В молоко

Рон громко хлопнул дверью. Он больше не мог находиться там, среди этих болтунов, как ни в чём не бывало рассказывающих о том, как всё будет хорошо, как все счастливо заживут теперь, как вся Британия будет что сыр в масле кататься, бла-бла-бла… И всё это с такими лживыми улыбками на лице, с такими добрыми глазами и всё понимающим взглядом, что аж блевать хочется. Ещё живо было в груди первое серьёзное разочарование в людях — воспоминания о старике Дамблдоре. Он, вон, тоже Мерлином во плоти выглядел, а кем в конце-концов оказался? Обычным политиком. А для них, в большинстве своём, простые люди мало что значат — так, просто электорат, пешки, которыми можно воспользоваться во имя какого-нибудь общего блага или другой подобной хрени. А ведь сегодня ровно год. Ровно год с того момента, как все маги Англии в общем и он, Рональд Уизли, в частности показали свою истинную сущность. Безмозглые тупицы, не способные взглянуть за внешнюю оболочку и понять настоящее «я» другого. Для них для всех чистая показуха, игра на публику застлала глаза. В голове всплыли слова незабвенного Снейпа: «если вы хоть чем-то отличаетесь от того стада баранов…» и так далее. Рон хмыкнул. Не отличаются. Он резко опустился на кровать. Та недовольно скрипнула — не пять грамм весишь, хозяин, а я ведь старая уже, пожалеть меня надо. Впрочем, Рон не обратил на это внимания. Сейчас его голову занимали совсем другие мысли. Он потянулся и открыл верхний ящик прикроватной тумбочки. Пошарил немного и, наконец, достал порядком помятый лист пергамента, сложенный вдвое. Разложил его на коленях и, сильно прищурившись — зрение стало совсем ни к чёрту, начал уже в который раз вчитываться в строки, написанные знакомым со школьных лет корявым мальчишеским почерком. Привет, дружище. Ставлю пять галеонов на то, что твои глаза сейчас похожи на блюдца. Странно получать письмо от того, кого столько лет считаешь мёртвым, не так ли? Усмешка. Он как в воду глядел. При первом прочтении Рон выглядел именно так. Спешу тебя обрадовать: я ни в коем случае не инфернал или какая-ещё возрождённая нежить (привет милашке Томми). Я жив и более-менее здоров. Пока что. Ты наверняка себя спрашиваешь: как это я умудрился выжить в…какой там, второй раз (видит Мерлин, любое наше столкновение с Томом можно считать походом в ад и обратно)? Ну, ответ очень прост. Готов? Меня спасла сила любви. И нет, блин, в этот раз не мамы. В общем… Ты наверняка знаешь, что такое крестраж (если нет, то спроси у Гермионы. Если я буду объяснять это на бумаге, письмо затянется ещё страниц на пять, а времени и так нет). Так вот, все эти мифы касаемо того, что крестраж можно поместить только в неживой предмет, недавно оказались развеяны. Знаешь, кем? Рон фыркнул. Ответ был очевиден. Правильно, Ронникс. Мной. Иногда я сам себя спрашиваю, за что меня так высшие силы любят… И, если опустить ненужные подробности, то, схватив меня в Отделе Тайн, Том быстро догадался, что во мне сидит часть его души. И, разумеется, ему резко расхотелось меня убивать — не выгодно, знаешь ли. Поэтому он «всего лишь» решил не отпускать меня ни на шаг. Всякие зелья, заклинания, правильная подача в газетах, несколько выходов на публику — и вуаля. Я безмолвная подстилка министра магии, которая без его приказа ничего сделать не может. Как понимаешь, подобное состояние мне… не нравилось. К тому же, Томми не брезговал рассуждать при мне о своих намерениях: личных и политических (хотя чаще всего эти два понятия у него в голове были равны). Проверял мою реакцию. Сначала я пытался как-то расстроить эти планы. Но последствия оказывались ещё хуже, и я затаился. Знаешь, шляпа предлагала мне Слизерин, и я решил немного войти в это своё…эм…более тёмное амплуа? В общем, я начал продумывать грандиозную операцию. Учитывая, что его планы обычно были абсолютно безумными… Первоначально моё положение казалось совсем безнадёжным: окружён врагами, каждый чих контролируется, ещё и говорить не могу… Но даже если вас проглотили, есть целых два пути на свободу. Так как попытки погеройствовать оканчивались сам-понимаешь-чем, пришлось хорошенько поразмыслить, чтобы найти тот пресловутый «второй путь». И, Мордред побери, можешь вываливать все свои шуточки про «воплощение мечты в реальность», потому что найденное мной решение действительно было грязным. И противным. И вообще это был Снейп. Неожиданно, правда? — Так точно! — шутливо откозырнул Рон — та ирония, с которой друг описывал свои злоключения, отозвалась даже в его не шибко чувствительной душе, — и по привычке потянулся в нагрудный карман за сигаретой. На полпути рука застыла. — Чёрт, бросил же! И голубые глаза снова уткнулись в текст. Замотивировать его помочь оказалось неожиданно легко: его всегда связывали очень тёплые отношения с моими родителями. Ну знаешь, там, любовь к маме, Долг Жизни перед папой… Полный набор. Первым, что я попросил у Снейпа, был список планируемых проектов (профессор, — прошло уже столько лет, а я до сих пор называю его профессором! — к тому времени работал в Отделе Тайн и имел доступ даже к самым секретным разработкам). Я хотел понять, что можно использовать для хода конём. И там, в этом списке, я нашёл его. Зелье, на девяносто процентов состоящее из болотного василька. Даже моих знаний хватило, чтобы осознать, что у меня в руках. Рон непроизвольно вздрогнул. Болотный василёк был нарисован на форзаце учебника зельеварения за первый курс, в таблице «Никогда не используйте эти ингредиенты без разрешения преподавателя!». Ему был присвоен ни то второй, ни то первый уровень опасности. Первоначально я хотел устроить массовую истерию по этому поводу в СМИ (что-то типа «Как вы смеете травить наших детей?» и так далее), но впоследствии отказался от этой идеи. Видишь ли, Том слишком плотно контролирует всю прессу и колдорадио, так что в лучшем случае сообщение о зелье появилось бы на задних страницах захудалой жёлтой газетёнки. Поэтому я решил действовать по крупному и убрать сердце этого кошмара, глаз урагана, если можно так выразиться. Убрать самого Тома. Рыба гниёт с головы, не так ли? Знаешь, сижу я сейчас, пишу это письмо, а за окном светает. Птицы тихо поют. Такая красота, что даже умирать не хочется! Что, я не упомянул? Я медленно умираю. Собственно, как и наш министр. Я под завязку накачался этим зельем вчера перед приёмом, а в него оно попало, кхем, через анальное отверстие. Звучит мерзко, на самом деле всё ещё хуже. Плюс я добавил немного яда в завтрак — полезно иметь хорошие отношения с домовиками. Под ложечкой засосало, как в первый раз. Сегодня днём я планирую наведаться к Томми на работу. Разумеется, не один, а в компании симпатичного Браунинга. Так, на всякий случай. А то я недавно читал, что, скажем, сахар останавливает действие цианида. Из-за этого чуть не сорвалось покушение на какого-то русского волхва в начале прошлого века (у него ещё дурацкая такая фамилия была... Кажется, что-то на "Р"). Вдруг Том тоже так умеет? Не хотелось бы узнавать об этом. А, кстати. Снейп дал мне какое-то лекарство для моего горла, и я снова могу говорить, представляешь! Так что, если мы с тобой ещё встретимся, я с удовольствием с тобой поболтаю! В голове ударил колокол. Если.... Ну а если нет, то такова судьба! Передавай привет Гермионе, Невиллу, Джинни, твоим братьям, профессору Макгонагалл, вообще всем! Перед взором Рона пронеслись чёрные стены Азкабана; суровое Северное море; отряд авроров, сопровождавший его до камеры; дементоры, пролетевшие рядом каждый час; и жуткие колдографии из экстренного выпуска "Пророка", которую на следующий день бросили у решетки. Пылающая земля на месте Министерства. Перепуганные люди — как маги, так и магглы. Всеобщая суматоха. И самое главное — некролог на полстраницы. И ещё... Умирать не страшно, особенно за добро. Наивно, но так правдиво. Том боится умереть. Уж не знаю, из-за чего, но сам факт... Этот страх гонит его вперёд и вперёд, не позволяя обращать внимания на мелочи. А ведь эти мелочи часто и есть самое главное. Поэтому он вроде бы и действует правильно (в своём понимании), но всё время где-то проваливается. Как будто прицеливается, но всё равно попадает в молоко. Я как-то затягиваю свою предсмертную записку, не находишь? Так что бывай! С наилучшими пожеланиями.... Дальше читать Рон не смог. Он вскочил, подошёл к окну и упёрся лбом в холодное стекло. На улице неторопливо прогуливались люди, разъезжали машины, пробежал бездомный пёс. Прямо напротив дома росла сирень, сейчас радующая глаз пышными соцветиями. Весна готовилась перейти в лето. С каждым мгновением Рон видел всё хуже и хуже. Он чувствовал, как по щекам что-то течёт, но никак не хотел признавать, что именно. А в глубине комнаты, на старой кровати лежало письмо. Солнечный луч высвечивал последние строки: Твой друг Гарри