Исцеление

Когда Леон начал откашливать цветы, он, сначала даже обрадовался. Наконец-то это закончится. Передвигаться по квартире на ощупь оказалось легче, чем терпеть существование Джорно рядом с собой, который все время следил за тем, что он делал. И это медленно перерастало в «ты слишком много куришь» и «сойдешь с ума, если снова и снова будешь слушать одну и ту же пластинку «, за что Джованна был много раз послан к черту. Когда приходил Бруно, становилось легче. Они сидели рядом, и было так уютно, как бывает, когда возвращаешься в места, где вырос. Тепло. Едва ли он мог понять, чья рука мягко касается цветов, чьи волосы щекочут шею. Это было приятно, и он утопал в этом. К хорошему быстро привыкаешь, погружаешься настолько, что уже и не замечаешь, как все поменялось. Кашель отступил незаметно, будто его и не было никогда. Аббакио даже не обратил бы внимание, если бы не замечание Буччеллати. — Ты перестал упрямиться и все стало лучше, не так ли? Он привык. Просто привык к золотому ветру, ворвавшемуся в его жизнь. Наверное, такой и была любовь — как сахарная вата, которую ешь, несмотря на то что ненавидишь сладкое, потому что чувствуешь что без нее поход в парк развлечений будет неполным. Весь мир будто переставал существовать, когда Леон слушал их разговоры обо всем подряд. Цветы высохли, пока он утопал в их голосах. Это было так глупо, как бывает в слезливых романах и сериалах для домохозяек. Он часто слышал, о том, что чем сильнее отвергаешь что-то, тем сильнее оно потом разрушает твою жизнь. Отказываясь от лишних чувств, Аббакио утонул в привычке, которая теперь делала каждый день ярче, будто добавляя пару лампочек ко всем светильникам вокруг. Засыпать, лежа на груди Бруно и переплетая пальцы с Джорно было утопично, но чертовски тесно. Все таки, его диван не предназначался для троих даже в разложенном состоянии. Под многозначительное «ааа…» Мисты, Леон переехал к Бруно с Джорно. Сидеть и листать книжки, которые читал Буччеллати, журналы, которые зачем-то притаскивала Триш в кабинет Джорно и слушать все, что говорит дон посетителям — это то, чем теперь занимался Аббакио. На последних страницах «Призрака Оперы» подходили к концу часы приема и поток малознакомых людей иссяк, оставляя их троих в кабинете. — Чем закончилось? — мимоходом спрашивает Джорно, заметив название на обложке. — Сам прочитай, — бурчит Леон, откладывая книгу, — мог бы не тратить время на этих толстосумов. — Да, книга и в самом деле хороша, — Бруно опускается на кожаный диван и обнимает как всегда ворчливого Аббакио, мягко смотрит на замученного этой работой Джованну. Ничего не напоминало о том буйстве цветов, будто бы и сама вселенная забыла о том, что случилось. В объятьях любимого человека было уютно и Леон снова чувствовал покой, свободу от мыслей, раздирающих изнутри. Закрыв глаза, он мечтал о том, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались, чтобы он не оказался один на один с жестокой реальностью, где нет никого, кто бы обнимал его по ночам, чтобы больше не чувствовать боли и пустоты и просто радоваться своему маленькому счастью.