой траве и вытащила небольшое дикое яблоко, которыми было усыпано всё вокруг. – Поспорила с друзьями, что за две недели из Браавоса до дома доберусь.       - А где дом?       - Да сейчас уже и не пойму, где, – она пожала плечами. – Родители в Королевской Гавани, друзья по всему Вестеросу разъехались, а вообще, я из Винтерфелла.       Небо упало на Рейгара во второй раз, а голова пошла кругом. Он знал, что у Старка две дочери, и даже что-то слышал о реинкарнации, но, далёкий от всяких религиозно-философских учений, не верил в переселение душ. Однако сидевшая перед ним девушка, как две капли воды похожая на давно потерянную возлюбленную, была реальной.       - Ты – Арья Старк?       - Да, – она потёрла бочок яблока о шорты и, откусив, смачно захрустела. – А вы, наверное, тот самый Таргариен?       - Думаю, тот самый, – с горечью сказал Дракон, прекрасно понимая, что она имеет в виду.       Ему вдруг отчаянно захотелось объяснить этой девочке, что всё, о чём она слышала с детства, неправда, что он любил Лианну, любил всем сердцем и за прошедшие годы так и не смог забыть, и что, увидев её сегодня, испытал настоящее потрясение…       - Надо же, – усмехнулась она, продолжая жевать, – вот это встреча… – И добавила уже серьёзно: – А вы ничё так. Интересный. И на гитаре классно играете.       От такой прямоты Дракон опешил. Но быстро взял себя в руки.       - У Сансы точно птичьи мозги, если она вас не оценила, – продолжала она.       - Санса выбрала сердцем, – осторожно вставил Рейгар. – И это правильно.       - Ну, не знаю, – Арья снова пожала плечами. – Она всегда была на своей волне. Мы хоть и сёстры, но я порой не понимаю её.       - Вы с ней просто разные. И не только внешне.       - Это да, – она легонько пнула ботинком выпавшую из костра головёшку. – А что вы тут делаете ночью один?       - Ничего. На гитаре играю.       Ему нравилась её манера вести разговор. Она не кокетничала, не пыталась заигрывать, не старалась произвести впечатление, наоборот, вела себя непринуждённо и естественно. Дракон смотрел в её глаза, большие, глубокие, широко расставленные, такие же, как у Лианны, и безумно хотел окунуться с головой в омут, как в тот далёкий год ложной весны, позабыть обо всём, всецело отдавшись чувствам. Но скоро рассвет, за ним неминуемо наступит утро, и юная волчица, волей случая или шуткой богов забредшая на огонёк его костра, исчезнет, растворится в круговерти жизни. А ему останутся воспоминания, только теперь более яркие, живые и болезненные.       - Здесь же никого нет, – Арья развела руками. – А у такой музыки должны быть слушатели. Уж поверьте, я в этом кое-что понимаю.       В серых волчьих глазах плясали искры, и, словно в ответ на их призывный танец, огонь внутри вдруг вспыхнул ярче, чем пламя костра, запульсировал, понёсся по венам, жаром отдаваясь в каждой клетке тела. Впервые за много недель Дракон искренне, по-доброму улыбнулся.       - Хочешь, я буду играть для тебя?       - Хочу, – без обиняков ответила волчица.

…       Он вдохновенно играл для неё одной, а она слушала, затаив дыхание. Всё было как тогда, в ту его самую счастливую короткую весну: ночь, тишина, костёр, гитара и колдовские глаза с пляшущими в них отблесками огня…