Солнце тоже звезда

       Весь обратный путь в дом, скрытый в листве (отсылка к Наруто?) мы ехали в почти-молчании. Почему «почти»? Потому что Чонгук говорил через каждые пять минут «поверни сюда». Мне приходилось напрягать свой слух, чтобы слышать его бормотание, ладно хоть он поворачивал слегка головой, иначе бы я точно где-нибудь наделала дров.        На улице потихоньку светало, и парень попросил ускорится. Я, не изменяя своей природе, проигнорировала его. Скорости мне сегодня хватило на всю оставшуюся жизнь. Чонгук не стал делать второй попытки. Было приятно осознавать, что мы поняли друг друга. Трудно это признать, но я снова убедилась в нашей схожести. После таких слов, произнесенных от души, я бы тоже замкнулась в себе и некоторое время не разговаривала бы с человеком, которому наговорила того, чего от меня никто не ожидал.        Будь я наблюдателем этой картины, где мы едем в машине и пытаемся не замечать сидящих рядом соседей, то точно бы приняла нас за брата и сестру. Хотя схожесть характеров не является первым признаком родства. Это вообще-то единственное, что нас объединяет. Ну и музыкальный вкус. Я нашла в его плей-листе песню Tokio Hotel — Durch den Monsun (да, немецкая версия) и включила её. И она стала ещё одним составляющим в этом «почти-молчании». 12-летний Билл Каулитц затмевал ту пробирающуюся под кости тишину. Когда песня заканчивалась, я снова переключала её. Конечно, я могла бы подключить свой телефон, но оставила его в комнате дома скрытого в листве.        О боже, мне даже не верится, что этот парень недавно доставил мне первый в моей жизни оргазм, не полученный самостоятельно. Остановите планету я выйду, ибо у него всего-лишь медицинский интерес. Ну да, и поцеловал он меня, чтобы взять анализ слюны. Прекрасно. Либо между нами всё-таки прошла искра, либо он соврал мне и испытывает нечто большее к своему «другу» Миджин.        Кстати об этом. Чонгук оставил всех, чтобы найти и спасти меня, было интересно как они там справляются, но заводить об этом разговор я не собиралась. Если скажу, что волнуюсь за состояние Миджин, то совру, потому самый лучший выход — молчание.        Мы подъехали к особняку. Чонгук попросил меня припарковать машину за домом. Я увидела ещё одно чудо света — огромная парковка и много машин. Один. Вопрос. Зачем?        Припарковавшись, мы вышли из бугатти и направились в дом. Я собиралась навестить маму, потому что чувствовала, что мне это необходимо, но попав в дом через задний ход, ориентация в пространстве куда-то пропала. Всё из-за того, что я не была в этом крыле «замка». Только я собиралась спросить этого парня, как мне попасть к маме, как он строго приказал мне:        — Постельный режим. Не меньше недели. Хватит с тебя приключений.        Я стояла с открытым ртом, возмущённая его тоном. Кто он мне такой, чтобы приказывать?       …        Ладно. Это был глупый вопрос. Он вообще-то меня спасал тысячу раз, так что послушаться его — это минимум, что я могу сделать для него. И это после того, как моё безумие недавно освободила его задницу от съедения.        Чонгук сам лично проводил меня до комнаты, поставил капельницу и снова намазал живот мазью, которую после поставил на тумбочку и сказал, мазать ею рану, чтобы та быстрее регенерировала, два раза в день. И всё это он делал почти одной рукой. Я резко почувствовала вину за… своё существование.        Когда он направился к выходу, я остановила его вопросом:        — Твоя рука… Это из-за того, что я на неё упала?        — Нет, — не оборачиваясь ответил он.        Это было единственное что сказал юноша и покинул комнату.        Я уставилась в окно, когда дверь закрылась на ключ с другой стороны. Он серьёзно настроен на идее запереть меня здесь в четырёх стенах на неделю. Я в конец задолбала его, что он так решил переместить меня за черту, подальше от себя и своей жизни.

***

       В этот же день, где-то в обед, меня навестила Лило и убрала капельницу. Я уснула и потому не могла сделать этого самостоятельно (я бы просто вырвала её). Однако женщина пришла с хорошими новостями: из Тэюн выкачали весь наркотик и теперь она идёт на поправку. Я не смогла сдержать улыбку и слёзы счастья. Лило поговорила со мной ещё немного, спросив куда я пропала и почему Чонгук стал ещё неразговорчивее, чем был. Не знала, что это возможно.        С мамой всё было и нехорошо, и неплохо. Её здоровье не ухудшалось, но и не улучшалось. А я не знала радоваться мне или грустить.        Помимо всех новостей, Лило принесла извинения по поводу того необдуманного поступка с успокоительным. Ситуация выбила её из колеи, и она совершенно забыла, что мне нельзя ничего «класть в рот». Я не держала на неё обиду и тем более зла. Наоборот, моя благодарность за спасение сестры не знала границ. Мне очень хотелось остаться в этом доме навсегда, только лишь из-за этой благородной женщины.        В конце дня на первом этаже поднялась шумиха. Тэхён покрывал Чонгука трёхэтажным матом, Хеджин пыталась его успокоить, Чимин, перекрикивая всех, говорил медицинскими терминами, которые скорей всего были адресованы темноглазику, в то время как тот что-то бормотал себе под нос. Я почти не различала слов, но уловила суть разговоров. С Миджин что-то случилось. Видимо её привезли в плачевном состоянии… Ну и быстро же они управились.        Звуки стихли, а я осталась сидеть и грызть большой ноготь. Маникюр был испорчен окончательно. Эх, если бы меня окружали только такие проблемы. Никак когда-то в прошлой жизни я согрешила и теперь отплачиваю сейчас. Это единственное логическое объяснение на данный момент.        Я переоделась в одежду, которую занесла Лило перед ужином. Джинсовые шорты-юбка, до середины бедра и футболка, пахнущая парнем (осмелюсь предположить, что принадлежала она Чимину). Сделав ещё одну попытку покинуть комнату, я окончательно сдалась.        Рррррр.        Да им повезло, что я не страдаю клаустрофобией! А так бы я уже разнесла эту «клетку» в пух и прах.

***

       Спать я легла, так и не услышав ничего с первого этажа, а утром ко мне уже была приставлена капельница (позже Лило сказала, что поставила её она). Мне оставалось лишь намазать свой живот мазью, что я в общем-то и сделала. Никто ко мне не приходил, кроме Лило, волнующейся за меня. Хоть я и была благодарна ей за всё, говорить об этом не решалась. «Спасибо», как и «прости» не мой конёк, не моя стихия, не моя тарелка и т.д.        Появились голоса. Тихие. Я даже не могла распознать кому какой принадлежит. Во мне зародилась надежда на то, что Хеджин заглянет, но этого не случилось. Я продолжала ждать хоть кого-то, но никто так и не пришёл. Лишь под вечер, когда я намазывала своё пузо, зашла Лило.        — Я поставлю капельницу, — оповестила она, закрывая дверь.        — Угу.        Я легла на спину, а женщина принялась ковыряться в медикаментах.        — Что там с Миджин? — осмелилась спросить я.        Лило на секунду замерла, а потом снова продолжила, тихо с долей грусти сказав:        — С ней всё будет хорошо.        Продолжать диалог было глупо.        Я вдруг почувствовала себя неуютно. Осознание того, что моё нахождение здесь сродни третьему колесу, пришло слишком поздно. Будь на то моя воля, меня бы здесь давно уже не было, но существовало очень много проблем, мешающих побегу: начиная с моего питания, заканчивая отношениями с Гуком. О последнем даже думать не хочется.        Лило ушла, закрыв дверь на ключ. Держали меня здесь, как заложницу. Будто, блин, я специально искала неприятности. Может, они сами меня нашли?        Ври сколько душе угодно.        Я здесь застряла. А ещё я устала.

***

       Прошла неделя. На улице утро заменяло ночь с неохотой. Дни становились короче. Чонгук не интересовался моим здоровьем. Он перестал ставить капельницы, за него это делала Лило.        Я начала разговаривать с пустотой. Ну не то, чтобы разговаривать, скорее молится. Фиг-знает-кого я молила о выздоровлении сестры и мамы: на себя мне было плевать.        Общение с Лило совсем не помогало, оно приводило совсем иной характер. Одним вечером я от отчаяния заговорила с капельницей. Пожаловалась ей на Чонгука и на его долбанутый схожий с моим характер. Тот же результат мог быть, подхвати я какую-нибудь болячку и пришлось бы валяться в палате одной.        Меня посетила мысль сбежать, но взвесив все плюсы и минусы, в голове вновь стало пусто, как в моей душе.        В коридорах слышались голоса, но я уже не вслушивалась в разговоры. Мне было до них, как до лампочки. Я либо смотрела в окно, либо мерила шагами комнату. Лило уносила мои поношенные одним днём вещи на стирку, поэтому я каждый раз была в чистой одежде (она чередовалась). Сейчас я надела на себя джинсовые шорты и чёрный свитер, в котором была в последний день своей свободы.        Причина по которой меня заперли в этой «тюремной камере», проявляла прогресс. Единственное, что радовало в этой жизни.        На животе можно было снимать швы; пулевое ранение стало выглядеть покрасивее. Синяки оставались такими же, какими были. Думаю, они как-то связаны с потерянными органами. Бррр. Ещё одна тема на которую совсем не хочется размышлять.        Я ждала, когда Чонгук придёт уберёт нитки, ну или хотя бы узнает, как у меня дела. Только мысль об этом пронеслась в голове, как замок в двери щёлкнул, и ручка повернулась. Я затаила дыхание в надежде на освобождение.        В комнату зашёл Чимин и снова закрыл за собой дверь. Внутри стало довольно пусто.        — Ждала его? — он понял это по моим опустившимся плечам и отводящему взгляду. Я слишком расслабилась. НЕ могу поверить, что неделя в одиночестве доведёт меня до состояния безнадёжности и потери всего, чего я набиралась за годы своих мучений работой проститутки.        Построить противо эмоциональную стенку оказалось сложнее, чем раньше. Я лишь промолчала на уколку Чимина, продолжая смотреть на улицу.        — У него есть дела поважнее, чем ты, — продолжил он, подозревая, что ранит меня этим. — Я сниму тебе швы.        Я без малейшего звука легла на спину и подняла свитер. Парень достал перчатки из заднего кармана и подошёл к комоду. Оттуда он пришёл уже с маленькими маникюрными ножницами. Серьёзно? Да, я сама могла себе всё снять.        — Забудь о нём, — заговорил рыжий, когда его холодные руки в перчатках дотронулись до моей кожи. Я пыталась продолжать держать маску безразличия, но это его не остановило. — Неужели тебе не понятно? Вы из разных миров, то есть вам не суждено быть вместе. Ты лишь обуза для него.        Слушать его становилось труднее. Но и слабой я становится в эту минуту не собиралась.        — Он никогда не будет твоим, а ты его. Вам судьбой прописан запрет на отношения.        Мне хотелось спросить его: «Зачем ты мне это говоришь? И почему это мне нельзя с ним встречаться?». Только вот я промолчала, и правильно сделала.        — Ты…        Я схватила с тумбочки телефон и на всю громкость включила The poodles — Like No Tomorrow, бросив ему:        — Меня раздражает твой писклявый голос.        Он в шоке уставился на меня, лежавшую в совершенно спокойном состоянии.        Чимин ничего не сказав, с максимально быстрой скоростью разрезал нитки, и вышел, заперев меня. Торчавшие остатки нити пришлось самой вытаскивать.        Через какое-то время пришла Лило, чтоб поставить мне капельницу, оповестив меня о том, что придётся отлежаться ещё дня четыре. Где-то внутри себя я заревела, но ни одна мышца на моём лице не вздрогнула. Такое самочувствие будто я вернулась к тому с чего начала.

***

       На следующее утро я захотела есть. Впервые после последнего приёма пищи, которое закончилось выворачиванием желудка, я испытала голод. Потребность была не настолько сильна, лишь маленькое мерцание — намёк. Однако я чувствовала, что нуждаюсь в еде.        Пока мои попытки привести мысли в порядок проходили прахом, дверь резко распахнулась и Лило подбежала ко мне, захватывая в краткие объятия.        — Твоя мама… Она…        Я уже представила дальнейшие свои действия: выпрыгиваю из окна и убегаю подальше от этого места, лишь бы не слышать правду. Чувство голода как рукой сняло.        -… жива.        Мои ноги развернули меня к окну, но осознание пришло на помощь. Я моментально рванула с места в коридор, а там по лестнице вниз и в палату к маме. Моё дыхание сбилось, когда на меня посмотрели три пары глаз возле кровати матери. Чонгук, Чимин и Ви были в явном шоке, что я «оказалась на свободе». Только мне было не до них, а особенно до брюнета. Я упрямо смотрела на маму, лицо которой закрывал Тэхён. Было такое чувство, будто все мои мышцы свело, а в горле образовался ком. Возможно, сзади меня появилось Лило, её выдавало тяжёлое дыхание.        Ви отошёл и наши с мамой взгляды пересеклись. Она была подключена ко всем аппаратам, находившимся в палате, но глаза её были живыми и дышала она самостоятельно. Настал тот момент, когда я должна была собрать всю силу воли в кулак и не разревется перед ней и парнями.        Она жива. Всё будет хорошо.        Запах крови с соседней комнаты меня отвлёк, но я сдержалась и не посмотрела в то направление.        Внезапно мамин взгляд наполнился ужасом и отвращением. А сказанные слова были похожи на выстрел из пушки:        — Позор. Меня вылечили за такие грязные деньги.        Мой разум и душа стали холоднее льда. Я не могла поверить, что она только что это сказала, а пульс её увеличился. Парни в непонимании переводили взгляд с меня на мать и обратно.        — Почему ты позоришь меня. Я же просила, чтобы меня твои дела не касались. Ты ошибка, не моя д…        — Я ни с кем из них не трахалась, — до ужаса холодным и спокойным тоном прервала я. Меня саму чуть не бросило в дрожь, услышав свой голос. Словно это была не я, а кто-то другой, сидевший долгое время внутри меня и ждал момента вылезти на поверхность.        По взгляду Чимина стало ясно, что он в полном шоке от ситуации, Ви — возмущён, а Чонгук — как всегда — скрыл все эмоции под маской.        — Я вырастила лживую шлюху, мне нет оправдания, — громко прошептала мама, сжав кулаки. По её глазам стекали слёзы, а пульс ускорялся.        Мне не хотелось находиться здесь ни секунды больше. Я вышла и побежала обратно в комнату. В глазах начало щипать от приближающихся слёз. Мой слух уловил фразу, брошенную Чимином: «А я думал, что лишь моя мать была такой стервой». Проигнорировав его слова, я добралась до комнаты.        Прежде чем закрыть дверь, мне на глаза попались ключи, вставленные в замок. Предполагаю, что Лило второпях забыла про него. Я вытащила их и, захлопнув дверь, заперла себя изнутри, оставив ключ в замке, чтобы они не смогли открыть дверь запасным.        Сжав кулаки со всей силы, так что ногти прорезали кожу до крови, я задала себе самый главный вопрос: «Что дальше?». Одно я знала точно — мне хотелось есть, и это плохой знак. Потому что… я хотела мяса. Сырого мяса.