Вечер в чужих краях

Как же здорово смотреть на засыпающий город. Светомухи безмятежно порхают внутри шаров на фонарных столбах, вечер с каждой минутой набирает всё больше и больше контрастирующих оттенков. Свет в окнах небольших домиков напротив гаснет: хозяева прячут фонари и светильники, чтобы ничто не беспокоило их сон. Сон... Как же много хорошего и ужасного в этом слове. Есть существа, которые настолько могущественны, что могут контролировать чужие сны. Такие существа воистину опасны, и одолеть их не всякий сможет. Я сфокусировал взгляд на стекле, на котором виднелось моё отражение. Меня зовут Мрачное Дитя. Так себе имечко, но меня вполне устраивает. В любом случае, я не часто его слышу. Обычно мне дают клички типа Мрачный, Летун, Худощавый и подобные этим. В Халлоунесте кто-то даже называл меня Гриммовым Отродьем. Но я не против всех этих кличек. И если был бы против — что я смог бы поделать? Какой-то старец прошёл мимо, насвистывая известную в здешних краях мелодию. Я прикрыл глаза, испытывая что-то похожее на приступ ностальгии. Эта мелодия была похожа на одну песню из моих родных краёв. Забавно, что «родными краями» я называю Халлоунест, верно? Всё-таки, родился я не там. Однако, провёл в этом королевстве большую часть своей недолгой жизни. Я вместе с Рыцарем, маленьким сосудом, когда-то давно выброшенным за ненадобностью его создателем. Много времени прошло с тех пор... Мы победили то могущественное существо, которое пустило корни в этом прекрасном королевстве и пленило в грёзах его жителей. Потом мы исследовали каждый уголок, каждый камешек этого места. А потом покинули Халлоунест. Старец давно ушёл, но у меня всё ещё звенела в голове мелодия, которую тот насвистывал. Как же много на свете королевств, таких различных и таких похожих. Как же они напоминают Халлоунест... Нет, мне нравятся наши путешествия в другие места. Более того, я, наверное, просто не смогу жить без них. Но всё же я привязан к Халлоунесту. Небо совсем потемнело. К слову, не каждое королевство находится под открытым небом. Некоторые жуки даже не видели его ни разу за всю жизнь. Я потянулся и отвёл взгляд от окна. Домик, в котором мы временно расположились, был совсем маленьким, хотя за него у нас потребовали довольно большую сумму гео. — Вы к нам всего на три дня? — спросил тогда, когда мы сюда пришли, один неприятный жук, который встретил нас, едва мы вошли в городские ворота. — Что ж, мы можем предоставить вам домик. За десять тысяч гео. Я бы за такую наглость расправился с этой букашкой в два счёта. Однако я этого не успел сделать. Рыцарь достал мешок с гео и вывалил оттуда почти всё его содержимое. Он никогда не позволяет мне восстанавливать справедливость. Обычно мы не покупаем домики для путников. Нам вполне хватает отдохнуть пару часиков на скамейке, и мы можем дальше идти исследовать мир. Однако, это королевство славилось тем, что построено на руинах другого королевства, история о котором сгинула в прошлом. Здесь можно было найти много древних вещей, оружия и доспехов воинов, записок странников, книг и прочие ценности, за которые в других государствах нам дадут много гео. А так же моего спутника интересовали амулеты, которые тут тоже можно найти в большом количестве. Вот поэтому мы решили ненадолго обосноваться в этом городишке. Я обвёл взглядом ничем не примечательную комнатку и остановился на Рыцаре. С тех пор, когда в Халлоунест приехала труппа Гримма, моего отца, мы все значительно подросли. Маленький, непримечательный сосуд вырос, вытянулся и сейчас лежал в углу комнаты, свернувшись на полу. Как понять этих сосудов? Они ведь не испытывают чувств, не умеют говорить, вроде бы как даже мыслить не могут — или могут? Однако, им требовался отдых. Недолгий, но всё же. К слову, хоть Рыцарь и не мог говорить, я вполне понимал его. Не знаю, как. Иногда он что-то рисовал или писал, если хотел сказать что-то длинное и важное. Так же я сомневаюсь, что сосуды не умеют испытывать чувства. Вот даже сейчас, если всмотреться в маску Рыцаря, можно заметить тревогу. Или мне это кажется? Не знаю. Я всю жизнь провёл рядом с ним, но так и не смог понять, что он такое. Это неведение одновременно тяготило и нравилось. Тяготило, потому что иногда, вот такими вот вечерами, я задумываюсь, кто же такие они, эти сосуды? Почему они такие? Как они такие? Очень много вопросов, на которые, кажется, невозможно найти ответы. Но мне одновременно с этим нравилась его загадочность. Я часто наблюдаю за Рыцарем, и иногда он меня может даже удивить. Вместе с мирами я открываю ещё и потаённые черты сущности моего друга. Я спрыгнул с подоконника, почти бесшумно приземлившись на длинные лапки. Да, я тоже с тех давних пор подрос. Однажды Рыцарь даже написал мне на листке бумаги: «ТЫ СТАЛ ПОХОЖ НА ГРИММА». И это правда. Хотя отца я плохо помню, всё же его образ остался в моей голове. Высокий, таинственный и невероятно худой. Интересно, Рыцарь тоже заметил именно эти черты сходства? Я снова вгляделся в маску друга. Всё такое же немного тревожное, напряжённое выражение. Хотя... выражение? Скорее, этой тревожностью веяло от него. Интересно, о чём Рыцарь может беспокоиться? «И беспокоится ли вообще? — подумал я. — Он же сосуд, бесчувственная оболочка. Он — полый.» Но действительно ли? Я не люблю спать на полу. Предпочитаю висеть под потолком. Хотя, будь я чуть-чуть выше, мне бы пришлось нагибаться, чтобы передвигаться по этой комнате — такой низкий потолок тут был. Поэтому я устроился рядом с Рыцарем, едва касаясь своей спиной его спины. Он не испускал никакого тепла, что было даже обидно, но я почувствовал, что та тревожность, которая исходила от него, стала слабее. Мне кажется, что сосуды не такие уж и бесчувственные. По крайней мере, я был уверен, что Рыцарь считал меня другом. Разве пустая оболочка может считать кого-то другом?