***
Днями было ещё тепло, солнце припекало, правда, уже не так сильно, а по вечерам вовсю чувствовалось дыхание осени. Воду в бассейне пока не слили и, нагретая за день, она исходила лёгкой дымкой, а в остывающем воздухе отчётливо ощущался запах северных роз. Лианна любила северные розы. Дракон хорошо помнил, как на глазах у многотысячного стадиона, пунцовая от стыда и удовольствия она бережно гладила пальцами плотные, похожие на бокалы цветки. Его отчаянно смелая и нежная волчица. В её серых глазах отражался Север, а он видел в них глубокое чувство. Они мечтали о собственном доме с садом, в котором будет расти чардрево, настоящее, дикое, а не из питомника. И ещё синие розы… Но Лианна ушла навсегда, и с её уходом всё померкло, потеряло смысл. Много позже, в память о ней Рейгар пытался приживить в саду тоненький белый саженец, но он захирел и погиб, как бы ни старался садовник. А вот несколько розовых кустиков всё-таки смогли выжить в жарком климате столицы. В последнее время Дракон подолгу просиживал вечерами в саду, вдыхая их тонкий прохладный аромат, смотрел на зыбкую гладь бассейна, вспоминал, думал. - Можно, отец?.. – Джон подошёл неслышно, держа в руке бутылку коньяка и два бокала. - Конечно, – улыбнулся Рейгар. Поставив на столик бокалы, Джон резко провернул крышечку бутылки. - Выпьешь со мной? Его тихий напряжённый голос настораживал, но Дракон был рад тому, что сын нашёл в себе силы расколоть образовавшийся между ними лёд. Впервые за много недель он подошёл сам, не по необходимости, не в офисе, а просто так, как раньше. - Выпью. А что, есть повод? - Есть. Джон разлил коньяк по бокалам и, придвинув кресло поближе, сел. Какое-то время они молчали. Рейгар крутил в руке снифтер и искоса поглядывал на сына. Тот был странно бледен; тёмные, такие же, как у Лианны, волосы зачёсаны назад, а в глазах – появившаяся после бегства Дени тоска. - Как Эйгон? – спросил он. - Поправляется, – пожал плечами Дракон. – Но до выздоровления ещё очень далеко. Спустя несколько недель после злополучного боя его люди нашли Эйгона в одном из дешёвых притонов Мантариса. Его красавец-сын превратился в бледную тень самого себя. Рейгар до сих пор с содроганием вспоминал его обескровленное лицо, жуткие синяки и ссадины, грязные спутанные волосы, безобразные следы уколов на худых руках и слабый голос, твердивший "помоги мне, отец..." Обида, злость, негодование – всё сразу отошло на второй план. Он кровь от его крови, его боль и наказание за гордыню. И снова горькое чувство вины терзало душу: это он виноват в том, что Эйгон стал таким. Его ошибки как сына – это его, Рейгара, просчёты как отца. - Я бы хотел повидаться с ним перед отъездом, – тихо сказал Джон. - Перед каким отъездом? – не понял Рейгар. Тот залпом опрокинул в рот содержимое своего бокала. - Я решил уехать, отец. Лорд Старк предложил мне работу на Стене. Дракон медленно поднял глаза и увидел в лице сына холодную решимость. Тот самый старковский стержень, будь он проклят. Откуда-то с самого дна души волной поднялась и захлестнула жгучая обида. Коньяк вдруг начал сильно отдавать спиртом, а подсвеченная вода в бассейне сделалась противной, словно слизь. - Лорд Старк, значит, предложил? – холодно усмехнувшись, он поставил бокал на столик. – Извини, за это я пить не буду. Джон плеснул себе ещё коньяка и выпил одним глотком. А затем сунул руку в задний карман джинсов, вытащил фотографию и положил перед отцом. - Тогда за это выпей. Дракон замер: на фото была Дени. Она натянуто улыбалась и прижимала к себе младенца в тонком белом одеяльце. - У Дени... ребёнок? – выдохнул он. – Но... как?.. - Это не кхала ребёнок, – с горечью сказал Джон. – Он твой. Рейгар снова посмотрел на сына. - Что ты... Ты пьяный, что ли? Вместо ответа Джон бросил сверху на фото сильно потрёпанную тонкую полоску бумаги с двумя выцветшими поперечными метками. - Это я взял у неё в комнате. Вернее, украл. Поэтому она и сбежала. Дракон ни единой эмоцией не выдал собственных чувств. Сидел не шелохнувшись, смотрел на фото и отказывался принимать реальность. Хотя реальность не нуждалась в его принятии. Она недовольно морщила крохотное личико и с гордостью демонстрировала миру серебристый пушок на голове. - Почему не сказал мне сразу? – хрипло спросил он. - А что бы ты сделал? – Джон резко вскинул голову. – Отвёз её на аборт? Или выдал бы замуж? А может, сам бы женился на ней? Рейгар тяжело сглотнул. - Я любил её, отец. – Ссутулив плечи, Джон смотрел на парившую воду бассейна. – Я и сейчас её люблю. Стало нечем дышать... Рейгар машинально дёрнул ворот свитера, пытаясь его ослабить. Нет, это неправда. Ему всё кажется. События последних месяцев, нервное напряжение, усталость – всё это истощило его морально. Наверняка он просто заснул, прямо в кресле у бассейна, и воспалённый мозг искажает действительность… - Я слышал, как вы с ней тогда… – Джон осёкся на полуслове. – Я всё слышал. И не могу этого забыть. Прости. Дракон будто со стороны видел, как рушится его мир. Всё, что он столько лет создавал, собирал по крупицам, что берёг и хо́лил – всё летело в пекло. Девушка, которую хотел назвать своей, ушла к другому, брат отдалился, сестра потеряна навсегда, один сын тяжело болен, а второй никогда его не простит. Добрый, любящий, всё понимающий… решительный и непреклонный, как и его мать. И во всём виноват только он. Он сам разрушил всё, что было ему дорого. А сейчас, словно настоящий дракон, раскинул чёрные крылья над обломками такого близкого счастья. - Она тоже любит тебя. – Джон встал с кресла. – Позови её. Ведь это твой сын. А у дракона должно быть три головы. Он повернулся и пошёл в дом. Потрясённый Рейгар отупело всмотрелся в лицо сестры: бледная, простоволосая, с залёгшими под глазами тенями она выглядела усталой и измученной. Он так давно не видел её, свою малышку, свою радость и слабость, кровоточащую рану и грех, который никогда не искупить… Ему казалось, что на месте сердца огромная дыра, но она не болела. Вернее, он не чувствовал боли. Он больше вообще ничего не чувствовал.***
Решение далось Эртуру тяжело. Может потому, что в глубине души он всё ещё надеялся на возвращение Дени и лелеял эту призрачную надежду. Образовавшийся после её бегства вакуум долго не отпускал, но всё изменилось, когда на свет появился маленький дракон. Эртур вдруг понял, что больше не в силах быть один. Ему нужен кто-то, кто наполнил бы его жизнь смыслом и любил бы его просто за то, что он есть, чистой и бескорыстной любовью, на которую способны только дети. Никому ничего не сказав, чтобы не отговорили, он обратился в Департамент социальной защиты при Совете магистров Лиса. Это заняло много времени, бумаг и денег на взятки, и вот теперь он сидел в кабинете директора приюта и ждал, пока будут улажены формальности. - Не понимаю, зачем вам такие сложности, господин Дейн… – Мадам Рогаре пожала плечами, стараясь изобразить непонимание. – Вы уважаемый человек, благородной фамилии, – и решили взять такого проблемного ребёнка. Женщина, хотя и была красива, сразу ему не понравилась. Она усиленно изображала из себя заботливую матрону, переживающую о судьбах несчастных сирот, но было заметно, что собственный маникюр волнует её гораздо больше. К тому же она в открытую кокетничала и недвусмысленно строила глазки. - И в чём же он проблемный? – спросил Эртур. - Ну, хотя бы в том, что девочка из неблагополучной семьи, – наигранно вздохнула директриса. - Отсутствие отца и смерть матери не делает семью неблагополучной, – ответил он. - Это так, но её мать наверняка торговала собой, – продолжала мадам Рогаре. – Иначе где ещё можно заразиться серой хворью? Девочка не социализирована, замкнута, не идёт на контакт… Эртуру надоело это кокетливое жеманство и неискренность. - Чем торговала её мать не имеет значения. А замкнутость и отсутствие контакта – это уже ваша вина как воспитателя. - Должна предупредить, господин Дейн, – директриса недовольно поджала накрашенные губы, – что ребёнок тоже может оказаться носителем вируса. Впрочем, это вам решать. - Я уже всё решил, – сказал Эртур. – И буду вам признателен, если мы поскорее закончим. Всем своим видом давая понять, что оскорблена в лучших побуждениях, мадам Рогаре выложила на стол прозрачный файл. Он бегло просмотрел его содержимое: метрика, свидетельство о рождении, медицинская справка, документ об удочерении, фотография матери. Эртур всмотрелся в миловидное улыбчивое лицо почти не знакомой ему женщины и внутренне содрогнулся, вспомнив их единственную встречу. Дверь кабинета открылась, и пожилая воспитательница ввела девочку, маленькую и очень худую, с бледной кожей и жидкими серебристыми волосиками. Эртур поймал её взгляд и растерялся: у неё были глаза, как у Дени, большие, широко расставленные и такого же цвета, только печальные и всё понимающие. Глаза ребёнка с мудростью старика. Девочка спряталась за подол длинной воспитательской юбки, а затем опасливо выглянула. Смотрела внимательно, изучающе, будто пыталась что-то вспомнить. А может, чувствовала, что сейчас решается её судьба. Сглотнув подкативший к горлу комок, он присел перед ней на корточки и протянул раскрытую ладонь. - Поехали домой, малышка.***
Высвободив из-под головы руку, Сандор пошарил по прикроватной тумбочке, взглянул на экран телефона: начало четвёртого утра. До рассвета ещё далеко – с приходом осени ночи стали длиннее, – но ему не спалось. От волнения знако́мо покалывало пальцы, тянуло повреждённую ногу и не хватало воздуха. Он бы с радостью отодвинул плотные портьеры и открыл окно, но пташка могла замёрзнуть. Она всегда мёрзла, особенно перед рассветом. Осторожно повернувшись набок, Сандор прижал к себе её расслабленное тёплое тело. До сих пор не верилось, что они вместе, что всё плохое закончилось и между ними больше не маячит драконья тень. Он почти не помнил Миэрина, только его липкую духоту, мерзкую ухмылку Григора и собственную бешенную ярость. А ещё её глаза, полные слёз. Он знал, что пташка всё время была рядом с ним – сквозь чёрную пустошь забытья её тихий голос пел ему «Матерь, Матерь всеблагая, помилуй наших сыновей…» Она была первой, кого Сандор увидел, выйдя из комы, и единственной, ради кого он боролся со смертью. Восстанавливаться пришлось очень долго, и всё это время она не оставляла его, его пташка, его любимая, одна и на всю жизнь, его выстраданная мечта с глазами цвета неба… Он осторожно погладил её плечо, спустился к спине, и дальше к лопаткам. Она в ответ сонно почмокала губами и закинула на него ногу. Сандор провёл ладонью по её гладкому бедру, приподнял его повыше и ещё крепче прижал пташку к себе. Не открывая глаз, она вдруг отбросила подальше простыню и потёрлась о его грудь своей. - Пташка… – прохрипел он, словно сомневаясь в её порыве. - Не говори ничего, – выдохнула она в ответ. – Просто делай всё, что хочешь. Она сама раздвинула пальцами своё лоно, жадно приняв Сандора в себя. Каждый мускул её гибкого тела старался помочь ему освободиться, выплеснуть тревоги и сомнения, забрать себе всё, что не давало покоя. Он яростно, размашисто вколачивался в неё, погружался глубоко, на всю длину, и пьянел от страсти, вслушиваясь в хриплые крики, впитывая горячий запах соития, а пташка билась под ним, подскакивала, словно под ударами хлыста, царапала ему спину и кричала… Наконец, крики, стоны, хрипы и даже дыхание – всё оборвалось. Они оба, испытывая последний трепет, расслабленно затихли. Какое-то время лежали, не разжимая объятий, и пташка чувствовала внутри себя пульсацию его успокаивающейся плоти, а он не шевелился, чтобы не нарушить их единения. - Ты живёшь во мне, Сандор, – услышал он её шёпот, – а я в тебе. Мы с тобой одно целое. Он приподнялся на локте, заглянул в её лучистые, подёрнутые негой глаза. - Всё будет хорошо, любовь моя, – пташка улыбнулась и погладила его по лицу. – Не думай ни о чём. Спи. ххх Сквозь стеклянную стену галереи хорошо просматривался задний двор приюта, где садовник готовил к зиме кусты гортензии и спиреи, а пташкины малыши с энтузиазмом ему помогали, складывая в пакеты обрезанные веточки. Сандор мысленно улыбнулся: она обещала быть рядом и сдержала своё обещание – нашла предлог и привела своих подопечных туда, откуда виден вход в спортивный зал. Перехватив его взгляд, пташка вскинула правую руку и показала сложенные колечком большой и указательный пальцы в знак того, что всё будет хорошо. Леди Лемора, новая директриса, женщина лет сорока с оттенком печали в глазах, остановилась перед закрытой дверью и, обернувшись, посмотрела на Сандора. - Вы готовы, мистер Клиган? - Да, миледи. - Тогда прошу, – понимающе улыбнулась она. Зал, совсем небольшой, но светлый, пахну́л в лицо знакомыми запахами резины, металла и кожи. Сандор окинул взглядом груши и стационарные макивары, опоясывающие ринг канаты, стойки с утяжелителями, скамьи вдоль стен… Всё такое привычное, въевшееся на подкорку не просто как увлечение, а как возможность преодоления самого себя, поиск смысла существования, способ выжить, твёрдо встать на ноги, обрести друзей и надежду на будущее. Ощущение чего-то близкого настолько его захватило, что даже внутреннее волнение отступило на задний план. Но ненадолго. - …ваш новый тренер мистер Клиган, – донёсся до него спокойный голос директрисы. Несколько мальчишек-подростков с интересом уставились на него. Кто-то смотрел с опаской, кто-то оценивающе, кто-то с вызовом и плохо скрываемой брезгливостью. На короткое время Сандор даже растерялся: чему он сможет их научить? И сможет ли? Боевые искусства – это религия, квазикульт, в котором некоторые его виды приобрели сакральное значение. К этой религии намертво присосался бизнес, поэтому в ней крутятся большие деньги. А там, где есть деньги, полностью отсутствует мораль. И солгать им он не сможет – дети как собаки, чувствуют ложь. - …ответит на все ваши вопросы, – завершила свою приветственную речь леди Лемора и, повернувшись к нему, тихо сказала: – Главное – не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Она вышла. Сандор остался один на один с двумя десятками внимательных глаз. Стоял, оглядывая неровный строй, и не знал, с чего начать тренировку. Пальцы снова предательски покалывало и тянуло раненую ногу. «Пекло, как на ринге перед боем», – промелькнула в голове мысль. Он глубоко вдохнул. - Ну что, парни... Как меня зовут, вы уже знаете. Я буду учить вас… - А правда, что вы служили в спецназе? – перебил его один из мальчишек, худой и нескладный, с крупными веснушками на лице. - Правда, – ответил он, собравшись. - А вы сможете с одного удара стенку разбить? – пацан показал рукой на стеклянную стену. - Смогу. А зачем? - Ну, просто, – он пожал плечами. – Каждый боец должен уметь разбивать стены. - Каждый боец должен уметь защищаться, – сказал Сандор. – И защищать тех, кому нужна помощь. А для того, чтобы разбить стену, необязательно быть бойцом. Все молчали, не спуская с него глаз, а он пытался оценить ситуацию. Опыта общения с детьми у него не было, кроме нескольких раз с пташкиными малышами. Но эти – не малыши. Ещё два-три года и они вступят во взрослую жизнь. В их возрасте он вообще никому не доверял, а единственным человеком, к которому он тянулся, был… Джейме, мать его, Ланнистер, предложивший одинокому мальчишке-уродцу побоксировать с грушей, навсегда изменив этим его жизнь. Сандор раздумывал недолго. Сняв со стойки шингарты, бросил ими в рыжего паренька. - Как тебя зовут? - Энгай! – с вызовом ответил тот, на лету перехватив брошенные в него битки. - Хорошая реакция, Энгай, – похвалил он. – Сам надеть сможешь? - Смогу! - Надевай. И ударь меня. Пацан растерянно моргнул. Остальные напряжённо молчали, ожидая, что будет дальше. - Ну, чего замер? – Сандор ловко закрепил на руках специальные мягкие лапы для отработки ударов. – Давай, покажи, на что способен. Или боишься? Тот вспыхнул от злости, но сдержался. Быстро надел шингарты, приблизился и сделал неожиданный резкий выпад с правой. Удар оказался несильный, но неплохой. - Ещё бей! – скомандовал он, выставив лапы вперёд. Парень снова ударил. Потом ещё раз. И ещё. - Не злись… – поддерживал его Сандор, уклоняясь с линии атаки. – Злость помешает тебе думать. А ты должен. Хочешь ударить меня? Думай! Думай, Энгай!.. ххх На другой стороне галереи, пока малыши играли на детской площадке, Санса с волнением и радостью наблюдала за первым уроком Сандора и понимала, что все переживания позади. Он смог, он справился с собственными страхами. Теперь всё будет хорошо, они вместе и у них всё получится. Впереди целая жизнь, а все невзгоды, которые им пришлось пережить, только упрочили их отношения. Немного позже, когда окончательно придёт в форму, он сможет открыть собственный клуб и тренировать там всех, кого пожелает. Хотя, может статься, ему понравится работать с детьми, ведь он и сам вырос в приюте. А что может мотивировать ребёнка лучше, чем личный пример того, кому он поверил? Санса усмехнулась: её Сандор по сути тоже ребёнок, робкий, ранимый и очень неуверенный в себе. Но она поможет ему. И поддержит во всём. - Мисс Санса, – маленький Дэнвер подёргал её за руку и указал на стекло, за которым как на ладони просматривался зал для занятий, – а мистер Сандор научит меня драться? - Нет, – она погладила мальчика по голове. – Я ведь говорила тебе, что драться плохо. Но он научит тебя защищаться. И защищать тех, кому нужна помощь.