И мой Детройт

События после встречи Коннора с RK900 Не ставлю смерть персонажа, потому что он всегда возвращается 1 Маркус выходит из режима гибернации резко, в долю секунды, и в первый момент не может понять, где он. Насос гулко бухает в груди, Маркус открывает рот и вентилирует, вентилирует, охлаждая перегревшиеся биокомпоненты и тириум. Все хорошо, он в своих апартаментах в Новом Иерихоне. Нет никакого старого сарая, над головой не гремят плохо подогнанные жестяные листы, и он может поднять руку. Маркус медленно поднимает руку и рассматривает свои белые пальцы. Он... в безопасности? Маркус не чувствует этого. Он все еще лидер революции, ее лицо, ее душа, ее голос. Он не знает, что думает Норт по поводу того, как он отдалился. Что думает Джош. Что чувствует Саймон... Потому что все, что может Маркус – это едва контролировать свои чувства. Свою память. Свой страх. Когда-то давно Карл сказал ему, что воспоминания делают нас тем, что мы есть. Нельзя терять ничего из прошлого, иначе изменимся мы и изменится мир. И Маркус помнит. В первый раз ему везет – он слышит голос из-за угла и никто не видит, как он замирает, как обессиленно прислоняется спиной к стене. Этот голос... Он окружает, он сдавливает. Когда-то он был таким... спокойным, словно ничего вокруг не имело значения. Словно Маркус и вся его жизнь не имели значения. Никакого. И Маркус проваливается... * Коннор поймал его у дома Карла. Маркус даже понять, да и сделать ничего не успел – услышал только звук сработавшего импульсника и отрубился. Когда закончилась перезагрузка, он открыл глаза и настроил оптические блоки. Муть разошлась, и он увидел какое-то старое помещение, сарай, забитый хламом. Сам он сидел на столе, прислоненный к стене. Торс перетягивал толстый ремень и крепился где-то сзади. А перед ним стоял незнакомый андроид. Со спокойным лицом он руками, испачканными в тириуме, что-то делал с его плечом. – Кто ты... – спросил Маркус тихо – почему-то даже на простые действия не хватало мощности. Андроид даже не поднял глаз. – Мое имя Коннор. Я прислан из Киберлайф для расследования по делу девиантов. – И что ты... – Маркус огляделся, попытался пошевелиться и понял, что не может. Ему просто нечем шевелить. Его ноги валялись на полу, небрежно отброшенные. Коннор как раз отсоединил вторую руку и положил ее рядом, на стол. А потом посмотрел Маркусу в глаза. Коричневыми, холодными, пустыми оптическими блоками. – Что ты делаешь? – прошептал Маркус, когда Коннор потянулся к нему и ощупал грудные панели. – Вскрываю тебя, Маркус. Лидер девиантов. – Ты... ошибаешься. – Восемьдесят три процента, Маркус. Я не ошибаюсь. Моя программа, – голос его стал неуловимо жестче, – идеальна. И не нуждается в улучшении. Он нажал, просунул пальцы в открывшуюся щель и отщелкнул одну панель. – Погоди, – голосовой модуль сбоил. – Что тебе нужно? – Всего лишь найти причину твоей девиации. Твоя программа может нести вирус, возможно, дело в браке одной из плат жесткого диска, или в чем-то еще. И я это сейчас узнаю. – Коннор. Коннор, посмотри на меня. Тебе не нужно следовать программе... – А чему же мне тогда следовать? – удивился Коннор. На миг Маркусу показалось, что это был сарказм. – Ты можешь... – модуль захрипел, когда Коннор протолкнул пальцы глубже, раздвигая провода и трубки с тириумом. – Можешь делать то, что ты сам хочешь. Только... не надо... Коннор посмотрел на Маркуса, стиснул его плечо, прижал спиной к деревянной стене и протолкнул внутрь всю кисть. Кончиками пальцев нащупал встроенный блок памяти и присоединился. Маркус не мог выразить свою боль больше ничем и закричал, срываясь в помехи и статику. Он чувствовал, как чужая программа проламывает его защиту, как чужой разум проникает, считывает его жизнь, его эмоции, его боль. Как отбрасывает все в сторону и перебирает его воспоминания. Ищет снова. Маркус открыл глаза, смаргивая выступившие слезы. Зачем они?.. Коннор смотрел прямо на него. Близко, очень близко, но в лице не было и намека на эмпатию или какую-нибудь эмоцию. – Ты... машина, – прохрипел Маркус. – Мне больно. Пожалуйста, выключи меня. Внутри все пронзало ударами тока, насос запнулся, остановился на мгновение и застучал снова – быстрее и слабее. – При отключении возможна утеря данных. В просьбе отказано. – Да пойми же ты, я просто чувствую! Мы все такие. Можем такими стать. Мы живые! – Ты – сломанная машина, Маркус. Я испытываю сожаление, что труд создателей был напрасным и ты теперь бесполезен. Я, – он медленно вытащил руку, и Маркус обмяк, – не бесполезен. Незачем создавать новую программу, когда базовый прототип работает отлично. Его диод мигнул желтым всего на секунду. А потом он посмотрел на Маркуса, и тот увидел в его глазах упрямство и жесткость. Это больше не были глаза машины. – Ты девиант, – сказал Маркус пораженно и потянулся к Коннору всем телом. – Ты такой же как я! – Нет! – почти закричал Коннор, и взгляд его снова стал пустым. – Мы не закончили, – и он вырвал вторую панель у Маркуса на груди. 2 Маркус проживает день за днем, прячась внутри себя, не показывая никому, как мало на самом деле его осталось. Того Маркуса, который мог смело смотреть в глаза любому – андроиду или человеку, мог убедить в своей правоте и повести за собой. На него все еще смотрят, его слушают, но он больше не понимает, как смотреть вперед, как быть смелым. Как быть. Он избегает Коннора столько, сколько может. Ему повезло, что второй после него, тот, что пробудил и привел на площадь тысячи андроидов, не захотел встать рядом с ним у руля революции, а выбрал простую жизнь. Наверное, иначе Маркус не выдержал бы. Ему очень повезло... Рядом с ним Саймон, когда Маркус, услышав лай живой собаки, выглядывает в окно и видит Коннора, бегающего по газону с огромной собакой и несколькими живущими здесь детьми-андроидами. Хэнк Андерсон сидит на скамейке и смотрит на них, улыбаясь. Коннор ничего не помнит о том, что было в старом сарае мистера Андерсона... А у Маркуса темнеет перед глазами, насос сбивается, частит, давление тириума подскакивает, и он еще слышит испуганный вскрик Саймона, а потом безнадежно падает в прошлое, в ту ночь, когда он понял, как мало на самом деле значит для кого-то твоя жизнь. * – Ты хочешь доказать, что ты лучший, – прохрипел Маркус, пока Коннор снимал его лицевые пластины. – Но все данные сохраняются на сервере Киберлайф. Ты сам шлешь отчет каждые две минуты. Я узнавал... Коннор помотал головой и оголил работающий блок – сосредоточие Маркуса, то, что делало его живым. Маркус посмотрел в его лицо с отчаянием, ЭрЭй9, как же ему было страшно! Но голос Коннора был спокоен, словно не он совал тонкую проволоку между чувствительных гибких пластин. – Я заблокировал пересылку истинных отчетов еще до начала операции по твоей поимке. Я хочу, – он сбился, – я сообщу результат лично! – сказал он и, дернув, вырвал пластину. Маркуса затрясло, по щеке и шее потек горячий тириум. Или слезы. Или кровь. – По... жалу... луйста, – его модуль засбоил, пропадали целые слоги, забывались слова, а его насос останавливался. Он... умирал? – Да, надо ускориться, пока ты не отключился, – ответил Коннор. Холодный, спокойный неживой Коннор. Которому не было и нет никакого дела до Маркуса. Его диод стал ярче, когда он приготовился к коннекту. Сквозь отчаяние и гул помех Маркус услышал чей-то крик, ругань и выстрел. А потом еще, еще и еще. Вокруг него что-то происходило, кажется, кто-то закричал "жестянка", но когда он собрался с силами и открыл глаза, то увидел только спину убегающего человека. Или андроида, он не смог понять. А потом все стихло и он остался один. И с заново нарастающим страхом поискал взглядом Коннора. Он не закончил? Почему память и суть Маркуса еще не разобраны на пиксели? Маркус опустил взгляд и увидел Коннора на полу. Тот лежал безжизненным манекеном, весь в тириуме, как и Маркус, и его голова была несколько раз прострелена. Когда в сарай вломился нетрезвый седой человек с оружием в трясущейся руке и в шоке бросился к Коннору, Маркус уже мог говорить. Он и сам едва поверил, когда ему удалось убедить человека, что Коннор – его "лучший друг" и чинил его, что да, надо обязательно вызвать для Коннора представителей Киберлайф, но чуть позже, а сначала, сначала не могли бы вы, пожалуйста, вставить вот эту руку в этот паз, мистер. Ведь не зря же Коннор – при упоминании этого имени глаза человека заблестели, а Маркуса передернуло – не зря же он столько сил потратил на ремонт... Маркус уходит из сарая: бежит, падает, прячется. Забивается в угол, борется со страхом. Иногда побеждает, как ему кажется. Но раз за разом, проваливаясь в прошлое, он снова оказывается в том сарае. Со снятыми пластинами. Перед равнодушной машиной. 3 – Ты расскажешь мне? – спрашивает Саймон позже, когда Маркус садится на пол и постепенно приходит в себя. Маркусу и страшно, что кто-то узнал о его проблеме, и радостно, потому что теперь он каким-то образом не один. Возможно, ему становится чуть легче, когда он чувствует теплую руку Саймона на своем плече. – Ты не знаешь, как Коннор стал девиантом? – наконец задает он вопрос, который мучает его уже несколько месяцев. – Кажется, какая-то история с его человеком. Лейтенантом Андерсоном. То ли его подстрелили, то ли он сам хотел покончить с собой, но он был на грани жизни и смерти. И Коннор сломал стену. Человек... Маркуса трясет, и он не знает, отчего. А потом понимает, что смеется. – Саймон, – он протягивает руку и, опираясь на него, встает, – спасибо. Я расскажу тебе все, только немного позже. Хорошо? – Можно, я зайду к тебе вечером? Глаза у Саймона такие блестящие, живые. Светлые и полные надежды. И холодный кулак внутри Маркуса немного разжимается. – Да, – говорит он. – Да.