Сон не идёт в эту ночь, Когда в открытое окно Проникает запах сливовых деревьев. Оцую
Впереди на извилистой горной дороге раздалось еле слышное пищание. Сайто Такоморэ чуть приподнял свою касу из осоки и сощурил и без того миндалевидные и несколько вытянутые глаза. На земле лежал птенец. Воздух прорезали две беспокойные юркие тени, а на сливовом дереве над дорогой темнел силуэт гнезда. Соловьи. Какая жалость. Сайто зашагал чуть быстрее, и мерный звон серебряных бубенцов на навершии его посоха стал беспокойнее и тревожнее. Маленькая желторотая птаха «хныкала» уже слабо и неохотно. Её родители метались между гнездом и землёй и, наверное, от всей души желали, чтобы ор ещё двух пернатых детей стих хоть на мгновение. Сайто медленно преклонил колено и подтянул рукав своего иенаши повыше. Конечно, материи на рукаве было предостаточно, чтобы скрыть не только кисть, но при желании и ещё полруки, если бы вдруг его конечности так вытянулись. Но мастер меча хотел взять птенца тем кусочком ткани, что пропах кореопсисами, через поле которых он проходил, а не его человеческим запахом. Хотя один из соловьёв смело сел ему на запястье, пока он аккуратно перекатывал по ладони перьевой комочек. Вполне возможно, что он и не пахнет человечиной, но лишний раз осторожность не помешает. …Соловьиная слива давно осталась позади, когда мастеру меча пришлось чуть повернуть голову и почтительно кивнуть извечной спутнице. — Это было чрезвычайно глупо. — Что? Поднять соловья? — И это тоже. Но я о прошлой деревне. Сайто еле-еле пожал плечами и пошёл дальше, больше не оглядываясь на кицунэ. Он и так знал, что Иоко презрительно цокнула и скривила полные алые губки. Лисица пойдёт рядом и будет буравить ему спину взглядом невозможных зелёных глаз. За такие действительно не грешно пожертвовать душой, что и делают многие мужчины. Один из девяти чёрных хвостов хлопнул по поле его иенаши, вызвав волнение на вересковом поле. Пришлось вновь оглянуться и вглядываться в недовольное девичье лицо, краше которого он ни разу не встречал во всей префектуре даже среди народа лисиц. — Что? — Зачем ты спас того мальчишку? Тебе мало тех проблем с каппами, что у тебя уже есть? Ни один пруд, ни одну речку нормально не перейти. — Намоченная одежда разве проблема? — Рано или поздно тебя схватят за ногу, и тогда умничай на дне! — Что ж, можно попробовать. Иоко низко, гортанно зарычала, и за алыми лепестками губ проглянули клычки. Единственное не прекрасное в человеческой ипостаси лис — зубы. Мелкие, собачьи. Рвать плоть удобно, но смотрится неэстетично. Мастер меча пошёл дальше, пока рассерженная кицунэ топала ногами и кричала ему в спину. — Моралист несчастный! Однажды тебя доконают твои же обожаемые люди и куда ты пойдёшь?! К кому?! Сайто не ответил, а лисица ушла так же быстро и неожиданно, как и появилась. Он только и успел заметить мазнувшие по земле хвосты, скрывшиеся за длинным шлейфом алого шёлкового кимоно. Сегодня на нём были бабочки. Занятно.***
Одако — четвёртая по размеру деревушка в провинции Эно. При этом Сайто не бывал в селении ни разу. Просто не звали. Возможно, это был признак благополучия в благословенной земле, а может, банальная человеческая халатность. Для некоторых пропажа двух-трёх человек в год — не горе. И уж тем более не повод писать в резиденцию каэморе или непосредственно ему самому. Эно ещё повезло: не во всех провинциях есть собственный мастер меча. Да только радости у населения от того нет. Много ли чести содержать штатное чудовище, когда природных с избытком. Да и то, может, побочные дети Богов — вариант получше одного каэморе. Мелкий дождик деликатно стучал в поля касы мастера меча, звон бубенцов в туманном мареве пустынного утра отдавался особенно явственно. Сайто ненадолго остановился на дорожке, поднимающейся резко вверх, к деревне. Мелкий камушек попал на гэта и очутился под стопой, причиняя неудобства. Мастер меча стряхнул его неторопливо и чинно. Торопиться куда-то туманным утром — смысла никакого, если только в деревне нет дураков выходить в такую погоду на улицу. Впрочем, там, наверху, тумана нет. Он густой и желтоватый только тут, в бамбуковом лесу, окружающем деревню зелёной стеной. Когда по зарослям проходит ветер, сухие стебли издают печальный гулкий звук. Наверное, так бьётся раненое сердце. За спиной мастера меча что-то хрустнуло. Верно, опавшие листья под маленьким зверьком. Или они же под молочно-белыми босыми стопами.***
В деревеньке удивительно чисто, если вспомнить её размеры. Да и внешне довольно богато. С учётом того, что Одако славится своей бамбуковой бумагой, оно и понятно. В префектуре это ходовой товар, хотя бамбук и растёт под каждым склоном, всё же размочить и выделать его — искусство. Сайто прошёл две улицы, прежде чем встретил первых жителей, а когда прошёл ещё четыре, в спину полетел первый камень. Не долетел. Бросившая его рука дрожала, и сила не соотносилась с замахом. Мастер меча не стал оборачиваться. Почему-то это действовало на толпу ещё хуже, в ней вполне могли появиться вилы, мотыги, а то и серпы с цепями для обмолачивания зерна. А лишние неприятности ему ни к чему. Да и деревне тоже. В ней и так поубавилось народу за прошлые две недели. Деревенский управляющий сидел на раздвижном бамбуковом стульчике прямо у ворот дома. Очень тонкий намёк, что он не собирается пускать охотника даже на порог, но что ж поделать. Не первый и далеко не последний раз. — Мы ждали тебя раньше. — Вы отправили письмо неделю назад. С посыльным. Сайто пригасил в голосе иронию до ровной нечитаемой интонации. Они бы ещё с коноплянкой весточку передали. Мужчина с посланием трясся и заикался так, что слов было не разобрать. И тянул до последнего, задержав письмо в руках лишние три дня. Но жителям этого знать не нужно. Незачем дёргать кота за усы, вредная скотина может укусить или поцарапать. Тем более «кот» в лице деревни многорук и многоголов, а царапины ему ни к чему. Управляющий вздохнул, склонил к объёмному животу лысеющую голову и почесал темечко. На чужака он смотрел хмуро и неодобрительно. Что на жабу, с которой он почему-то должен общаться. Наконец вздохнул и гаркнул в толпу: — Кто возьмёт на себя честь приютить гостя? Дать ему кров, еду, обеспечить содействие? Кто не выдохнет спокойно, пока не искупит обет мести, если с гостем случится непоправимое? Красивые ритуальные слова. Много лет назад, когда великие драконы ещё не покинули своих беспечных детей-богов, не оставили людей без присмотра, они не были пустыми. Каэморе пускали на порог, им были рады. Не отказывали в еде и крове и не разрывали на лоскуты после, а когда даже и до того, как они выполнят свою работу. Но теперь что ни лето, когда начинается сезон дождей, ровно во время плодоношения слив, так вой идёт по всей префектуре. Никто не желает быть пожранным оками, но и связываться с мастерами меча желающих не много. Всё так изменилось с тех пор… — Я возьму. Сайто не удержался и обернулся. Добровольцы находись редко, да ещё и так быстро. У женщины перед ним простая одежда, опрятная, но не новая. У неё смоль волос и когда-то красивое лицо усталой работницы. А вот глаза красны от слёз и в них явственно читается гнев. Но не ему адресованный. Она мать. Только вот детей у неё больше нет. — Чудесно, Юки. Тогда сама ему всё расскажешь. Вздох облегчения, прокатившийся по толпе, такой явный, что мастер меча наклонил голову, вроде бы и благодаря хозяйку дома, и скрывая улыбку. Ему даром не нужен удар в спину. Провожатая почти бежала по деревне, но не из желания задеть мастера меча, передвигающегося со степенной неторопливостью человека, в запасе у которого всё время мира. Она скрывалась и скрывала гостя от глаз соседей. Уже за воротами своего дома резко сбавила шаг и пошла наравне с каэморе. — Извините их, каорэ. Они напуганы и глупы. Вместе это ужасное сочетание. Сайто плавно кивнул. Женщина удивляла всё больше. Довольно просторный дом был чист и пустынен. Внутренний двор не так давно украшали завявшие ныне цветы, а там, в маленьком садике за фасадом, вовсю удушающе сладко пахло сливой. — Видимо, они в отличие от вас не потеряли мужа и пятерых детей. Им есть, чего лишаться. И они боятся, что это произойдёт из-за меня. Юки, подобравшая было его гэта, чтобы спрятать в маленький ящичек у входа, выронила их, дёрнулась как от пощёчины, но уже через миг взяла себя в руки. — Откуда вы… В доме пахло детьми. Пять девочек. Две совсем крошки, их волосы ещё пахли молоком, цветами и петушиными перьями. Двое подростков. Слишком острый запах менструальной крови и пота — так пахнут только зреющие уже не дети, ещё не взрослые. И одна красавица-дочка на выданье. Много новой ткани в доме. Приданое, свадебный наряд да и мало ли что ещё. Он бы мог ей сказать об этом. Как и о мускусном запахе вечно усталого, но, видимо, доброго и любимого мужчины. Иначе Юки бы не пахла им до сих пор, не перекроила его юкату под себя. Какая отчаянно смелая эта женщина, неужели никто не видит? — Дом слишком большой для семейной пары. Но достаточный для семьи с детьми. И очень уж ухожен, одной хозяйке не управиться. Юки смогла улыбнуться. Губы её побелели, но она очень гордилась тем, что высокий гость заметил старания её девочек. В доме Сайто выделили гостевую спальню. Она же была когда-то супружеской, самой большой и светлой. Хозяйка хотела принести столик, чтобы гостю не пришлось выходить к очагу, но мастер меча решительно отказался и попросил только времени на умыться и переодеться. Снежно-белый, с холодным голубоватым отливом шёлк на потёртых досках деревенского дома смотрелся странно и не совсем уместно. Конечно, его «домашнее» одеяние видело убранство и побогаче, а большую часть жизни он и вовсе ходил по залитому лаком полу из красного дерева, касался нефритовых чаш и ждал учителей, чуть прислонившись плечом к колонне из белого мрамора с золотой прожилкой. Вот только нельзя рассматривать прошения из резиденции каэморе и решать вопросы, сидя на подушке. — Ой! Юки вскрикнула от неожиданности и почти выронила кругленький красный чайник. Совсем новенький, как и прочая утварь, явно не из тех, что использовался в повседневном быту. Удивительная всё-таки женщина. Сайто давно не доводилось быть в чужом доме в гостях, а не в роли лисы на псарне: вроде и не загрызли пока, но нервы у всех на пределе. Мастер меча не стал спешить, позволяя себя рассмотреть в полный рост и без помех. Всё же каса скрывала ему больше половины лица, посох здорово отвлекал внимание от его фигуры бубенцами, а заплечный мешок делал весь облик меньше и при этом шире. По мере того как Юки поднималась глазами от его таби до лица, она бледнела всё сильнее. Что поделать, если из угловатого и голенастого подростка-жеребёнка, который тянулся к солнцу, он вырос в мужчину высокого и статного, с широким разворотом плеч и узкой линией бёдер? Соразмерность лица, тонкий прямой нос и разлёт широких бровей также никогда не добавляли ему особой любви у населения. Красота в большинстве случаев чрезвычайно проблемное качество, а уж его-то бело-чёрное совершенство старых гравюр и подавно. Будь он пониже, с носом-картошкой, обладай живостью характера — возможно, от него, как от чумного, не отшатывались бы даже с учётом его янтарных, так мало похожих на человеческие глаз. Сайто опустился на колени у очага до того, как хозяйка дома наконец сообразила, как же себя вести. В итоге она села напротив, бледная и испуганная. — Господин, простите, у меня только рис и овощи. Если бы я знала… Сайто с медленной плавностью взмахнул правой кистью от себя, призывая к молчанию. Смысл скрывать свой аристократизм, если им сквозит из каждого жеста и поворота головы? Тем более его так усердно вбивали, как саму суть поведения каэморе. — Просто каорэ. Господин я лишь на своей земле. И рис с овощами ценю не меньше мясной похлёбки или морского гребешка под соусом, — чётко выверенный поклон вперёд, чтобы хозяйку уважить и чтобы волосы, собранные в проклятущий чёрный хвост, не соскользнули с плеча и спины и не упали бы в огонь. — Благодарю за гостеприимство. Юки хотела было протестовать, но, видимо, вспомнила, что хозяйка, и раз уж поблагодарили — соответствуй. Рис в пиале лежал горкой, из овощного рагу были выбраны лучшие кусочки. К чаю хозяйка достала засахаренные ломтики белого молодого бамбука, а посуду подала с красной глазурью. Несостоявшийся свадебный сервиз? Похоже на то. Сайто лишь чуть пригубил чай и поднял глаза, не опуская чаши. — Сколько всего было нападений? Говорить о деле за едой — дурной тон. Но он не в резиденции, не в яшмовом дворце и даже не у себя дома. Он в глуши посреди бамбукового леса, в маленьком деревенском доме. Здесь за едой шутили и болтали. И здесь никто не будет трижды разливать чай и петь над ним, потому что каждая щепоть — драгоценность. — Нападений не было, каорэ. Все ушли сами. Одна словно тушью прорисованная бровь вежливо приподнялась вверх. Наверное, окружающие считали его медлительность снобизмом, но сложно действовать быстро там, где многие годы требовали сдержанности и хладнокровия. Истинный каэморе должен быть вежлив, учтив и владеть оружием так же совершенно, как и собственными эмоциями. Юки чуть поёрзала. Она сидела на коленях, сложив руки и смотря чуть в сторону, вспоминая. — Первым ушёл Ошо. Мальчик был непослушный, но, когда его не было дома две ночи, родные забеспокоились. Нашли у ручья на северном склоне. Он лежал, смотрел на небо и улыбался. Все четырнадцать ушедших вели себя так. — Почему сообщили так поздно? Сколько уходили одновременно? — Одновременно? — Юки наконец посмотрела гостю прямо в глаза, поёжилась, но взгляд выдержала. — Каорэ, никто не уходил группой. Ошо ушёл полтора месяца назад. Всегда был пробел в три-четыре дня. Я думаю, старейшины настояли, чтобы написать вам послание, лишь потому, что у Аюми, дочки главы, скоро свадьба. Приедут гости. — А население собственной деревни старейшин не очень волнует? Юки пожала плечами и отвела взгляд. Она долго смотрела на свой дом: старые потёртые полы, очаг, крышу, пустые комнаты, в которых больше не живут, не поют, не шумят и не смеются её дети. Когда она начала говорить, то почти шептала. — Мы с Мичи прожили в Одако всю жизнь. Меня ему отдали в шестнадцать из селения Камуссы. В бедной семье лишний рот оказался никому не нужен, а вот выкуп, который за меня дали, очень даже. Я тогда его очень боялась, всё-таки почти двадцать лет разницы — это серьёзно. Кроме того, он был хмурый и неразговорчивый, хотя никогда не делал мне больно и не обижал. Это его родная деревня, а я тут была чужая и бесприютная. После рождения Аки мне стало особенно одиноко. Кроме того, мужчины любят сыновей, а я так никогда и не подарила ему наследника. Но, когда я сидела ночью, кормила дочку и тихонько рыдала, Мичи первый раз сказал мне, что девочки — это цветы. И чем их больше в доме, тем он лучше. Он любил всех наших дочерей. И когда начались все эти смерти и он пошёл искать Мидори, то уже не вернулся. Мы всё думали, она ушла на луг и заигралась, а она просто уснула под полом. Просто уснула, когда её отец поседел после четырёх потерянных детей. Он словно бы таял у меня на глазах, как будто переставал быть человеком. Мидори стала последней из четырнадцати. Я носила её с собой на рисовую плантацию, привязывала ленточкой её ручку к своей, а она выкрутилась, побежала за бабочкой, и больше я её не видела. Почти всех находили у ручья. Мидори я нашла в лесу среди молодых побегов. Казалось, что она спит и улыбается, точь-точь Бамбуковая Принцесса, — Юки уже плакала. Очень тихо, даже голос не дрожал. Её серые глаза стали особенно ясными и… отчаянными. Что бы ни забрало её детей, она ненавидела это всей душой. Если когда-то у неё и были подобные чувства к каэморе, то теперь их вытеснил праведный гнев на чудовище, живущее совсем рядом. — Моя соседка, Кэзу, написала вам послание за день до того, как уйти. Не отправила, её оттаскал за волосы собственный муж, хотя они потеряли сына. Это было почти три недели назад. Многие просили старейшин, очень многие. Но люди — не главная ценность Одако. Они придут и из других деревень, а вот бамбук, как здесь, больше нигде не растёт. Он долгое время, даже когда вырастет, мягкий и пластичный. Его легко нарезать, разгладить, расслоить. Его хорошенько измолотят и раскатают, и выйдет бумага не хуже столичной, разве что дешевле. Старейшинам не выгодна паника. Людям всего-то и надо сидеть дома в туманный сезон летних дождей. Всего-то… Юки больше ничего не сказала. Наверное, больше ничего и не надо было говорить. Сайто учтиво пожелал хозяйке спокойной ночи и отправился к себе.***
К ночи дождь наконец прекратился. В открытое окно проникал запах спелых слив. В лунном свете он казался почти осязаемым и плотным. Почти удушающим. Мастер меча открыл глаза и поднялся. Постель была не тронута. Всё время с момента окончания ужина и до полуночи он медитировал. Теперь же скользнул к окну, с беспокойством оглядывая небо. — Лучше бы поспал. — Я и так отдохнул. Сайто чуть обернулся. Иоко так и эдак крутила в руках его единственную шпильку. Он распустил туго стянутые в жгут волосы, чтобы те не мешали думать и не давили бы на мозги, теперь же собирать их было поздно. Чёрной гладкой змеёй они текли по белому шёлку до самого пола, схваченные лишь лентой. — Зануда. Иоко демонстративно подняла ушки и распустила хвосты, а потом перекусила тонкую шпильку прямо посередине, так чтобы её наверняка нельзя было использовать. Сайто только вздохнул и обратился обратно к окну. — Ты что, тащился сюда любоваться на Луну? Так у прудика в твоём поместье это делать удобнее. — Тишина и гармония любят простоту. Кицунэ ударила о пол всеми девятью хвостами и встала с его кровати, изрядно сбив одеяло, а потом ещё и отшвырнула подушку к самой стене. Реакции не добилась и, как девочка, затопала ножками. — Ледышка! Ты не кролик! Ты бесчувственная каменюка! Сайто не позволил себе улыбки, хотя его так и подмывало насмешливо сузить глаза. Он бы, пожалуй, даже что-то сказал, если бы у подножия деревни не услышал звук. Печальный и гулкий. Биение бамбука. Мастер меча сорвался с места быстрее, чем Иоко успела как-то откомментировать его мужскую несостоятельность. Только посох с собой и прихватил. Лисица с возмущением посмотрела на окно. — Эх… мужчины. Схватил свою железяку и умчался. Будто не знает, что поздно. Лисица убрала ушки и хвосты, тем более полуоборот — самая неудобная форма, а выводить из себя теперь некого, каэморе-то умчался. Уже девушка поправила чужую кровать, вернула на место одеяло и подушку. Останки шпильки воткнула в землю, перегнувшись прямо через окно, так что через миг там проросли два куста хризантем. Они даже зацвели, хотя сезон не то что не наступил, даже не близился. Потом разложила вещи в походной сумке мечника, прошлась по дому и одолжила у хозяйки из кладовой сушёных фруктов и орехов, вернулась в комнату и села у окна. Ремешок на касе Сайто почти перетёрся, но он, конечно же, не обратил на то внимания. Иоко закатила глаза. Мужчины. Никакого толка от этого народа.***
Белый шёлк мелькал за бамбуковыми стволами, почти таял в клубах тумана, и только изредка кроме звука шелеста и перестука стеблей было слышно ещё кое-что. Как падают капли, когда ствол задевает плечо, хрустят под стопой опавшие листья или пряди волос задевают тонкие молодые стволы. Сайто остановился только у границы зарослей. Сейчас о его манерной медлительности не напоминало ничего. Ленту он потерял ещё в начале своего отчаянного забега, благо волосы намокли и отсырели, теперь же почти в прямом смысле стекали по плечам, спине и не лезли в лицо. Каэморе выдохнул. Посреди лета в туманном бамбуковом лесу его дыхание превратилось в пар. — Я много слышал о тебе, каэше. Не думал только, что ты так молод. Сайто старался обернуться неспешно и всё равно дёрнулся так, что серебряные бубенцы подали голос. Ками только улыбнулся. Дух-хранитель бамбуковой рощи явно сошёл с ума недавно. В нём осталось ещё очень много чистого и нематериального. Вот только босые ноги уже стали покрываться пылью и грязью да отросли ногти. Ещё не демон, уже не ками. Самое начало перерождения в каорэ или чего-то похуже, как уж повезёт. Дух скользнул вправо, но мечник отзеркалил движение, вызвав улыбку у слепого мужчины перед собой. — Ты ловок. И быстр. — Зачем ты убил их? Деревенские жители любят тебя. Они живут твоей рощей, и я более чем уверен, что у них есть твоё святилище. Да и бамбук… Он поёт и плачет. Рощи без хранителя молчаливы. Ками удивлённо приподнял брови над повязкой, закрывающей глаза. — Убил? Я никого не убивал. Я люблю своих людей. У них чудесные весёлые дети. Я позволяю им играть в роще и собирать мои стебли. Если они, конечно, не жадничают. — Умершие жадничали? Ками капризно искривил губы. — Ты не стоишь своей славы, каэше. Ты глуп. …Три бамбуковых ствола постояли ещё секунду, прежде чем упасть. Сайто досадливо цокнул, убирая меч в ножны. Бритвенно-острый клинок рассёк воздух слишком поздно, хранитель уже ушёл. Верить спятившему духу — затея безнадёжная. С другой стороны, ками не просто духи-хранители. Они реже остальных теряют рассудок. …Если только на их земле не происходит чего-то такого, чего быть не должно. Обратно к домику вдовы мастер меча шёл уже не спеша. Гоняться за ками по его же территории имеет смысл только в одном случае — если есть уверенность в его причастности. Но он, судя по всему, не голоден, хоть и явно причастен к творящемуся. Или… — И всё же зря ты не поспал. — Почему? Сайто поднял глаза на Иоко, совершенно бесстыдно рассевшуюся на подоконнике его окна и улыбающуюся своими мелкими зубками. — Потому что сейчас ты оглянешься назад и в эту ночь уже не уснёшь. Охотник резко дёрнулся, но сначала ничего не увидел и не почувствовал. Маленький белый холмик показался из-за листа огромного лопуха. Девочка, совсем крошка, пузатенькая и немного неуклюжая, с беззубой улыбкой абсолютно счастливого человека. Призрак. Она что-то сказала, захлопала в ладоши, потом показала на рощу, а после, вдвое энергичнее, в сторону дома. — Тебя убили там? Девочка отрицательно замотала головой, сделала жест у виска, словно говоря: «дурачок», и истаяла, показав на прощание язык. Чудесный ребёнок. Сайто опрометью кинулся к хозяйке дома. Юки сначала очень испугалась. Она, судя по всему, не так давно уснула и уж точно не привыкла к тому, что посторонние мужчины будят её посреди ночи. — Что вы… я не буду… — Уважаемая, это очень важно, просыпайтесь. Вы точно нашли вашу девочку на поляне? — Мидори? Д-да, я… — А другие дети? Кого-то находили в деревне? — Нет, никого. В основном на северном склоне. Я же вам говорила. Там ручей и каппы… — Они не живут так близко у селений, и покойники после встречи с ними уж точно не улыбаются. Что делали с телами? — Сжигали. Сразу же у… Сайто выругался и заходил по комнате вперёд-назад. Замер он так же резко, как и подорвался. — Госпожа, извините, вы можете одеться? Боюсь, мне потребуется ваша помощь. Юки без лишних слов подхватила одеяло и скрылась за ширмой. Впрочем, мастер меча и не планировал смущать хозяйку дома и вышел на улицу. Деревня, залитая лунным светом, представляла почти идеалистический пейзаж. Ещё бы не было тишины, густой и неприятной. Обычно хоть где-то да подвывает собака, и уж точно они лают на чужака, когда тот бродит совсем рядом с домом. Так где же хоть одна жалобная нота, прорезающая ночь? Только бамбук, но и тот поёт вдалеке, а тумана нет и в помине. — Куда нужно идти? Юки убрала волосы кое-как, но была решительно настроена и прихватила с собой черенок от лопаты. Сайто невольно улыбнулся. — Госпожа, против духов вам это не поможет. А от людей я и один вполне могу вас уберечь. — А кто будет беречь вас? На это охотнику нечего было ответить. Вплоть до северного склона на пути не попадалось ничего странного или необычного. Деревня как деревня. По уму с осмотра места нахождения трупов стоило бы начать, но он сглупил. Повёлся на то, как встретил его по пути ками, хотя хранитель мог просто выйти посмотреть на чужака. И кто ему только рассказал о визите каэморе? Что значило это его «слышал о тебе»? Северный склон частично утопал во мраке, бамбуковые заросли подходили к нему вплотную и кидали густую тень, недоступную даже ярким лучам полной луны. Ручей у подножия журчал с отчётливой ясностью. Без сомнения, даже Юки слышала его говор. — Здесь находили? — Чуть дальше. Словно в ответ у самой границы света и тени появилась девушка. Юки её не видела, иначе бы уже давно запричитала. У покойницы было лицо матери, только намного моложе и свежее. Аки улыбнулась робко и показала на деревню за их спинами. Сайто оглянулся, пытаясь ухватить направление. Видимо, первая девочка тоже показывала не на дом. Просто он преграждал дорогу к деревне. — Госпожа, кто живёт на этой улице? Юки оглянулась и также осмотрела дома. — Двое наших старейшин, кузнец, три просто семьи. Мы тут все крестьяне, так что… — Пропадали люди из этих домов? — Нет, вроде бы нет… но… Сайто обратился лицом к ручью, надеясь, что призрак ещё не ушёл. Девушка стояла, как и прежде. Мастер меча указал на ближайший дом, но Аки отрицательно покачала головой. Отвергла и два следующих. Пока он не указал на самое богатое строение. — Это дом старейшины? — Да, но… — каэморе было устремился вперёд, но Юки решительно поймала его за рукав. — Мальчик, тебя никто не пустит даже во двор. Не пустят, пусть даже там разверзся ад и демоны сидят у очага. Нужно подождать утра. — Тогда можно дождаться только очередного трупа, — Сайто мягко освободил шёлк от пальцев своей спутницы. «Мальчик?» Ему скоро двадцать семь, пусть и выглядит он немного моложе. И уж точно не простой женщине заботиться о нём. — Я не думаю, что причина ваших бед связана с моей специализацией. Но вы меня позвали. И это моя префектура, а раз так, то на долю Одако хватит смертей. Единственное, чем вы сейчас поможете, — разбудите соседей. Боюсь, они должны это увидеть. Юки его предложение явно не понравилось. Сайто и самому-то не нравились предстоящие меры, да только призраки, в отличие от людей и духов, не врут. Конечно же, двери ему никто и не думает открыть, но от дома так ненавязчиво пахнет кровью, что уже не имеет значения, рады ему или нет. Во дворе чисто и богато для деревенского-то быта. Под самым порогом россыпь жёлтых глаз — собаки охраняют жилище хозяина. Животные рычат и скалят зубы, но из тени не выходят, поджимают хвосты и вообще не хотят связываться с существом, от которого не пахнет человечиной. — Я никого не трону. Меня не учили охоте на людей, только искусству наведения порядка. Может, говорить с животными и глупо, но псы точно не виноваты в грехах хозяев. По ночному дому охотника ведёт след крови. Не материальный, скорее духовный. Крови и безумия. То, что он почувствовал ещё на входе в деревню и списал, как и часть населения, на сезон дождей и сумасшествие оками. От того тоже пахло кровью. Тяжёлый металлический запах исходил изо рта хранителя при каждом его слове. Но, если подумать, он мог быть не причиной творящегося, а следствием. В доме было много призраков. Они указывали на половицы, переходы, шкафчики, и если была возможность поднять, открыть и посмотреть, то в тайниках находились странные вещи: детская игрушка, гребень, лоскут ткани, прядь волос. Призраков вовсе не четырнадцать, куда больше, но среди них не все из описанных ему пропавших. Супруга Юки Сайто так и не встретил, как и трёх её девочек. Это ещё ни о чём не говорило, кроме того, что сейчас он в доме убийцы. Некоторые незримые его провожатые стояли у определённой двери, ненавязчиво указывая направление. Что ж, видно, ничего другого ему не оставалось. В комнате спал юноша лет семнадцати. А вот рядом… Сайто даже сначала не понял, что это женщина из плоти и крови. Старуха с распущенными седыми волосами напоминала ао-ниобо. Сходство дополнял перекошенный безгубый рот и глаза на выкате. Выгоревшие почти до белизны. Но чего точно не могло быть у духа, так это пигментных пятен, морщин и обвислой кожи. — Убирайся, адово отродье. Тебя в этот дом никто не звал. Старуха плюнула в сторону мечника. Напрасно. Желтоватая слюна только испачкала до блеска натёртый пол. Сайто молча взялся за навершие посоха. Если женщина и поняла, что внутри клинок, то виду не показала. — Убирайся. Твоя работа среди бамбуковой рощи. — Моя работа — устранять причину бедствий, а не бороться с её последствиями. В бамбуковой роще ходит полубезумный ками, но не ты ли свела его с ума вместе с внуком? Или кто тебе этот мальчик? Последний мужчина в роду? И вы оставили его во главе семьи, даже несмотря на запрет относительно безумцев? Скольких он уже убил ради удовольствия? Сколько ещё он убьёт? — Это не имеет значения! — старуха поднялась на ноги и раскинула руки. — Одако кормит бамбук. Людей в префектуре более чем достаточно. Им всего-то нужно было сидеть дома ночью. — Людям всего-то нужно жить в безопасности. В любое время суток. — О, не тебе читать морали, сын демоницы! Ты вторгаешься в дом без приглашения, дьявольское отродье, не знаешь ни жалости, ни любви, и ты, ты осмеливаешься меня учить?! Сайто мог бы оспорить все пункты обвинения, кроме того, что его и впрямь не позвали в дом. Только вот он не проходил сквозь стены, не ходил тенями и подобное. Всего-то перелез. Ну должен же был опыт глупых споров с братом, навроде того, кто пройдёт незамеченным по соседскому участку, хоть раз принести пользу, а не проблемы? — Учить? Нет. У тебя, сдаётся мне, другой учитель, — Сайто сузил глаза, нащупав догадку и одновременно сетуя на собственную глупость, если она подтвердится. — Ты просила совета у ками? Это ведь он научил, как сдерживать шаткое здравомыслие чужой кровью? Жертв ведь не четырнадцать. Это только те, кто пропал недавно за очень короткий срок, а все те души, что стоят здесь, пропадали поодиночке и на протяжении не одного года. Старуха испуганно оглянулась и не ответила, но каэморе ответ уже и не требовался. «Стычка», если так можно было назвать момент, когда женщина кинулась защищать внука, а он легко отскочил в сторону и, подхватив полусонного юношу, фактически выволок его во двор, была короткой и непродуктивной. По крайней мере, его участия в натуральной сваре во дворе не было никакого. Собаки лаяли, люди бесновались, орали и размахивали факелами. Старейшины и глава попытались успокоить народ, но людям, как это ни странно, не понравилось терять родственников из-за чужого безумия и жажды власти. Пожалуй, следовало попробовать как-то урегулировать этот вопрос, но он каэморе. Его дело — духи. А люди пусть разбираются сами.***
До рассвета оставалось меньше двух часов, когда Сайто вновь вышел на полянку среди бамбуковых зарослей. После того, как ночная свистопляска закончится, недурно бы найти ещё один ручей где-нибудь поблизости и освежиться. За ночь он и так всласть набегался и собрал на шёлк одеяния всю росу и туман округи. Ками при его появлении не истаял. Дух-хранитель сидел на согнувшемся стебле бамбука в диаметре, превосходящем мужской бицепс, и гладил по голове девочку. Ту самую, что он увидел за лопухами в сливовом саду. Девочка улыбалась. — Убедился, каэше? Я никого не убивал. Они все приходили сами. Я всего-то тихонько их позвал, — мягкий жест в сторону призрачных силуэтов вдалеке. Тринадцать невинных душ, пятеро из которых — дети Юки. — Это всё цветы в моём саду. Я так долго их ждал. И на следующие шестьдесят лет мне хватит. Ками поднял слепые глаза и, не таясь, иронично улыбнулся. — Я думал, ками оставили практику соблазнения человеческих женщин. И тем более принесение собственных отпрысков в жертву. — Громкие слова и патетика. Конечно, городским хранителям это ни к чему. Но Одако… О, Одако кормит бамбук. Ками рассмеялся от собственной шутки, так надоевшей мечнику за неполные сутки, что от неё уже сводило зубы. — Ты можешь убить меня, каэше. У тебя хватит умений и сил. Но я и так умираю, — дух вытянул вперёд свои почерневшие ноги. — Я уже почти земля. Умираю, да. Но возрожусь, лишь минет срок. Ты можешь бороться с демонами и духами, но не с циклами природы. А значит, я тебе неподвластен, мой юный друг. Сайто смотрел на хранителя долго-долго, а потом перекинул часть волос с плеча на грудь. — Это не давало тебе права вмешиваться в жизнь людей и уж тем более использовать их как удобрение для собственных ростков. Но если вдуматься, то да. Ты прав. Я не могу бороться с природой. Но бороться с духами — моё прямое предназначение. Сайто лёгким щелчком обнажил клинок на пару сантиметров и срезал тоненькую прядку своих волос. — Стой, что ты делаешь? Что ты делаешь, каэше?! — Только свою работу. Сайто скрутил прядь в колечко, сжал в кулак, а когда раскрыл, то сделал оборот вокруг собственной оси, сдувая с ладони пригоршню красного порошка. Ками всё-таки напал, и на лезвие чуть изогнутого клинка каэморе пришёлся удар страшных когтей, но хранитель и впрямь увядал скоро, уже еле сидел, с ног до головы в красной пыли, среди таких же побуревших растений. — Что ты сделал? Ты не мог меня остановить. Всё твоё волшебство ничтожно. — Верно. Его хватит только на то, чтобы предупредить. Больше ни в одной бамбуковой роще ты не проснёшься незамеченным. Ни одна непорочная девушка или юноша в здравом уме не пойдёт в красную бамбуковую рощу. Ками поднял слепое лицо и оскалился. — Ты убьёшь не меня. Ты убьёшь людей. Они живут за счёт меня, они не смогут без меня! — Я бы согласился с тобой, но духи слив ушли триста лет назад. Последнего видел мой прадед, да и то не уверен. А сливы всё так же цветут и плодоносят. И каждое лето грань всё так же истончается, и кто-то должен стоять на её рубеже. Ты же заигрался. — Самовлюблённый, заносчивый выродок, ты… — Вовсе нет. Ну разве кроме выродка. Когда ты не дух и не человек, грешно обижаться на факты. Ками рухнул на землю. Его тело быстро рассыпалось на труху, а вся бамбуковая роща разом зацвела. Вытянутые желтоватые цветы на красных стеблях смотрелись причудливо и, пожалуй, даже красиво. Совсем как невесты на брачной церемонии. Сайто пошёл к дому. У него оставался ещё час, чтобы вытянуть ноги и наконец поспать.***
— Уже уходите? — Мне больше нечего тут делать. Каэморе пригубил чай и с удовольствием вдохнул запах свежесваренного риса. В воздухе ещё пахло вчерашним пожарищем — деревенский люд несколько увлёкся с расправой, и самого богатого дома на севере Одако просто не стало. Сайто не вникал в детали. Его дело — духи. И только они. А пожары и слухи среди людей, что красный лес — это знамение, — дела простых смертных. Хотят верить, что добрый и справедливый ками так намекает на их грехи, лишает своей благодати, чудесного бамбука, так ему же лучше. Не полезут в пасть волку. — Я вчера назвала вас мальчиком. Примите мои извинения, я… — Я не в обиде. И прекрасно осознаю, на сколько выгляжу. Мне жаль, что так получилось с вашей семьёй. Примите мои соболезнования. — Если мои девочки не жертвы этого ненормального, если они действительно не страдали… Я думаю, что теперь приму это спокойнее. Сайто кивнул в знак того, что принял ответ, и отпил ещё чая. Он не стал никому рассказывать про ками и уж тем более делиться с Юки знанием о том, что её супруг ни много ни мало дух, не придумавший ничего лучше, чем забрать к себе детей. Бамбук и впрямь плохо цветёт. Жизненные силы тринадцати невинных подростков — самое то для того, чтобы запустить этот нелёгкий процесс. Четырнадцатым ведь был он сам, просто скинул поношенное человеческое обличье. И как виртуозно его самого направили по ложному следу! Деревня, как же. Ведь маленькая девочка отрицательно покачала головой, а он списал это на вздорный характер, хотя сам был редкостным дураком. Впрочем… Призраки и впрямь не врут. И склонны к возмездию. Так что это могла быть и не идея ками поводить его за нос, но возвращаться в рощу и спрашивать он не собирался. Людям никогда не нужна правда. Сказка, легенда, страшилка. Они верят ками, рассказывающему про «лекарство от всех бед», верят своим властям, для которых по паре человек в год на ингредиенты под это самое лекарство — не много. Верят личинам, наветам — чему угодно, кроме как правде из уст каэморе, так что уж теперь. Покидать деревеньку было легко. Он множество раз сглупил, но опыт — тоже ценная наработка. Кроме того, следующие шестьдесят лет бамбуковые рощи больше не причинят ему головной боли. Дорога сама стелилась под ноги, его ждали в следующей деревне. Позвякивая и наверняка переливаясь, за касу сзади цеплялась ажурная шпилька со стеклянной жёлтой глицинией. Он нашёл её у себя на подушке в идеально прибранной комнате. А до того видел такие только у одной невероятно вредной лисицы. Ох уж эти женщины. Никакого с ними сладу. Примечания: Сезон летних дождей совпадает со временем цветения или плодоношения слив (последнее зависит от префектуры и вида деревьев, некоторые плодоносят раньше).