Рождённый Волком

Music: Epic Score — Creator of Worlds Закройте глаза — и вы увидите. Перестаньте слушать — и вы услышите. Останьтесь наедине со своим сердцем — и вы будете знать.

      Адэхи не смог бы сказать, почему вышел охотиться в одиночку. Обычно он любил большую охоту, чтобы принести побольше крупной добычи. Но едва выпал снег на землях, в которые он с племенем пришёл, как неизвестная тяга потянула его в поле. И ему не хотелось никого с собой брать, отчего Ней даже обиделся — после ухода Кая тому было одиноко.       Белого волчонка не хватало многим. Даже Адэхи должен был сам себе признаться, что без непоседливого младшего брата в их викава стало намного тише. Ней всё больше пропадал со своим альфой или с молодняком, Гэхэджин переживал, но не смел перейти границы, отведённые им договором, — ни один чевейо не имел право на это, если не хотел, чтобы Кайлин пострадал.       Возможно, именно поэтому Адэхи и пошёл один? Выпавший снег напоминал о Кае: волчонок обожал зиму, кувыркаясь как маленький в сугробах и бегая наперегонки с кем попадётся. Пусть он часто был неловок, совершая мелкие ошибки, но он был силён духом, не сдаваясь и вновь и вновь тренируясь, чтобы быть равным другим. Возможно, Кай просто слишком близко к сердцу принимал то, что он другого цвета, что выделяется, но такова была воля Духов, с которой не поспоришь.       С тех пор, как белый волчонок ушёл с мужем, уже прошло много времени. До них ещё не доходило ни одной весточки от брата, и Адэхи беспокоился, на душе его было неспокойно. И выходя в поле, он надеялся, что тревога уляжется, но напрасно: нетронутый свежий снег на полях слишком напоминал о Кае.       Желания охотиться не было. Адэхи, обратившись волком, просто обегал окрестности, следуя вдоль небольшой неглубокой речки к горным склонам. Напившись холодной воды, волк приподнял голову, раздумывая, куда бы пойти дальше. Не в его нраве было бесцельно гулять, но его не покидало ощущение, что он должен кого-то встретить или что-то должно случиться.       Потому он продолжил свой бег, посматривая по сторонам. Однако всё было мирно и тихо, только кое-где снег падал с веток, да птицы перелетали с дерева на дерево.       Адэхи разочарованно фыркнул и развернулся, решив вернуться. Но именно в этот момент произошло то, чего он так ждал.       На его пути стоял огромный волк. Казалось, что это был оборотень, но инстинкт подсказывал, что это существо намного выше их. Когда был жив Тэкорин, Северный Ветер, он рассказывал, что Духи — это души всех умерших волков, вся их мудрость и опыт, соединённые в одном разуме. Сейчас Адэхи понимал это, смотря в бездонные ярко-голубые глаза волка.       Белого Волка, на фоне которого даже снег казался тусклым.       И хотя Дух молчал, в его глазах можно было прочесть многое, они завораживали. И Адэхи с ужасом в сердце понимал, что Белый Волк пришёл не просто так. Он хотел, чтобы омега что-то сделал. Чтобы он помог.       Сааркайлине.       Белый Волк едва заметно кивнул, подтверждая догадку Адэхи. Омега не стал терять времени даром, пробежав мимо Духа, так и не оглянувшись назад, чтобы увидеть, исчез тот или нет. Ему нужно было вернуться домой, к отцу, чтобы рассказать о том, что с Кайлином беда, а потом идти его спасать.       Адэхи слишком далеко ушёл, потому лишь затемно оказался перед викава своего отца. По пути он обратился человеком, разыскав свою одежду под камнями в сухом месте. Адэхи поспешно зашёл, но остановился на пороге: у них были гости. По правую сторону очага устроился отец и незнакомый ему альфа, о чём-то беседующие и раскуривающие трубку.       Гэхэджин с недовольством посмотрел на грубое вторжение своего сына, которое прервало разговор.       — Адэхи, сын мой, что...       — Отец, с Кайлином случилась беда! — Адэхи обратил взгляд на вождя, даже не дослушав слов. Незнакомец его интересовал, но сейчас его волновало иное. — Мы должны помочь ему!       — Адэхи, объясни, что произошло? — встревоженный Гэхэджин поднялся, хмуро глядя на сына. Только нечто серьёзное могло заставить омегу настолько забыть традиции чевейо, чтобы прервать разговор альф, в который тот не должен был встревать.       — Я видел великого Духа Белого Волка, — произнёс Адэхи. — Кайлин в беде. Я должен ему помочь. Я иду к сейови за Каем.       — Не советую тебе этого, — неожиданно покачал головой незнакомец. — Аррен сейчас в гневе, если чевейо переступят границы и нарушат мир, он немедля отыграется на Кайлине. А ему сейчас и без того тяжело у сейови.       — Кто вы? — Адэхи присмотрелся к незнакомцу, с прищуром оглядывая его длинную потрёпанную накидку и рыжеватые волосы, выдающие в нём точо. Мужчина казался ему смутно знакомым, возможно, тот не первый раз останавливался у серых волков.       — Я Шаарсан Ноа, волк-одиночка, странствующий торговец, — ответил альфа, чуть улыбнувшись. Хмурый, но волевой омега его забавлял. И чем-то напоминал непоседливого, но добродушного Кайлина. — Мне пришлось уйти от сейови, потому что гнев вождя пал на меня — я слишком много общался с его мужем и даже подарил ему один из ножей. Ты прав, Кайлину тяжело среди чёрных волков, но только хуже будет, если туда явится кто-то из серых.       — Меня направляет сам Белый Волк, исполнить волю Духа — долг каждого оборотня, будь он серым, рыжим или чёрным, — ответил Адэхи упрямо. — Если чевейо закрыт путь к сейови, то я отрекусь от своего племени.       — Адэхи! — поразился Гэхэджин решению своего сына.       — Если чевейо не имеет права ступить на землю сейови, то может одиночка. — Взгляд Адэхи был прикован к Шаарсану, а тот с некоторым беспокойством и удивлением наблюдал за всем. — А чтобы это сделать, нужно совершить серьёзный проступок или... выйти замуж за волка-одиночку.       Брови Шаарсана взлетели, он начинал догадываться, к чему клонит самоуверенный и воинственно настроенный омега, только он улыбался.       — Я не собираюсь брать мужа.       — Даже если от этого зависит жизнь ни в чём не повинного омеги? — Адэхи принял решение, и по спине Шаарсана прошлась стайка мурашек. Казалось, что судьба точо предрешена была в тот момент, когда он попался на глаза сыну вождя.       — Ты хочешь стать мужем калеки? — привёл последний довод Шаарсан, поднимая вверх свою волчью лапу, уродливо сросшуюся в предплечье с человеческой кожей. — Ты хочешь быть вечно гонимым отовсюду и не иметь собственного дома? Стать мужем неизвестного тебе альфы? К тому же я не могу появиться среди сейови, иначе меня убьют. Одумайся, дитя, и...       Неожиданный порыв омеги оборвал его речь. Адэхи быстро метнулся за ножом, которым обрабатывал не раз мясо, готовя пищу, и приставил лезвие к горлу гостя. Глаза Адэхи оказались напротив изумлённых глаз точо. Гэхэджин рассерженно смотрел за всем, не веря тому, что его сын нарушил законы гостеприимства.       — Я прекрасно всё понимаю. Но либо вы соглашаетесь на брак со мной, либо меня изгоняют из племени за то, что я убил гостя под кровом своего дома.       Шаарсан видел в глазах омеги такую решимость, что ему оставалось лишь согласиться. Нет, он ошибся, нежный и добродушный Кайлин совершенно не был похож на этого дикого и опасного волка, своего брата. Однако пусть он и казался безумным в своём желании, точо чувствовал, что тот прекрасно понимает, на что идёт, и обдуманно принял это решение.       — Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней, — заметил Шаарсан. — Ты не знаешь, на что обрекаешь себя.       — Я знаю, что должен сделать. Я буду жалеть лишь, если не исполню волю Белого Волка и не спасу своего брата, — ни на миг не сомневаясь в своих словах, ответил ему Адэхи.       Поднимая на руки тело волчонка, Аррен не ожидал, что тот будет таким лёгким. Мальчишка и раньше казался ему слабым по сравнению с сейови и даже чевейо, хотя вождь хорошо помнил сильные ноги и упругие мышцы. Но сейчас кожа была бледной и почти прозрачной, на ней яркими пятнами выделялись синяки, ссадины и царапины, а на бедре и над лопаткой — раны, оставленные Арреном в наказание за побег. Сейчас они кровоточили: обращение хоть и вытянуло последние силы из омеги, но разогнало кровь по жилам.       Аррен отнёс мужа в свой викава, укладывая на меха. Почти тут же его оттеснил Джалуунгар, а Маар, словно с полуслова понимая своего отца, ставил котелок на очаг, разогревая воду. Почти тут же пришёл Мурэта Моки и прогнал прочь вождя, сказав, что он своё чёрное дело сделал и теперь ему следует пойти просить у духов разума, которого лишила его ненависть. Аррен понимал, что заслуживает упрёков, однако всё равно не мог унять ярости в душе. Ярости на себя и на мальчишку, из-за которого всё происходило и который теперь неподвижно лежал на лежанке, белый как снег, с голубыми прожилками вен под кожей, обтягивающей выпирающие кости.       Аррен ушёл. Он всё же оставался вождём, и племени нужна была его сила и твёрдость.       Однако не раз и не два чёрный волк ловил на себе осуждающие взгляды, отчего буря в его душе не унималась. Сейови привыкли к волчонку, хоть он и пытался всеми силами не допустить этого. Мальчишка постоянно бегал помогать к другим, был весел и добродушен — а сейчас находился на грани жизни и смерти из-за своего мужа. И за последние три дня многие просили за волчонка, только Аррен не слушал их, не зная, что предпочесть: застарелую ненависть или уважение к мужеству мужа. Вина тяготила его, а оттого чёрный волк был раздражён.       Пришёл вечер, стемнело, и снова пошёл снег. Аррен присел у костра перед своим викава; знахарь и Маар уже ушли, чтобы заняться своим сыном и братом, но Мурэта Моки всё ещё оставался с волчонком, нашёптывая молитвы духам.       Чуть позже к вождю присоединился Френес. Аррен поднял голову, мельком взглянул на альфу и удивился: один глаз у того был заплывшим. Френес с лёгкой усмешкой объяснил, что это плата от Маара за то, что он не остановил своего вождя, хотя у него была возможность. Аррен мог бы улыбнуться, если бы это не подливало огонь вины в его душу. Что-то прорычав, чёрный волк встал и пошёл в свой викава, хотя прежде подумывал заночевать под открытым небом.       Тепло, даже жарко, а воздух пропитался благовониями и молитвами шамана. Волчонок лежал под мехами и шкурами, его дыхание было тяжёлым и сбивчивым. Лицо покрывала зелёная маска из каких-то трав, должная вытянуть лихорадку. Мурэта Моки сидел рядом, что-то беззвучно шепча, а потом перевёл взгляд на вошедшего. Аррен молчал, молчал и шаман, рассматривая альфу, словно перед ним был незнакомец, а не тот, кого он знал с самого рождения.       — Скажи мне, Куарренархе, сын Хелейдхора, неужели ты ничего не чувствуешь к этому волчонку? — наконец сурово спросил шаман.       Такого вопроса вождь не ожидал, а потому ничего не ответил.       — Разве ты не чувствуешь в нём свою истинную пару?       Аррен посмотрел на шамана, потом на своего совсем юного мужа. Мальчишка тоже говорил про истинную пару, только чёрный волк лишь посмеялся над его словами. Но сейчас сам шаман завёл разговор об этом, и Аррен нахмурился.       — Нет, я не чувствую, — ответил вождь. Мурэта Моки покачал своей седовласой головой:       — Твоя ненависть закрыла тебе глаза и сердце. Он твоя кровь и плоть. Он родит твоих детей. И он твоя истинная пара, — проговорил шаман, поднимаясь с колен. — Ему нужен покой и тишина. Я останусь с волчонком, чтобы отгонять злых духов, оберегать его сон и молиться. Попросись на ночлег в другой викава и приходи утром.       Бросив последний взгляд на мужа, Аррен неохотно развернулся, чтобы исполнить волю шамана, но задержался, лишь на мгновение, чтобы тихо и напряжённо задать вопрос:       — Как его зовут?       Мурэта Моки не стал обвинять или упрекать вождя. Только спокойно ответил, не оборачиваясь:       — Сааркайлине, прозванный Белым Громом. Мы зовём его Кайлином или Каем.       Аррен вышел на холод, приятно ударивший по коже после жары в викава. Он беззвучно повторил имя, словно пробуя его на вкус, а потом вернулся к костру, у которого до сих пор сидел Френес. Мысли вождя занимал белый волчонок.       На следующий день Кайлину стало хуже. Он не принимал никакой пищи, и Маару приходилось силой его заставлять глотать. Мурэта Моки, Джалуунгар и его сын разрывались, ведь не только Кай требовал помощи. Брат Маара пострадал от обвала и тоже лежал без сознания.       Вечером того же дня Мурэта Моки позвал вождя в викава. Взгляд Аррена тут же приковал к себе бледный муж, дрожащий под мехами и шкурами.       — Он не хочет бороться, — произнёс шаман. Альфа посмотрел на Мурэта Моки, ожидая его следующих слов, ведь он не сомневался, что позвали его не просто так. — Нам нужно, чтобы ты поделился с ним своей силой. Только в твоих жилах течёт та же кровь, что у него. Но отдать её должен ты добровольно.       Аррен не ответил, лишь подошёл поближе к волчонку. Глаза его были закрыты, длинные волосы заплетены в косу, грудь тяжело вздымалась, словно неохотно наполняя лёгкие воздухом. Волчонок не имел ни малейшего шанса сбежать и выиграть схватку с ним тогда, в бурю, но боролся, а сейчас сдался и даже не пытался сражаться за себя. Отчего-то Аррена это злило ещё больше, чем побег или белые волосы мальчишки. Волчонок не имел права умирать.       — Что мне нужно сделать? — спросил вождь, и в глазах Мурэта Моки мелькнуло одобрение.       — Ему нужна сила. Если бы рядом кто-то был из его родных, то он мог ею поделиться, но они далеко, и только ты можешь ему помочь. Нужно, чтобы дал своей крови: ты альфа, ты воин, твоя кровь заставит его бороться. Другую он не примет.       Аррен кивнул, не отводя взгляд от лица мужа.       Шаман протянул ему кинжал, и вождь полоснул по ладони, позволил тёмной крови стечь в подставленную стариком глиняную чашу. Мурэта Моки кивнул головой, когда чаша наполнилась, и нашёптывая заклинания, принялся смешивать кровь с известными только ему настоями. Потом склонился к волчонку и попытался влить в него немного, но тот отворачивал голову и сжимал губы, не желая пить. Не дожидаясь слов шамана, Аррен сам подошёл и, притянув к себе омегу, обхватил его лицо и надавил на скулы, заставляя открыть рот. Мурэта Моки влил ему кровь, а мальчишка давился, но покорно глотал.       Аррен опустил волчонка на меха. В то же мгновение его позвали снаружи, и вождь неохотно встал. В любом случае и Джалуунгар, и Мурэта Моки старались не подпускать его к мужу, и эту ночь чёрный волк, скорее всего, тоже проведёт в чужом викава.       Когда Аррен вышел, он сразу почувствовал, как на его плечи опускается напряжённая тишина. Его ждали, и осматривая лица омег, окружающих его, он понимал, что это значит.       В любом племени оборотней у омеги и альфы было своё положение. Один являлся хранителем очага, другой добытчиком. Но омега и сам мог выйти на охоту, однако лишь он мог родить детей. Это был бесценный дар, дарованный самой природой, который альфы должны были оберегать.       Кайлин сбежал из племени, едва не нарушив договор между чевейо и сейови. Аррен имел право наказать его, но почти довёл волчонка до смерти, забыв, что тот ему муж, часть племени и гарант мира. И омеги не могли просто так простить такой проступок.       — Ты ведь знаешь, зачем мы пришли? — вышел вперёд Маар. Аррен кивнул: он не сомневался, кто созвал на вече омег.       — Знаю. Вы уже вынесли решение? — только спросил он.       — Да, — произнёс Маар. — Ты виновен. Не как вождь, а как альфа, причинивший вред своему мужу.       Омеги не собирались дожидаться, пока очнётся Кайлин — он бы всё равно не имел права голоса на вече. Любящий или ненавидящий муж не может вынести справедливый приговор. Только его соплеменники. Племя едино, и каждый волк в нём отвечает за другого.       — Я готов, — произнёс Аррен. Омеги кивнули и молча повели за собой вождя. Альфы остались, им было запрещено вмешиваться. Да и омеги никогда не желали уронить честь воина в глазах соплеменников, только преподать урок.       Повели они его из селения на небольшую поляну, расположенную недалеко. Снег был расчищен, посреди пылал костёр, а по кругу горели факелы. Аррен в первый раз оказался на вече омег, потому не знал, чего ожидать.       Маар дождался, пока к ним подойдёт Мурэта Моки, махнувший рукой, чтобы начать: оказывается, старик был в курсе всего. Омеги выстроились в шеренгу, в руках у них были палки, и Аррен понял, что за наказание его ждёт. Пройти сквозь строй, получая удар от каждого взрослого омеги, познавшего силу отцовства.       Это было нетрудно, Аррен привык получать удары и терпеть боль, потому спокойно снял одежду, оставшись нагим. Мороз тут же прошёлся по коже, впиваясь острыми иглами. Вождь сделал шаг вперёд и получил первый удар.       Сила омеги не сравнится с альфой, но волк — он и есть волк. Охотник и хищник. В руках омег была сила, мышцы их были натренированы, и Аррен чувствовал, как горит спина и грудь там, куда ему наносили удары. Ряд был длинным, но чёрный волк заставлял себя идти не спеша, хотя каждый омега наносил только один удар. Удар за своего собрата, без сознания дрожащего в викава вождя под жаром лихорадки.       Последний удар нанёс Маар. Аррен остановился, переводя дыхание и ожидая, что будет дальше. Тело болело и жгло огнём, и мороз лишь приятно охлаждал его.       — Боль тела не сравнится с болью душевной. Не это твоё наказание, просто ты должен почувствовать боль слабого, которого должен был защищать как альфа, — произнёс кто-то из старших. Аррен поднял голову, удивлённый этими словами.       В следующий миг омеги скинули одежду и стали обращаться. Аррен был окружён кругом чёрных волков, только шаман и ещё пара омег не могли уже перекинуться в силу своих лет, отступив в сторону. Более молодые волки нетерпеливо переступали на месте, а потом один из старших завыл.       Эту Песнь Аррен не знал. Сначала её пели лишь волки постарше, потом присоединились и молодые, нестройно вливаясь в общий зов. Песня разлеталась под ночным безоблачным небом, дрожа на морозе, не прерываемая ни шорохом ветра, ни криком ночных птиц. Она проникала в самую душу, напоминая о детстве и о родителях.       Перед глазами Аррена словно восстала умершая семья: братья и отцы.       Большой чёрный с бурыми подпалинами волк, со старыми шрамами на теле, а рядом омега, чуть поменьше, с зелёными спокойными глазами. Братья, такие, какими их помнил Аррен — сильные, смелые, любящие подраться и напасть исподтишка, играя и тренируя друг друга. Они так и не нашли своих омег, так и не оставили после себя потомков, познав смерть в бою. Вся семья стояла рядом, смотря на него, некоторые с укором, кое-кто с интересом, но Аррен почувствовал, как безрассудно он поступал, ведь никого из них не вернуть. Омега ступил вперёд, его очертания расплывались. Аррен присел на колено, не чувствуя снега под ногами: чёрный волк лизнул протянутую сыном ладонь, и вождю даже показалось, что он смог ощутить родной запах. В глазах зверя светилось давно забытое чувство, которое он видел недавно в глазах Кайлина. Простая незамутнённая любовь, не требующая ответа.       Позади омеги Хелейдхор поднял голову, пристально всматриваясь в Аррена. Так же смотрел он на него и в пещере: осуждая за нарушение запрета. Но теперь вина Аррена была иная — он не может отпустить умерших, чтобы любить живых.       Песнь дрогнула, призраки чёрных волков тоже. По одному омеги замолкали — и видение таяло. Аррен почувствовал, как хрустнули кости и натянулись мышцы: спустя миг он был в том же облике волка, что и другие. Он хотел поддержать Песнь, чтобы ещё немного побыть с семьёй, но понимал, что его голос лишь разрушит быстрее видение. Только тот, кто порождает жизнь, может исполнять Песнь.       Не говоря ни слова, омеги расходились. Они знали, что вождю нужно побыть одному, чтобы осознать увиденное. И каждый желал вернуться в свой викава, к своей семье, мужу и детям, чтобы согреть их своим теплом, оставшимся после исполнения Песни.       Последним ушёл Мурэта Моки, бросив печальный взгляд на вождя.       Аррен же остался.       Он знал, что никому не посмеет сказать о том, что произошло. Это нужно чувствовать, ведь слов недостаточно. Однако на всю жизнь у него останется память об этой ночи. Хочу выразить большое спасибо всем бетам и гаммам! Что бы я без вас, девчонки, делала? =) И спасибо Касанди за идею с Песней! Надеюсь, я смогла её выразить так, как ты хотела!