If this is the end kiss me Amongst the fiery glow If this is the end kiss me Before it's time to go
© Mono Inc. — Funeral Song
Мария накинула на голову шаль, утратившую цвета в сумеречной дымке. Её тело обтекал шёлк рабочего платья, в тугой корсет был зашит аккуратный стилет. Ткань выглядела тысячу раз застиранной и перекрашенной в вульгарный свекольный цвет. Она ещё ни слова не сказала о ребёнке, но Химера читал её жесты как открытую книгу. Она не могла оставить мальчика, не после того, как за ним явилась стража. Мария смущённо опустила взгляд, скользнувший по его недвижимой фигуре в дверях. Над городком нищих поднималась луна. Пресекая её сомнения, Химера прошёл в хижину и взял ребёнка на руки. Женщина сначала кинулась к нему, но, увидев, что когти на его руках не острее обычного, пролепетала извинение. Так они и пошли, скользя в тенях. Мария вывела его к стене, представилась стражникам на воротах, опускавшим грубые шутки и ухмылки, тем не менее гаснущие с появлением Химеры в поле видимости. — Вы даже не спросили, что мне нужно во дворце, — заметил он, когда Мария свернула в подворотни, подальше от припозднившихся прохожих. — А вы не спросили, почему я не надела серебряный крест, — пожала та плечами. — Нет, я не продала его. Он не убивает, но помогает обличать созданий ночи, что не так уж и повредит проститутке, промышляющей на улице. Но что до ваших дел — мне они безразличны. Хоть спади завеса Белой магии, в моей жизни ничего не изменится. Разве что появится загар. — Что, если так и будет? — усмехнулся он, заставляя попрошаек отпрянуть глубже в тени. — Тогда я с радостью отведу вас хоть в покои Его Белосвятейшества, — обернулась женщина. — Мне надоела эта сырость. Надоело жить в странной мрачной сказке. Говорите, что хотите, но наш Альбион — не место для порядочных людей. — Стало быть, вы не были ученицей лекарки. — Стало быть, — она оправила юбки. — Но он считает меня умершей, что не так уж и далеко от истины. Они вышли на улочку, изворотливо взбирающуюся на холм и теряющуюся в тумане. На каменной мостовой было скользко от испарений Белой магии, тяжёлыми валами туч сидящей на крышах. Но по брусчатке отчётливо раздавался мерный стук шагов. Пока что только Химера слышал его, и поспешил спрятать Марию с сыном в безопасное место. В ответ на её немой вопрос, застывший на приоткрытых губах, в густом тумане проявился силуэт. Химера наклонил голову, сбрасывая плащ и расстёгивая доспех. Не к чему трепать такую хрупкую человеческую броню. Мария претворила дверь оставленного на ночь магазина, чтобы наблюдать. Из тумана, волоча длинные ноги, выбрался мертвец. Сквозь каменную кладку мостовой просочились багряные струйки яда, такие же стекали с его губ. Если правдой было то, что успел выведать он у мастера, Редвинг в немёртвом теле стал в разы опаснее своих жертв. Хорошо бы спровадить его на изнанку, да какой ценой это дастся… Химера шагнул навстречу, не спеша изменять тело. Голос против воли сорвался на гортанный рык. То одна из когда-то уязвлённых тварей в переплетении мышц высказалась о человеке, её погубившем. Человеке? Едва ли Редвинг когда-то был им. Двадцать ярдов… Мысль, принадлежавшая тому, кем он когда-то был, ещё до изнанки, до битвы с собственным телом и до мастера. Он чувствовал надрывную ярость в отдельных мышцах, тяжёлую память костей и перешитых связок. Они когда-то были приведены в Башню его рукой. Все они теперь жаждали смерти охотника, сплетённые Чёрной магией в единое целое, заточенное убивать. Редвинг начал свою песню, что затапливала вязкой кислотой рассудки и жгла нервы по нитке. С губ срывались горячие багряные капли, а мертвец брёл к нему, чуть покачиваясь на негнущихся ногах. Походка марионетки мастера, ожившей и двинувшейся против воли создателя. Мог ли Химера простить ему эту дерзость?.. О, нет. Он сорвался навстречу, одним росчерком белой кожи. Ступни и ладони опалила брусчатка, залитая отравой. Само небо продавилось под весом алых, налитых животов туч. Он в три прыжка преодолел расстояние, вскидываясь на задние лапы и занося изменённую руку. Всего лишь росчерк когтей над головой мертвеца. Охотник запрокинул голову и прошептал последнее слово проклятой строки ему в лицо. Химера почувствовал, как вскипает его кровь, прежде чем упасть на обжигающую сковороду мостовой, оставляя на шкуре влажные ожоги. Он выгнул спину, борясь с песней, что водила хоровод на подкорке, измываясь тысячью копошащихся в черепе крыс. Поднялся, когда его кровь смешалась с кровью на брусчатке. Мир налился кровью, и кровь плясала под дудку Редвинга под его кожей. Мертвец вытащил флейту, обходя его полукругом. Подёрнутый бельмами взгляд, дёрганная походка куклы на нитках, вот он комично приставляет флейту к губам и извлекает звук, оттопыривая паучьи пальцы. Падение, срыв, магия сплетается с магией. Химера достаёт со дна колодца силы пойти на него, шкура закрывает ожоги пластинами, топорщится острыми краями чешуй. Музыка флейты поднимает брусчатку, отрывая от кипящей под камнями крови. Он шагает по парящим камням. Когда алое небо обрушивается на спину ливнем из лезвий, и между пластин впивается стылая кровь. Неспроста мастер хотел видеть в нём этого охотника, даже крупицы его проклятой магии в немёртвом теле внушали страх. Редвинг был хорош. Химера оскалился то ли от разрывающей боли, то ли от принятия. Есть схватки, в которых ему не победить. Он был заточен разить, но отнюдь не сердца четырёхсотлетних некромантов. Химера вырвался из режущих пут лезвий, вонзившихся с небес до самого нутра города. И, опускаясь на передние лапы, решил прервать-таки этот поток слов, что уже шестернями скрежетали в ушах. Язык изнанки, мира без солнца, к которому стремился их Альбион, оборвался с пузырём крови. Страх — о нет, неужели охота станет последней, неужели эта тварь, истекающая кровью бесформенная туша из белой глины и стали, неужели она убьет охотника… Химера сузил кошачьи зрачки, отсекая голову Редвинга от тела. Странно, но всё, что ниже головы, показалось ему жалкой пародией на мастерство Грегора. Едва ли с такой небрежностью сшил бы он плоть для своего сокровища. За четыреста лет можно загрубеть, но не настолько. Без головы тело мертвеца рухнуло в ручей кипящей крови, магия иссякла. Химера поднял перед собой Редвинга за волосы, пока тот плевался остатками яда. — Я тебя не убью, — сказал, морщась от боли в израненном теле, тщетно пытающемся зарастить порезы и разрывы метаморфозой. — Это ещё почему?! — сплюнул охотник, сосредоточив на нём взгляд за непрозрачными бельмами. — Ты ему нужен. Обернувшись к магазинчику, он увидел Марию с ребёнком на руках, бледную как мел, но стойко выдержавшую все отвратительные чудеса, наплетённые Редвингом. С такой крепкой психикой она была прекрасной проституткой, даром что к ней ходили вампиры. — Идём к Белосвятейшеству, — кивнул Химера. Не удосужившись измениться обратно в человека, взяв с костюма только оружие, поплёлся по раскиданной брусчатке в направлении Белой Башни. Туман, учуявший магическую схватку, сгустился и щупальцами потянулся к Химере с крыш, тщетно вылавливая обрывки Чёрной магии во влажном воздухе. Мария поспешила следом, оглядываясь на пальцы его Белосвятейшества, запущенные в серый лабиринт улиц. Миновав пару кварталов подворотнями, они вышли к воротам величественного строения, протыкающего небо тремя тонкими башнями. По главным улицам сновали патрули стражи, но и Мария знала своё дело, ведя окружными петляющими улочками в обход опасности. — Напомни, почему ты решил, что я помогу тебе? — прошипел Редвинг. — Только ли потому, что ты снял с меня нити этого треклятого мальчишки-недомага?! — Так вот, кто был кукловодом… — На твоё счастье здесь мало Чёрной магии, иначе б я заставил тебя поплясать. Ты не такой уж всесильный с кровью обречённого на смерть. Химера оскалил клыки, когда двор между тремя башнями, аккуратный белокаменный пятачок красоты, застывшей в мраморных статуях и подстриженных кустах, заполонили люди, закованные в латы. Выставив перед собой алебарды, они ждали единого их неосторожного движения, чтобы напасть. — Ты можешь подсобить хотя бы потому, что я отправлю тебя на изнанку во плоти, — поднял голову Химера. Та скосила на него глаза, кривя губы. — Добряк нашёлся, — цокнул охотник. — Ладно. С губ спустились едва слышимым шёпотом слова древнего, как мир, языка, призывающего на помощь тех, о ком позабыло само время. И как он всё ещё не помешался, вынашивая в кошмарах и грёзах их навеянные самой Ночью образы… От одного смутного представления у Химеры поднялись шипы на спине. Небеса налились алым. Благородная стража Белой башни встревоженно переглянулась, прежде чем на их ряды упали тысячи кровавых стрел. Кислота поднялась от извивающихся в проеденных доспехах тел облачками пара. Мария закрыла сыну уши от криков, но мальчик ещё пребывал на грани сна и яви. Химера предпочитал не уточнять, что за вещество она положила в его хлеб, наливая тяжестью веки. Перешагивая через тела по кислоте, разъедающей подошвы, Мария флегматично приподнимала юбку. — Сначала я хотела перехватить инициативу в этом убийстве, — пожала плечами женщина. — Но сами понимаете, мы с Джоном потом не оберёмся проблем. Думаю, мои чувства всё же меркнут перед безопасностью. Редвинг покосился на проститутку, но смолчал, и без того истекая желчной слюной. Лестница в башне казалась бесконечной, но Мария наотрез отказалась от лифта, в котором магия сильна настолько, что сам воздух мог обвиться петлёй на шее. Белокаменные ступени мало-помалу испещряли трупы и потёки вязкого яда. На мраморе колонн проявлялись знаки сотен печатей, начерченных лишь по слову охотника, что мерцали пламенем изнанки. Сотни порталов для магии столь древней, что ей требовалась маленькая вечность, чтобы разорвать всё разделяющее время. Химера вытаскивал когти из очередного стального нагрудника, когда несколько печатей вспыхнули снопом чернильных щупалец, едва не утащив его в свою стылую Бездну. — Я не специально, — пробормотала голова, и он встряхнул Редвинга за грязные каштановые волосы. Последние ярды до Зала Света они добирались без преград. Просторная комната в застывшем, слепяще белом убранстве, из высоких узких окон видны лишь облака, клубящиеся баталиями мачт и фантазийных чудищ, ждала их замершим безмолвием. Белый маг поднялся с кушетки, опираясь на витую трость. На вид — лет шестьдесят, подтянут и с правильными, подчёркнуто точёными чертами лица за вьющимися седыми прядями. Химера остановился, склоняя голову и глядя исподлобья не со злобой — с пониманием. Маг вскинул бровь — сам удивился, что спустя столько кратких веков и растянутых мгновений стоит лицом к лицу со своим отражением. Идеализированным? Быть может. А может, с бременем смертности некромант просто помешался. Позади него единственным акцентом чернел провал перехода на изнанку. Могущественный портал в одну сторону, сплетённый из костяных ветвей монструозного механизма, комкающих в своей хватке сгусток темноты. Едва ли возможная магия или технология, но справедливости ради — все те годы, что старость подтачивала Чёрного Мага, Белый был впереди. — Собираешься закончить вашу дуэль на той стороне? — прорычал Химера, надвигаясь на мага грозовым фронтом, поднимая голову Редвинга, уже сплетавшего слова в печати. Узор призыва прорезал белый мрамор угольными колеями. — Не смею надеяться, — откинул полы мантии его Белосвятейшество, поднимая ни что иное, как увесистый револьвер. Химера вскинул свой, одновременно выпуская магическую пулю за пулей, встречая грудью сокрушительные удары и только успевая убрать голову охотника за спину. Из печатей обрушились щупальца, превращая Зал в смятую бумагу в разводах чернил. Белый маг прижал руку к груди, из пяти отверстий поднимался белый дым. Он тяжело рухнул обратно на кушетку, хрипя и морщась от боли. Химера выпустил шестую, в сердце, почти в упор. Мага откинуло, белый дым повалил сильнее, но глаза оставались непроницаемыми. — Быть может, я бы хотел знать, кто вы и откуда взялись, — прошипел Химера, пока его кожу обагряла кровь, а пули в мясе превращались в расплавленную Белую магию, настолько тяжёлую и ледяную, что убивали одним прикосновением. Чудовище за чудовищем, внутри него. — Быть может, я никогда не верил, что вы те, за кого себя выдаёте. Белый маг прижимал руки к груди, но дым выходил сквозь пальцы. В узоре морщин на бескровном лице читалось раздражение. — Когда он придёт? — прохрипел Белый маг. — Он не придёт, — усмехнулся Химера. — Не когда ему известно о всех твоих ловушках, уловках и козырях. Не когда его время на исходе, а Чёрная магия столь близка к гибели. — В таком случае, — слабо улыбнулся тот, сгоняя алебастровую кожу в морщинки. Отражение, каким ему никогда не стать. — Вынужден признать поражение. В барабане остался последний патрон, и Химера вскинул непослушную руку, стоя уже из последних сил. Белая магия отнимала, и сейчас он это явственно ощущал мертвеющей, холодеющей плотью. Распадаясь на пепел и пыль, белый дым и рассеиваясь по комнате, Химера нажал на спусковой крючок. Голова его Белосвятейшества запрокинулась, разлетевшись на осколки в густом дыму. Из угла комнаты раздались аплодисменты Марии. — Уходите, — выдохнул Химера. — Езжайте в Чёрную Башню в Пустыршире и скажите ему, что я жду его на изнанке. Молчите до самой смерти о том, что со мной был охотник. Что он был здесь. — Что ты задумал? — скривил губы Редвинг, морщась от того, что печати теряют его контроль. Такими темпами Белая магия снаружи прорвётся в комнату, воздав месть за приласкавшие стихию руки. — Я поняла, — присела в реверансе женщина, прежде чем перехватить ребёнка и пуститься наутёк. — Благодарю вас. Химера улыбнулся тому, что после всего мастер будет счастлив. Мёртвые не имеют сил на изнанке, слоняясь по обратному миру бестелесными оболочками. Но если живым удаётся пересечь барьер, они могут стать сильнее чем когда-либо на земле. Чёрная и Белая магия со временем исчезнут, разумеется. Но что значит всё могущество мира, если он посмел обманывать мастера слишком долго?.. Остался последний шаг. Химера двинулся на негнущихся ногах к порталу. Белая магия возымела действие. Кракен пролился слизью на пол, и кровь загустела, сыворотки разорвали сосуды, опаляя плоть. Горгулья рассыпалась в прах, кости пошли трещинами и раздробились, тысячью ослепляющих осколков впиваясь в обнажённые нервы. Василиск скинул кожу, и голова выпала из пальцев, что стекли вслед за пластинами расплавленным воском и скомканным пергаментом. Покатилась по полу. Лев взял в зубы её и понёс, высвобождаясь из оков держащего монструозного туловища. И кинул в портал, дождавшись, пока чернота не поглотит Редвинга вязкой трясиной перехода. А после вспомнил о пулях и лёг, положив голову на лапы. Химера больше не был Химерой. Но вырвавшись из тела льва, он поднялся к облакам и с первой молнией упал туда, где земля была раскалена и дышала полной грудью. Среди скал, растущих из низких грозовых туч пиками к ночной звёздной пустоте, стояли двое. Он прильнул к теням, укрытый тишиной этого места. Грегор обернулся к охотнику, больше не опираясь на посох, прямой как обелиск и величественный как истинный хозяин Альбиона, до поры до времени укрытый в ином месте и ином времени. Острые черты сложились в улыбку, потерянную в морщинах. Редвинг усмехнулся в ответ и взял его за руку. Бесплотный дух огоньком неверного призрачного пламени вздохнул радостью и любовью. Настолько чистой и искренней, какой в насквозь магическом Альбионе, конечно, никогда не было и быть не могло. А саму мысль о ней посчитали бы сказкой.