Рождённый Волком

Music: Трактор Боулинг — Время лечит E.S. Posthumus (Unearthed) — Nara Ошибиться может каждый. Признать ошибку – достойный. Попросить прощения – мужественный. Возобновить отношения – сильный.

      Не зря волки всех племён почитают кровь: свою, своих близких или же врагов. Она обладает огромной силой, и Кайлин пусть и неохотно, но стал идти на поправку.       Все те несколько дней, что мальчишка лежал без сознания, Аррен ночевал у соплеменников, лишь изредка наведываясь в свой викава, чтобы пожертвовать немного крови для мужа. Из-за Кайлина и брата Маара племя не могло двигаться дальше, туда, куда ушли стада, а морозы крепчали и сугробы становились всё выше. Но Аррен собрал вече и предложил выбор: идти, несмотря на тяжёлое состояние омег, или зимовать тут. Сейови решили остаться, и чёрный волк согласился с их волей, хотя теперь у них возникнет много трудностей с охотой.       От весны до весны вынашивают омеги волчат. И зимой им становится тяжело, у них нет возможности охотиться, и тогда приходит время альфам заняться добычей. Войны утихают, хотя и не всегда. Но сейчас заключён мир, главное — чтобы на всех хватило добычи.       Аррен привык уходить на дальние расстояния, чтобы поохотиться, но раньше он был один, некого было кормить, и всю добычу он отдавал соплеменникам. Сейчас же в его викава был раненный муж, и он не мог оставить его. Аррен не был уверен, что скажет мальчишке, когда тот очнётся; после Песни его обуревали разные чувства, расстаться с застарелой ненавистью было тяжело, словно лишиться части себя. Но вождь осознавал, что если он хочет, чтобы его семья нашла покой, то должен начать всё сначала.       Только вот нужно, чтобы волчонок наконец очнулся.       А пока Аррен отправлял Френеса и других на охоту, не покидая селения, скитаясь от одного викава к другому и не смея войти в свой собственный без разрешения Мурэта Моки или Джалуунгара.       Пришёл новый вечер, и чёрный волк нетерпеливо поджидал у костра, когда шаман его позовёт. Едва он услышал его шаги, как поднялся.       — Что-то случилось? — спросил Аррен.       — Кайлин очнулся, — произнёс шаман. Сердце вождя на миг остановилось. — Ещё два дня назад.       — Почему ты мне сказал об этом только сейчас? — прорычал Аррен, сузив глаза: в его душе поднимался гнев. Он понимал, что не застанет момент пробуждения мальчишки, но узнать об этом так поздно? Ведь он каждый вечер приходил поделиться своей кровью с волчонком, но даже не ведал, что тот очнулся.       Мурэта Моки поднял на него суровый взгляд, и Аррен осознал, что он погорячился. Однако он спросил вновь:       — Почему?       — Мы хотели, чтобы он набрался сил, прежде чем снова встретится с тобой лицом к лицу. Только... я опасаюсь, что этого не будет, — печально произнёс Мурэта Моки, отводя взгляд в сторону.       Чёрный волк нахмурился, не понимая, какой смысл вкладывает в свои слова шаман, но тот лишь махнул рукой в сторону викава. Аррен в несколько шагов достиг своего жилища, зашёл и замер на пороге, вдыхая знакомый запах, наполнивший его дом. Викава его отца уже не станет как прежде, теперь всё в нём пропиталось духом белого волчонка.       Мальчишка полулежал на мехах бледный, с кругами под глазами. Рядом сидящий Маар что-то ему сердито говорил. Аррен терпеливо ждал, когда омеги обратят на него внимание, когда необычные аметистовые глаза посмотрят на него. Возможно, тогда чёрный волк наконец разберётся в своих чувствах?       Медленно и неохотно волчонок повернул голову и вздрогнул, заметив мужа. В глазах лишь на миг что-то вспыхнуло и погасло, но не любовь или ненависть — обречённость. А потом всё затопила пустота. Мальчишка смотрел на мужа и молчал, не пытаясь ни спрятаться, ни потянуться навстречу, как раньше. Однако при этом он сжался так, будто хотел незаметно исчезнуть.       Маар пристально наблюдал за волчонком, скрипя зубами, словно чего-то ожидая.       — Позови его, — едва не рыча произнёс омега.       Вождь нахмурился, сделав шаг вперёд. Мальчишка молча отвернулся и постарался отодвинуться подальше и от Маара, и от Аррена в самый угол.       — Кайлин!       Чёрный волк в первый раз назвал по имени мужа, однако тот не ответил. Даже не оглянулся, напряжённо смотря в сторону.       — Он не произнёс ни слова с тех пор, как очнулся, — печально произнёс позади Аррена Мурэта Моки. Чёрный волк обернулся к шаману, и тот продолжил: — Мы думали, он хотя бы тебе ответит.       — Теперь ты доволен? — злобно бросил Маар, смотря прямо в глаза свирепому вождю. — Ты же сам хотел, чтобы он не выходил из твоего викава, чтобы стал изгоем среди сейови и ни с кем не разговаривал? Ты добился этого, Аррен, так возрадуйся же!       Чёрный волк оскалился. Маар знал слабые места противника и куда следует целиться, чтобы нанести смертельную рану. Аррен и правда раньше этого хотел, но всё поменялось. Сейчас его раздирала вина, но что с ней делать — он не знал. А потому лишь развернулся и вышел, глухо рыча.       Волчонок так и не заговорил, сколько бы его ни терзал Маар, сколько бы ни звал Мурэта Моки. Он не смотрел в глаза, избегал любых прикосновений, и его тяготило чужое присутствие.       Кайлин сдался. Он не верил, что когда-либо сможет завоевать любовь своего мужа. Ненависть сковала сердце альфы, и даже то, что они истинная пара, не могло разрушить эту преграду между ними. Лишь Кайлин страдал, лишь его душа и гордость — а потому, чтобы избежать боли, он просто спрятал все чувства глубоко внутри до скончания дней и ночей.       Ибо даже умереть ему нельзя, чтобы не нарушить мир между чевейо и сейови.       А значит, ему нужно жить дальше, хотя ни единого желания, кроме долга, не осталось.       Он вспоминал те солнечные безмятежные дни, когда охотился с братьями, когда резвился в степях и купался в тёплых водах Красной реки, и они, казалось, принадлежали иной жизни, а может, и вовсе чужой. Ведь с тех пор, как он оказался у сейови, волчонок редко выходил из викава, страдая то от течки, то от ран, то от гнева мужа. Он стал слаб здоровьем, потерял былую силу и ловкость, которыми гордился. А одиночество, неуверенность, растоптанная любовь доделали своё чёрное дело, и Кайлин стал тенью самого себя.       Если бы его увидели чевейо, они бы не узнали своего белого волчонка.       Омегу радовало лишь то, что Аррен ночевал в другом месте — Кай не хотел его видеть. Он боялся боли и ненависти, которые чёрный волк нёс со своим появлением. Кайлин не знал, что сейчас вождя злило его молчание и поведение, а не он сам. Волчонок вряд ли бы поверил, если бы ему кто-то об этом сказал.       Только всё не могло длиться бесконечно. И настал вечер, когда Аррен остался в викава до утра: шаман и знахарь посчитали, что омега достаточно набрался сил, а вождь образумился. Кайлин свернулся в своём уголке, устало закрыв глаза, а потом до крови впился в свою ладонь. Ему хотелось, чтобы вождь как можно дольше не приближался к нему, не находился рядом, ведь всем телом волчонок чувствовал его испепеляющий взгляд на себе, не подозревая, что муж просто не знает, что сделать или сказать, чтобы исправить свои ошибки, а оттого злится.       Но ночь прошла. Аррен так и не подошёл и не притронулся к нему. А наутро Кайлину стало снова плохо.       Он питался через силу, с трудом удерживая в себе всё, что проглотил. Маар готовил ему лёгкую жидкую еду, но даже её Кайлин тяжело принимал, и живот у него постоянно болел. Сначала все думали, что это из-за холода и голода, но ведь время прошло, силы возвращались вместе с кровью Аррена, но по утрам ему снова становилось плохо.       Обессиленный волчонок прилёг, а обеспокоенные шаман и знахарь долго ещё осматривали омегу, прежде чем смогли окончательно подтвердить свои догадки. Но когда Мурэта Моки сказал об этом Кайлину, тот не услышал, а может, и не хотел. Старик погладил волчонка по его длинным, поблекшим от болезни волосам и вздохнул. За что Духи так его наказывают?       Тем же вечером к Аррену подошёл Мурэта Моки. Вождь сейови словно целую вечность недоверчиво смотрел на шамана, не веря сказанным ему словам, а потом спросил:       — Ты уверен?..       — Да, уверен. Пусть течка для Кая наступила не вовремя, но ты был с ним, и сейчас он носит под сердцем ваших волчат. Мне не ведомо, каким чудом он их не потерял из-за твоей ненависти, но это твои дети и внуки Хелейдхора и Гэхэджина. Кайлин ушёл в себя и ничего вокруг не замечает, потому твой долг в том, чтобы эти волчата появились на свет. Вы теперь одна семья.       Аррен медленно кивнул головой. Если ему и не хватало чего-то, чтобы признать окончательно Кайлина частью своей новой семьи, то только этой вести.       Вернувшись, вождь был удивлён. Кайлин устал бессмысленно лежать, доставляя беспокойство Маару и другим, и сам занялся готовкой, чтобы утолить голод. Но едва альфа зашёл, стряхивая снег с волос и перьев головного убора, как волчонок тут же бросил своё занятие и, даже не взглянув на мужа, укрылся в своём уголке.       В наступившей тишине Аррен стоял и думал о том, как ему поступить. Он отвык кого-либо любить, и не учили его проявлять нежность. Он был и оставался воином. И сейчас чёрному волку как никогда хотелось бы услышать совет шамана, что нужно сделать, чтобы исправить всё, что он натворил.       Аррен позвал волчонка по имени, но не получил ответа. Погружённый в свои собственные мысли, мальчишка словно даже не услышал его голос, не услышал тихие шаги, и только почувствовав прикосновение руки к своему плечу, взглянул на чёрного волка. Кайлин напоминал дикого зверька, пойманного в ловушку — возможно, так оно и было. Его не окружала клетка, но он всё ещё оставался там, один, брошенный всеми и лишённый всего.       — Кайлин...       Аррен снова позвал его и запнулся. Что он может сказать? Он ещё не готов просить прощения вслух, да и вряд ли когда-либо сможет, эти слова застревали в горле. На смену неловкости пришёл привычный гнев, обращённый на себя и волчонка. Почему тот сдался?! Ведь если бы он подождал немного, то Аррен сам бы вызволил его, он бы признал Кайлина!       Волчонок всё еще продолжал смотреть на него, затем опустил глаза, незаметно пытаясь отодвинуться подальше, чтобы избежать прикосновения. К удивлению Аррена, мальчишка неуверенно поднялся и прошёл на его половину викава, непослушными руками стягивая с себя штаны. Вскоре волчонок был полностью обнажён, лишь длинная толстая коса серебряных волос спускалась вдоль спины. Взгляд Аррена притянули не зажившие до конца раны, оставленные им самим, ярко выделявшиеся на бледной с голубоватыми прожилками коже. Одна на бедре, отчего Кайлин до сих пор едва заметно прихрамывал, другая над лопаткой — и видно было, что плечи омеги поникли, а спина не гордо выпрямлена, как раньше. Волчонок неловко переступил и повернул голову к мужу: вероятно, он посчитал, что Аррен хочет потребовать свой супружеский долг, и не собирался сопротивляться, чтобы избежать насилия. В глазах мальчишки была тоска, он желал лишь одного — чтобы всё побыстрее кончилось.       В памяти вспыхнули слова Маара, что теперь-то Аррен добился всего, чего хотел.       Чёрный волк почувствовал, что его затапливает ярость и желание. И раньше Аррен не понимал той тяги, что вела его к мужу, но ненависть заставляла его насиловать омегу против воли, чтобы причинить боль и страдания.       Возможно, Кайлин и Мурэта Моки были правы, и всё дело было в истинной паре? Ведь и сейчас муж, истощённый болезнью, вызывал непреодолимое желание, как никто другой до него и после. Только вот потухшие глаза отталкивали прочь.       Мальчишка неловко повёл плечом, потом осторожно лёг на живот, отвернувшись лицом. Безразличие больно ударило по чувствам Аррена: и правда, он ни разу не доставлял удовольствие Кайлину. Даже в течку волчонок кричал от боли. А сейчас в этом хрупком на вид теле зародилась новая жизнь.       Их дети. Внуки их отцов.       Раздевшись донага, Аррен подошёл ближе. Провёл пальцами по краям раны, по изгибу позвоночника волчонка, спустившись к напряжённым ягодицам: тело не расслаблялось, оно не забыло боль, и инстинкт волка требовал защищаться. Но Аррен перевернул Кайлина на спину. Лишь на мгновение в глазах мальчишки промелькнуло удивление, ведь муж ни разу не брал его лицом к лицу, но потом взгляд снова стал пустым и устремился вверх.       Вождь смутно помнил, каким был раньше его муж. Сейчас он казался совсем ребёнком, но уже носил под сердцем волчат. Чёрный волк присел сбоку и погладил живот омеги: мышцы чуть напряглись, готовясь терпеть боль. Волчонок неловко развёл колени, закрыв глаза и стиснув зубы.       Кайлин ни на мгновение не верил, что чёрный волк хочет сделать ему приятное.       Аррен прекрасно видел это — и приходил в бешенство. Но он сам был виноват во всём.       Очень медленно его рука скользнула по впалому животу ниже, пальцы запутались в жёстких серых волосах, но не тронули плоть. Кайлин вздрогнул, ведь ещё ни разу Аррен не делал с ним ничего подобного. Он оставался тем же невинным мальчишкой, так и не познавшим удовольствия от соития со своим альфой.       Они почти не шевелились в полной тишине. Лишь мягко, но настойчиво пальцы сдавливали и поглаживали кожу, и понемногу дыхание Кайлина становилось чаще, а тело расслаблялось. Руки прошлись по рёбрам, выше к мышцам груди, описали выступающие ключицы, прошлись по бокам и вернулись вниз. И так, раз за разом, пока Аррен не заметил, что его мужу приятно.       Но волчонок всё равно отказывался смотреть на него. Тогда чёрный волк сам склонился и повернул к себе лицом мальчишку, накрыв губы поцелуем. Кайлин не сопротивлялся, но и не отвечал, покорно терпя всё, что угодно воле Аррена. Долго альфа не стал мучить его, разорвав поцелуй и притянув к себе ближе. Пусть он и изнывал от желания оказаться внутри волчонка, доставить себе и ему удовольствие, но чутьё подсказывало, что слишком рано. Если он возьмёт этого Кайлина, то не вернёт прежнего.       Потому Аррен прижал к себе тело мужа и накрыл их мехами, чтобы сохранить тепло.       Только наутро он не нашёл рядом Кайлина: тот спал, свернувшись клубком, в своём уголке.       Аррен не хотел спешить, но это ему давалось труднее, чем он ожидал.       Он не лгал когда-то, говоря, что альфы сейови обладали хорошим аппетитом, и потому ему было тяжело сдерживать свою страсть. С каждым днём волчонок становился всё желаннее, а ласки альфы заходили дальше, но отклика от Кайлина не было. Мальчишка молча сносил всё, терпел, однако ночью он вновь и вновь ускользал из его объятий. Аррен просыпался, но не мешал: если он попытается настоять, то всё вернётся на круги своя и закончится тем, что он изнасилует своего мужа. И последний шанс, если он есть у вождя, растает как дым от костра.       И чтобы хоть немного успокоиться, Аррен отправлялся тренироваться. И Френес, и другие альфы стаи уже привыкли к его бурному нраву, потому ничего не имели против, и вождь был им благодарен.       А волчонок продолжал хранить молчание. Он мог долго сидеть и смотреть на что-то, не слыша ничего вокруг. Кажется, Кайлин так и не осознал, что забеременел. Когда никого не было рядом, он иногда выбирался из своей скорлупы и принимался что-либо делать, хотя бы чтобы покушать, но стоило войти кому-либо в викава, как омега всё бросал и вновь уходил в себя.       Аррен приходил в отчаяние, а оттого злился. Он не знал, у кого спросить совета. Когда он пошёл к Мурэта Моки, тот слегка улыбнулся и лишь сказал, что Аррен сам найдёт нужные ему ответы. К Маару ходить не было смысла, тот сам никак не мог достучаться до сердца волчонка. А к чевейо не пробраться, с тех пор как выпал снег.       Дни утекали, как вода. Слишком долго Аррен откладывал охоту, но ему нужно кормить свою семью и помогать другим. В конце концов с тяжёлым сердцем вождь собрал альф и двинулся в дорогу. К его счастью, они нашли добычу всего лишь в половине дня пути. Загнав несколько упитанных животных, сейови вернулись, а Аррен почувствовал прилив сил. Превращение в волка и охота придали ему уверенности. Он был решительно настроен по возвращении завоевать своего мужа. К тому же его не покидало видение белоснежного волка среди метели; Аррен хотел бы увидеть снова Кайлина в зверином облике.       Но стоило взглянуть в пустые глаза мужа, как решительность исчезала. Словно с тех пор, как альфа ушёл, тот так и сидел, не шелохнувшись. Неужели Кайлин окончательно потерян для всех?       И Аррен с ним заговорил. Бессмысленно, зная, что не получит ответ, что его даже могут не услышать, но он рассказывал обо всём на свете. Он вспоминал отцов и семью, описывал места, в которых бывал, говорил о недавней охоте и о делах в племени. Он лишь не мог сказать, что чувствует к Кайлину: ведь Аррен так и не разобрался сам в себе.       Сначала ему казалось, что он глупец и лишь тратит своё дыхание зря. Но вскоре заметил, что мальчишка прислушивается, возможно, не различая слова, но вслушиваясь в сам его голос. Иногда он даже оборачивался, когда Аррен замолкал, но, словно спохватившись, вновь отводил взгляд. Это было уже много, но так мало.       Вечерами, когда вождю некуда было торопиться, он исследовал тело своего мужа, втирая мази и рассказывая о своих братьях. Руки Аррена сами тянулись к длинной серебряной косе, но едва касался, как мальчишка пугался, помня, как ненавидит альфа его волосы. Но с тех пор, как вождь видел Кайлина волком, отношение к белому цвету у него поменялось. И один раз он всё же не стерпел, распустив длинные волосы, когда омега, убаюканный его голосом и ласками, спал свернувшись у него на коленях. Пропустив сквозь пальцы белоснежные, но потускневшие и запутавшиеся пряди, Аррен пытался вспомнить свою ненависть, однако ощущал, что это чувство исчезает в его душе.       Во сне волчонок невольно потёрся щекой о его колено, видно, ему было приятно. Аррен погладил его голову, скользнув ниже и откинул волосы, открывая шею. Внимание альфы привлекла метка на загривке. Помимо оставленного им шрама от укуса, там расцвёл неясный узор из сплетения символов. Аррен нахмурился, обведя пальцем светлые линии. Что же это такое?       Только его прикосновение пробудило Кайлина ото сна, и волчонок испуганно подобрался, чтобы осторожно выскользнуть из его объятий, спрятаться в своём убежище и поспешно заплести вновь косу. Аррен стиснул зубы, но оставил всё как есть. Он не хотел давить, хотя каждое отталкивание мужа приводило его в ярость.       А наутро он спросил Мурэта Моки о метке. Казалось, шаман только рад был вопросу и рассказал легенду, услышанную много лет и зим назад от отца Кайлина. Ещё одно подтверждение, что они истинная пара. Аррен так ничего и не сказал шаману, молча и решительно вернувшись в свой викава.       До сих пор он не мог придумать, как вывести волчонка наружу. Силу применять не хотелось, но, очевидно, это был единственный способ. Мальчишка сначала ничего не понял, когда вернувшийся муж подошёл и, схватив за руку, потянул за собой, но стоило осознать — куда, как он стал беззвучно упираться. Глаза его расширились, выдавая страх, он едва не зарычал, но Аррен бы многое отдал, если бы тот это сделал, хоть как-то показал свои чувства.       Было ещё рано, и многие продолжали смотреть сны в своих викава. Лишь пылали костры, и вокруг них сидели дозорные, оберегающие бесценное пламя. Отчасти поэтому Аррен выбрал утро, чтобы не напугать мальчишку, давно не видевшего людей.       Вытянув наружу мальчишку, Аррен крепко держал его за локти, не позволяя вырваться. Кайлин отвернул лицо, зажмурившись: солнце, отражающееся в снеге, выпавшем за ночь, ослепило его глаза, привыкшие к темноте. Мальчишка порывался вернуться, но Аррен был неумолим, а хватка сильна: муж послушно затих, принюхиваясь и насторожённо прислушиваясь. Медленно, неохотно Кайлин открыл глаза, моргнул и посмотрел вперёд.       Аррен отступил назад, закрывая вход в викава. Обнажённая спина Кайлина напряглась, острые лопатки выпирали, а плечи поникли. Переступив босыми ногами по снегу, волчонок неуверенно оглянулся: не на Аррена, а на викава, однако путь к спасению был закрыт. Но тут что-то привлекло его внимание, и Кай посмотрел в сторону. Аррен тоже туда взглянул: среди костров к ним навстречу шли несколько сейови, ведя за собой чужаков.       Вождь нахмурился, намереваясь пойти разобраться, но замер.       Глухо, неразборчиво Кайлин что-то прошептал. Почти беззвучно, ведь после долгого молчания горло не слушалось. Кайлин сглотнул, облизал губы и, сделав шаг вперёд, снова попытался произнести чьё-то имя.       На мгновение Аррену показалось, что это его зовёт волчонок, но тут же расслышал другие звуки.       — А-д-дэхи-и...       Чёрный волк едва не зарычал от злости. Его радовало, что Кайлин заговорил, но он хотел, чтобы его имя произнёс муж, а не чужое.       Альфы и чужаки приблизились, Аррен различил Шаарсана и кого-то из чевейо. Оба заслуживали смерть за то, что посмели нарушить границы, но то, что волчонок заговорил, вносило сумятицу в его мысли.       Кайлин сделал неуверенный шаг вперёд, протянул руку — и чевейо, вырвавшись из хватки альф, бросился к омеге, прижимая к себе. Волчонок снова попытался что-то произнести, но от чувств горло свело судорогой. Он лишь цеплялся за накидки, которыми был защищён чевейо.       — Кай, брат, я так рад тебя видеть, — прошептал незнакомец, и Аррен почувствовал в нём омегу. Это убавило его гнев, но ненамного.       Волчонок снова попытался что-то сказать, но не смог. Однако губы его дрогнули, и словно слабая улыбка появилась, а глаза заблестели.       — Здравствовать всем сейови, — наигранно весело произнёс за их спинами Шаарсан. Впрочем, его почти никто не услышал, лишь Аррен смерил злым взглядом, обещая положенную смерть. Он шагнул к омегам, но Кайлин дёрнулся от него, прижимаясь к своему брату. Чевейо взглянул на вождя так, словно готов был растерзать на месте. Аррен с большим удовольствием сам бы набросился. Но его сдерживал Кайлин, мёртвой хваткой вцепившийся в брата, как в единственное спасение. Спасение от Аррена.       Неловко, будто ожидая, что вождь не позволит, Кайлин потянул брата за собой в викава.       Аррен, стиснув зубы, проводил их взглядом.       Кайлин заговорил. Но не с ним.       Отчего-то в душе Аррена появлялось ощущение, что он проиграл.