***
Золотые россыпи кучерявых деревьев и огонь беснующейся тоски в предвкушении очередного этапа ее пробуждения. Бесконечные реки слез и беспросветное свинцовое небо. Тяжелый гнилой запах смерти увядающего лета, разносимого по земле вездесущим ветром. А с ним и депрессии, нескончаемые проблемы на работе и учебе, в семьях и коллективах. Нехватка витаминов, простуда.Любовь.
К тому моменту, как наступила гнетущая осень, я перевелся в одну из элитнейших школ своего города. Не потому даже, что у меня был богатенький папаша, который не хотел выделяться из толпы своих не менее обеспеченных дружков, зачем и впихнул меня туда по блату. На самом деле, я был из низших слоев населения. Обычный парень, который, во что бы то ни стало, решил выбиться в люди. Моим родителям, а вернее маме, было не так важно, где я учусь: лишь бы жив был, да не спился в подворотне с пацанами. Но, глядя на подобную ожидающую меня перспективу, я даже в мыслях не мог себе позволить скатиться до подобного уровня. Я очень хотел добиться успеха. Нет, обязан был. — А ну все живо угомонились! — рявкнула невысокая кучерявая женщина лет сорока на стоящий на ушах класс. Задорный смех жизнерадостных обитателей этого светлого, дорого оборудованного кабинета постепенно стих до едва различимого гула, — по просьбе вашего куратора я хочу представить вам вашего нового коллегу, — женщина указала на меня, легко махнув рукой, приглашая тем самым представиться аудитории. Сглотнув внезапно вставший в горле сгусток волнения, я поднял глаза на своих новых одноклассников: — Меня зовут Антон Шастун. Для меня большая честь учиться в этой школе, — я еле выдавил из себя улыбку, но чей-то сипловатый, с яркой ноткой издёвки, голос с задних рядов прервал мои скудные потуги, отправив в продолжительный ступор. — Меня зовут Арсений Попов. И даже банальное нахождение в одном классе с отбросами общества мне чести не делает. Тем более — не доставляет удовольствия. Свободен, малыш. Класс снова залился диким хохотом, на что учитель лишь устало покачала головой. Видимо, этот голубоглазый демон уже долгое время терроризировал всё учебное заведение, однако это меня волновало меньше всего. Вперив усталый, презрительный взгляд в одну точку промеж глаз ухмыляющегося задиры, я не заставил ответ проседать в воздухе: — Меня не интересует мнение человека, неуважительно относящегося к окружающим. Если Вас, господин хам, что-то не устраивает — закройте свой рот и самостоятельно покиньте помещение. Я даже не обижусь, отнюдь. К тому же, судя по Вашему поведению, Вы здесь штаны протираете в силу связей родителей. Я же теперь здесь учусь благодаря собственному уму. И раз Ваших мозгов не хватило на такую элементарную логическую операцию, у меня для Вас умопомрачительная новость, сударь: на «отбросы общества» сейчас смотрю именно я, — выдал я на одном дыхании и без единой запинки, словно эту тираду зазубрил заблаговременно чисто «на всякий случай», — ах, простите… я понятно изъясняюсь? Мне кажется, Ваш уровень немного не дотягивает до беспрепятственного понимания таких сложных семантических конструкций. Красавец. Я просто красавец. В классе повисла томящая тишина, вот-вот грозящая взорваться ультразвуком. Удивленные, обрамлённые тяжёлыми накладными ресницами глаза девушек уже кокетливо изучали мое эго. Я спокойно распрямил плечи и, кивком головы убрав отросшую челку с лица, с вызовом заглянул в сверкающие глаза нового знакомого. Я не понимал огня, на котором плавился лёд его зрачков, но звериная ухмылка уже давно гуляла по его тонким губам. — Так, Шастун, не нарывайтесь на неприятности. Они вам ни к чему. Постарайтесь быть более терпимым к людям, — преподаватель немного взволнованным голосом все же решила нарушить нашу напряжённую бессловесную дуэль. На секунду мне даже показалось, что она испугалась. Неужели этого пафосного кретина? — Пожалуйста, Антон, займите свое место. Я послушно кивнул и направился к столу. Бросив презрительный взгляд в сторону Попова, я заметил, как он, перегнувшись через парту, уже что-то увлеченно нашептывал высокому очень худому шатену, прикрывшему глаза и сладко улыбающемуся каким-то своим мыслям. Почувствовав на себе мой презрительный взгляд, брюнет снова обратил на меня свое внимание и оскалился. — Пересчитать бы ребра этому уроду, — пробормотал я, вываливая перед собой учебники. И вообще, что за имя такое смазливое — Арсений?***
Под ровный бой секундной стрелки в томящей тишине заброшенного коридора отдаленный монолог учителя разбивали тяжелые капли осеннего дождя, скользящие холодными слезами по стеклам. Скрежет мела по доске и ощущение прожигающего затылок чужого взгляда лишь больше резали натянутые нервы. Я изо всех сил старался сосредоточиться на занятии, но это гниющее чувство своего ничтожного положения в новом коллективе только сильнее подогревало осознание того, что здесь я явно лишний. Как только я услышал долгожданное «все свободны», пулей вылетел из класса, стараясь не попасть в неприятности, которые мне уже явно были гарантированы Поповым и Ко. — Чёрт! Прошу прощения, я не… — погруженный в свои мысли я даже не заметил, как налетел на невысокого парня армянской внешности с торчавшим на затылке небольшим хвостом. Тот вздернул густую бровь, с каким-то презрением оглядывая мою пожелтевшую от сотни стирок рубашку и не вяжущуюся с ней вполне приличную школьную форму. — Ты потерялся, малыш? Выход в другой стороне. — Вообще-то я здесь учусь, — фыркнул я, слегка нахмурившись. — Ммм… Даже так, — растянулся в ехидной улыбке парень, — Так это ты тот самый гений Шастунишка, о котором только и твердят все учителя? Я изогнул бровь, снова окидывая его с ног до головы взглядом а-ля «ты ебо-бо?», но все же недоверчиво кивнул. — Меня зовут Сергей, — он мгновенно протянул мне свою широкую ладонь, однако, так и не дождавшись от меня ответной реакции, он снова ухмыльнулся и, неожиданно, схватил меня за ворот пиджака. Рывком притянув к своему лицу, он томно прорычал: — Кажется, мне следует устроить тебе небольшую экскурсию по здешним достопримечательностям да научить хорошим манерам. — Я предпочитаю самостоятельное обучение. — Боюсь, это не тот случай. И, пока я ловил благодатный ахуй, он крепко схватил меня за локоть и потащил вперед по коридору в неизвестном для меня направлении. — Отпусти меня! — попытался возмутиться я, однако СэрГей, даже не обращая внимания на мои трепыхания, твердо вышагивал вперед, успевая подмигивать мимо проходящим девушкам. — Не рыпайся, это бесполезно, — бросил он, даже не оборачиваясь. Я же снова злобно прыснул на него в ответ, но тот был слишком занят своим кокетством с дамочками и не услышал и малой доли моих изящных оскорблений, что на самом деле опечалило. Мы прошли большую часть шикарно обставленных коридоров здания, протискиваясь сквозь толпы пафосных учеников, рабочего персонала и равнодушных к действу учителей, после чего меня, наконец, впихнули в пустую аудиторию, видимо, оставленную с незавершённым ремонтом «до востребования», на самый неопределённый срок тире навсегда. В воздухе клубилась пыль вперемешку с сырым запахом стройматериалов. На слегка потёртом кожаном диване прямо перед дверью, сложив ногу на ногу, прикрыв глаза и пожевывая фильтр сигареты, сидел высокий уже знакомый мне парень, то ли увлеченный разговорами окружающих, то ли просто погруженный в какие-то мысли. Вокруг толпилось около десятка человек (словно массовка), отделявших своим грозным видом моего нового одноклассника. — Арсюх, я привел его, — СэрГей, явно довольный собой, кивнул в мою сторону. Оскалившись, я тряхнул головой, открывая компании свой яростный взгляд и проходясь с жжением по каждому члену банд формирования. Попов в ответ только маньячно улыбнулся, так и не удосужившись открыть глаза, и, затянувшись, выпустил тонкую струйку сизого дыма. — Чего тебе от меня надо? Неужели так нравится следить за отбросами? Фетишуешь? — казалось, я начал плеваться ядом. Да нет же, и правда начал! Но компания за спиной брюнета разразилась почти истеричным хохотом. — Нам плевать на тебя и на то, как ты попал сюда. Но уважать здешние порядки, цыпонька, мы тебя заставим, — тот самый шатен, с которым шушукался на уроке Арсений, вышел вперед и, обойдя меня со всех сторон, словно прицениваясь, покачал головой. После чего поставил локоть на мое плечо и замурлыкал в ухо: — Эта школа принадлежит нам, как представителям лучших слоев общества. Мы, скажем… ммм… местные Якудза. Сие солнце, — он указал большим пальцем в сторону Попова, — знакомься, босс. Позже поцелуешь в пяточку. А я — его правая рука — Павел Воля. Сказать «очень приятно» не могу, ты извини, тошнит от тебя, мрази. Но знать меня нужно, поверь. И опасаться стоит. И перед тем, как Арс разберется с тобой, я посвящу тебя в основные правила поведения. Первое: ты должен уважать нас и не дерзить, что ты, кстати, уже попытался сделать. Второе: выполнять все приказы. И третье: если попробуешь настучать, всё просто — отделаем тебя так, что мать родная не узнает. На шутку это, и правда, не особо тянуло, но я лишь ухмыльнулся, с жалостью рассматривая лица избалованных подростков. Тряхнув плечом, сделал шаг вперед, с вызовом глядя на главаря: — Тебе меня не запугать, кукла. Считаете себя крутыми и неуловимыми? Но я не могу отказать себе в удовольствии подрезать крылья вашей самоуверенности. Серпом по яйцам, я бы сказал. Ваш статус — достижение ваших родителей. Кстати, не уверен, что они сами были бы в восторге, узнай в реальности, чем тешатся их детишки. Но, бьюсь об заклад, им настолько некогда, что просто наплевать. Как правило, это основная проблема закомплексованности подобных вам подростков, что самоутверждаются за счёт третирования окружающих и насилия над теми, кто слабее. Ваши личные умы давно сгнили в достатке. Даже де-факто того, что у меня сейчас нет денег и связей, не означает, что однажды я не встану на несколько ступеней социальной лестницы выше вас. Можете смеяться надо мной сколько угодно — над вами и без того природа давно угора… Я не успел договорить, как уверенный, сильный удар в живот перехватил дыхание и заставил согнуться от жуткой боли. Я закашлялся, но попытался выпрямиться. Знакомые крупные пальцы грубо вплелись в мои волосы, оттягивая голову назад. Кто-то схватил мои руки чуть ниже локтей и рывком сцепил их за спиной. Очередной удар в живот, и я упал на колени. — Ты ж посмотри, какой пиздливый ящик. А как красноречив-то, закачаешься. Но ты нарушил первое правило, малыш. Прости великодушно, но последствия, последствия… — Воля встряхивал кулаки и мило улыбался, наслаждаясь моими гримасами от ощущения бурлящей в горле селезенки. — Оставь его, — наконец, вмешался Арсений, лениво поднимаясь с насиженного места и стряхивая пушистый пепел со своей сигареты. Воля вмиг скрылся за спиной главаря, уступая ему место передо мной. Местный оябун* наклонился ко мне и взял пальцами мой подбородок, приподняв голову. Я сверлил его испепеляющим взглядом, а он не повёл и бровью. — Тебе не кажется, что ты заблуждаешься, гений Шастун? Тебя не посещала мысль, что, коли нас до сих пор не поисключали поголовно, наши способности не так уж и далеки от одаренных простолюдинов? К твоему удивлению, не на одном статусе и деньгах мир зиждется. Но вижу, твоих мозгов не хватило на такую элементарную логическую операцию, — с упоительной улыбкой процитировал он мою же фразу. — У нас слишком разные мнения насчёт образованности, — я мотнул головой, вырвав подбородок из пальцев Попова. Он ухмыльнулся и выпрямился в полный рост: — Мне нравится твоя спесивость. Но все хорошо в меру, — он щелкнул пальцами и повернулся ко мне спиной, — Журавль. В тот же момент передо мной, с характерным щелкающим звуком разминая костяшки пальцев, вышел невысокий, но изрядно накаченный парниша с широкими плечами и коротко стриженными светлыми волосами. На вид ему было лет 20, и выглядел он как охранник какого-то ночного клуба, явно не выделяющийся «недалёкими от одарённых простолюдинов» умственными способностями. Они у него вообще были хоть в зачаточном состоянии, у этого вышибалы? Сомнения… Эта неудачная пародия на шкаф занесла кулак для точного удара в мою челюсть сразу же, как только я гордо взглянул в спину вновь закурившего главаря: — Ты — слабак, возомнивший себя Богом. Ты даже не сформулировал цель своего лидерства. Ты — избалованный пижон, который просто сумел скоординировать банду тупых павлинов, — я уже задыхался от бешенства и все еще не успокоившейся боли в животе, — Ты ничтожество… Уверенный удар под дых сложил меня пополам. Я с силой сжал зубы, чтобы предательским писком не выдать своей беспомощности. В ушах невыносимо трещало звенящей пульсацией в сплетении с беспорядочным ревом компании парней. — Ты ответишь за свои слова! Отброс! Казалось, еще один удар, и я окончательно забуду, как дышать, но отчетливые сигналы из возникающих синяков позволяли понимать, что я еще могу чувствовать, а значит, все еще жив. Такими темпами — надолго ли? Но не убьют же — не сегодня точно. Это просто воспитательная профилактика, они сами сказали. — А ты и впрямь умен, хоть и слеп, — уронил тихий смешок Арсений, выпуская последний вздох истлевшей сигареты, и, тряхнув вороной гривой, еле слышно выскользнул из забытой всеми полуразрушенной аудитории.***
Моя боль — словно гладиатор на ринге, безжалостно загнавший в угол измученного зверя. Уши рвет истошными криками зрителей, и кажется, что кровь пульсирует в висках. Над грудью занесено копье, заставляющее в страхе задержать дыхание. Я не могу дышать, потому что если вдохну — мое тело пронзит гладиатор. Если вдохну — грудную клетку разорвет от боли. Я боюсь даже представить, сколько костей, в общей сложности, у меня сломаны или дали добротные трещины. Столько костей нет в человеческом теле, сколько их болит у меня. Я открываю глаза и оглядываю сырое помещение, заливающееся океаном охры из приоткрытого окна. Делаю глубокий вдох и снова жмурюсь от боли. Наверное, у меня сломаны ребра. Может, даже все. Я подтягиваю к себе локти и пытаюсь перенести на них массу тела. Черт возьми, ну я и увалень. Скалясь и собирая в себе последние силы, я все-таки сажусь на полу и стараюсь не смотреть на свою одежду. Пыльный, бывший когда-то белым, истоптанный пол сейчас на самом деле напоминает гладиаторский ринг: пятна крови и грязи с чьих-то ботинок, клочки дорогой одежды. Только что не пострадали сваленные в кабинете стройматериалы, стены и диван главаря. — Ты живой? — тихий испуганный голос из приоткрытой двери заставил меня снова сделать над собой немалое усилие и повернуть голову. Невысокий парень в одной классической рубашке без школьного пиджака очумелым взором из-под круглых очков исследовал каждый рубец на моем перекошенном болью лице. — Типа того. — Я Дима, — начал парень, опасливо оглядываясь по углам и неуверенно ступая в кабинет, — Позов Дима. — А я Гарри. Гарри Поттер, — зачем-то выебнулся я знанием волшебной саги. Разряжаю обстановку заряжая самосмейки. Мой новый знакомый действительно улыбнулся, добавляя в моих мыслях в графу со своим именем очки дружбы. Убедившись, что процент живых людей в помещении, с учётом туши на полу, стремился к нулю, Дима в два шага настиг меня, опускаясь на корточки и, с серьезным прищуром и не спрашивая мнения, принялся пальпировать руки, живот, рёбра, выхватывая каждый мой шипящий вздох. — Я видел порно, которое начиналось так же. — Ваши вкусы весьма специфичны, — улыбнулся парень и поднял на меня веселый взгляд. О, он все же шарит! — Расскажи мне, хочу знать о тебе все, — актерство и тупой юморок на вечерок не могли затмить даже чёрные пятна перед глазами, — ты доктор? — Немного. Голова кружится? Тошнит? — Дима с силой вкрутил твердый палец прямо в селезенку, и я запищал не своим голосом: — Святая Оля Бузова, нет! — Видимо, все же ударился, — удрученно покачал головой Позов и отпрянул, всматриваясь в мои зрачки, продолжая тем самым научно-исследовательскую работу. Он, очевидно, был моим ровесником, слегка полноватым, но это лишь каноничней сходилось с его, вероятно, будущей профессией. Такой, знаете, добрый доктор Айболит. Надо будет предложить ему отрастить усы. Желательно, сразу с проседью для большего образа. — Я отведу тебя в медпункт. — Я в порядке, Джей Дим**, не надо медпункт. Парень немного зарделся с моего каламбура и помог подняться на ноги, взваливая себе на плечи мои 60 килограмм отборного пюре, пока я поспешил пояснить за смелость: — Мне не нужны проблемы в первый же учебный день. — Ну да, тебе же ещё минимум пять книг сражаться с тем-кого-нельзя-называть. — Именно. — Тогда поедешь ко мне домой. Мама хирург, она тебя осмотрит. — Хирург, — с каким-то слишком изумленным восхищением поднял я глаза на нового друга. — Ага, пластический, — осторожно уточнил он. Я же замер на секунду, ловя ухнувшую к ногам надежду, но, осознав, как Дима нахмурился с моего и без того пизданутого вида, решил как можно скорее преобразиться в его глазах и прочистил горло: — Мне нужен он, он, не хам и не пижон, — начал я запев, тяжело переставляя ушибленной ногой, пока Дима обдумывал цену своего альтруизма, — такого тут добра хоть пруд пруди. Не нужен мне Микки Рурк, — хрипело эхо, вылетая из-за дубовой двери в опустевший длинный коридор, — не Славик Вакарчук, а просто пластический хирург. — Ты чудной, Гарри. Тяжёлый и чудной. — Смотри не влюбись. Дима прыснул, качая головой из стороны в сторону и выводя меня, наконец, на свежий воздух через запасный выход в том богом забытом крыле элитного учебного заведения.***
Что было после, смешалось в один огромный ком «мама, помогите, меня похищает хундай генезис, кстати, очень охуенный, но я все ещё против». Дима взвалил меня, пыльно-кровавого, в светлый салон и довольно уселся рядом, здороваясь с водителем. Артур, мужчина лет 45, облаченный в элегантный деловой костюм, с нескрываемой болью смотрел, как я прижимаю зад к кремовой кожаной обивке, как сжимаюсь в углу и случайно провожу ладонью по откидному подлокотнику, оставляя четкие линии жизни, сердца и мозгов. Хоть сейчас отправляй тачку на битву экстрасенсов для выяснения всех тайн моего родового колена. Все равно, ещё один мой чих, и тело действительно перекинут в багажник. — Я… я возмещу тебе химчистку салона, — дернулся я, прикидывая, покроет ли одна моя почка затраты на мытье машины или же придётся учиться жить на диализе. — Прекращай, Антон, это мелочи, — отмахнулся друг, пока я продолжал ловить острый прищур Артура. — Погоди, а откуда ты узнал мое имя? — теперь уже я сощурил заплывшие от ссадин на лице глазюки, — я не говорил. Димка усмехнулся: — Ты — Антон Шастун, учишься в 11А, а еще ты прошлой весной выиграл всероссийскую олимпиаду по математике и получил право поступления в любой ВУЗ страны. После чего получил приглашение от нашей школы на обучение в старших классах. Ты — местная знаменитость. — Ты не договорил. — В смысле? — Ну, по закону жанра, ты сейчас должен открыть рот в изумлении и попросить меня показать мой шрам, — пожал я плечами, пока внутренний голос вопил фальцетом как двенадцатилетка на концерте Лазарева, приговаривая «он меня узнал! узнал!». Дима же тактично (нет) поднял брови, усиленно обмозговывая мои отсылки. — Ну, давай начнем с того, что все твои шрамы и так хорошо видно, — смерил он меня жалостливым взглядом, — хотя, не скрою, я бы хотел посмотреть, как ты решаешь сложные логарифмы. — Я на первом свидании логарифмы не решаю, — растянулся я в улыбке. Мой новый знакомый удивленно уставился на меня, вероятно, как и весь последний час, оценивая, шучу ли я или нет. Но вселенная явно стояла на моей стороне, посему парень в ответную растянул губы: — Чтоб ты знал, Гарри над Роном так не издевался. — О, а ты претендуешь на место Рона? Ты скорее Дамблдор. Серьёзный, в очках и вытащил меня, избитого, из полной задницы. — Да уж. Странно, что ты даже на помощь не звал, как это обычно делают жертвы Графа. — Графа? — Ну, Арсения. Мы зовем его так в шутку. — Хороша шутка, ничего не скажешь. Хуевая, если говорить начистоту. Ну нет, вы только вдумайтесь: Граф! Мсье, а не соблаговолите ли вы присесть на элитный сорт французского шампанского? Чмо расфуфыренное. Явно этой школе необходимо свежее реформаторское «я ебал ваши принципы в принципе». — Очень странно, кстати, что они тебя так… ну, сильно. — Попытка заявить об автократии через физическую силу, замещая этим собственные комплексы неполноценности и недостаток образования, — со знанием дела изрёк я, разве что не возводя палец к небу. А-ля кавказский ребёнок-мудрец. — Ну, я, к сожалению, мало что знаю о парнях, стараюсь не отсвечивать и не иметь с ними никаких дел. Да и в моем классе только Матвиенко и учится, но он максимально странный, хоть и отзывчивый парень. — Этот пидарок-то? — Он, кстати, очень популярен у девушек, ты зря так говоришь. — Серьезно? Значит, личная жизнь в этой школе мне точно не светит. Дима нахмурился, ожидая пояснения, и я пожал плечами: — Если для того, чтобы понравиться вашим девушкам, нужно начать красить ногти и плести косички в бороде, мне проще в монахи постричься и выдвинуться в монастырь пешком по железной дороге. И там уже воля Божья — под поезд лечь или под батюшку. — Не богохульничайте, молодой человек, — строго зыркнул через зеркало заднего вида на меня Артур, и я прикусил язык. — Извините, занесло немного. Мужчина кивнул, возвращая интерес к дикому дневному трафику. — Да ладно тебе, Антон. Просто не переходи им дорогу и не дерзи, учись спокойно. В учебный процесс Граф не вмешивается, ему достаточно своего величия, которое он поедает с завидной регулярностью от пугливых взглядов малолеток. — Величия, — ядовито повторил я, закатывая глаза. Дима же продолжил: — Но, кстати, если тебе удастся с ним подружиться — протекция до самого выпуска тебе обеспечена. У него хорошие отношения с некоторыми преподавателями, и он легко может замолвить за тебя словечко. — Вот уж спасибо, обойдусь. Не имею привычки лизать павлиньи жопы, у меня, знаешь ли, аллергия на пафос. Да и как потом моей матушке принесут мой хладный труп с полным ртом перьев? Даже не поцелуешь на прощание. — Молодой человек, — снова обрубил меня водитель, явно не разделяющий Диминого восхищения моими юморесками. Меня же обдавало внутренним огнём от мысли, что кто-то может вообще признавать необоснованный ничем авторитет кучки избалованных пижонов. Жгучий максимализм с примесью чувства дичайшей несправедливости грубо комкали нервы в ноющей от гематом груди. Я отрешенно кивнул Артуру и перевёл взгляд в окно, на этот раз действительно прикусывая язык. Похер. На собственный гнев, на боль в теле, на мнение окружающих. И на Арсения этого тоже по сути Похуй.