Рождённый Волком

Music: Epic Score – Hear Our Call БИ-2 – Волки Волк выбирает либо пару на всю жизнь, либо одиночество.

      Пять лет спустя.       Сухое короткое лето подошло к концу неожиданно, и вслед за ним потянулись холодные ветра и тёмные грозовые тучи.       Лёжа на земле, прикрытой слоем опавших пожухлых листьев, под прикрытием кустарников, Кайлин, сын Гэхэджина, вождя племени чевейо, наблюдал за стадом северных оленей, пришедших сюда на зимовку из тундры, где большую часть года царила зима. Кай много знал о тех землях от своего отца-омеги: Тэкорин, прозванный Северным Ветром, когда-то давно пришёл оттуда вместе с зимними ветрами, за что и получил своё второе имя.       Тогда были тяжёлые времена, серые волки плодились, а еды на всех не хватало. Холода погнали стада оленей и бизонов дальше, на юго-восток, где жили племена сейови, кровожадных оборотней и сильнейших воинов среди волков. Но у Секихеса, вождя того времени, не было иного выбора, и чевейо пошли вслед за своей добычей, перейдя рубежи чужих земель. Тэкорин встретил их во время охоты и так и остался, полюбив одного из лучших воинов — Гэхэджина.       Кайлин смутно помнил отца-омегу — ему было девять лет, когда тот погиб в бою, до последнего защищая детей и беременных омег. В памяти остались лишь белоснежные волосы, когда тот был человеком, и такая же, но более жёсткая шерсть волка. А ещё глаза — глубокие, странного цвета между красным и синим, полупрозрачные, словно драгоценные камни, которыми торговали иногда племена медведей; они называли их аметистами. Гэхэджин говорил, что у Кая такие же глаза, но в отражении воды было не различить оттенков, хотя он часто замечал, что люди недолюбливают, когда он смотрит им в глаза — их смущал странный цвет, так же как и белоснежные волосы, которыми наградила его природа и омега-отец.       — Кай, видишь ту, с краю? — шепнул на ухо ему Адэхи, его брат.       Омега кивнул, не отводя глаз от оленихи, щипавшей высушенную за лето траву. Та подняла голову, словно почувствовала, что ей угрожает опасность, уши её насторожённо дёргались, пытаясь отыскать, откуда ждать нападения, но вскоре она снова склонилась к траве. Кай одобрил выбор — он видел, что олениха довольно слаба после перехода с Севера и её будет нетрудно загнать туда, где ждали в засаде ещё два его брата. Под ногтями зачесалось, а мышцы натянулись, словно желая тут же обратиться и бежать в погоню, но он лежал, не двигаясь и ожидая знака от Адэхи, прикрытый лишь меховой накидкой — перевоплощаться приходилось без одежды, которую они припрятали между камней у извилины недалеко протекавшего притока Красной реки.       Брат чуть приподнял голову, потом едва заметно кивнул, и чевейо, слегка пригнувшись и на ходу перекидываясь в волков — один в серого, с бурыми боками, а другой в белоснежного, чуть побольше, — рванули к добыче.       Стадо забеспокоилось, почуяв, а потом и заметив приближение волков-оборотней. Олениха подняла голову и попыталась затеряться среди сородичей, в панике грациозно вскидывая голову. Кай не отрывал от неё глаз, охотничий азарт пересилил все другие чувства, и он покорно отдался воле инстинктов. Адэхи зашёл справа, отрезая добычу от других, кусая за ноги и заставляя олениху бежать прочь от него и от стада. Кай присоединился к нему, в свою очередь отгоняя подальше других оленей, чтобы те не помогли случайно или в назревавшей панике. Олениха вскинулась, она пыталась вернуться к своим, чувствуя, что только с ними сможет быть в безопасности, тщетно надеясь на помощь, но не выдержала и побежала по сухой степи прочь. Адэхи и Кай мысленно возликовали: теперь, когда добыча показала свою слабость, они её не упустят и будут гнать до последнего.       Кайлин редко принимал участие в охоте. Чаще всего его, как сына нынешнего вождя, которым стал Гэхэджин две зимы назад, и омегу, не пускали. Хотя другие участвовали, наряду с альфами принося добычу, особенно когда те уходили воевать с чёрными волками. Но от Кайлина не было пользы в битвах, не было пользы в охоте — единственный белый волк в округе всегда привлекал излишнее внимание. Лишь в зимнюю пору, когда он словно сливался с выпавшим снегом, он имел больше шансов изловить мелкую добычу сам или крупную, охотясь с племенем.       Как и все волки вихо, северного племени его отца-омеги, Кайлин отличался длинной шерстью, помогавшей переносить суровые холода тундры, чуть более крупными размерами, чем у серых волков, и самое главное — выносливостью и терпением. Белым волкам приходилось долго искать добычу, преследовать её, а потом преодолевать огромные расстояния, чтобы найти и вернуться к своим. Ни одно другое племя не выдерживало тундры — у вихо не было войн, потому что не за что было бороться. Север был огромен и никому не принадлежал, но был неприветлив: еды мало, лишь весной стада северных оленей и бизонов мигрировали туда, а осенью уходили обратно. Вот и эти олени вернулись, пополненные свежим молодняком.       Но сегодня Кайлина волновала больше охота, чем война. Со дня на день должен был вернуться его вождь и альфы, и он хотел похвастаться перед отцом славной добычей. Адэхи считал так же, как и остальные их братья, потому они ушли далеко вдоль течения Красной реки, пока не встретили первое вернувшееся на зимовье с Севера стадо оленей.       Словно сам дух Серого Волка благоволил им.       Олениха припустилась по полю, но Кай не торопился догонять, просто преследуя по пятам, вдоль кромки лесов, растущих по берегам реки, гоня к оврагу, где поджидали Мирт и Нейлин. Когда он пробегал мимо зарослей шиповника, прямо перед ним выпрыгнул серый заяц, перерезав ему дорогу.       Кай замешкался и... рванул за ушастым беглецом, полностью забыв об оленихе и братьях.       Потому, когда он вернулся к месту сбора, где лежала между камнями их одежда, с пойманным зайцем в пасти, братья встретили его укоризненными взглядами. Кайлин пристыженно опустил голову, прижав уши: одна из причин, почему он редко бывал на охоте с племенем, была в том, что он мог совершенно забыть про одну цель, заметив другую. Когда он был один, это не так замечалось, как если они гнали с кем-то более крупную добычу. Из-за его ошибок племя могло не получить пищу, которую выискивало порой несколько дней.       К счастью, туша оленихи лежала тут же, уже привязанная к длинной палке, чтобы отнести её домой, но это не снимало ответственности с Кая.       — Простите, — пробормотал Кайлин, как только перекинулся в человека: животными говорить они не могли, только воем, лаем или поскуливанием передавать общие сигналы и эмоции. Братья не ответили, лишь Ней, старше его на несколько минут, молча положил руку на плечо, мол, он не злится. Кай кивнул, принимая поддержку, и, подхватив свою накидку и штаны из сыромятной кожи, принялся одеваться. В голове мелькнула мысль: возьмут ли братья его на следующую охоту после произошедшего? Он сомневался в этом, а значит, с наступлением зимы придётся снова охотиться в одиночку или сидеть дома.       — Кай, не грусти, — Ней подошёл к брату, когда они пробирались против течения реки туда, где стояли лагерем чевейо. Кайлин постарался натянуть улыбку: он не любил, когда его жалели. — Помни, что ты ещё учишься. К тому же никто в племени не скажет, что ты плохой охотник: ты всегда возвращался с добычей.       — Да, но не с той, которую хотел поймать, — заметил Кайлин. Через плечо у него был перекинут пойманный заяц, а олениху несли поочерёдно, чтобы не сбиваться с темпа — до ночи они хотели вернуться домой. — Отец будет недоволен. Чёрные волки в моём возрасте уже воюют, а я даже поохотиться с племенем не могу, чтобы не совершить ошибку.       — Не вспоминай о них, — Нейлин поморщился. — Я очень хочу, чтобы отец и все остальные вернулись с победой, живые и невредимые.       Кай едва заметно улыбнулся: Ней переживал за своего альфу, отправившегося на границы территорий, где вновь вспыхнули стычки. С тех пор, как Гэхэджин две зимы назад стал во главе племени, мир был нарушен. Сейови винили в этом чевейо, которые вроде как заступили на их земли, теперь находящиеся севернее Красной реки, однако ни для кого не было секретом, что молодой чёрный волк Аррен просто ненавидит вождя Серых и жаждет его убить.       Однако эта зима обещала быть тяжёлой после засушливого лета, и Гэхэджину нужно было что-то решать. Ни одно из племён не могло пережить холодную пору в состоянии войны. Надежда на мир была слабой, но вместе с ним отправился вождь точо, а Салибран, глава оборотней-медведей, обещал быть посредником. Гэхэджин всё так же предпочитал ум силе, так как ценил каждую жизнь в своём племени.       Вернулись они в лагерь затемно. Их поприветствовали дозорные, которые охраняли земляной вал и деревянный частокол, окружавшие временное поселение. От них братья узнали, что их отец вернулся — и не один. С глубоко затаённой злобой альфы поведали, что с ними пришли чёрные волки и сам Куарренархэ, вождь сейови.       Кайлину показалось, что его сердце на миг остановилось, а потом забилось быстрее. Он хорошо помнил первую встречу с чёрным волком, хотя это встречей и не назовёшь. Тогда Каю было одиннадцать лет, он очень переживал за отца и исход поединка в Круге. И хотя Гэхэджин настаивал, чтобы сын сидел дома и не показывался на глаза, Кайлин не послушался и сбежал. Он был заворожён битвой, но не выдержал и выдал себя, когда ему казалось, что ещё немного — и огромный чёрный волк загрызёт его отца. Но Гэхэджин выиграл, и Кайлин был благодарен и духу Белого Волка, и Серого, пока не встретил взгляд того альфы, его зелёные глаза, в которых светились нескрываемая ненависть, горе и какое-то удивление — ведь тогда никто не сомневался, что Хелейдхор победит.       Много раз Кайлин вспоминал тот момент. Он хорошо понимал альфу, ведь лишь один отец вернулся бы к своим сыновьям, и горе Аррена едва минуло его самого. Позже, засыпая, он видел эти же зелёные глаза, думал об их обладателе. Почему-то он чувствовал себя виноватым, хотя понимал, что вины его тут нет. Его учили, что за жизнь приходится платить чьей-то смертью; что, забирая, нужно давать взамен. И ему казалось, что Аррен ничего не получил за своего погибшего отца, последнего человека в своей семье. Это терзало Кайлина, и он ничего не мог с собой поделать.       И сейчас этот человек почти рядом с ним, где-то в селении... Сердце билось как сумасшедшее, Кайлин оглядывался по сторонам, словно ожидал, что вот сейчас увидит чёрного волка.       Их дом, викава*, находился в центре селения, возле площадки для церемоний, по кругу украшенной тотемными столбами и шестами с развевающимися расшитыми полотнами. Возле входа в куполообразное жилище, состоявшего из каркаса из тонких стволов, покрытого оленьими шкурами и циновками, он заметил незнакомых воинов с чёрными волосами и тёмной кожей. Братья переглянулись, а сердце Кая пропустило удар — он понял, что совет ещё не закончился, и Аррен и его отец сейчас там, внутри.       Но как бы ему ни хотелось увидеть вождя сейови, Кайлину вряд ли позволят. Вместе с братьями омега повесил на шестах пойманную добычу и пошёл к соседям, которые накормили их с дороги.       Уже было темно, снаружи и в жилищах пылал огонь, в небе ярко светились созвездия Трёх Оленей, за которыми гнался Старый Волк, недалеко группа альф, вернувшихся с вождём, курила трубку, выдыхая в воздух кольца ароматного дыма. Волчата шумно бегали между викава: пока они не вырастут, о них заботилось всё племя. Кайлин уселся поближе к костру, на шкуры бизонов и оленей; он долго смотрел на огонь, вспоминая зелёные глаза и пытаясь представить, как вырос вождь сейови, ведь он почти не помнил его. Как-то незаметно его сморила полудрёма, и Кай прилёг, устроив голову на коленях Нея. Брат поглаживал его длинные волосы и, напевая какую-то детскую песенку про волка и медведя, заплетал их в косу, украшая перьями и крашенными иглами дикобразов.       Проснулся Кай под утро. Солнце ещё даже не взошло, лишь на горизонте небо и облака окрашивались в красные цвета.       Рядом спал, негромко сопя, Нейлин, свернувшись клубочком под слоем шкур и мехов. Какой-то волчонок пытался стянуть у него из маленькой корзинки украшения и безделушки, а несколько его собратьев поодаль что-то ему шептали, то ли подбадривая, то ли предупреждая. Кайлин чуть угрожающе прорычал, и молодняк, взвизгнув, разбежался, чтобы где-то собраться вместе и посмеяться над неудавшейся проделкой. Ней сонно приоткрыл один глаз, посмотрел на брата и разбегающихся волчат, зевнул и, перевернувшись на другой бок, принялся досматривать приятный сон. Кай улыбнулся и, стараясь не тревожить, поднялся, вытягиваясь во весь рост и разминая затёкшие мышцы. Обнажённую грудь и плечи пощекотало утренней прохладой, и омега довольно улыбнулся. Он терпеть не мог жару, однако очень любил холод, хотя тот часто приносил голод и болезни.       Словно вспомнив о чём-то, Кайлин обернулся к викава, но там уже не было видно охранявших её воинов. Кай едва не взвыл от отчаяния — получается, он проспал момент, когда кончился совет и ушли чёрные волки. А если они уже покинули поселение? И Кай больше никогда не увидит вождя сейови?       Напуганный такой возможностью, Кай бросился к дому. Гэхэджин бодрствовал, разлёгшись на своей половине викава, и слушал Адэхи, рассказывающего о прошедшей охоте и добыче, о событиях, пока не было вождя. Сам омега стряпал завтрак из весьма знакомого Каю зайца, над очагом в центре бурлил котелок с водой, подвешенный на перегородке, прикреплённой к каркасу жилища. Отец заметил Кайлина в проходе и молча, одним кивком головы, пригласил его присесть напротив. Омега с подозрением покосился на брата, но Адэхи занимался готовкой.       — Здравствовать тебе, отец мой, Гэхэджин, сын Секихеса, прозванный Кровавым Когтем, — церемониально поклонился Кай и опустился на шкуры омежьей половины, скрестив ноги. Вождь также сел, с лёгким укором смотря на сына.       — И тебе здравствовать, сын мой, Сааркайлине, прозванный Белым Громом. В честь чего такие церемонии? — поинтересовался Гэхэджин, принимая от Адэхи чарку с водой.       — Вероятно, в честь того, что меня сейчас ругать будут? — наугад сказал Кайлин и не промахнулся: Гэхэджин посуровел.       — Адэхи мне уже все рассказал. — Кай едва не бросил на брата укоризненный взгляд, но сдержался в последний момент. — Это уже не первый раз. Ты на охоте слишком часто отвлекаешься от добычи. Если бы ты был альфой на поле боя, то подверг бы всех большой опасности.       — Но я не альфа, я омега, — напомнил Кайлин, стараясь сдерживать эмоции. Ему было обидно, он понимал свою вину, но уже не мог ничего изменить. А ведь он так любил отца и, как любой сын, жаждал услышать от него похвалу. — Прости, отец, — склонил голову Кай.       — Кайлин, я не виню тебя, ведь в одиночку ты охотишься прекрасно. Но твоей добычи хватит только на тебя одного, а не на семью или племя. Тебе нужно быть внимательнее.       — Я понимаю, — омега почувствовал укол совести, но, кажется, неприятный разговор окончился. Гэхэджин не мог долго ругать своего сына, так похожего на умершего Тэкорина. Волки — существа преданные, выбрав спутника жизни, они остаются верны им до самого конца, и Гэхэджин не брал себе другого мужа, скорбя о Северном Ветре, навсегда покинувшем эти земли. — Скажи, отец, как прошли переговоры? — не сумев скрыть своего нетерпения, поинтересовался Кайлин.       Адэхи тоже прислушался, хотя старался ничем не показывать своего интереса. Гэхэджин глубоко вздохнул.       — Не очень. Чёрный волк ненавидит меня, он не хочет закапывать топор войны, пока сейови не получат свои земли обратно. А это означает, что нам придётся уйти на Запад, где этим летом огонь выжег половину степей. Олени и бизоны туда не пойдут, они уже ушли и вернутся лишь следующей весной, когда вырастет молодая трава. Нам там нечего делать.       Кайлин прекрасно знал это. Он сам видел, со склона гор, как горит степь по ту сторону Красной реки — в те два дня и ночь река оправдывала своё название, отражая в своих водах сполохи пламени, а дым от огня поднимался словно до самых небес, но духи лишь молча следили за происходящим сверху. И только река смогла остановить разбушевавшуюся стихию.       — Он хочет вызвать меня в Круг жизни и смерти, — произнёс Гэхэджин, отвлекая Кая от его мрачных воспоминаний.       — В Круг? — поразился Кайлин, подняв глаза на отца. — Зачем?       — Чтобы убить меня, — спокойно ответил Гэхэджин. — Чёрные волки славятся своей мстительностью: за каждого убитого сородича они платят смертью врагу. И даже то, что Хелейдхор был убит в честном поединке, не даёт Аррену покоя. Он ещё молод, но, должен признать, он прекрасный вожак, — с лёгкой неохотой признал вождь чевейо. — Он готов отдать жизнь за своих и их земли, их безопасность. Он опасается, что мы отнимем их последние земли, хотя я обещал, что весной мы уйдём прочь.       — Ты выйдешь в Круг? — поинтересовался Адэхи, вступая в разговор. Его не волновал чёрный волк, он больше беспокоился о своём отце.       — Если того потребует моя честь и долг вождя, — с достоинством отозвался альфа. Адэхи закончил с едой и присел рядом с братом, скрестив ноги и обеспокоенно смотря на отца. — Но пока что Куарренархэ не может меня вызвать: Салибран и другие ему не позволят. Для Медведей мы являемся балансом сейови: если нас не будет, чёрные волки займут все территории по обеим берегам Красной реки и склоны Скалистых гор. Так и они нужны, чтобы серые волки не размножались. Пока мы противостоим друг другу, мы не трогаем чужие земли.       На лице Кая появилась гримаса неприязни — он терпеть не мог Салибрана и его племя. Шумные, огромные, на голову возвышающиеся над самым высоким воином волков, они не любили воевать и вели странный образ жизни, почти засыпая в зиму в своих пещерах и берлогах-землянках, питаясь запасами, сделанными в тёплые солнечные дни. Кайлин иногда даже сомневался, можно ли медведей называть хищниками — да, они были сильнее волков, но не любили охотиться, в то время как жизнь волка зависела от добычи и племени.       — Тогда что будет? — склонив голову набок, поинтересовался Кай, слишком взволнованный разговорами о вожде сейови.       — Будет ещё один совет, вечером. А пока наши шаманы ушли молиться в священные места. Будем надеяться, что духи наших Предков смогут указать нам путь... — Гэхэджин поднял лицо верх, туда, где за шкурами викава, возвышалось пасмурное небо, куда попадали души всех умерших.       Адэхи объявил, что еда готова, и пригласил отведать пойманной вчера добычи. Кайлин быстро, но с большим трудом съел свою долю: в горло не лезло от воспоминаний своей ошибки на охоте и, главное, от мыслей об Аррене. Он хотел его отыскать, но по коротким репликам отца понял, что молодой волк со своими воинами расположился вне поселения, отказавшись от гостеприимства врагов. Возможность увидеть вождя сейови становилась всё меньше и меньше, и Кайлин, упав духом, извинился и ушёл, сославшись на то, что оленину нужно побыстрее обработать. Гэхэджин одобрительно кивнул и отпустил его.       Нейлин уже проснулся. Он сам занимался оленихой, отделяя мясо и шкуру — он хотел сшить в зиму новый наряд, чтобы порадовать своим видом Кемрина, своего альфу. Что-то весело напевая, омега улыбался — пробуждение у него было прекрасным, ведь разбудил его любимый, вернувшийся целым и невредимым. И хотя он уже ушёл по своим делам, это не мешало Нею предаваться своему безграничному счастью.       Кайлин почувствовал зависть, смотря на него. Словно ощутив тоску брата, Нейлин сказал, что сам всё сделает, а Кай может идти заняться другими делами. Омега тут же ухватился за эту возможность и, с некоторым трудом миновав дозорных у входа в поселение, оказался в лесу. В груди горело желание отыскать место ночлега сейови и хотя бы одним глазком посмотреть на чёрного волка.       Обращаться Кайлин не стал: мучиться с одеждой не хотелось, да и слишком был бы заметен белый волк в лесу, а ему нужно было всё сделать незаметно. И пусть человеческий образ был более шумным и неудобным для выслеживания, всё-таки так было бы удобнее. Так что Кайлин, принюхиваясь к воздуху и присматриваясь к следам на земле, углубился в знакомый лес, но едва прошёл несколько шагов, как остановился в растерянности. Чёрные волки замели за собой все следы, и как бы Кай ни пытался — отыскать ниточку, ведущую к сейови, не мог, его навыков и опыта не хватало.       Огорчившись неудачей, Кайлин не стал возвращаться в поселение, а пошёл дальше, понадеявшись, что духи вернут ему своё расположение, если он будет упорным. И не просчитал: после длительных блужданий по возможным местам для лагеря, омегу позвал чей-то голос. Однако обернувшись, Кайлин едва сдержал вздох — перед ним стоял древний старик, с глубокими морщинами и многочисленными шрамами, покрывающими лицо, и вспухшими венами на руках и ногах. Длинные седые волосы украшал высокий головной убор из перьев хищных птиц с вплетением разных безделушек, казавшийся едва ли не больше самого старика, а с худой шеи свешивались тотемные знаки и талисманы. На нём были лишь, как и положено, штаны из оленьей кожи и мокасины.       — Что тут ищешь, снежный волчонок? — спросил его, по-видимому, шаман, опираясь на длинный изогнутый посох. На Кайлина повеяло запахом старения и ароматного дыма. Вероятно, старик недавно курил какие-то благовония, вызывая видения и духов.       — Гуляю, — смущённо ответил Кай, подойдя ближе — старик был ниже его на полголовы, но из-за своего головного убора казался выше. — И я уже не волчонок.       — Ты ещё волчонок, — усмехнулся старик, пристально глядя необычайно светлыми глазами. — Для меня вы все волчата, щенки, ещё не заточившие клыки. Я видел ещё твоих прапрадедов слепыми и беспомощными, видел, как они растут и умирают, видел столько суровых зим и жарких лет, сколько тебе не сосчитать — не тебе со мной спорить. Ты — сын Тэкорина, Северного Ветра, правильно?       Кайлин молчаливо кивнул. Он вдруг и правда почувствовал себя глупым щенком, пытающимся тявкать на матёрого волка.       — Вы знали моего отца? — тихо спросил Кайлин.       — Знал, — подтвердил старик. — Красивый и сильный волк, бежавший от голодной смерти, чтобы умереть в бою. Ты похож на него, но ещё не открыл в себе силу. Кого ты ищешь?       — Чёрного волка, — Кай сам не поверил себе, что открыл свой секрет, ведь никому и никогда он не рассказывал об Аррене. — Вы Мурэта Моки, Исцарапанный Жизнью? — Только сейчас Кай понял, почему шаману дали это имя — и не только за морщины и шрамы на теле.       — Да, меня так называют, — согласился старик, словно ему было неважно его собственное имя. — Беги домой, волчонок. Чёрный волк сам тебя найдёт, — пообещал напоследок ему шаман.       Кайлин кивнул и, попрощавшись, бесшумно пошёл прочь. Но на краю поляны, не сдержав своё любопытство, он обернулся.       Мурэта Моки смотрел на возвышающиеся где-то вдали над Красной рекой скалы, озарённые солнечным светом. Кайлин прищурился, стараясь разглядеть, и ему показалось, что на краю мелькнула чёрная тень волка.       Аррен тренировался с Френесом, когда как Лормар сидел сбоку, у огня, и наблюдал за их боем.       Схватку устроили на шестах, не обращаясь в зверей — для сейови было важно владеть любым оружием, будь то клыки или копье. Хотя волчья стать давала огромные преимущества.       Френес был ровесником и преемником Аррена: в случае нежданной смерти или немощи тот становится вождём. Когда-то так же возглавил сейови и сам Аррен, когда был убит Хелейдхор. Тогда ему пришлось пройти через множество схваток, чтобы доказать племени, что он сильнейший и достоин своего места. Теперь же Френес постоянно устраивал ему проверки и нападал исподтишка: считалось, что если вождь не может отбить атаку, то он не имеет права быть вождём.       Альфы так увлеклись схваткой, что не заметили появления шамана, да и вряд ли обратили бы внимание на запах своих. Мурэта Моки встал под деревом, наблюдая, и подал голос, лишь когда Френес был сброшен на землю чередой неожиданных ударов шестом, а конец был приставлен к горлу — выиграл Аррен.       — Эх, молодость... — прокряхтел шаман, пройдя на поляну. Лормар тут же предложил ему отведать еды, и тот с благодарностью принял чашу с наваристым бульоном. — Где она, моя молодость?.. — с лёгкой усмешкой спросил Мурэта Моки, словно шутил. Аррен не особо жаждал улыбаться, да и тренировку предложил из-за тревоги и злости: он уже понял, что убить Гэхэджина в честном поединке в Круге ему не дадут. Как и преградить путь серым волкам, наслаждаясь их мучениями в изъеденных огнём, словно саранчой, землях.       — Что тебе сказали духи, о мудрейший? — поинтересовался Аррен, присаживаясь на шкуры у костра и принимая от Лормара свою порцию. Ещё не пришедший в себя после поражения Френес присел рядом, стараясь отдышаться.       — Духи не говорят, — спокойно ответил шаман. — Словами истину невозможно выразить. Они направляют и показывают. Не твоею рукою умрёт Гэхэджин и не этой зимой, Куарренархэ, Сын Ночи.       — Неужели дух Чёрного Волка хочет, чтобы мы пустили чевейо на свои земли? Их слишком много, чтобы наша земля прокормила всех. Эта зима будет суровой — ты сам говорил это. Я не могу позволить им перейти границы, рискуя жизнями своего народа, — с низким рычанием в словах произнёс Аррен.       — Ты хочешь поспорить с волей духов, мой вождь? — спросил Мурэта Моки. На его лице появилась тень хитрой улыбки: он знал, что сейчас его слово сильнее. — Духи сами направили чевейо в наши края. Они всегда знают больше, чем мы. Серые волки пройдут по землям чёрных, а весной вернутся в свои. Но ты можешь с них взять за это что-то взамен. То, что позволит тебе держать их под контролем.       Повисло напряжённое молчание. Аррен, нахмурившись, пытался понять суть совета Мурэта Моки, чтобы воспользоваться им.       — Это духи тебе нашептали? — поинтересовался он. — Они не сказали, что я могу взять у чевейо, чтобы они мне повиновались?       — Духи не говорят, лишь направляют, — повторил Мурэта Моки и принялся вкушать свой бульон, бодро работая челюстями, ведь клыки у него давно сточились. Именно поэтому для него и готовили жидкую пищу, хотя многие воины обошлись бы просто жареным мясом. — Возьми что-то важное, что дорого Гэхэджину. Духи знают: ты поймёшь и сделаешь как надо.       Аррен с большим удовольствием забрал бы у Гэхэджина только одно — его жизнь в уплату за своего отца и братьев. Однако ему не позволят этого накануне тяжёлой зимы, хотя он имеет полное право вызвать в Круг любого альфу. Но поединок вождей, как все считают, не решит давних споров, а только раздует огонь новой ненависти и новой войны. Слишком многие хотели мира. Лишь сейови предпочитали битву переговорам.       До вечера Аррен метался, не находя выхода своей злости. Мурэта Моки неодобрительно поглядывал на него, бурча под нос про несносных волчат, а Лормар и Френес по очереди пытались снять с вождя напряжение схватками и боями. Увы, они лишь получили несколько синяков, внушительных царапин и укусов — в конце концов сейови перекинулись в волков и продолжили тренировку с клыками и когтями.       Когда солнце стало клониться к закату, Аррен подобающе оделся, надев украшенный перьями головной убор, подобный шаманскому, и вооружившись. Собрав свои пожитки, так как они всё равно не собирались ночевать на том же самом месте, они пошли к поселению серых волков. Аррен отдал должное укреплениям: чевейо умели строить. У сейови не было вала и частокола, да и племя было не таким многочисленным, готовым в любой момент уйти с насиженного места вслед за стадами. Серые же предпочитали крепко врастать корнями в землю; уходя, они оставляли места поселений, чтобы спустя время туда вернуться.       В поселении их встретили учтиво, проводив до викава вождя. Сегодня рядом с Гэхэджином были и его сыновья. Аррен бы и не обратил на них внимания, занятый лишь ненавистным вождём чевейо, если бы не заметил среди них невысокого юношу, скорее даже мальчика, с длинными белоснежными волосами, отливающими на закате смесью раскалённого серебра. Его взгляд метнулся за фигурой, в памяти всплыли события пятилетней давности. В груди с силой заколотилось сердце, а в душе поднялась удушающая все ненависть к мальчишке, чей отец выжил в схватке, вспомнился тот единственный момент, когда светлые глаза ребёнка увидели в его собственных боль и тоску, словно заглянув в самое нутро. Аррен никогда не задумывался о белом волчонке, его больше занимала месть Гэхэджину, но сейчас он понимал, что так же ненавидит этого мальчишку, как и его отца.       Мурэта Моки словно почувствовал то, что происходит с его вождём. Но нужно было идти вперёд, Аррен с большим трудом заставил себя сказать немного слов приветствий Гэхэджину, не скалясь и не рыча. Вождь чевейо с некоторой неприязнью и печалью взглянул на чёрного волка, словно упрекая, что не заслуживает таких чувств, но тут же отвёл глаза. Аррен всем видом показывал, что найдёт спокойствие лишь в смерти своего врага.       Салибран, огромный медведь, именно что медведь, крепкий, упитанный, но огромный и мощный, с громким хохотом предложил уже присаживаться. Его грубоватое лицо заросло кустистыми усами и бородой, а волосы были заплетены в длинные косички. Медведи не носили головных уборов, как у волков, они обожали меха добытых летом зверей. Племя их любило уют и тепло.       Альфы вошли в просторный викава и расселись вокруг очага на шкурах и мехах. Мурэта Моки достал трубку из священного дерева и закурил первым, выдыхая кольца дыма вверх. Трубка пошла по кругу в соответствии с возрастом сидящих, Аррен же закончил ритуал, как самый младший. Мурэта Моки и Као-На, шаман чевейо, вознесли благословение духам и призвали начать переговоры.       Первым начал говорить Гэхэджин, рассказывая о том, что серым волкам просто необходимо пройти на земли сейови, что это принесёт благо всем племенам и навеки установит мир между ними, когда придёт весна и те вернутся по ту сторону Красной реки. Салибран с ухмылкой периодически кивал словам вождя, словно признавая его правоту и предлагая Аррену принять верное решение. Сам же чёрный волк никак не мог выкинуть из головы образ беловолосого юноши. Сердце его разъедала ненависть к отпрыску Гэхэджина, хотя до этого дня он и не помнил о его существовании.       — Твоё слово, Куарренархэ, сын Хелейдхора, — произнёс Салибран, с лёгким прищуром смотря на молодого вождя.       — Серые волки могут пройти в земли чёрных волков, но только если дадут гарантии мира: закон природы гласит, что нужно всегда давать что-то взамен. Что могут предложить чевейо, чтобы мы им доверяли и предоставили свой кров? — спросил Аррен, смотря на Гэхэджина. Лицо воина оставалось спокойным, но в глазах плясал огонь истинных чувств. Салибран и Гэхэджин растерялись: они не верили, что чёрный волк так легко согласится на мир. Им казалось, что придётся долго уговаривать Аррена или переговоры так и закончатся ничем.       — Мы можем отдать сейови меха и кожи, добытые нами, часть своей добычи, которую мы поймаем на их землях, — предложил Гэхэджин, более внимательно приглядываясь к чёрному волку. Аррен покачал головой, на его лице появился хищный оскал, не сулящий ничего хорошего врагам:       — Сейови всегда сами добывали себе пропитание и не нуждаются в подачках других племён. — Это прозвучало как вызов и оскорбление. Гэхэджин с трудом сдержался, разгневанный словами Аррена, но понимал, что тот провоцирует, желая получить вызов на поединок. Едва вождь чевейо даст повод — и новой войне не миновать.       — Тогда что же? — поинтересовался Салибран. Аррен кинул на медведя презрительный взгляд, недовольный его вмешательством.       — Кровь. Кровь — самое сильное, что может связать племена. — Салибран хотел было встрять, но Аррен поднял руку, призывая к молчанию: он ещё не окончил свою речь. — Я говорю не о Круге жизни и смерти, хотя с удовольствием встретился бы с Гэхэджином, сыном Секихеса, в смертельном поединке. Я веду речь о другой крови, крови потомков. Я хочу, чтобы один из сыновей Гэхэджина вошёл в мой дом и стал гарантом мира на землях сейови, — глаза Аррена горели мстительным триумфом. — Ты отдашь за меня белого волчонка, и его жизнь и судьба будут зависеть от того, как серые волки сдержат своё слово. ___________________________________________________________ *викава (от wi·kiwa·Hmi), не склоняется — индейский вигвам (не путать с типи — конической формы, то, что мы обычно подразумеваем под вигвамом). Так как слово "вигвам" мне просто неудобно тут использовать, так как читатель будет представлять не то, что автор имеет в виду, то взяла другой термин. Автор кается, но у него не было особенного выбора. Хижина-лачуга-шалаш-палатка не совсем передают тот смысл, что нужен. Описание в тексте, картинка тут http://math.msu.su/~apentus/znaete/images/vigvam.jpg