В теле монстра

Time to take responsibilty For the games that you misplay. You believe in immortality And we believe in judgment day. (c) Mono Ink. - Welcome to Hell

      Рычаг спущен, в недрах генератора нарастает гул пойманной молнии, раскатывается по лаборатории, дребезжа склянками и стёклами высоких стрельчатых окон. Чёрный камень стен отражает электрический свет, бегущий по железным перекрытиям к распластанному на столе телу. Разряд.       Здесь слишком много крови… Она в щелях между плит, капает с поддона для инструментов, впитывается в его халат. Дождь и ветер налегают на окна, грозя ворваться в лабораторию, вместе с беснующимися волнами у подножия скалы. Что он сделал не так? Тело, что законченным паззлом из плоти, собранным конструктором мышц, вен и костей, часовым механизмом систем органов и нервов лежит перед ним, всё ещё мертво. Что он упустил? Свет разрывает ночь, с непокорным треском цепляется за шпиль башни и бежит к установке. Он на мгновение пугается — уже третья молния. Плоть не выдержит, запахнет горелым, его труд обратится обугленными останками… — Живи! — просит он, прежде чем ток достигает вонзённых в тело электродов.       Вспышка. Пуля оставила после себя только короткий и до жути близкий свист. Когда подонок вскинул руку, он едва отшатнулся, подумал — «ха, да он ни в жизнь не попадёт. Не с двадцати ярдов». Когда под дублетом мелькнул красный платок, позолоченная бляха пояса, он замер в полшага, позволяя нахлынуть воспоминаниям. Подумал ещё «чёрт побери!». Дуло смотрит ему промеж глаз. Щёлк — спусковой крючок. Короткий свист. Страх. И ослепляющий свет.       Тело вздрогнуло, задрожали в тетанусе мышцы, разгоняя электричество по клеткам. Глаза распахнулись, черепные нервы один за другим демонстрировали свою проводимость, конечности оторвались от скользкой деревянной поверхности и натянули цепи. Открылся рот, два ряда треугольных зубов выступили над нёбом, раздвоенный язык заметался, из горла вырвался вопль.       Ему было настолько больно, что мир оглушительно гудел в водовороте его собственной ожившей крови. Одно из окон всё-таки треснуло.       Он выгнул спину, растягивая и сминая толстые звенья цепей. Наконец последний нерв запустил префронтальную кору и существо метнуло взгляд на своего создателя. Тот отступил, поднимая перед собой окровавленные руки. Его лицо смяла в морщины улыбка. Затем к крику добавился раскатистый смех. И за молнией последовал гром. Ветер ворвался в лабораторию, дождь размыл натёкшую кровь. Свет погас, но в новой темноте горели два светящихся глаза.       Огни прочертили две дуги вниз, погасли. Тело рухнуло обратно на стол, прогнувшийся под его весом. Создатель оказался рядом, снимая тяжёлые очки и ощупывая тёплую кожу. Химера ожила, в этом не было сомнений: бока раздувались, пока она восстанавливала силы. Он убрал электроды, опасаясь, что ещё одна молния может убить существо. Взгляд из-под прикрытых век неотрывно следил за его руками. Он вздрогнул, потому что взгляд показался ему осмысленным.       Нет, одёрнул он себя, големы не имеют разума. Я сделал ещё одного, но более совершенного, я созидал машину, я получил оружие. Оно не может думать.       Химера едва слышно зарычала, когда он повернулся к столу с инструментами. Подняла голову, когда в его руках возникло сияние, придавшее тонкой проволоке вид устрашающей зазубренной вилки. Её голова обрела человеческие черты, как только уголки рта перестали растягиваться. Задняя группа мышц шеи опустила пластины, тело будто бы съёжилось, укомплектовавшись как искусный конструктор. Теперь перед ним лежала одна из форм его творения — вполне себе человек. Физически развитый, высокий. — Осталось всего ничего, — пробомотал создатель, — последние штрихи. Иначе ты не сойдёшь среди них за своего, мой мальчик.       Одна трубка всё ещё соединяла его тело с установкой. Она впрыснула снотворное, и дыхание существа стало ровным, мышцы расслабились. Сплетая тонкими пальцами паутину чар, инструментом убирая грубые швы, создатель принялся за работу. Скульптуре не хватало только лица.       Его он исполнил со всей тщательностью. Помня, что никогда не увидит в этих глазах живого огня мысли, что эти губы не произнесут ни слова, брови не сомкнутся от тяжёлых дум, он сделал лицо самым обычным. Ни запоминающимся, ни красивым. В меру миловидным, но строго правильным, как у античных мраморных скульптур. Такому не придашь значения в толпе, не распознаешь дьявольского огонька в мягких чертах, не поймаешь сути в грубых линиях розыскного портрета. Внешность должна была позволить химере стать тенью среди людей. Остаться призраком у всех на виду.       На свой вкус создатель добавил светлые упругие кудряшки, смеясь полёту фантазии и с грустью почёсывая лысину. Когда работа была завершена, он оставил существо в лаборатории, починив магией стёкла. Ещё раз проверил цепи и вышел.       Создание прислушалось к звуку удаляющихся по каменному коридору шагов и открыло кошачьи глаза. Было темно, мир состоял из приглушённых серых тонов. Дождь барабанил по черепице, иногда всполохи молний освещали металлические трубки и деревянные потолочные балки, бросали резкие тени на стены: бесформенная груда плоти на приподнятом столе, под монструозной установкой из колб и заострённых резервуаров с тёмной жидкостью. Он перевёл взгляд на свои руки. Под кожей будто прибавилось мышц с того, каким он себя запомнил. Кажется, он был и раньше. Когда-то… давно. Он пошевелил пальцами, и крепкие ногти удлинились, подушечки выкатились, придавая его ладони сходство со звериной. Расслабил руку — снова относительно человеческая. Сжал в кулак — на костяшках выступили шипы. И тогда он задумался, из чего сделаны его кости. По блеску шипы походили на материал установки, только казались твёрже. По-разному напрягая мышцы, он мог трансформировать свою руку. В очередной раз щёлкая суставами, он оскалился от боли. За зубами во рту выступил ещё один ряд, тронутый языком. Острые…       За дверью снова послышались шаги, уже двое приближались к дверям залы, переговариваясь. Он расслабился и сделал вид, что спит. Закрыл глаза, полагаясь лишь на слух. Благо, тот позволял обрисовать очертания лаборатории по завыванию просочившегося ветра. Створки высоких дверей распахнулись. За его создателем вошла фигура в шуршащих по каменным плитам одежде. — О, сколько крови, — прошелестел голос. Ни мужской, ни женский. Никакой, всего лишь шорох пыльных страниц, ветер в листве. — Вы постарались на славу, Грегор, если смогли уложиться в их стандартный размер. — Благодарю, — звякнул очками создатель. — Право же, собрать все кошмары заснеженных скал, смоляных морей и ночных улиц Альбиона под одной шкурой было нелегко. — Я видел сотни книг, — снова начал голос задумчиво, — незаконченных хроник и трактатов, чьи страницы запятнаны кровью их авторов. Вы не первый, Грегор, кто бросает вызов смерти. Но все они кончали одинаково — в когтях своих творений. И чем гениальнее был их угасающий рассудок, тем дольше сотрясалась земля под гнётом тех существ, которых он порождал. Как долго вы сможете внушать подданным, что пропажи людей случайны? Что скорей убьёт вас — эти стальные зубы левиафана, или же костёр? — Я тоже читал эти рукописи, — голос создателя будто стал тише. По комнате расплылся манящий запах страха, заставивший существо на столе растянуть губы в улыбке. — Но уверяю вас, хоть вы и предостерегали этих фанатичных некромантов, они никогда не слушали тени. Их погубила глупость. Они не вложили в свои создания тормоза, они не наделили их ни одним изъяном. Я не таков. Химера, что вы видите, имеет одну слабость, известную лишь мне. — Вы забыли, я не способен видеть, — прошептало существо. — Но вы точно не упустили, что, рассказав о сем пороке этой твари мне, вы расскажете о нём всем теням Альбиона… Скажу вам прямо, Грегор, я вижу ясно как день, что ваше творение утопит мир в крови. Не потому, что вы не сможете воспротивиться. А потому, что уже допустили ошибку. — Ошибку? Не может быть… Где? Тень рассмеялась шорохом тяжёлой ткани. — Я приказываю тебе от имени Тёмного Лорда, — голос создателя взлетел к сводам залы, — повинуйся и скажи мне! — Тени умерли для богов, некромант. Мы не повинуемся ни Свету, ни Тьме. Мы то, что остаётся от ваших душ, когда те сгорают в бесконечной войне Чёрной и Белой магии. Мы лишь пыль и пепел. Ты не можешь приказывать пеплу. — Раз так, то что держит тебя здесь? — Обещание, — прошелестела ткань. Запах страха усилился, наполняя комнату до краёв. Над башней прогрохотало тяжёлое небо.       Он услышал шорох. Потом понял, что его создатель в опасности. Это осознание неведомым образом разорвало цепи, оставив на металле зарубки от когтей. Он метнулся через комнату росчерком, размытым силуэтом, пойманным и освещённым молнией. Когти разорвали фигуру в плаще с низким капюшоном на клочки густого тумана. Он приземлился на ноги, когти скребнули по каменным плитам, оставляя полосы.       Его создатель лежал на полу, поднимая перед собой сухую старую руку, с татуировкой в виде перевёрнутой звезды на ладони. Его страх затопил это место. — Revertere ad locum tuum!* — приказал старик дрогнувшим голосом.       Он понял смысл слов, но продолжал стоять над ним, рассматривая. Расшитая мантия, длинные рукава, распоротые до половины, тонкий обруч на морщинистом лбу. Он приблизился, покорно склоняя голову перед стариком. Мышцы пришли в движение, являя по частям каждое из существ, поселившихся в кошмарах жителей Альбиона. Лицо теряло и обретало человеческие черты. — Я годами нанимал охотников, — создатель протянул дрожащую руку к меняющей формы голове. — Я платил им, только чтобы чудищ доставляли живыми. Я держал их в клетках, брал от каждого его сильные стороны, соединял их, пробуя и ошибаясь… И наконец я создал тебя. Из всех монстров Альбиона я создал тебя… Ego exaltabit te super omnia, sed ipse**. Ты служишь мне. Revertere ad locum tuum.       Старик наконец коснулся щеки химеры, и в сухой ладони возникло человеческое лицо античной мраморной статуи. Одёргивая руку, создатель вздрогнул, потому что не привносил в химеру ничего человеческого. Откуда тогда взялся сей облик? Откуда он вынял эту суть в припадке вдохновения ли, в порыве ли безумия… — Я понял его слова, — прошептал маг. — Твари глубин, что же я натворил. Прости меня, если сможешь, ведь… кто бы ты ни был, ты не должен был появиться здесь… В теле этого монстра.